л
Гордеев на "живца - Лебедеву.
   Расчет был на то, что Павлов вынужден будет воспользоваться  услугами
того же человека, который убил Филатову. Для того чтобы расчет оправдал-
ся, необходимо было сконструировать ряд условий: Павлов должен по-насто-
ящему испугаться Ларису Лебедеву, но при этом он не должен обращаться ни
к кому с просьбой дать ему выход на платного исполнителя. Он должен вос-
пользоваться той связью, которая у него уже есть. Судя по тому, что Пав-
лов смог прибегнуть к услугам "заказника" самого высокого класса, в чис-
ле его близких знакомых есть представитель (а может и не один)  преступ-
ной элиты, который и дал ему эту связь. Либо это и есть тот человек, ко-
торого Александр Евгеньевич так панически боится, что вынужден был  уби-
рать Филатову, либо нет. Шансы - пятьдесят на пятьдесят. Если это разные
люди, то надежды на то, что Павлов обратится к  тому  же  убийце,  почти
нет. Он просто по просит другую связь, это было бы  во  всех  отношениях
грамотно. Но если это все-таки один и тот же человек, то  Павлов  должен
побояться просить его о помощи, иначе пришлось  бы  признаваться  в  ка-
ких-то своих грехах. В этом случае вполне  реальна  возможность  выявить
убийцу Филатовой. Либо пан, либо пропал.
   В такой постановке задача  предстала  перед  сотрудниками  отдела  по
борьбе с тяжкими преступлениями против личности. Но сам  Колобок-Гордеев
собирался вести игру гораздо более тонкую и хитрую. Для этого ему  приш-
лось воспользоваться Настей, с которой с момента выхода ее из  ресторана
"Таджикистан" общаться можно было только по телефону.
   - Анастасия, я тебе кое-что продиктую, только ты ничего не записывай.
Хирург, Бурят, Галл, Итальянец, Карден, Блэк. Запомнила? Вот тебе  разв-
лечение, чтобы мозги не застаивались. Примерь каждую кличку к возможному
убийце Филатовой.
   - Ладно, - растерянно сказала Настя. - Я попробую.
   Она с раздражением посмотрела на свое отражение в зеркале. Образ  Ле-
бедевой был ей противен до оскомины. От толстого слоя грима,  да  еще  в
такую жару, у Насти испортилась кожа, покрывшись пятнами и прыщами.  Она
боялась пользоваться снотворным, чтобы не потерять ночью реакцию  и  яс-
ность мышления, но от бессонницы болела голова и одолевала слабость. За-
тихшая, казалось, на мертвой точке ситуация могла взорваться в любой мо-
мент, поэтому даже в квартире Настя обязана была быть Лебедевой и каждое
утро подолгу сидеть перед зеркалом, завивая крашеные волосы и рисуя  ли-
цо. Даже на ночь часть грима нужно было оставлять, на случай, если  при-
дется открывать дверь какому-нибудь "визитеру". По поводу  этих  случай-
ностей Настя пыталась поговорить с Гордеевым, но так ничего и  не  доби-
лась. Ей казалось, что куда проще было бы "подсунуть" Павлову ее адрес и
спокойно ждать, когда появится "заказник". Однако Гордеев  упорно  делал
из Лебедевой человека-невидимку, а вернее - неуловимку, женщину без име-
ни и адреса. Если их план срабатывает, это доставит Павлову или нанятому
им убийце дополнительные хлопоты по установлению если не личности шанта-
жистки, то, по крайней мере, ее местожительства.  А  это  означает,  что
каждую минуту в дверь может позвонить "слесарь",  "столяр"  или  "юноша,
который ищет Катю. Здесь не живет? Извините". Это вовсе  не  обязательно
будет убийца, это может быть кто угодно, кому заплатили за то, чтобы  он
выяснил, в какой квартире живет длинноногая красотка с  рыже-каштановыми
волосами и карими глазами. Конечно, это причиняло Насте  множество  неу-
добств, заставляя ее двадцать четыре часа в сутки жить в образе  Лебеде-
вой, но, позлившись на Колобка полдня, она оценила его замысел, вернее -
другую задачу, которую он пытался таким образом решить.
   Получив от начальника шесть кличек,  она  несколько  минут  побродила
бесцельно по квартире, потом принялась за обустройство  рабочего  места.
