бывшему
учителю.
   - Ну спасибо, - хмыкнул Гордеев, - я всегда знал, Боря, что ты  добро
помнить умеешь. И чего же ты им врал, интересно?
   - Не столько врал, сколько умалчивал. Самое главное было не  прогово-
риться, что Захаров работает в частной охранной фирме, иначе они бы  мне
голову откусили там же, на месте. Вы же знаете, как наша родная прокура-
тура любит частные агентства. Прямо обожает. Спит и видит, как бы их де-
ятельность свернуть навсегда и бесследно. Если бы я  признался,  что  за
моей спиной, но с ведома уголовного розыска над раскрытием убийства  де-
путата Госдумы работал частный сыщик, меня бы... А,  да  что  там,  сами
знаете, что со мной было бы. Ну вот, а раз нельзя делать акцент на Заха-
рове, то пришлось с ходу придумывать, что я дал поручение Каменской най-
ти оперативные подходы к фирме "Грант", она нашла какого-то Захарова,  у
которого в этой фирме есть знакомые, и стала через него выяснять возмож-
ности утечки информации из агентства. Захаров кое-что накопал  и  обещал
Каменской показать человека, который кажется ему подозрительным. В  этот
момент его и убили. На первый раз вроде сошло, но если узнают,  что  все
было не так, тогда мне совсем туго придется.
   - Не узнают, если сам никому не скажешь. Ладно, Боря, извини старика,
подставил я тебя, но не со зла, вот ей крест. Хочешь правду скажу?  Я  и
сам в эту версию не верил. Нелепая она какая-то. Но девочке хотелось по-
играться в нее - почему я должен ей  запрещать?  Пусть  работает,  пусть
опыта набирается, зубки обтачивает. Кто ж знал, что она опять в  "яблоч-
ко" попала? Уцепилась за самую слабую версию, а оно вон как  обернулось.
Если бы я хоть на секунду допускал, что дело может дойти до трупа, я  бы
в жизни ей не позволил партизанить за твоей спиной. А теперь получается,
что в "Гранте" действительно осела какая-то сволочь, которая продает ин-
формацию за хорошие деньги. И поняв, что Захаров его раскусил, решил из-
бавиться от Дмитрия. Причем, заметь себе, Боря, этот поганый частный сы-
щик - не кустарь-одиночка. За ним стоит большая сила. Я сам  выезжал  на
место, потому что мне Анастасия позвонила. И  перетряхнул  весь  "Грант"
вот этими самыми руками, - Гордеев потряс пухлыми пальцами  перед  самым
лицом следователя. - У всех сотрудников стопроцентное алиби. Большинство
из них в момент убийства Захарова просто были в агентстве, ждали  назна-
ченного на пятнадцать часов совещания, остальные подъехали  чуть  позже,
но и у них есть алиби. Их видели в других местах. Стало быть, этот сыск-
ной гаденыш нашел, кому пожаловаться на то, что  Захаров  его  застукал,
когда он рылся в картотеке директора. И к его жалобе отнеслись куда  как
серьезно, не отмахнулись, не послали его подальше самому разбираться  со
своими неприятностями.
   - Ну да, - кивнул Гмыря. - Ценный кадр. И есть люди, которым он очень
нужен. Ладно, черт с ней, с прокуратурой, главное - хоть что-то  сдвину-
лось в деле, а то я уж совсем было надежду потерял.  Виктор  Алексеевич,
дайте Каменскую, а?
   - Перебьешься, - пошутил полковник.
   - Ну почему? Хорошая же голова у нее, светлая. Не жадничайте.
   - Я сказал: нет. Ей еще рано. Она к таким делам не приспособлена. Ма-
леньким девочкам нужно держаться подальше от политики.
   - Вы уж скажете! - Гмыря хрипло закашлялся. -  Нашли  себе  маленькую
девочку. Я же помню ее, мы вместе по убийству актрисы  Вазнис  работали.
Такой маленькой дай один пальчик, так она не то что всю руку - она  тебя
целиком проглотит вместе с ботинками. Она небось всего на пару лет  меня
моложе.
   - Дело не в годах, Боря, а в  характере  и  в  нервной  системе.  Вот
убийство актрисы - это да, это то, что ей надо. А убийство депутата - не
то. Знаешь, почему от меня люди не уходят?
   - Потому что вы добрый, - ехидно поддел его  Гмыря.  -  Всех  любите,
всем все с рук спускаете и всех жалеете.
