деньги, нанимая сна-
чала репетиторов, потом тренеров. И не потому, что  он  плохо  учился  в
школе, отнюдь нет, он с самого первого класса ходил в отличниках. Но что
такое "отличник" при такой-то убогой системе? Не тот, кто знает действи-
тельно на "отлично", а тот, кто знает лучше других в том же  классе  или
на том же курсе. А Арсен хотел, чтобы парень  получил  настоящие,  а  не
"сравнительные" знания, настоящую подготовку.
   Арсен, всю жизнь проработавший в учреждении, непосредственно  связан-
ном с разведкой, хорошо понимал, что завербованный агент - совсем не  то
же самое, что агент внедренный. Предателям особой веры никогда не  было.
Конечно, в подавляющем большинстве случаев ему  приходилось  действовать
посулами и угрозами, играя на материальных трудностях, жадности, страхе,
слабостях и страстях. Но были и другие люди, при  помощи  которых  Арсен
решал задачи, поставленные перед  его  конторой  различными  преступными
группировками. Встречались, разумеется, и клиенты-одиночки, как,  напри-
мер, Градов, но это бывало редко: услуги Арсена стоили непомерно дорого,
такие деньги могли платить только организации с высокими доходами. Да  и
Градов, по существу, не такой уж одиночка. Весь сыр-бор как раз и  заго-
релся, когда под угрозой оказались источники финансирования его партии.
   Да, были и другие люди у Арсена, их было пока немного.
   Система и тактика внедрения их в службы Министерства  внутренних  дел
еще не была отшлифована до блеска, но первые результаты уже дали о  себе
знать.
   Этих "других" людей вербовали еще пацанами,  перед  уходом  в  армию,
чтобы годы военной службы не пропадали даром,  чтобы  "кандидат"  учился
всему, чему только можно, - в милицейской работе военная  выучка  всегда
пригодится. Вербовали, как правило, тех, кто, уходя  в  армию,  оставлял
"на гражданке" престарелых малообеспеченных родителей, беременных подру-
жек или молодых жен с маленькими детьми. Им, уходящим на службу  на  два
года, обещали, что будут поддерживать и опекать семью, помогать  матери-
ально. За это кандидат должен был добросовестно  служить,  постигая  изо
всех сил военную премудрость, зарабатывая значки  и  грамоты,  накачивая
мускулатуру, а после армии поступить в Высшую школу милиции и в дальней-
шем во всем слушаться Арсена и его людей. Здесь Арсен был  строгим  при-
верженцем добровольности,  справедливо  полагая,  что  надежными  бывают
только убежденные сторонники и союзники. Поэтому когда после возвращения
из армии к его людям, "вербовщикам", обращались не все, чьи  семьи  без-
бедно существовали на деньги конторы целых два  года,  он  категорически
запрещал разыскивать их и выяснять с ними отношения. Не пришел - значит,
передумал. Передумал - значит, не убежден. Не убежден  -  значит,  может
"сдать", "стукнуть", "заложить". А деньги, потраченные за  два  года,  -
что ж, Бог с ними, с деньгами, не так уж они велики  были  по  Арсеновым
меркам, да и не в них счастье, а без издержек  производства  не  бывает.
Зато те, кто возвращался и тут же появлялся у "вербовщика", были  надеж-
ны, как скала. Они поступили в Школу милиции, некоторые уже успели окон-
чить ее и теперь работали в московских органах внутренних  дел.  Грамот-
ные, хорошо подготовленные специалисты, с блестящими характеристиками из
армии и из школы, с крепкими знаниями и железными мускулами, они успешно
справлялись как со своей служебной деятельностью, так  и  с  работой  на
контору.
   Но были среди них и избранные. Те, кого завербовали не перед уходом в
армию, а гораздо раньше. Те, кого приметили и  начали  пестовать,  когда
они были еще подростками, учились в школе и только начинали  приобщаться
к спиртному и подворотням. Этих брали на романтике. На романтике  борьбы
с несправедливым строем, с жестокой и безграмотно организованной  систе-
мой, на романтике восторга перед своим  превосходством  и  возможностями
манипулирования чужими судьбами, из-за кулис управляя людьми, их мыслями
и поступками. Избранных выбирали только из сирот, живущих в детских  до-
мах, и усыновляли, заплатив при этом, если нужно,  огромные  взятки.  Их
готовили тщательно, ибо им предстояла блестящая карьера.
