отто-
го, что не нужно ничего выпытывать у Ивана Алексеевича, и некоторую  не-
ловкость, потому что не помогла Стасову. Она не понимала, отчего Владис-
лав так беспокоится, обращение осужденных к правозащитникам не  было  из
ряда вон выходящим делом, это практиковалось достаточно широко  и  имело
достаточно веские причины. Во-первых, действительно имели  место  случаи
неправильного осуждения, судебные и следственные ошибки, недоразумения и
прямые злоупотребления. Во-вторых,  многие  осужденные  рассчитывали  на
"эффект действия": раз защищается, значит, невиновен.  Был  бы  виновен,
разве стал бы обращаться  к  правозащитнику?  Ну  и  в-третьих,  процесс
собственной реабилитации был каким-никаким, а развлечением. Переписка  с
правозащитником, может быть, даже приезды его в колонию, какое-то движе-
ние, разговоры - все это вносит  разнообразие  в  тяжкую,  беспросветную
жизнь в зоне. Настя знала множество случаев, когда адвокаты с ног до го-
ловы виновных убийц и насильников,  отбывающих  наказание,  отрабатывали
свои гонорары, пытаясь доказать их невиновность и совершенно точно зная,
что их подзащитный действительно совершил преступление.  И  адвокат  при
деле, и осужденному приятно. Когда-то давно Настя вывела для себя закон,
который назвала законом "тотальности психологического феномена". Если  в
человеке есть некая особенность психики или  особенность  мышления,  она
обязательно проявляется в самых разных ситуациях. Истина  сама  по  себе
звучала весьма банально и удивить никого не могла, но дело было  в  том,
что об истине этой многие почему-то забывали и пользоваться законом пре-
небрегали.  Когда  человек  совершает  преступление,  он  в  подавляющем
большинстве случае рассчитывает на то, что его не поймают. А если попро-
ще - он заранее считает себя умнее сотрудников правоохранительных  орга-
нов. Очень маленькая и очень специфическая  группка  людей,  совершающих
преступления, не рассчитывает избежать наказания и внутренне готова  его
понести, но подавляющее большинство все-таки уверены в  своей  ловкости,
хитрости, везучести и безнаказанности. Попав в зону,  такой  человек  не
меняется, да и с чего бы ему меняться? Тот факт, что его поймали, разоб-
лачил" и осудили, совершенно, по его  разумению,  не  свидетельствует  о
том, что он просчитался в оценке собственного интеллекта и в оценке спо-
собностей работников милиции и прокуратуры. Дело-то,  как  он  полагает,
вовсе не в том, что он на самом деле дурак и сволочь, а в том, что прои-
зошел несчастный случай, казус, короче, не повезло ему. Но  в  следующий
раз повезет непременно. И наказание он теперь отбывает  не  потому,  что
милиция все-таки что-то умеет и может, а потому, что ей случайно  выпала
удача его зацепить, но больше такой удачи ей никогда  не  будет.  В  об-
щем-то, все было понятным, человек, чтобы сохранить психическое равнове-
сие, не должен разочаровываться сам в себе, он должен себя любить и ува-
жать, а если он начнет говорить сам себе, что, оказывается,  он  намного
глупее, примитивнее и хуже, чем думал, и вообще он никуда не  годится  и
совсем пропащий, никчемный и недостойный, то тут уж недалеко и до психи-
ческого саморазрушения. Человеческая психика зорко стоит на страже,  она
вырабатывает множество всяких механизмов и хитростей, позволяющих  чело-
веку защищаться от того, что ему неприятно.
   И что же из такого положения вытекает? Ну конечно же, стойкая уверен-
ность в том, что если уж не повезло с осуждением, то с реабилитацией по-
везет непременно. Не может же судьба кинуть подлянку два раза подряд? Не
может. Судьи-дураки, прокуроры - сволочи и идиоты,  менты  -  пьяницы  и
взяточники, и быть того не может, чтобы ловкий и умный адвокат не добил-
ся пересмотра дела, нового слушания и оправдания. Мало ли что я виноват,
а сидеть я все равно не хочу. Вон их сколько по улицам ходит, не пойман-
ных и не разоблаченных, нар не нюхавших. Почему они не сидят, а  я  дол-
жен? И я не буду.