   - Нет, Боря, я не добрый, я мудрый. Я своих людей берегу.  Сегодня  я
его сберег - завтра он, целый  и  невредимый,  мне  десять  преступлений
раскрыл.  А  не  сберег,  подставил,  заставил  работать  за   пределами
собственных возможностей, довел до нервного перенапряжения и  психологи-
ческой травмы - и потерял его как минимум на полгода. Каждый должен  де-
лать то, что лучше всего умеет, только тогда будет толк. А если я  хоро-
шего стрелка не на стенд поставлю, а заставлю пятикилометровый кросс бе-
жать, то он, конечно, дистанцию пройдет, но надорвется,  сляжет,  сердце
не выдержит, руки будут дрожать. И рекорд в беге он не  поставил,  и  на
стенд мне выпустить будет некого. Байку понял?
   - Байку-то понял, а насчет Каменской не понял. С чего вы решили,  что
она политическое убийство не потянет или,  пользуясь  вашей  аллегорией,
кросс не пробежит?
   - Кросс, Боренька, она уже пробежала. И надорвалась. Теперь ни на что
не годится, ни на бег, ни на стрельбу. Такие вот дела. Так что  на  Нас-
тасью ты не рассчитывай, а Короткой и Игорь Лесников - ребята  толковые,
если хочешь - Селуянова дам.
   - Давайте, - оживился Гмыря, - я его знаю, он  мобильный,  одна  нога
здесь - другая там, все в руках горит. Давайте.
   - У, глаза завидущие, руки загребущие, - засмеялся Гордеев. -  Табле-
ток тебе надо выписать от жадности, и побольше,  побольше.  Ты  на  меня
глазами-то не сверкай, все равно ты для меня пацан  желторотый,  хоть  и
дела особой важности ведешь. Скажи-ка мне лучше, чем  же  так  прогневал
муж покойную Юлию Николаевну, что она за ним слежку устроила, а?
   - Причина одна из двух: или деньги, или бабы, - философски изрек сле-
дователь. - Все зло от них.
   - От кого? От баб?
   - И от денег тоже. Юлия была помешана на налоговых делах, безумно бо-
ялась, как бы муженек чегонибудь от государства не утаил, очень она свою
репутацию берегла. Видно, стала подозревать, что  он  зарабатывает  куда
больше, чем ей докладывает.
   - По нашим сведениям, эти подозрения были  беспочвенными,  -  заметил
Гордеев. - Готовчиц ни в какой деятельности, кроме  частной  медицинской
практики, участия не принимает. Проверено с точностью.
   - Значит, женщины, - вздохнул Гмыря и снова высморкался. -  Извините.
Черт, да где же я эту простуду подцепил, ума не приложу! Теплынь на ули-
це, даже под дождь не попал ни разу, а соплей выше головы.
   - Нет, Боря, я все равно не понимаю, - упрямо качнул головой  полков-
ник. - Зачем устраивать слежку за мужем, если подозреваешь его в  невер-
ности? Ну вот ты скажи мне: зачем?
   - Как это зачем? Чтобы вовремя пресечь блуд и вернуть  его  на  стезю
супружества. А то, если процесс запустить, и до развода дело дойдет.
   Гордеев вперил в него тяжелый взгляд.
   - Ох, Борька, бить тебя некому, и когда ты перестанешь всех людей  по
себе мерить? У тебя четверо детей, так для твоей  жены  развод  -  нату-
ральная катастрофа, потому как все они маленькие и их еще растить и рас-
тить. А для Юлии Николаевны? Один ребенок, и тот пристроен в хорошие ру-
ки, живет в Лондоне в семье троюродной тетки, учится в хорошей  английс-
кой школе. Сама Юлия -  интересная  холеная  тридцатишестилетняя  вполне
состоявшаяся женщина, государственный деятель, имеет в руках  профессию,
кучу знакомых, наверняка и поклонники были. По отзывам знакомых  и  дру-
зей, она была интеллигентной и умной дамой. С какого, извини меня, рожна
ей так панически бояться развода? Зачем ей нанимать сыщиков  для  слежки
за мужем? Ну зачем, Боря? Это же унизительно.
   - Ну, не знаю, - проворчал Гмыря. - Значит, не ревность, а страх  пе-
ред левыми деньгами. Что так, что эдак.
   - Боря, проснись, - сердито сказал Гордеев. - Я понимаю, ты плохо се-
бя чувствуешь, и голова, наверное, тяжелая из-за насморка, но  давай  уж
одно из двух: или ты болеешь, или мы дело обсуждаем.