   Одним из избранных был Олег Мещеринов, ныне проходивший стажировку на
Петровке, 38, в отделе, возглавляемом полковником Гордеевым. И это имен-
но он предложил простой и эффективный план похищения Нади  Ларцевой.  Он
много раз слышал, как отец разговаривал с дочерью по телефону, и неплохо
представлял себе и характер самой девочки и суть тех наставлений,  кото-
рыми пичкал ее Володя. Главное условие всей операции - не  привлекать  к
себе внимания, чтобы никому и в голову не пришло, что на их глазах похи-
щают ребенка. Надо было суметь напугать Надю и толкнуть в объятия  чело-
века, от которого она будет ждать помощи. А уж найти такого  человека  и
"подставить" его в нужное время в нужном месте - дело техники и режиссу-
ры. И куклу Барби придумал тоже Олег. Девочка может  не  запомнить  лицо
человека, который будет ее преследовать, стало быть, она его  просто  не
заметит и не испугается. Она вряд ли разбирается в автомобилях и не  об-
ратит внимания на то, что ее целый день преследует одна и та же  машина,
будь она хоть самой редкой и дорогой иномаркой.  Но  Барби  она  заметит
непременно. И если девочка достаточно  сообразительна,  она  обязательно
испугается. А если глупа и невнимательна к советам отца, то  будет  гла-
зеть на куклу и легко пойдет на контакт, если попытаться с  ней  загово-
рить. Да, Барби - во всех отношениях удачная находка. Арсен был доволен.
Ему очень хотелось послушать, что теперь запоет эта хладнокровная непро-
биваемая Каменская.
   Звонок в дверь заставил Настю вздрогнуть.  Она  покосилась  на  Лешу,
уткнувшегося в телевизор.
   - Откроешь?
   - А надо? - ответил он вопросом на вопрос, не трогаясь с места.
   Настя пожала плечами. Звонок прозвенел еще раз.
   - Надо, наверное. Мало ли что...
   Леша вышел в прихожую, притворив за собой дверь.
   Щелкнул замок, и Настя услышала знакомый голос Володи Ларцева:
   - Ася дома?
   Она с облегчением вздохнула. Слава Богу, не они! Ларцева трудно  было
узнать. Смуглое лицо его посерело, губы приобрели синюшный оттенок,  как
бывает у людей с сердечной недостаточностью, глаза были  совершенно  су-
масшедшими. Он вошел из прихожей в комнату, не раздеваясь, закрыл  дверь
перед самым носом у Чистякова и прислонился к ней, с трудом переводя ды-
хание. "Бегом бежал, что ли?" - подумала Настя.
   - Они забрали Надю, - выдохнул Ларцев.
   - Как - забрали? - внезапно севшим голосом спросила она.
   - Вот так и забрали. Пришел домой - ее нет, а тут и звонок по телефо-
ну, мол, девочка ваша у нас, жива-здорова, но это - пока.
   - И чего они хотят?
   - Остановись, Анастасия. Умоляю тебя, остановись,  не  трогай  больше
дело Ереминой. Они вернут мне Надю только тогда, когда ты остановишься.
   - Погоди, погоди, - она села на диван и сжала виски руками,  -  давай
все сначала, я ничего не понимаю.
   - Не прикидывайся, ты прекрасно все понимаешь. У тебя хватило выдерж-
ки и самообладания не испугаться и избегать контактов с ними. Они решили
действовать через меня. Я клянусь тебе, Анастасия,  клянусь  тебе  всем,
что есть на свете святого: если с  Надей  что-нибудь  случится,  я  тебя
застрелю. Буду ходить за тобой по пятам до тех пор, пока...
   - Так, эту часть я поняла, - перебила его Настя. -  И  что  я  должна
сделать, чтобы тебе вернули дочь?
   - Ты должна сказать Косте Ольшанскому, что по  делу  Ереминой  больше
ничего невозможно сделать. Костя тебе поверит и приостановит дело.
   - Он и так его приостановит сразу после праздников. Раньше все  равно
нельзя, закон не разрешает. Чего ты от меня-то хочешь?
   - Я хочу, чтобы ты перестала работать по убийству  Ереминой  и  чтобы
производство по делу было приостановлено. На самом деле, а не для  види-
мости, - медленно произнес Ларцев, не сводя с Насти немигающих глаз.
   - Я тебя не понимаю...