Чистый стол на кухне, крепкий кофе, сигареты, шесть  листов  бумаги,  на
каждом - ничего не значащий для постороннего  взгляда  заголовок.  Настя
отхлебнула кофе, прикрыла глаза. Хирург... Карден...  Любит  модно  оде-
ваться? Или сам художник-модельер? Бурят... По месту рождения? По  внеш-
ности? Блэк. Ничего в голову не приходит. Набор звуков или в переводе  с
какого-нибудь языка имеет смысловую нагрузку? Итальянец... Похож на  из-
вестного киноактера? Изучал итальянский язык? Темпераментный брюнет,  но
не кавказского типа?
   Настя методично повторяла про себя  непонятные  слова-клички,  снимая
слой за слоем возможные объяснения и привязки, начиная с  самых  поверх-
ностных и кончая абсолютно алогичными, не имеющими  никакого  смысла.  В
какой-то момент она почувствовала знакомый холодок в желудке, но не  ус-
пела заметить, в ответ на какую мысль он возник. Через  несколько  минут
все повторилось, и опять Настя не успела зафиксировать мысль,  не  мысль
даже, а мимолетное движение на уровне подсознания.  Она  начала  раздра-
жаться. Чужая квартира, этот вынужденный переезд нарушили ей все  планы.
Побаливает спина, но нет привычного уютного Лешки, который знает, как ей
помочь. Она не высыпается, нервничает, она плохо себя чувствует - и  вот
результат. Она не в состоянии решить аналитическую задачу. То есть дело,
конечно, не в том, что она не может ее решить, на свете множество задач,
решить которые Настя Каменская не в состоянии. Дело в том,  что  решение
есть, она в этом уверена, она это чувствует по знакомым спазмам в  живо-
те, но впервые в жизни ей не удается "вытащить" это решение  на  уровень
сознания и сформулировать его. Видимо, она и в самом деле не годится для
оперативной работы, если в условиях физического дискомфорта у нее в бук-
вальном смысле слова отказывают мозги. Не зря за ее спиной коллеги  нас-
мехаются и злятся. Наверное, сидя в спокойном кабинете, каждый сумел  бы
работать, как Каменская. А вот когда ей пришлось впервые поработать так,
как все оперативники, оказалось, что она ничего не может.  Все  бессмыс-
ленно. Все зря. Она провалит  всю  операцию.  Сколько  усилий  затрачено
впустую...
   Настя подтянула колени к груди, уткнулась в них лицом и горько запла-
кала. Майор милиции Каменская, сидя на чужой кухне в чрезвычайно  легко-
мысленном неглиже, которое в случае появления  "визитеров"  должно  под-
черкнуть ее длинноногость, оплакивала свою службу в  уголовном  розыске,
готовясь завтра же признаться в профессиональной несостоятельности. Вне-
запно слезы волшебным образом высохли. Размазывая по лицу потекшую тушь,
Настя быстро прошла в комнату и молча уставилась на развешанные по  сте-
нам полки. Она внимательно и последовательно оглядела все, что  на  этих
полках стояло: книги, безделушки, фотографии - обычный набор. Потом нах-
мурилась, несколько раз глубоко вздохнула, резко выдыхая  воздух,  чтобы
унять дрожь в руках и сердцебиение. Подошла к телефону.
   - Виктор Алексеевич, мои ключи у вас? Пусть  кто-нибудь  откроет  мой
сейф, на нижней полке лежат фотографии из квартиры Филатовой.
   Ожидая звонка, она еще раз осмотрела  библиотеку  Гордеевамладшего  в
поисках энциклопедий. Ничего подходящего не было, но на ее счастье  наш-
лось много книг по древней истории. Быстро пролистав их, Настя останови-
ла выбор на первом томе "Истории Франции",  открыла  нужную  страницу  и
уселась возле телефона. Когда позвонил Миша Доценко,  Настя  задала  ему
всего несколько вопросов, на которые тот ответил, глядя на одну  из  фо-
тографий. Теперь она знала, кто из тех шестерых мог побывать в  квартире
у Филатовой. Она была уверена, что не ошиблась. Сняла трубку и позвонила
Гордееву.
   От платформы "Трудовая" Гордеев пошел не по гравиевой дорожке,  полу-
кольцом опоясывающей дачный поселок, а направился ближней дорогой по ед-
ва заметной тропочке, утонувшей в траве. Дачи на "Трудовой" были извест-
ными, "генеральскими", на  обширных  территориях  которых  умещались  не
только огороды, но и рощицы, и теннисные площадки.
