Все это исчезло и  было
со слов того же Виталия тщательно перечислено в протоколе.  Кроме  того,
были опрошены знакомые семьи, бывавшие в доме у Шкарбулей, и в опись по-
хищенных украшений Елены были внесены уточнения и дополнения.  Разумеет-
ся, трудно ожидать от двадцатичетырехлетнего молодого человека,  что  он
точно вспомнит, сколько лепестков было на цветке-кулоне или сколько кам-
ней в перстне, и какой модели была толстая цепь, которую Елена носила на
шее, Картье или Шанель.
   Самым "легким" подозреваемым, конечно, с самого  начала  был  Виталий
Шкарбуль. Надоело жить под родительским надзором, надо их убить  и  жить
одному (или с кем захочется) в просторной  четырехкомнатной  квартире  и
тратить мамины-папины денежки. Такие случаи в  практике  попадались,  но
нечасто. Однако почти сразу эту версию  пришлось  подвергнуть  сомнению.
Во-первых, Виталию и без того ни в чем отказа не было, Елена и Юрий  да-
вали ему столько денег, сколько он попросит. Во-вторых, опрос друзей са-
мого Виталия подтвердил, что если он и просил  у  родителей  деньги,  то
немного и далеко не каждую неделю. Он был вполне  благополучным  молодым
человеком, закончил академию экономики и финансов и работал в  одном  из
московских банков. Звезд с неба не хватает, но дисциплинированный,  спо-
койный, с хорошими перспективами в плане карьеры, если  будет  постоянно
повышать квалификацию. У него не было  замашек,  свойственных  некоторым
"новым русским", и он вовсе не стремился к тому, чтобы рубашки,  которые
он носит, были непременно за 100 долларов и от Диора. Он, конечно, как и
все молодые люди его возраста, хотел ездить на "Феррари",  но  пока  что
катался на "Жигулях" седьмой модели и был вполне доволен, оставив  "Фер-
рари" на будущее, как некую мечту, к которой надо стремиться.  Если  ему
нужно было куда-то позвонить, когда он ехал в машине, он выходил и  зво-
нил из автомата, даже не заикаясь отцу, что хочет иметь сотовую связь.
   Никто не усомнился в том, что Виталий любит своих родителей, и  никто
не посмел утверждать, что жизнь с ними была для него в тягость. Они были
хорошей дружной семьей, а места в квартире было  более  чем  достаточно,
чтобы никто никому не мешал. Кроме того, как  утверждали  друзья  семьи,
супруги Шкарбуль неоднократно предлагали сыну разменять квартиру и отсе-
лить его, на что юноша отвечал твердым отказом, говоря, что ему и с  ро-
дителями очень даже хорошо и в отделении нет никакой необходимости.  Вот
когда дело дойдет до женитьбы, тогда, может быть... Однако и в  вопросах
женитьбы Виталий Шкарбуль проявлял завидное здравомыслие, вовсе не стре-
мясь повесить проблемы неработающей жены и маленького ребенка на шею ма-
ме и папе. Он полагал, что должен встать на ноги и иметь возможность са-
мостоятельно содержать семью, поэтому жениться собирался не  раньше  чем
годам к тридцати. О чем и ставил в известность всех своих знакомых деву-
шек, чтобы не обольщались понапрасну, если не готовы так долго ждать.
   Кроме того (и это было для следователя Гмыри одним из решающих  аргу-
ментов в пользу снятия подозрений с сына погибших), у  Виталия  Шкарбуля
не было ни долгов, ни порочных пристрастий к азартным играм, то есть  не
было острой необходимости в срочном добывании денег, да еще таким  ужас-
ным, отвратительным способом. А для того чтобы убить собственных родите-
лей не под влиянием каких-то особо давящих обстоятельств, а просто  так,
без причины, "на голубом глазу", надо быть уж совсем не человеком.  Нет,
на такое Виталий явно не тянул.
   Разбираясь с убийством супругов Шкарбуль, Настя  Каменская  вспомнила
одно странное на первый взгляд убийство, совершенное меньше года  назад.
Девица-наркоманка застрелила отца  и  мать  и  спокойно  объяснила  свои
действия тем, что они ей свободы не давали и вообще надоели  своим  при-
сутствием. Но она была настоящей наркоманкой, практически  не  выходящей
из состояния транса. А Виталий... Абсолютно нормальный  парень.  Кстати,
не только наркотики не употребляет, но и не пьет и даже не курит.