   - Да что я, Колобка не знаю?! - взорвался Ларцев. -  Такое  дело!  Из
него грязь во все стороны торчала! Я десять дней убил на то,  чтобы  его
"причесать", пригладить, грязь эту как-нибудь спрятать, и то до конца не
сумел это сделать, раз ты ее потом разглядела. Колобок такие дела не от-
пускает, он их будет грызть до самой смерти. И этими фокусами с  липовым
приостановлением ты мне голову не заморочишь.
   - Откуда тебе известно, что приостановление будет "липовым"?
   - Сам сообразил. Если ты поняла, как я работал в первые дни, то долж-
на была понять, и почему я это делал. А коль так - ты не отступишься.  И
Колобок тоже. Я вас слишком хорошо знаю.
   - А что Костя говорит?
   - Говорит, что ты меня раскусила и я вот-вот нарвусь на скандал. Ася,
ну при чем тут Ольшанский? Постановление о приостановлении  дела  -  это
бумажка для следователя, а не для нас, оперативников. Следователь кладет
дело в сейф и забывает о нем до тех пор, пока мы в клювике  не  принесем
ему информацию, позволяющую продолжить расследование. Это  он  перестает
работать, а не мы. Поэтому я и хочу, чтобы ты остановилась. Сейчас поло-
вина двенадцатого. В два часа ночи они мне позвонят,  и  я  должен  буду
дать им гарантии, что ты оставишь труп Ереминой в покое. Ася,  я  умоляю
тебя, Надя должна как можно скорее вернуться домой. Может быть,  они  не
сделают ей ничего плохого, но она испугана, у нее может случиться  нерв-
ный срыв. Ей и так несладко пришлось, когда Наташа... - Ларцев запнулся,
помолчал. - В общем, имей в виду, Анастасия,  если  с  Надей  что-нибудь
случится, виновата будешь только ты. И я тебя не прощу. Никогда.
   - А ты, Володя? Ты сам ни в чем не виноват? Тебе не в чем себя упрек-
нуть?
   - В чем я должен себя упрекать? В том, что  обеспечиваю  безопасность
своей дочери? Они зацепили меня почти сразу после  Наташиной  смерти.  Я
разговаривал с тестем - он категорически против переезда в Москву. У них
в Самаре дети и внуки, да и где бы мы стали жить все  вместе?  Денег  на
покупку большой квартиры у меня нет, обменять их жилплощадь на  московс-
кую - никаких шансов, у них две комнаты в огромной коммуналке. Мой  отец
- беспомощный больной старик, ему уже за семьдесят, он сам  нуждается  в
уходе, и оставить на него Надю я не могу. Поверь мне,  я  перебрал  мно-
жество вариантов. Хотел даже нанять женщину, вроде няньки,  чтобы  прис-
матривала за девочкой, но оказалось, что мне это не  по  карману.  Хотел
сменить работу, но и здесь не вышло.
   - Почему?
   - Да потому, что там, где нужны мои знания, рядом крутится  мафия,  и
мне снова придется выбирать: либо становиться преступником, либо день  и
ночь дрожать за дочку. Пришлось бы идти на совсем неквалифицированную  и
более низкооплачиваемую работу, а этого я себе позволить не  могу.  Зна-
ешь, сколько стоит детская одежда? А школа, в которой Надя учится? Впро-
чем, откуда тебе знать, ты выше всего этого, тебе о детях заботиться  не
надо.
   - Володя, ну зачем ты...
   - Прости, Ася, сорвалось. Ты должна меня понять, у меня не было выхо-
да.
   - Ты мог бы сразу сказать об этом Колобку. Он бы обязательно  что-ни-
будь придумал. Почему ты не доверился ему?
   - Ты не понимаешь, Ася. Я - не единственный. Таких, как я,  -  много,
очень много. Ты даже не представляешь, как  широко  они  раскинули  свою
сеть. Их человеком может оказаться любой, даже любой из  нас,  если  хо-
чешь.
   - И Колобок тоже?
   - И Колобок тоже.
   - Не верю. Этого не может быть.
   - А я этого и не утверждаю. Я только хочу, чтобы ты поняла: они могут
найти подход практически к любому, потому что прекрасно информированы  и
знают о каждом из нас больше, чем мать родная. Пусть Колобок честен, но,
стараясь мне помочь, он рано или поздно натолкнется на их человека,  ин-
формация тут же уйдет, и меня возьмут за горло. Если бы я мог быть  уве-
рен, что во всем МУРе я один такой выродок, я бы, ни секунды не сомнева-
ясь, побежал за помощью к Гордееву. Или, например, к тебе. Но в том-то и
беда, что нас много, и мы друг друга не знаем.