   Виктор Алексеевич отворил калитку и покорно остановился, ожидая появ-
ления хозяина. Он хорошо знал эту дачу и помнил, что пройди он без ведо-
ма и разрешения хозяина еще три-четыре шага - и объясняться ему придется
сначала с породистым доберманом, а потом - с врачами, а  то  и  с  самим
Господом Богом. Увидев показавшуюся на веранде  знакомую  седую  голову,
Гордеев вовремя одернул себя, чтобы не замахать рукой (этого собака тоже
не любила), и негромко (опять же учитывая нрав добермана) позвал:
   - Евсей Ильич! Это я, Гордеев!
   Седой человек не спеша спустился с крыльца и двинулся в сторону  гос-
тя. Подойдя почти вплотную, он удивленно протянул:
   - Ты смотри, и в самом деле Гордеев. Ты зачем пришел, Гордеев? Я тебе
ясно сказал: пока пуд доказательств против меня не принесешь, ноги твоей
чтобы здесь не было. Принес?
   - Нет, - признался Колобок.
   - Тогда убирайся, - твердо сказал Евсей Ильич, собираясь уйти обратно
в дом.
   - Я долг пришел вернуть, - тихо сказал Гордеев ему в спину.
   Евсей Ильич остановился и медленно, очень медленно повернулся.
   - Я тебе, Гордеев, в долг не давал. Сказано - убирайся.
   - Вы мне парня спасли.
   - Так это я ему, считай, в долг дал, он пусть мне и отдает. А  с  то-
бой, Колобок, у меня никаких дел нет. И быть не может.
   Это небрежное "Колобок" из уст Евсея Ильича хлестануло  по  Гордееву,
словно пощечина вымазанной в дерьме рукой. Прозвище это прилипло к  нему
много лет назад, но даже старый Голубович никогда не называл его  так  в
глаза. А вот статный, на голову выше Гордеева, крепкий, несмотря на  го-
ды, профессиональный преступник Евсей Ильич Дорман, в молодости неоднок-
ратно судимый, а последние десять лет официально находящийся  на  заслу-
женном отдыхе, - он мог себе это позволить. Ибо, понаделав в  юные  годы
много глупостей, совершив много ошибок, Дорман научился годам к шестиде-
сяти не пересекаться с правоохранительными органами. Это была его как бы
официальная доктрина, но он никому не пояснял, означала ли она,  что  он
научился жить, не нарушая закон, или что он научился нарушать закон так,
чтобы продолжать спокойно жить. В прошлом году на даче  у  Евсея  Ильича
гордеевские ребята брали двух вооруженных преступников, и  Дорман,  под-
давшись внезапному и необъяснимому порыву, спас Юру Короткова от  верной
гибели. Руководивший задержанием Гордеев уже мысленно простился с  Юрой,
понимая, что живым тому не выбраться. В этот раз Дорман с легкостью  до-
казал свою неосведомленность о преступной деятельности задержанных,  ук-
рывательство ему вменить не удалось, да и не очень,  честно  признаться,
старались, учитывая его помощь в спасении Короткова.
   Знакомство Гордеева с Дорманом было многолетним, отношения -  сложны-
ми, больше напоминающими добрую ссору, нежели худой мир.
   - Подождите, Евсей Ильич, - почти безнадежно окликнул его Гордеев.  -
Это нечестно.
   - Да? - Дорман снова подошел к Гордееву. - Это интересно. Ты  приехал
подискутировать на философско-этические темы?
   - Вы связываете мне руки, - твердо и уверенно сказал Гордеев. Это был
шанс заинтересовать Дормана, к вопросам чести он  относился  с  какой-то
болезненной щепетильностью. - Вы прекрасно понимаете, что парень,  кото-
рый вам жизнью обязан, никогда против вас ничего не найдет. Он  еще  мо-
лод, хватка у него слабовата. А я смогу найти, если, конечно, будет  что
искать. Но как я смогу это сделать, если я вам обязан жизнью  мальчишки?
План задержания разрабатывал я, руководил я, то, что он чуть не погиб, -
моя вина, моя ошибка, мой недосмотр. Случись несчастье - я  бы  себе  до
могилы не простил, всю жизнь казнился бы. Вы меня избавили от этого,  вы
мне помогли, и я чувствую себя вашим должником. Вы  не  хотите  со  мной
разговаривать? Это значит, что я никогда не смогу прийти сюда, к вам,  с
пудом доказательств. Мне совесть не позволит. Может  быть,  она  у  меня
неправильно устроена, но уж какая есть. Что же получается? Раньше  мы  с
вами всегда воевали честно: ваше мастерство против моего. А сейчас? Ваша
хитрость против моей совести?