   Гмыря с трудом поднял веки, которые то и дело норовили  опуститься  и
закрыть от несчастного следователя опостылевший белый свет,  и  приложил
ладонь ко лбу.
   - Кажется, температура поднимается, -  сиплым  голосом  констатировал
он. - Виктор Алексеевич, у вас горячей водички можно раздобыть?
   - Чаю хочешь?
   - Нет, просто кипятку, я в нем "Колдрекс" растворю.
   - И что получится?
   - Полегче станет. Нет, кроме шуток, он температуру  через  пятнадцать
минут снимает. Потом, правда, она опять  поднимается,  но  часа  два-три
можно жить.
   Когда Гмыре принесли большую кружку с кипятком, он высыпал в нее  со-
держимое одного пакетика "Колдрекса" со смородиной и стал пить маленьки-
ми глотками. Колобок-Гордеев с опаской поглядывал на  него,  как  обычно
глядят, когда не понимают, как можно пить такую гадость.
   - Противно? - наконец спросил он сочувственно.
   - Да что вы, это вкусно, как чай с вареньем и лимоном.
   - Лекарство не может быть вкусным,  -  с  непоколебимой  уверенностью
произнес Гордеев. - Оно должно быть противным, чтобы человек  с  первого
раза понимал: болеть - плохо. А если лекарство вкусное и лечиться прият-
но, то это сплошной обман и никакой пользы для организма. Брось  ты  эту
гадость, Боря, давай я лучше тебе стакан налью.
   - Вы что! - Гмыря вытаращил глаза и закашлялся, закрывая рот платком.
- Какай стакан? Мне еще к себе на работу возвращаться.
   - Ну ладно, пей свое пойло, травись, - Гордеев безнадежно махнул  ру-
кой. - Я пока воздух сотрясаю. Значит, мы с тобой решили, что не  женщи-
ны-соперницы волновали Юлию Николаевну, а левые заработки супруга. Но  я
хочу знать, почему она стала беспокоиться об этом именно сейчас.  Почему
не год назад, не три месяца, а только в апреле этого года. Что-то должно
было произойти, что заставило ее подозревать мужа. Не просто же так  она
все это затеяла, не с потолка и не с дурна ума. Что-то было.  Ты  согла-
сен?
   Гмыря молча кивнул, продолжая отпивать горячую жидкость из кружки.
   - И после того, что произошло в воскресенье с Димой Захаровым, нам  с
тобой придется признать, что в чем-то покойная Юлия Николаевна оказалась
права. Осуществляя по ее заданию слежку за Готовчицем, сыщики наткнулись
на человека, которому все это дело страсть как не понравилось. Боря, на-
ша с тобой задача - найти в среде знакомых Готовчица этого человека. Это
убийца, Боря. К черту все парламентские дрязги,  к  черту  журналистские
расследования, все эти дороги ведут в тупик. Мы с тобой  в  этом  тупике
целый месяц простояли, а убийца глядел на нас из-за угла и мерзко  хихи-
кал.  Мы  бы  никогда  не  поверили  в  Настасьину  версию  про  частное
агентство, если бы Захаров случайно не увидел того,  кто  продал  убийце
информацию о заказе Юлии, и после этого не погиб, так и не  успев  пока-
зать Насте этого типа. Ты согласен?
   - Уф!
   Гмыря залпом допил лекарство и отер с лица платком  выступивший  пот.
Выглядел он и вправду плоховато, и Гордеев от души ему посочувствовал.
   - Виктор Алексеевич, - просипел следователь, - вы мне друг?
   - Я тебе учитель, - усмехнулся Колобок. - А ты всегда будешь  пацаном
для меня. Впрочем, я, кажется, тебе это уже  говорил.  Чего  ты  хочешь,
сопливый?
   - Вот только моя безграничная благодарность к вам и застарелое уваже-
ние к вашим сединам не позволяют мне обижаться, - заметил  Гмыря,  сумев
даже слегка улыбнуться.
   - А чего ж обижаться-то? - изумился полковник. - Ведь и вправду  соп-
ливый, вон носом-то как хлюпаешь.
   - Уберите с этого дела Лесникова, - внезапно выпалил Гмыря, сдерживая
рвущийся наружу кашель.
   - Что?!
   - Лесникова, говорю, уберите от меня, - повторил Борис Витальевич.  -
Не работается мне с ним. Добра не будет.
   Гордеев внимательно посмотрел на бывшего ученика, потом снял  очки  и
привычно сунул дужку в рот, что обозначало собой процесс глубоких разду-
мий.