   - Выходит, они полностью нами управляют и  мы  совершенно  беспомощны
перед ними?
   - Выходит, что так.
   - Тебе о них хоть что-нибудь известно? Да сядь ты, наконец, не подпи-
рай дверь, у нас разговор не на пять минут. И разденься заодно.
   Ларцев медленно, словно нехотя, отошел от двери, снял куртку  и  неб-
режно бросил ее на пол. Настя поняла, что ноги плохо слушаются его, поэ-
тому движения Ларцева были вялыми и неуверенными. Он посмотрел на часы.
   - Мне нужно успеть на метро, пока оно не закрылось. В  два  часа  они
будут звонить.
   - Ничего, - усмехнулась Настя, - позвонят сюда. Им прекрасно  извест-
но, куда ты отправился, ведь так? К тому же им  гораздо  приятнее  будет
поговорить наконец со мной, чтобы убедиться, что ты их не обманул и  что
тебе в самом деле удалось меня застращать. Так что тебе о них  известно?
- повторила она свой вопрос, когда Володя уселся в кресло напротив нее.
   - Немного. Они обращались ко мне всего два раза, по разным  делам.  В
первый раз - больше года назад. Помнишь убийство Озера Юсупова?
   Настя кивнула.
   - Но оно же раскрыто. Разве нет?
   - Раскрыто, - подтвердил Ларцев. - Но там был такой хитрый  момент...
Короче, нужно было убрать из дела показания одного из очевидцев. На  до-
казательства виновности обвиняемого это никак не влияло, на  объективную
сторону состава преступления - тоже. Все равно это было убийство с  осо-
бой жестокостью, что с этими показаниями, что  без  них.  Но  вот  мотив
убийства коренным образом менялся. Ты ведь помнишь, наверное, что в  суд
оно пошло как совершенное из хулиганских  побуждений.  А  этот  очевидец
слышал, как убийца разговаривал с Юсуповым, и из этого разговора  стано-
вилось понятным, что Юсупов был связан с одним из банков, через  которые
отмывались деньги, полученные от незаконного вывоза оружия  и  стратеги-
ческого сырья из Ижевска. Юсупов смошенничал, положил в  карман  большую
сумму, и директора банка его наказали в назидание потомкам. Вот эти  по-
казания и надо было убрать, как будто их и не было.
   - Как же ты это сделал? Выкрал протокол из уголовного дела?
   - Ну, зачем так грубо. Из дела протокол украсть можно, много  ума  не
надо, а с памятью того, кто вел допрос, что прикажешь делать?  А  так  в
деле появился другой протокол, в котором тот очевидец признавался, что в
момент первого допроса находился в состоянии наркотического опьянения, а
в самый момент преступления ничего толком не видел и не  слышал,  потому
что как раз перед этим "укололся" и ждал "прихода". Вот и все.
   - Классная работа! - восхищенно сказала Настя. - И  сколько  тебе  за
это заплатили?
   - Нисколько. Меня держат Надей, а не деньгами. Страх, Ася, куда более
сильный стимулятор, чем жадность. Просто удивительно, как  тебе  до  сих
пор удалось продержаться, не испугавшись.
   - А кто тебе сказал, что я не испугалась? Я даже замок в двери смени-
ла, не говоря уж о том, что поселила здесь Чистякова.
   - Говорят, ты и к телефону не подходишь?
   - Стараюсь.
   - Бесполезно, Ася, ты сама видишь. Пусть ты не боишься за отчима - он
сам может за себя постоять. Твоя мать далеко. К тебе не так  просто  по-
добраться. Но ты же не бросишь на произвол судьбы одиннадцатилетнюю  де-
вочку, правда?
   - Правда. Так что будем делать, Ларцев? У нас с тобой есть два  часа,
чтобы придумать, как вызволить твою дочь. Объясника мне, как  это  прои-
зошло.
   - Вчера мы с ней были в гостях у Ольшанских. Костя долго мялся, потом
сказал, что ты меня подозреваешь  и  переделала  заново  всю  работу  по
убийству Ереминой. Я, конечно, обрадовался. Раз мои фокусы кто-то  обна-
ружил, меня больше нельзя использовать, поэтому от меня должны  отстать.
В тот же вечер я им об этом сообщил. А сегодня они забрали Надю и сказа-
ли, что я должен сделать все возможное, чтобы  воздействовать  на  тебя.
Раз ты все равно меня подозреваешь, я могу действовать  открыто,  потому
что от скрытого давления ты каким-то образом умудряешься уворачиваться.
