самые подробнейшие указания  и
инструкции и все время стоял над душой, следя, чтобы эксперты все делали
так, как надо. Такая манера возмущала, злила, приводила экспертов в  бе-
шенство. Ни один из них не смог бы сказать, что  следователь  Ольшанский
криминалистики не знает и несет полную чушь, нет, все, что говорил Конс-
тантин Михайлович, было не просто правильным, оно соответствовало новей-
шим достижениям науки и передовому практическому опыту.  Но  эксперты  и
сами все это знали... Конечно, были среди  криминалистов  и  отъявленные
невежды и халтурщики, не имеющие соответствующей подготовки,  балбесы  и
самоучки, были такие, кто ж с этим спорит, но ведь не все же  поголовно!
Нарвавшись когда-то несколько раз на дела, проваленные  из-за  неграмот-
ности экспертов, Ольшанский решил не упускать эту часть расследования из
собственных рук и перенес с тех пор строгий надзор за экспертами на  все
дела без разбора, не обращая внимания на личности. Он с равной  бесцере-
монностью и безапелляционностью командовал как зелеными сопляками, впер-
вые взявшими в руки криминалистический чемоданчик, так и опытными квали-
фицированными специалистами, которые делали свою первую экспертизу, ког-
да Костя Ольшанский еще контрольные по арифметике в школе писал. Поэтому
Настя Каменская имела все основания удивляться, увидев, что  следователь
не стоит над душой у эксперта, а мирно посиживает на  диванчике,  листая
книжечку.
   - Между прочим, покойная религиозную литературу почитывала, - заметил
Ольшанский, показывая Насте яркокрасную обложку, на которой был  изобра-
жен крест и написано "Новый завет". - Это теперь модно  среди  молодежи.
Странно, что она повесилась. Не должна  бы,  если  религией  увлекалась.
Христианство не приветствует самоуничтожение.
   - Она могла нахвататься по верхам,  глубоко  не  вникать.  И  вообще,
Константин Михайлович, эта книжечка еще ни о чем не  свидетельствует.  У
меня тоже такая есть. Их бесплатно раздают прямо на улицах или по  квар-
тирам разносят. Мне, например, домой принесли. А Лешке моему точно такую
же в метро дали, только у его экземпляра обложка синяя. Я, кстати, поду-
мала, что иметь такую книгу очень даже неплохо,  у  нас  же  религиозная
грамотность на нуле, а все мировое искусство как раз на  ней  построено.
Поэтому даже если сам не веруешь, то для общего развития знать и  Ветхий
завет, и Новый надо непременно. Так что Люба Сергиенко совсем не  обяза-
тельно была набожной.
   - Может быть, - задумчиво покивал следователь, - может  быть.  На-ка,
полистай, я пока Зубова проведаю. Обращай внимание на пометки, сделанные
на полях. Очень, скажу я тебе, любопытно.
   Он сунул ей красную книгу и вышел в соседнюю комнату. Настя  послушно
уселась на диване, тут же невольно сморщившись от внезапной боли,  прон-
зившей поясницу. Надуло где-то, что ли? Или опять от неловкого  движения
что-то ущемилось? Вот черт, как некстати!
   Она открыла Новый завет на том  месте,  где  остановился  Ольшанский:
Второе соборное послание святого апостола Петра. И тут в глаза ей броси-
лись строки, помеченные желтым маркером.
   "5... покажите в  вере  вашей  добродетель,  в  добродетели  рассуди-
тельность,
   6. В рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении
благочестие,
   7. В благочестии братолюбие, в братолюбии любовь.
   8. Если это в вас есть и умножается, то вы не останетесь без успеха и
плода в познании Господа нашего Иисуса Христа;
   9. А в ком нет сего, тот слеп, закрыл глаза, забыл об очищении  преж-
них грехов своих".
   Напротив этих выделенных маркером строк, на полях,  шариковой  ручкой
было написано: "Я ослепла от ненависти и забыла о том, что и сама греши-
ла. Какое право я имела судить ее?"
   Перевернув страницу, Настя снова увидела следы маркера.
   "4 Ибо, если Бог ангелов согрешивших не  пощадил,  но,  связав  узами
адского мрака, предал блюсти на суд для наказания;
   5 Несли не пощадил первого мира, но в восьми душах сохранил семейство
Ноя, проповедника правды, когда навел потоп на мир нечестивых;
   6 И если города Содомские и Гоморрские, осудив на истребление,  прев-
ратил в пепел, показав пример будущим нечестивцам;
   ...9 То конечно знает Господь, как избавлять благочестивых от искуше-
ния, а беззаконников соблюдать ко дню суда, для наказания..."