   - Вы не думайте, что это капризы. Ваш Лесников мне не  верит.  То  ли
себя больно умным считает, то ли еще что ему в голову запало, но  он  за
каждым моим словом пытается второе дно нащупать. А это очень заметно. На
кой ляд мне эта головная боль, а? Почему я должен терпеть  его  рядом  с
собой? Дайте лучше Каменскую, с ней я нормально работал.
   - Про Настасью забудь. А насчет Игоря я подумаю. Ты не  преувеличива-
ешь, Боря? Лесников хороший парень, серьезный. Может, показалось тебе?
   - Мне, Виктор Алексеевич, никогда ничего не кажется. Хоть вы и  гово-
рите, что я как был опером, так и остался,  а  я  все-таки  следователь.
Следователю не может ничего казаться, у него либо  есть  доказательства,
подтверждающие его точное знание, либо их нет. А "кажется - не  кажется"
- это ваши штучки. Ох, полегчало. Хорошее все-таки это лекарство, зря вы
его ругали. Так вот, Виктор Алексеевич, что я хочу вам сказать. Либо  вы
поручаете Каменской работать в бригаде под моим руководством, либо я пе-
рестану врать и покрывать ее самодеятельность. Договоримся?
   Гордеев снова нацепил очки на нос и с любопытством взглянул на следо-
вателя.
   - Это кто ж тебя, Боренька, старших шантажировать научил?
   - Как это кто? Ваша школа. Сами говорите, что вы мой учитель.
   - Выучил на свою голову... Нет, Борис Витальевич, не  договоримся.  С
Лесниковым разберусь, если нужно будет - заменю его  другим  оперативни-
ком. А Каменскую ты не получишь. И не мечтай. Спасибо, что  сам  пришел,
спасибо, что в генпрокуратуре не заложил меня, я это ценю и за это  тебе
благодарен. Если ты хочешь, чтобы Настасья что-то  для  тебя  сделала  -
скажешь мне, я ей поручу. Я. Ты понял? Я, а не ты. Ты ею командовать  не
будешь. До поры до времени.
   - Понял, - Гмыря снова улыбнулся, на этот раз широко. Было видно, что
ему и в самом деле стало получше. - Так бы сразу и  сказали.  А  то  "не
дам, не мечтай, не получишь". Я что, человеческого языка не понимаю?
   - Ну, я рад, что понимаешь. И не вздумай меня еще чем-нибудь шантажи-
ровать, я ведь тебя не всему, что знаю, научил. У меня  в  запасе  такие
фокусы есть - не обрадуешься.
   Когда Гмыря ушел, Виктор Алексеевич некоторое время занимался бумага-
ми и текущими делами, потом вызвал к себе Настю.
   - На тебя Гмыря зуб точит, хочет в свою бригаду получить,  -  сообщил
он, не поднимая головы от очередного документа.
   - У него и так полно народу. Неужели ему мало? - удивилась Настя.
   - Выходит, мало. Я сказал, что против. Но строго говоря, деточка,  он
прав. Тебе надо подключаться. Давай-ка начинай  работать  плотнее.  И  в
первую очередь займись неутешным вдовцом. Сиди у него в квартире день  и
ночь, стань ему лучшим другом, но выясни, что такое произошло, после че-
го Юлия Николаевна наняла частных сыщиков. Что заставило ее сделать это?
Где-то в окружении Готовчица притаился  убийца,  но  наш  психоаналитик,
насколько мне известно, почти не выходит из дома и ни с кем не общается,
так что установить круг его контактов  крайне  затруднительно.  Остается
единственный источник информации - он сам.
   - А агентство? - спросила Настя. - С ним ведь  тоже  нужно  работать.
Димка не успел мне показать того, кто рылся в  картотеке.  Но  его  надо
найти другим путем.
   - Другим путем и будем искать. Но не тебе же этим заниматься. Ты туда
приходила с Захаровым, тебя видели. Теперь скажи мне, что у нас с  теле-
видением? Есть что-нибудь новое?
   - Миша Доценко мне сегодня поведал изумительную по  простоте  и  изя-
ществу историю. Теперь мне понятно, за  счет  каких  денег  существовала
программа "Лицо без грима" и почему она так резко изменилась после гибе-
ли Андреева и Бондаренко...
   Не сумев выяснить ничего внятного у  сотрудников  программы,  Доценко
отправился искать тех, кто появлялся на экране в качестве гостей  Улано-
ва. Первых же десяти встреч оказалось достаточным, чтобы  больше  никого
не беспокоить, ибо поведанные этими людьми истории были похожи  друг  на
друга, как две капли воды, различаясь только финалом.