   Монолог  получился  убедительным,  Евсей  Ильич  смягчился.   Щелкнул
пальцами, успокаивая собаку, которую Гордеев не видел и не слышал,  сде-
лал приглашающий жест и повел гостя к дому мимо роскошных клумб с цвета-
ми. Дорман не любил физический труд, не признавал "копания в земле", де-
нег у него было достаточно, чтобы покупать фрукты и овощи на рынке, и на
даче, где он жил круглый год, разводил только цветы,  к  которым  был  с
детства неравнодушен. Правда, ухаживать за ними приходилось  женщине  из
поселка. Дорман был ленив, но красоту любил и готов был за нее платить.
   Усевшись на просторной веранде за большой круглый стол,  Дорман  сухо
произнес:
   - Я тебя в гости не звал, поэтому чаю не предлагаю. Говори.
   - В ночь с двенадцатого на тринадцатое июня в Москве  убита  женщина,
сотрудник милиции. Убийство было замаскировано  под  несчастный  случай,
смерть от электротравмы. Но  замаскировано  очень  неумело,  грубо,  вся
фальшь прямо в глаза бросалась. Убийца оставил много следов. Более того,
он забыл об осторожности и позволил себя увидеть. У нас есть  свидетель,
который готов его опознать. Но самое главное -  он  стал  болтлив,  этот
убийца. Он стареет, нервы сдают. И теперь мы знаем его кличку - Галл. Он
живет в Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге. Я не знаю, кому эта  ин-
формация может оказаться полезной, да и не хочу знать. Но я уверен,  что
найдутся люди, которые будут вам благодарны за то, что вы их предупреди-
те: Галл выработался, он теряет квалификацию и осмотрительность. Впервые
за все годы по совершенному им убийству возбуждено уголовное дело,  поэ-
тому его будут искать, пока не найдут, и будут примерять на него все то,
что он оставил на месте преступления. Я вижу здесь  только  два  выхода.
Или дать нам возможность закрыть дело, имея на руках убийцу  с  крепкими
доказательствами, и таким образом спасти Галла. Либо отдать нам Галла  с
наименьшими для себя потерями. Это все.
   Евсей Ильич молчал так долго, что Гордеев испугался.  Наконец  Дорман
расцепил пальцы, на которые опирался подбородком, постучал ими по столу,
куснул зубами нижнюю губу. Его влажные выпуклые глаза медленно  прошлись
по лицу Гордеева, по его круглой упитанной фигуре. Губы, даже в старости
не потерявшие четких очертаний, дрогнули в усмешке.
   - Ладно, Гордеев, на чай ты заработал. Посиди, сейчас вернусь.
   Оставшись один, Виктор Алексеевич почувствовал, как внутри отпустило.
Он даже не подозревал, до какой степени напряжен.
   За чаем разговор пошел легче.
   - Жаль мне тебя, Гордеев, - говорил Евсей Ильич,  помешивая  ложечкой
варенье в хрустальной розетке. - Таким, как ты, система руки  выкручива-
ет, кислород перекрывает и при этом требует работы,  результатов,  успе-
хов. Ты никогда не задумывался, какая хитрая сволочь придумала вашу  ми-
лицейскую систему? Да ей наверняка  миллионные  взятки  давали,  сволочи
этой, чтобы она придумала те самые правила, по которым вы сейчас живете.
Вы же о каждом своем шаге обязаны докладывать. Чтобы за мной,  всесоюзно
известным преступником Евсеем Дорманом, наружное наблюдение пустить, те-
бе придется килограмм бумаги извести на рапорта да справки всякие.  Пока
ты их сочинять будешь да пока они до адресата дойдут, я в Австралию  ус-
пею улететь. Какой дурак придумал, что вы должны быть коротко стрижены и
прилично одеты? Если милиционер в форме на  улице  патрулирует  -  тогда
согласен, пусть стрижется. А если он - опер, сыскарь, ты же на него  яр-
лык метровыми буквами вешаешь, мол, имейте в виду, граждане, я из легав-
ки. Кто милиционеру зарплату установил такую, что на нее ни квартиру, ни
машину не купишь? Не знаешь? А я знаю. Все это специально было  сделано,
чтобы обеспечить утечку информации. Чтобы всегда быть в курсе,  кто  чем
занимается, кто куда поехал, кто за кем слежку установил. Чтобы  держать
вас всех под контролем и вовремя вам рты затыкать, если не туда  полезе-
те. Чтобы ты не мог себе жилье сам купить, а целиком от доброго дяди за-
висел. Чтобы ты не мог на своей машине по городу мотаться и преступления
раскрывать, а чтобы служебную попросил, тогда они знать  будут,  куда  и
зачем ты ехал. А заодно и поунижаться заставят, когда просить машину бу-
дешь, чтобы, значит, место свое не забывал. А сейчас тебя вообще  страш-
ная жизнь ожидает.