   И здесь же на полях - надпись от руки: "Он сам знает, кого и  за  что
наказывать. И не мне, глупой и грешной, вмешиваться в это.  Я  не  имела
права".
   Следующая страница была еще более выразительной. Тем же желтым марке-
ром выделено:
   "22 Но с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою
блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи".
   А рядом приписано: "После того что я сделала, слово Господа  меня  не
спасет. Я впала в страшный грех, пожелав смерти ближнему, и даже  поняв,
что натворила, я уже не смогу очиститься. Единственное, что мне  остает-
ся, - вернуться в свою блевотину, в свою грязь, и пожелать  смерти  себе
самой. Я знаю, что это - такой же тяжкий грех, как и тот".
   - Ну как, впечатляет? - раздался у Насти  над  ухом  высокий  тенорок
Ольшанского.
   Она подняла голову и растерянно посмотрела на него.
   - Весьма. Получается, тянет на признание в убийстве Широковой?
   - Еще как тянет. Правда, надо посмотреть, чьей рукой  сделаны  записи
на полях. Но в целом все идет к тому, что Широкову убила ее подруга.  Мы
ведь и без этого ее подозревали, у нее, если ты помнишь, не  было  алиби
на момент убийства Людмилы. А твоя знакомая видела Широкову часа пример-
но за два до убийства выходящей на станции  метро  "Академическая",  где
как раз и живет Сергиенко. Так что все одно к одному.
   Настя отдала следователю книгу и попыталась было подняться с  дивана,
совсем забыв о коварном простреле в пояснице. И тут же с воплем  схвати-
лась за спину и плюхнулась обратно на диван.
   - Это еще что? - недовольно нахмурился Ольшанский.
   - Это называется прострел, - пробормотала Настя,  стараясь  поворачи-
ваться как можно аккуратнее и медленнее. -  Константин  Михайлович,  где
Айрумян? Не уехал еще?
   - Нет, на лестнице с соседями общается. Ты ж его знаешь, старого бол-
туна, у него и так-то рот не закрывается, а уж после осмотра трупа в не-
го как бес вселяется, до того ему поговорить охота.
   - Не кривите душой, гражданин начальничек, -  Настя,  кряхтя,  сумела
принять вертикальное положение, - вы после таких заходов Айрумяна по со-
седям обрастаете массой полезной информации. Нашего деда Гургена  сплет-
ники обожают, уж не знаю, чем он их так к  себе  расположить  умеет,  но
факт остается фактом: ему рассказывают куда больше, чем, например, лично
вам. Пойду поклянчу какой-нибудь заморской отравы, а то ведь до дома  не
доеду. Черт-те что, ни сесть, ни встать.
   - Ладно, не ной, отвезу, - буркнул Ольшанский. - Иди на кухню,  смени
Лесникова, он мне здесь нужен. Пора закругляться, мы тут  уже  четвертый
час возимся.
   Настя послушно вышла из комнаты. На кухне Игорь Лесников,  высокий  и
красивый оперативник, имеющий репутацию самого серьезного человека в МУ-
Ре, беседовал с отцом покойной Любы Сергиенко, вернее,  пытался  беседо-
вать, потому что крупный, с суровым грубоватым лицом мужчина лет пятиде-
сяти пяти явно плохо понимал смысл задаваемых ему вопросов и так же пло-
хо формулировал ответы. Но это и понятно. Прийти с работы,  узнать,  что
твоя дочь повесилась, а жена при смерти - и после этого  сохранять  спо-
собность здраво мыслить и четко формулировать? Для киносценария,  может,
и подойдет, но никак не для реальной жизни.
   Увидев Настю, Лесников слегка кивнул ей, не прерывая начатой фразы:
   - Вы видели, что ваша дочь не пытается устроиться на работу и в то же
время делается с каждым днем все более отчужденной. Неужели вас  это  не
насторожило?
   - Мы думали - любовь...  Знаете,  она  приехала  из  Турции  уже  ка-
кая-то... В общем, не такая... И к Стрельникову не  поехала.  До  Турции
два года у него жила, домой как в гости забегала... А после  Турции  все
дома сидела... Мы с женой думали, у нее там, за границей, роман  случил-
ся, она Стрельникову-то своему изменила, вот и переживает, мучается, по-
тому и дома живет, к нему не возвращается... Я настаивал, чтобы она  шла
работать.