   В один прекрасный день раздавался телефонный звонок, и мужчина с при-
ятным голосом вежливо спрашивал, не согласится ли имярек принять участие
в программе "Лицо без грима". Имярек - человек, безусловно нуждающийся в
рекламе и паблисити, - радостно соглашался. Далее следовал вопрос о том,
когда ему удобно будет встретиться с корреспондентом. Назначалась встре-
ча. Приезжала корреспондент Оксана  Бондаренко,  очаровательная  молодая
женщина, которая долго и подробно выспрашивала будущего гостя  обо  всех
перипетиях его жизни, о его  пристрастиях,  вкусах,  привычках,  любимых
книгах, фильмах и политических деятелях. Беседа занимала часа  три-четы-
ре, после чего Оксана предупреждала, что до съемки  нужно  будет  встре-
титься еще раз, а может быть, и два, и просила к следующей  встрече  по-
добрать фотографии имярека разных периодов его жизни.  Имярек  подбирал.
Старался, естественно, чтобы были получше. Во время второй встречи Окса-
на снова задавала вопросы, что-то все время записывала и по ходу обдумы-
вала. Смотрела фотографии. Просила показать гардероб и,  мило  смущаясь,
говорила, что лучше определиться сразу, в чем имярек пойдет  на  съемку,
потому что не всякий костюм (рубашка, платье, блузка) будет хорошо смот-
реться на фоне голубых стен студии и при ярком освещении. Одежду выбира-
ли вместе. Наконец назначался день съемки. Если у имярека были  проблемы
с транспортом, за ним присылали машину.
   Перед съемкой устраивалось чаепитие с конфетами и пирожными, во время
которого происходило знакомство с ведущим, Александром  Улановым.  Потом
имярек поступал в распоряжение гримера. Потом начиналась съемка, которая
длилась примерно час - До этого момента все, как обычно, за исключением,
может быть, уж слишком дотошной работы корреспондента, но это только де-
лает честь программе.
   Дальше начинается пьеса под названием "Мы так вас любим, вы такой ум-
ный". Имярека приглашают в студию и показывают  ему  сорокаминутную  за-
пись. Из часовой кассеты, отснятой во время записи, осталось только  со-
рок минут, потому что вырезаны самые неудачные куски. Но  передача  идет
всего двадцать минут, при этом по минуте в начале и в конце - реклама, и
еще в общей сложности три минуты - заставка и перебивки, во время  кото-
рых на экране показываются фотографии всех периодов жизни гостя, а голос
за кадром излагает основные вехи его биографии. То  есть  чистой  беседы
гостя с Улановым должно быть не больше пятнадцати минут. Иными  словами,
из оставшихся сорока минут еще двадцать пять надо сократить. И вот  этот
самый процесс происходит при непосредственном участии самого гостя.  Ему
дают возможность посмотреть, как неудачно он может выглядеть на экране и
какие глупости иногда говорит, не  подумавши.  И.  Он  с  ужасом  слышит
собственные корявые фразы, видит некрасивые жесты и приходит в  восторг,
когда камера ловит удачный ракурс, а с экрана доносится связная  грамот-
ная речь, перемежаемая остроумными шутками. С ним вроде  бы  советуются.
"Давайте вот этот кусочек уберем, - говорят ему, - а вот здесь вы просто
великолепны. Посмотрите, как хорошо вас поймал  оператор,  просто  чудо.
Ой, как вы здорово это сказали! Так, а вот это, кажется, не очень  удач-
но, как вы думаете?" Имярек, естественно, именно так и думает. И под его
чутким руководством и при его непосредственном участии сорок минут непо-
нятно чего превращаются в пятнадцать минут беседы Уланова с  интересным,
глубоким, образованным и необычным человеком, имеющим собственные взгля-
ды на жизнь. При этом, заметьте себе, после гримера имярек выглядит  раз
в двести лучше, чем в обыденной жизни. Это Миша Доценко видел  собствен-
ными глазами, ведь он в первую очередь навестил тех, чьи беседы с Улано-
вым удалось записать на видео сразу после трагедии с Андреевым и  Бонда-
ренко.
   Увидев результат, имярек начинает больше всего на свете хотеть, чтобы
передача увидела свет. Его можно понять: он нуждается в паблисити, и эта
передача ему просто необходима. Кроме того, он нормальный живой человек,
и, как всякому нормальному человеку, ему хочется произвести хорошее впе-
чатление. Если уж ему удалось так хорошо выглядеть и так здорово  высту-
пить, то об этом должно уз