   И, наконец, были следы. Следы кого-то постороннего в квартире. Вполне
вероятно, того самого молодого человека, которого видели соседи как  раз
в то время, когда, по заключению медицинского эксперта, наступила смерть
Елены Шкарбуль и ее мужа. Иными словами - вечером, около 22 часов, 6 но-
ября.
   Кто этот молодой человек? Где его искать? Какое отношение он имеет  к
семье Шкарбуль? А если никакого, то кто его нанял?
   Вопросы, вопросы... Настя Каменская с удовольствием посвятила бы  все
свое время поискам ответов на них, но времени этого у нее не было.  Были
другие убийства, другие потерпевшие и другие преступники, которые требо-
вали внимания более настоятельно, чем убийство врача-стоматолога  и  его
неработающей жены.
   Ему снова снился этот сон. Он приходил к нему  почти  каждую  ночь  и
заставлял просыпаться в холодном поту и с застрявшим в горле криком. Ог-
ромные лужи крови, даже не лужи, а моря, только  неглубокие,  и  он  за-
чем-то ходит по этим морям, не то ищет что-то, не  то  задание  какое-то
выполняет. Ему не хочется ходить по щиколотку в крови, ему хочется выйти
на берег и идти по траве, но он все ходит и ходит,  потому  что  должен.
Только он никак не может вспомнить, что же он должен сделать, зачем  хо-
дит по этим морям крови.
   Самое страшное, что потом сон поворачивается каждый  раз  по-разному.
Кровь в одной из луж начинает пениться и вздыбливаться, потом  принимает
очертания головы. Одной только головы, без тела и  шеи.  Кровь  медленно
стекает с нее, и появляется жуткое мертвое лицо. Он никогда не знает за-
ранее, чье это будет лицо. Иногда  это  бывают  лица  знакомых  девушек,
иногда - ребят, с которыми когда-то вместе в школе учился,  иногда  даже
школьных учителей, которых он ненавидел в детстве, или даже  соседей  по
дому. Иногда это было лицо матери или отца. Иногда - сморщенное старчес-
кое лицо с запавшими губами над беззубым ртом и со смешными круглыми оч-
ками на носу. Этого старческого лица он боялся больше  всего.  И  каждый
раз, когда во сне кровавая лужа начинала пениться  и  бурлить,  принимая
форму человеческой головы, он в ужасе твердил про себя:
   - Пусть это будет не она! Пусть это будет не она! Кто угодно,  только
не она!
   Эти мгновения ожидания и были в том кошмаре самыми страшными.
   Попытки разыскать таинственную Зою Николаевну Гольдич пока результата
не давали, но Татьяна Образцова чувствовала, что дело тут не в  ее  лич-
ности, а в самом факте ее существования, появления и исчезновения.  Если
бы Татьяне предложили объяснить этот феномен, но взамен лишить  ее  воз-
можности выяснить, кто такая Гольдич и почему у нее на  руках  фальшивый
паспорт, следователь Образцова немедленно согласилась бы.
   Второй допрос подследственного Сурикова она решила провести на следу-
ющий день после первого. Это тоже было частью старой отработанной такти-
ки: вызывать человека из камеры на протяжении полутора-двух недель ежед-
невно в одно и то же время, а потом "забыть" про него. Очень хороший эф-
фект иногда дает.
   Суриков уселся напротив нее все с той же нагловатой ухмылкой.
   - Ну, здрасъте, Татьяна Григорьевна, а я уж было приготовился с новым
следователем знакомиться. Даже пожалел в глубине души.
   - Отчего же? - сухо спросила Татьяна, быстро заполняя бланк протокола
допроса.
   - А вы добрая. Покурить мне дали.
   И потом, вы красивая, на вас смотреть приятно.
   - Подследственный Суриков, если вы плохо чувствуете дистанцию, я буду
вынуждена постоянно указывать вам на ваше место, чтобы вы его не забыва-
ли. Тогда наша беседа вряд ли покажется вам приятной. Так как, можно мне
называть вас Сергеем Леонидовичем, или вы собираетесь вынудить меня  на-
зывать вас подследственным?
   Ей показалось, или ухмылка на его лице словно бы чуть-чуть  померкла?
Самую капельку. И снова засияла во всей красе.
   - Ладно, извините, погорячился.
   Так о чем сегодня будем говорить?
   - О Зое Николаевне.
   - А это кто ж такая будет?
   - А это я у вас, Сергей Леонидович, хочу спросить. Кто такая Зоя  Ни-
колаевна Гольдич?