   Настя была уверена, что дело Досюкова именно из этой категории. Разу-
меется, правозащитник будет недоволен тем, что нанятый им частный детек-
тив не находит того, что нужно для оправдания Досюкова, начнет  фыркать,
ныть, зудеть, скандалить и говорить гадости. Станет громко сомневаться в
профессиональной пригодности Стасова, будет требовать, чтобы тот  сделал
то-то и то-то и не делал того-то и того-то, будет брызгать слюной и  то-
пать ногами. Может быть, будет соблазнять большими деньгами  и  намекать
на фальсификацию. Но все это можно пережить. В конце концов, за те двад-
цать лет, что Стасов проработал в милиции, он все это имел в избытке и в
весьма затейливых и разнообразных формах от  собственных  многочисленных
начальников и различных заинтересованных лиц, так что ему не  привыкать.
Хорошо бы, конечно, отказаться от контракта Поташовым, но  ведь  Иван...
Черт его знает. Наверное, действительно Насте нужно поговорить с  Заточ-
ным.
   Ровно в десять утра начальник отдела полковник Гордеев собрал отбыва-
ющих "режим" сотрудников у себя в кабинете.
   - Раз все равно сидеть и дурака валять, займемся делом, - оптимистич-
но заявил Виктор Алексеевич. - Отлучаться не ведено, так  что  будьте-ка
любезны, дорогие мои, подготовить все документы, которые за вами числят-
ся. Отчеты о командировках, о задержаниях, планы работы по каждому  делу
- чтобы все было в ажуре. Особое внимание - делам. Розыскные дела ведете
плохо, я в этом уверен. Я вам, дети мои, доверяю, но подозреваю, что  вы
моим доверием беззастенчиво пользуетесь. Поднимите руки, у кого в работе
есть хоть одно оперативно-поисковое дело? Такое,  как  полагается,  чтоб
снаружи корочки с номером, а внутри бумажки правильные  подшиты.  Ладно,
не старайтесь, мускульную силу не тратьте зря, знаю, что у  половины  из
вас таких дел нет. Работу вы ведете, а бумажки писать вам лень или время
выкроить не можете, а ну как  проверка  нагрянет?  Кому  вы  там  будете
объяснять, что вы хорошие, но ленивые? Короче, тем, кто вчера тут сидел,
я все это уже сказал, теперь ваша очередь. Садитесь за столы и  занимай-
тесь писаниной. Через два часа, это, стало быть, в  12:30,  Каменская  и
Коротков будут отчитываться по делу Параскевича. В 13:30 жду Лесникова и
Селуянова с материалами по взрыву в банке. В 15:00 ровно Доценко, Селуя-
нов и Коротков поведают мне душераздирающую повесть о том, как они пыта-
ются поймать подонка, который убивает и насилует мальчиков. В 19:00  все
бумажки, про которые мы тут с вами разговоры разговаривали, должны  быть
у меня на столе. В 21:00 принесете мне  все  оперативные  дела,  которые
должны выглядеть как конфетки. Еще раз повторяю, из  здания,  или,  чтоб
вам было понятно, из расположения  части,  отлучаться  нельзя  до  10:00
завтрашнего утра. Домой спать пойдет только Каменская, приказом министра
предписано женщинам на ночь не оставаться. Если кому-то позарез  куда-то
надо, придете ко мне, вызвоним из дома  кого-нибудь  на  замену,  только
после этого поедете. Приказ есть приказ  -  тридцать  процентов  личного
состава должно находиться в расположении части. Вопросы?
   Сам Гордеев был бледным и уставшим. Настя знала, что с вечера пятницы
он отсюда не уходил, разбил весь личный  состав  своего  отдела  на  три
группы, составил график дежурств, но сам бессменно сидел в своем кабине-
те. В нем же и спал, доставая из стенного шкафа раскладушку,  подушку  и
одеяло. Настя понимала, что острой необходимости в этом не было,  обста-
новка в городе была совершенно обычной, без особого напряжения, и Виктор
Алексеевич вполне мог бы бдеть по очереди со своим  заместителем  Павлом
Жереховым. Но точно так же Настя понимала, что уйти домой полковник Гор-
деев не может. Ну не может, и все тут. И не потому, что  его  кто-то  не
пускает. Сам не может. А вдруг, не дай Бог, что случится? Вдруг, не при-
веди Господь, кандидата в депутаты какого-нибудь грубо выставят  из  ко-
горты живых? Или взорвут избирательный участок, как обещали в  многочис-
ленных пропагандистских листовках, распространяемых с целью сорвать  вы-
боры. Или еще что-нибудь...
   В свой кабинет Настя вернулась вместе с Юрой Коротковым.