   - Каковы их требования?
   - Ни ты, ни Чернышев, ни Морозов не должны и близко подходить к изда-
тельству "Космос". Как только они убедятся в твоей добросовестности, они
вернут Надю домой.
   - А если я пообещаю, но обману их?
   - Погоди, это еще не все. Завтра утром ты вызываешь домой врача и бе-
решь больничный. Несколько дней сидишь дома, никаких лишних контактов ни
с Гордеевым, ни с Чернышевым, ни с Морозовым. Общаться можно  только  по
телефону.
   - Из этого следует, что мой телефон прослушивается?
   - Да. Дальше. Ты завтра же утром звонишь  Гордееву  и  говоришь,  что
твоя версия лопнула, а больше ничего ты придумать не можешь, и дело мож-
но приостанавливать по-настоящему, а не для видимости.  Звонишь  отсюда,
чтобы они могли проконтролировать. Потом звонишь Ольшанскому и  говоришь
ему то же самое. Потом Чернышеву  и  Морозову.  Как  только  в  "Космос"
кто-нибудь сунется, об этом немедленно станет известно, и это  отразится
на Наде. Она у них в руках, и при малейшей тревоге... И не пытайся выйти
из квартиры. Об этом тотчас же узнают. Тебе все понятно?
   - Нет, не все. Во-первых, мне непонятно, как ты ухитрился вчера вече-
ром сообщить им о разговоре с Ольшанским. У тебя есть телефон для связи?
Или они сами тебе ежедневно звонят?
   - Нет у меня никакого телефона. Есть условный знак, которым я даю по-
нять, что мне нужно войти с ними в контакт.
   - Какой знак?
   - Ася, не делай из меня идиота. Я хочу только одного: чтобы моя  дочь
была в безопасности. Для этого я должен обеспечить выполнение их  требо-
ваний. Я должен тебя остановить. Если я скажу тебе, как войти с  ними  в
контакт, ты опять чтонибудь затеешь. Я должен думать в первую очередь  о
Наде, а не об интересах борьбы с преступностью. А ты стараешься меня пе-
рехитрить.
   - Значит, не скажешь?
   - Нет.
   - Ладно. Еще вопрос: почему им нужны гарантии только в отношении  ме-
ня? Они не боятся, что Чернышев и Морозов сами продолжат работу?
   - Нет, не боятся. Ты в этом деле - главная, если ты скажешь, что  ра-
бота закончена, значит, так и есть. У них других дел по горло.
   - А если я скажу что-нибудь другое?
   - Твой телефон прослушивается, не забывай. Одно неверное  слово  -  и
Надя...
   - Ладно, поняла, - раздраженно перебила Настя. - Ты не думал  о  воз-
можности спрятать ее? Отправить куда-нибудь, что ли. Или организовать ее
охрану, через того же Колобка, например.
   - Господи, ну почему ты не понимаешь таких простых вещей! - с  отчая-
нием в голосе произнес Ларцев. - Надя - заложница. Меня сразу  предупре-
дили, что попытайся я хоть чтото предпринять, они  меня  просто-напросто
уберут, и моя дочь останется сиротой и будет воспитываться в детском до-
ме. Может, я дурак и сволочь, может, я слабак и подонок, но я хочу, что-
бы моя дочь выросла здоровой  и  по  возможности  счастливой.  Это  что,
по-твоему, преступление? Разве я не имею права этого хотеть  и  к  этому
стремиться? Это ненормально и порицается общественной моралью?
   - Успокойся ты, ради Бога, - устало вздохнула Настя. - Я им все  ска-
жу, как надо.
   - И сделаешь, как надо?
   - И сделаю. Но ты должен отдавать себе отчет, что Колобку о тебе  все
известно. Он может просчитать ситуацию. В таком случае он мне не поверит
и сделает по-своему.
   - Откуда ему известно? Ты сказала?
   - Нет, он давно знает. Поэтому и отстранил тебя от дела Ереминой. По-
дожди, не сбивай меня. Я хотела что-то еще спросить...
   Настя зажмурилась и прижала пальцы к щекам.
   - Вспомнила. Ты сказал, что я в этом деле - главная, поэтому Чернышев
и Морозов послушаются меня беспрекословно. Верно?
   - Верно.
   - Это твое личное мнение или тебе об этом кто-то сказал?
   - И то, и другое. Я тебя не один год знаю, с Морозовым  знаком,  а  с
Андреем много раз вместе работал. Могу точно определить, как у вас  роли
распреде