   Лесников снова взглянул на Настю и поднялся из-за кухонного стола.
   - Виктор Иванович, это Анастасия Павловна,  она  работает  вместе  со
мной. Поговорите с ней, пожалуйста, а я отлучусь ненадолго.
   Сергиенко равнодушно кивнул, словно ему было глубоко безразлично, кто
из работников милиции будет с ним разговаривать.  Настя  собралась  было
сесть на место Игоря, но вовремя спохватилась, что сделать это будет  не
так-то просто. Одно дело - стонать и кряхтеть на глазах  у  следователя,
который знает тебя много лет, и совсем другое - на глазах у раздавленно-
го внезапно свалившимся горем человека. Поэтому она просто  прислонилась
к стене и заняла удобное, насколько это вообще было возможно, устойчивое
положение.
   - Вы настаивали, чтобы Люба шла работать, - повторила Настя его  пос-
леднюю фразу. - А что она вам отвечала?
   - Что успеет... Ей работа в Турции засчитывается как командировка, то
есть без выходных как будто... Ну вот, ей  теперь  отгулы  полагаются...
Как при вахтовом методе... А потом подружка ее погибла, с которой Любоч-
ка в Турцию ездила. Люба очень переживала, прямо почернела вся от  горя,
все плакала, ночами не спала, не ела ничего... Какая уж тут работа. Гос-
поди, ну какое это все имеет значение?! Неужели вы думаете, она с  собой
покончила от безделья? Какая разница, почему она не работала!
   - Никакой, - согласилась Настя. - Просто мне важно понять,  что  Люба
делала целыми днями, о чем думала, куда ходила, с кем разговаривала.  Вы
должны понимать: то, что она сделала, она сделала не просто так, не  под
влиянием одного рокового момента. Она долго думала об этом, готовилась к
своему страшному шагу. И мне важно знать, о чем именно она думала и  по-
чему готовилась к этому.
   - Откуда вы знаете?
   В глазах Сергиенко появился проблеск  осмысленности,  словно  впервые
разговор коснулся чего-то такого, что могло бы быть ему интересным.
   - Мы нашли книгу, "Новый завет", с пометками на полях. Если  эти  по-
метки делала Люба, то совершенно очевидно, что она долго размышляла  над
вопросами греха, вины и наказания. О каком грехе идет речь, Виктор  Ива-
нович?
   - Не знаю.
   Но Настя видела, что он лжет. Сергиенко знал. Или по крайней мере до-
гадывался. Как все одинаково в  этом  мире,  подумала  она.  Стрельников
скрывает от следствия любовную переписку своей невесты, чтобы не бросать
тень на ее доброе имя. Виктор Иванович Сергиенко знает  о  своей  дочери
чтото порочащее, но тоже молчит, чтобы сберечь ее репутацию. Хотя ни Ми-
ле Широковой, ни Любе повредить это уже не может, им уже все равно.
   - Вы знали подругу вашей дочери Милу Широкову?
   - Нет.
   Сергиенко произнес это так поспешно, что сразу стало понятно: Милу он
знал.
   - Но хотя бы слышали о ней от Любы?
   - Да, разумеется. Люба говорила, что едет в Турцию вместе  с  подруж-
кой, с которой училась в колледже, а потом работала.
   - А о том, что погибшая подруга - это та самая Мила, вы знали?
   - Да, к Любе приходили из милиции, спрашивали о ней. Нас с женой тоже
спрашивали, не приходила ли к нам Мила после возвращения, не  передавала
ли письма или посылки от Любочки.
   Настя заметила, что ответы Виктора Ивановича стали более  связными  и
четкими, и поняла, что ему удалось наконец собраться. Вероятно, что-то в
разговоре его напугало или напрягло, и он  усилием  воли  заставил  себя
сосредоточиться, чтобы не проговориться о чем-то важном, существенном.
   - Как ваша дочь отреагировала на гибель близкой подруги?
   - Она очень переживала.
   - Люба и Мила действительно были близкими подругами?
   - Ну... да...