   - О, сейчас кофейку на халяву выпью, - потирая руки, сказал довольным
голосом Коротков, усаживаясь за свободный стол.
   - Коротков, - рассмеялась Настя, - когда ты перестанешь быть халявщи-
ком и превратишься в партнера? У меня есть шанс дожить до этого светлого
дня?
   - Надеюсь, - очень серьезно ответил Юра. - Это произойдет, когда гос-
подин Мавроди выплатит народу все, что так успешно у него одолжил.
   - Понятно. Значит, мне до самой смерти тебя кофе поить. Ты хоть сахар
принеси, халявщик.
   - Завтра, - пообещал Коротков. - Принесу обязательно. Давай  про  Па-
раскевича. Я всю прошедшую неделю совсем им не занимался, столько  всего
навалилось сразу.
   - Ладно, не оправдывайся, вспомни, сколько раз ты меня точно  так  же
выручал. А мы с Костей Ольшанским на этой неделе занимались любовью.
   - Чего?! - вытаращил глаза оперативник. - Ты - с Костей? С чего  это?
Да ты с ума сошла, Аська!
   - Почему? - удивилась Настя. - Нормальная версия,  вполне  традицион-
ная, не хуже других.
   - Фу ты, - с облегчением выдохнул Юра. - Ты о Параскевиче. А я уж по-
думал...
   - Слушай, твой цинизм переходит всякие разумные рамки. У тебя, как  у
собаки Павлова, на слово "любовь" только одна реакция. Вот смотри,  сек-
суальный маньяк, я кладу тебе в чашку два последних куска сахару, и  те-
перь сам думай, как мы с тобой будем жить до вечера.
   - Ну, Ася, я же сказал, завтра принесу.
   - Завтра в десять утра ты сменишься и пойдешь домой спать  или  побе-
жишь на оперативные просторы преступников искать.
   - Слушай, не бери меня за горло, - взмолился Коротков. - Ну хочешь, я
прямо сейчас пойду по кабинетам с протянутой рукой и насобираю тебе пол-
коробки белых ядовитых кусочков?
   - Хочу, - кивнула Настя. - Иди и без сахара не возвращайся.
   Коротков покорно взял пустую коробку и вышел. Он знал, что Настя тре-
бует сахар не из занудства и пустой придирчивости. Иногда у нее начинала
кружиться голода, и тогда очень хорошо помогал засунутый за щеку кусочек
сахара. Кроме того, Настя терпеть не могла,  когда  какая-нибудь  ерунда
мешала ей сосредоточиться, а отсутствие сахара вполне могло сыграть роль
такой вот ерунды, потому что кофе она пила постоянно, и если перед  каж-
дой чашкой ей придется метаться по коридорам Петровки, 38, выклянчивая у
коллег и знакомых по два кусочка рафинада, то ничего  толкового  она  не
придумает. И ответственность за такое положение всецело лежала,  на  Ко-
роткове, потому что не далее как в четверг утром он, сменяясь с суточно-
го дежурства по городу, увидел у Насти непочатую пачку сахару  и  вспом-
нил, что жена велела ему купить сахар, а он этого, естественно, не  сде-
лал. После бессонных суток он с ног валился, мысль о  магазине  вызывала
отвращение, и он вымолил у Каменской эту пачку под честное  слово,  кля-
нясь завтра же принести другую. Ну и, конечно же, не принес.
   Вернулся он из своего похода с хорошей добычей и с гордостью поставил
перед Настей почти полную коробку с сахаром.
   - Так что с любовью? - спросил он, усаживаясь поудобнее и  принимаясь
за остывший кофе.
   - С любовью странно. Я просила Мишу Доценко побеседовать со Светланой
Параскевич, и Миша дает, как говорят американцы, десять  против  одного,
что у Светланы не было любовников. Она производит  впечатление  женщины,
очень сильно любившей мужа. Знаешь, у нашего Мишани есть  какие-то  свои
приемы. Он уверен, что Леонид Параскевич был для Светланы светом в окне,
единственным мужчиной и вообще эталоном практически во всем.  Исключение
составляют отношения Леонида с его издателями. Светлана говорит, что са-
ма она построила бы эти отношения по-другому, но Леню нельзя в этом  уп-
рекать, потому что мягкость и  податливость,  отсутствие  способности  к
жесткому сопротивлению были неотъемлемой чертой его  натуры,  вроде  как
оборотной стороной медали, на лицевой стороне которой были душевная тон-
кость, глубокий лиризм, понимание женской психологии. Короче, если бы он
мог строить свои отношения с издателями так, как хотелось  бы  Светлане,
то он не был бы великим Параскевичем.