   - Почему? Страшнее, кажется, уже некуда.
   - У-у, голуба моя, есть куда, еще как есть. На смену той сволочи хит-
роумной новая пришла, которая придумала строить правовое государство од-
новременно с рыночными отношениями. Это же абсурд, а вы молча глотаете и
терпите. Как ты работать-то будешь теперь, Гордеев? Под эти рыночные от-
ношения, под коммерцию и прочие большие деньги твои сыщики все разбегут-
ся, им на нищенских милицейских харчах ловить нечего. Кто останется? Кто
поглупее, кто нерасторопный, ленивый, одним словом - балласт. Еще  оста-
нутся те, кто или на нас работает, или научился взятки  брать,  то  есть
те, кому и у вас сытно и тепло. Ну и молодая поросль из институтов,  ко-
торые ничего не умеют, а как только научатся - так либо в первую  группу
попадут, в коммерсанты, либо в третью - во взяточники. А не  научатся  -
во второй группе останутся, с двоечниками и  второгодниками.  Вот  такой
естественный отбор у вас грядет, Гордеев. И параллельно с такой  радост-
ной перспективой вы затеваете строительство правового государства.  Про-
куроры надзирают, блюдут, арестовывать не дают. Адвокаты защищают с  мо-
мента задержания. Судьи дела на доследование не  отправляют,  а  выносят
оправдательные приговоры. Райская жизнь! Для нас. А для вас - цепь мучи-
тельных кошмаров. Чтобы в этот райский сад войти, надо уметь работать. А
кто у вас будет уметь работать, учитывая описанный выше процесс  рассре-
доточения сил? Если бы кто и захотел вызвать в нашей стране криминальную
катастрофу, лучше бы не смог придумать. Вот поэтому мне  и  жалко  тебя.
Хороший ты мужик, Колобок, грамотный и честный.  Такое  сочетание  редко
встречается. Съедят тебя. Тебе сколько до пенсии?
   - Да выслужил уже. Могу уходить.
   - И не уходишь? Что ж, уважаю. Хотя мне, как ты  понимаешь,  было  бы
спокойнее, если б ушел. Хочешь правду, Гордеев? Боюсь я  тебя.  Из  всех
ментов, что я в жизни встречал, такой, как теперь, я только тебе по  зу-
бам. Уйдешь - вздохну свободно. Может, успею еще на старости  лет  прес-
тупление века совершить, громкое, красивое, изящное. Что ты смеешься?  -
Дорман лукаво улыбнулся, положил себе еще  варенья.  -  Думаешь,  совсем
спятил старый Евсей? А может, мне славы хочется. Чтобы все говорили: нам
со стариком Дорманом не тягаться. Ладно, шучу. Буду  доживать  свой  век
тихо.
   - Сделайте одолжение, - шутливо попросил Виктор Алексеевич.
   Возвращаясь в Москву в  грязной  полутемной  электричке  с  разбитыми
стеклами и ободранными сиденьями, Гордеев думал о том, что говорил  Дор-
ман. Если следовать его логике, то он, Гордеев, может поймать только то-
го преступника, которого ему позволят поймать. А разве на самом деле это
не так? Звучит чудовищно, но в то же время ничем не опровергнуто. Приме-
ров тому - множество. И еще думал Виктор Алексеевич о том, что  он  пра-
вильно сделал тогда, в 1987 году, когда начал  вырабатывать  свой  стиль
руководства отделом. Когда только пошли первые разговоры о правовом  го-
сударстве, он уже знал точно, во что это выльется. Идеи  умами  овладеть
не успеют, а практику будут под эти идеи подстраивать.  Времени  наращи-
вать профессионализм не было. Для этого нужно как минимум вырастить  по-
коление учителей и дать им время выпестовать учеников, а это - не меньше
двадцати лет. И он решил, что если нельзя иметь пятнадцать опытных сыщи-
ков, пусть будут пятнадцать талантливых людей, но талантливых  по-разно-
му. Чтобы в итоге получился один хороший профессионал.
   Полковник Гордеев терпеть не мог слова "универсал". Он  полагал,  что
слову этому гр