   Сергиенко снова "поплыл", Настя, кляня себя в  душе,  расставила  ему
простенькую ловушку, в которую он тут же  и  попался.  Стыдно,  конечно,
ставить психологические эксперименты на человеке в таком  состоянии,  но
что поделать, когда у тебя на руках два трупа и ни малейшего просвета  в
поисках убийцы. Может быть, действительно Люба Сергиенко убила свою под-
ругу Милу Широкову? Это было бы лучше всего. Быстренько дособрать  необ-
ходимые доказательства, провести экспертизы и закрыть дело  в  связи  со
смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности.
   - Как же так, Виктор Иванович, - мягко произнесла она,  -  Мила  была
близкой подружкой Любы и ни разу не зашла к вам ни после своего  возвра-
щения из Турции, ни после приезда Любы? Поставьте себя  на  место  вашей
дочери, и вам сразу станет понятно, почему я так удивляюсь.  Вы  находи-
тесь в чужой стране, работаете, зарабатываете деньги, и вдруг ваш  хоро-
ший знакомый говорит вам: я еду в Москву, твоим родным что-нибудь  пере-
дать? Вам жить за границей еще долго, несколько месяцев, вы скучаете  по
дому, так неужели вы не воспользуетесь возможностью  написать  письмо  и
передать какой-нибудь подарок, какой-нибудь грошовый сувенирчик,  просто
чтобы сказать любимым и любящим родителям: со мной все в порядке, я  вас
помню и люблю. Ведь Люба была хорошей дочерью, любящей, правда?
   - Да. Она была хорошей девочкой.
   - Почему же она не воспользовалась возвращением Милы,  чтобы  послать
вам письмо и посылочку? Я не жду от вас ответа, потому что вы этого  от-
вета не знаете. Вот вы сказали, что Люба после возвращения из-за границы
была вялой, потеряла интерес ко всему, на работу не устраивалась. Допус-
тим, вы не знали точно, что с ней случилось, но разве  вас  не  удивило,
что рядом с ней в этот момент не оказалось самой близкой подруги?
   - Не знаю... Мы с женой об этом не думали... Знаете,  все  как-то  не
так... Мне Стрельников не нравился, он намного старше  Любочки,  деловой
очень, денежный... Не пара она ему. И я просто радовался, что она  после
Турции вернулась домой, а не к нему. Я надеялся, что их отношения закон-
чились, и радовался, что она живет дома. Вот и все.
   - Так, может быть. Мила и не была вовсе близкой подругой вашей  доче-
ри?
   - Может быть.
   - Тогда почему вы говорили, что Люба сильно переживала после ее гибе-
ли, настолько сильно, что потеряла сон и аппетит, исхудала  и  почернела
от горя?
   - Не знаю. Я не знаю! - Сергиенко повысил голос.
   Настя уже точно знала все, что произойдет в ближайшие  минуты.  Через
такие сценарии она проходила множество раз. Человек поддерживает  беседу
ровно до того момента, пока она не носит угрожающего характера, пока  не
приближается к опасной черте. Как только эта черта  оказывается  слишком
близко, начинаются истерические выходки, только мотив меняется в зависи-
мости от ситуации. Подозреваемый начинает кричать о своей занятости и  о
том, что тратит драгоценное рабочее время на глупые разговоры с  глупыми
сотрудниками глупой милиции. Потерпевшие, чувствующие за собой какую-ни-
будь вину, напирают на жестокость и бесчеловечность работников  милиции,
которые в тяжелый, трагический момент лезут со своими расспросами.
   - Оставьте меня в покое! Оставьте меня! Мне нужно побыть одному. Неу-
жели вам непонятно? Вы же женщина, у вас должно быть элементарное  сост-
радание... Перестаньте меня мучить...
   - Простите.
   Настя осторожно оторвала спину от стены и вышла в прихожую. Дверь  на
лестницу была приоткрыта, и оттуда доносился сочный веселый голос Гурге-
на Арташесовича Айрумяна, рассказывавшего не в меру любознательным сосе-
дям какие-то забавные случаи из собственной экспертной практики.
   - Настасья, - раздался из комнаты негромкий  тенорок  следователя,  -
собирайся, закончим на сегодня. Бери деда Гургена и веди его в мою маши-
ну, сначала его отвезем, потом тебя.
   Она вышла на лестницу и, схватив  под  руку  Айрумяна,  потащила  его
вниз, к выходу.
   - А почему не на лифте? - недоумевающе пыхтел старик, тяжело  перева-
ливаясь по ступенькам на своих толстеньких коротеньких ножках.
   - Так быстрее, - пояснила Настя. - Мы всего-то на  третьем  этаже,  а
лифта здесь можно прождать минут десять, этажей-то целых шестнадцать.