   - То есть ревность со стороны любовника Светланы у нас не проходит? -
уточнил Юра.
   - Пока нет.
   - А со стороны женщин Параскевича?
   - Тут есть о чем поговорить. Некая Людмила Исиченко, особа  экзальти-
рованная и, похоже, с быстро отъезжающей в дальние края крышей,  утверж-
дает, что Леонид Параскевич был предназначен ей свыше и должен принадле-
жать ей безраздельно. Пыталась воздействовать на Светлану, даже ножом на
нее замахивалась, в результате чего Светлана получила нервный срыв и два
месяца довольно тяжелого лечения в клинике. Это все  было,  я  узнавала.
Параскевич пришел домой, обнаружил жену на  полу  в  глубоком  обмороке,
вызвал "скорую", врачи привели ее в сознание и увезли в клинику  нервных
болезней. Ольшанский изъял в архиве клиники карту  Светланы,  все  подт-
верждается. Исиченко преследовала Леонида, прохода ему не давала,  и  он
сказал ей, что они смогут быть вместе только через год.  Иными  словами,
должен прейти ровно год, в течение которого они не должны ни  разговари-
вать по телефону, ни встречаться, только так они, дескать, смогут  иску-
пить свой грех.
   - Какой грех-то? - не понял Коротков. - Он что, грешил с ней, изменял
Светлане?
   - Ну откуда же мне знать. Исиченко говорит, что нет,  да  и  Светлана
склонна думать, что этого не было, но точно знать мы не можем. Под  гре-
хом в данном случае подразумевалось их поведение,  приведшее  к  тяжелой
болезни Светланы. Исиченко приняла аргументы романиста и целый год сиде-
ла тихонечко, ждала заветного часа, когда сольется в  экстазе  со  своим
любимым. Ну вот, Юрочка, год и прошел.
   - Чего - вот? А дальше?
   - А ты догадайся, - усмехнулась Настя.
   Коротков минутку помолчал, потом поднял на Настю растерянный взгляд.
   - Не может быть, - сказал он почти шепотом. - Ты меня разыгрываешь.
   - Ни в одном глазу, - заверила она Юру. -  И,  судя  по  полубредовым
высказываниям Исиченко, она имеет к убийству  Параскевича  самое  непос-
редственное отношение. За ней, конечно, постоянно наблюдают, но она  ни-
куда скрываться не собирается и ничего подозрительного не делает.  Костя
весь в раздумьях.
   - А чего думать? Он ее допрашивал?
   - В том-то и дело, что  нет.  Что  толку  ее  допрашивать,  если  она
больная? Ее показания юридической силы не имеют. А вот информацию, кото-
рую можно использовать в оперативных целях, из нее вполне допустимо  вы-
тягивать. И то еще вопрос, не найдется ли идейный борец за права челове-
ка, который сочтет, что неэтично и безнравственно пользоваться  информа-
цией, выболтанной психически нездоровым человеком. Ох, Юрка, до  чего  я
не люблю, когда психи попадаются. С ними - как на пороховой  бочке:  или
они сами что-нибудь выкинут, или потом адвокаты тебя с какашками  съеда-
ют. Но наша Исиченко, похоже, знает, кто убил Параскевича.  Или  думает,
что знает.
   - Ася, а может, она не очень сумасшедшая? - с надеждой спросил Корот-
ков. - Может быть, с ней все-таки можно как-то договориться?
   - Юрочка, милый, ну что ты говоришь! Ей Параскевич после смерти явля-
ется. О каком психическом здоровье тут можно рассуждать?
   - Да, верно, - покачал он головой. - Если является,  тогда,  конечно,
кранты. На ее слова полагаться никак нельзя.
   - Зато,  Юрасик,  у  нашей  Исиченко  есть  совершенно  замечательные
родственники, а еще у нее есть коллекция антиквариата и живописи. Она  у
нас богатая наследница, к тому же сама бездетная. Чуешь?
   - Чую! - обрадованно вскочил Коротков. - Даришь?
   - А то. Беги скорей, садись за стол и работай, чтобы в половине  пер-
вого у нас было что предъявить Колобку.
   До половины первого оставалось еще пятьдесят минут. Настя  надеялась,
что этого времени хватит на подготовку отчета, за который им не придется
краснеть перед начальником.
   Наталья Досюкова на выборы не ходила. Ей это даже в голову не пришло.
Она была абсолютно равнодушна к политике, и единственное, что ее интере-
совало, это чтобы к власти снова не вернулись коммунисты, которые у всех
все отнимут и опять устроят уравниловку. Ей совсем не хотелось, чтобы  у
нее отнимали то, что досталось ей с таким трудом. Да что там с трудом  -
с грехом. С огромным, которому нет прощения.
   В воскресенье она спала долго и сладко, не нужно было никуда  бежать,
никому звонить. Проснувшись, побродила по огромной квартире,  в  которой
прожила пять лет - четыре года с Евгением и год одна после того, как его
арестовали - и в которой знала каждую вещь, каждую  складку  на  шторах,
каждую щербинку на полу. Она до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что
теперь она - хозяйка этой квартиры, также трехэтажного  дома  в  ближнем
Подмосковье. За год, прошедший после ареста Жени, она ни разу не привела
сюда мужчину, просто не до того было. Теперь  можно  начинать  думать  о
том, как жить дальше.
   Наталья плотно позавтракала, с удовольствием съела гавайскую  овощную
смесь с шампиньонами и банановый йогурт, выпила кофе и уже собралась бы-
ло одеваться, чтобы ехать на встречу с Виктором Федоровичем, когда  заз-
вонил телефон.
   - Натулик? - услышала она игривый мужской голос и  невольно  поморщи-
лась. - Как дела? Чем занимаешься?
   - Ничем особенным, - сдержанно ответила она. - А у тебя как дела?
   - Более или менее. Ты меня совсем забыла, детка? Нехорошо.
   - Нет, я тебя помню, Вадим. Особенно хорошо помню, как ты не дал  мне
денег, когда мне нужен был хороший адвокат для Жени.
   - Да брось ты! - засмеялся  Вадим.  -  Я  же  не  сумасшедший,  чтобы
собственными руками разрушать свое счастье. Женька всегда был  моим  со-
перником, а я, если ты помнишь, все четыре года пытался увести  тебя.  И
вот наконец такой шанс - Женьку арестовывают за убийство!  Ты  свободна!
Зачем же я буду помогать тебе с адвокатом для него? Чем больше  срок  он
получит, тем для меня лучше.
   - Ты подонок! - вырвалось у Натальи.
   - Ну-ну, не горячись, ты же понимаешь, что я шучу. Натулик, у меня  в
тот момент не было денег, это правда. Я же нищий по сравнению с Женькой,
для меня даже сто тысяч деревянных - и то сумма, а ты просила десять ты-
сяч долларов. Но то, что я тебя люблю по-прежнему, это не  шутка.  Давай
встретимся, а?
   - Ты в своем уме, Вадик? - сказала она уже намного  мягче.  -  Ты  же
знаешь, мы с Женей поженились.
   - Ну и что? Эка невидаль, поженились. Я и сам женат. Речь  же  не  об
этом.
   - А о чем?
   - О том, как хорошо нам с тобой было. Ты вспомни, Натулик, вспомни. И
для того, чтобы нам с тобой снова стало  хорошо,  брачное  свидетельство
вовсе не нужно. Так я приеду?
   Наталья на минуту представила себе, что произойдет, если Вадим  прие-
дет. Ей действительно было безумно хорошо с ним, это правда. Он был пре-
восходным любовником, как раз в ее вкусе, да и мужик он  красивый,  глаз
радуется, глядя на него. Все четыре года, что она прожила с  Женей,  она
тайком бегала трахаться с Вадимом, потому что была здоровой молодой жен-
щиной с хорошим сексуальным аппетитом, а слабый и скучный в  постели,  к
тому же некрасивый Евгений Досюков не мог дать ей того, чего ей хотелось
и без чего она не могла (или не хотела?)  обходиться.  Если  не  считать
журналиста Джеральда, то после ареста Досюкова она ни разу  ничего  себе
не позволила. А организм требовал... И сейчас,  слушая  раздававшийся  в
телефонной трубке голос любовника, Наталья понимала, что требования  эти
стали весьма и весьма настойчивыми. Удовлетворение сексуального голода в
компании Вадима было беспроблемным и надежным вариантом, не нужно думать
о том, подойдет ли ей партнер, заранее было известно, что  подойдет.  Не
нужно говорить слова, потому что между ними давно все ясно. Можно вообще
ни о чем не бес