   - Куда тебе спешить, рыбонька?
   - Покурить. Сил больше нет терпеть. Вы лучше поделитесь, что интерес-
ного у соседей узнали.
   - О, - оживился судмедэксперт,  -  соседи  здесь  совершенно  замеча-
тельные. Слух о том, что "дочка у Сергиенков за границу за длинным  руб-
лем подалась", распространился в свое время по всему дому.  Посему,  как
ты, сладкая моя, понимаешь, внимание к девушке после ее возвращения было
сильно повышенным. Как одета, что привезла, как ходит, как смотрит,  как
говорит, ну и так далее. И очень всех их удивляло, что ходит Люба все  в
тех же юбочках и кофточках, что и до поездки, на иномарке не ездит и во-
обще никаких признаков особенности в ней не замечалось.  Стали,  естест-
венно, присматриваться еще внимательнее. Чуть не в рот  ей  заглядывали,
может, у нее зубы платиновые или пломбы из бриллиантов. Ну в  чем-то  же
должно сказываться, что человек полгода за границей  проработал.  Не  за
просто же так он там лямку тянул. Короче, живет себе Люба Сергиенко  ти-
хой незаметной жизнью, а за ней, оказывается, двадцать восемь  пар  глаз
круглые сутки наблюдают. Так что если тебе, ненаглядная моя сыщица, доб-
рожелательные свидетели нужны, то ты их поищи среди  соседей,  они  тебе
все обскажут про покойницу, и куда ходила, и когда ходила, и какие  тру-
сики при этом надевала. Я там одну бабку приметил,  особо  информирован-
ную, ты с ней поговори.
   - Что за бабка?
   Они уже вышли из подъезда на улицу, и Настя с наслаждением  закурила,
прислонившись к капоту голубых "жигулей" Ольшанского.
   - Этажом ниже живет, в аккурат под квартирой Сергиенко. Делать ей не-
чего, целыми днями в окно таращится, поэтому каждый выход Любы  из  дому
может тебе с подробностями описать. И знаешь, куколка моя  целлулоидная,
бабка эта, похоже, что-то знает про Любу. Уж больно выражение лица у нее
было хитрое и многозначительное. Ты ее потереби, не поленись,  чует  мое
старое сердце, что от бабки этой толк будет. У тебя зонт есть?
   - Зонт? - переспросила Настя. - Нету. А зачем?
   - Как это зачем? - возмутился Айрумян. - Дождь же идет.
   - Да? Надо же, я и не заметила.
   - Интересное дело, не заметила она! Ты-то, черепашка  моя  панцирная,
воды не боишься, потому как молодая еще и глупая. А я, если промокну, то
непременно простужусь, чего в моем почтенном возрасте и при  моей  стар-
ческой одышке допускать уже нельзя. Так что ты  мокни,  ежели  тебе  так
нравится, а я пошел обратно в подъезд.
   Настя как раз успела докурить сигарету,  когда  на  улице  показались
Ольшанский, Игорь Лесников и Олег Зубов. Следом за ними санитары вынесли
на носилках тело Любы Сергиенко. Последним из подъезда вышел Виктор Ива-
нович. На него было страшно смотреть. Носилки запихнули в машину,  хлоп-
нули двери, заурчал двигатель. На милицейской машине уехали  Лесников  и
Зубов, затем тронулись и "жигули" Ольшанского, а Виктор Иванович  Серги-
енко все стоял на тротуаре, засунув руки в карманы брюк, и смотрел в  ту
сторону, куда только что увезли мертвое тело его единственной дочери.
   Войдя в свою квартиру, Настя сразу услышала  доносящиеся  из  комнаты
голоса. Один голос принадлежал ее мужу Алексею, второй был совсем незна-
комым. Она страдальчески поморщилась. После такого тяжелого дня ей,  вы-
мокшей под дождем, хотелось принять горячий душ и лечь,  и  чтобы  Лешка
растер ей спину специальной лекарственной мазью и завязал теплым шерстя-
ным платком. А теперь, коль в доме посторонние, придется  терпеть,  пока
гость не уйдет. Она на цыпочках, стараясь не привлекать к себе внимания,
прокралась на кухню и закрыла поплотнее ведущую  в  прихожую  дверь.  На
плите она увидела сковороду с мясом и кастрюлю с тушеными овощами.  Вид-
но, Леша приехал уже давно