   - Ах эта... Да какая-то знакомая моей хозяйки. Я с ней и незнаком со-
всем.
   - Как она выглядит?
   - Зоя-то? Ну, видная такая, дородная, лет сорок пять, наверное, фигу-
ристая. В теле, в общем.
   - Цвет волос какой?
   - Цвет? Этот, как его... Коричневый.
   - А прическа?
   - Что - прическа?
   - Ну, прическа у нее какая?
   - Да какая... Обыкновенная.
   - Сергей Леонидович, обыкновенной прическа может быть только  у  муж-
чин, и то очень условно. У женских причесок слишком много всяких  разно-
видностей и вариантов, чтобы можно было называть их  обыкновенными.  Так
какая прическа у Гольдич?
   - Короткая. Стриженая она. Вот как вы, в точности как вы.
   - Я не стриженая, у меня волосы длинные и забраны на затылке в  узел.
Внешне выглядит как гладкая прическа. Подумайте,  Сергей  Леонидович,  у
Гольдич была именно короткая стрижка или волосы забраны в  гладкую  при-
ческу?
   - Ну я же говорю: как у вас.
   - Понятно. А голос какой?
   - Звучный такой.
   - Высокий, низкий?
   - Низкий. Нет, пожалуй, средний.
   Татьяна задавала Сурикову еще множество других вопросов, и важных для
следствия, и отвлекающих, позволяющих поймать его в ловушку. Потом  про-
тянула ему протокол.
   - Прочтите внимательно и распишитесь на каждой странице. Если  что-то
неправильно, скажите, вместе исправим, - машинально произнесла она,  ду-
мая совсем о другом.
   Судя по занесенным  в  протокол  паспортным  данным,  Зое  Николаевне
Гольдич было тридцать два года. Понятно, что паспорт фальшивый, но  жен-
щина, которой на вид лет сорок пять, не посмеет предъявлять липовый пас-
порт, согласно которому она на полтора десятка лет моложе. Нет, не  пос-
меет. Значит, женщина, приходившая сюда к следователю и имевшая  на  ру-
ках, кроме паспорта, еще и генеральную доверенность от Бахметьевой, выг-
лядела совсем не так, как только что описал Суриков.
   И что же все это означает?
   Через два года он уже был другим. Но именно через два года, а не сра-
зу. И конечно, условия, поставленные Софьей Илларионовной, не рассматри-
вал с самого начала как закон, который следует исполнять во что бы то ни
стало.
   Он скучал  по  вольной  жизни  без  режима,  обязательств,  утреннего
подъема в семь часов. И хотя понимал, что эта  вольная  жизнь  не  может
длиться долго, что его либо посадят, либо убьют, либо заберут в  больни-
цу, все равно скучал по ней. Сергею тяжело было вести со  старухой  Бах-
метьевой разговоры, которые были для него слишком сложными  и  заумными.
Открыто признаваться в непонимании не хотелось, юношеский  гонор  играл,
поэтому приходилось слушать и с важным видом кивать,  будто  соглашаясь.
Ему казалось, что Софья попадается на эту удочку и видит в нем достойно-
го и интересного собеседника. С одной стороны,  конечно,  лестно,  но  с
другой... Сесть бы сейчас с корешами, ударить  по  пиву,  потрепаться  о
всякой ерунде, не особо выбирая слова и обильно пересыпая свою речь жар-
гонными словечками. С Бахметьевой он почему-то  стеснялся  разговаривать
так, как привык, а говорить по-другому ему  еще  было  трудно.  Практики
нет.
   В какой-то момент, примерно через месяц после выздоровления,  Суриков
сорвался. Он страшно устал от напряжения, в котором постоянно  находился
в присутствии своей хозяйки, ему стало невыносимо скучно,  и  он  махнул
рукой на все запреты и мечты о квартире, прогулял рабочий день и  рванул
в тот район, где раньше кучковался с корешами. Найти приятелей оказалось
несложным, и встречен он был радостно. Посыпались вопросы: куда  пропал,
где был. Не виделись они давно, с тех пор еще, как дядя Петя исчез окон-
чательно с горизонта и стало ясно, что в ближайшее время поступлений  не
предвидится и долг Сереже отдать не удастся. С приятелями тут же закати-
лись на чью-то хату, глотнули какойто смеси (по случаю возвращения блуд-
ного друга "колес" отсыпали бесплатно) и оттянулись по полной программе.
С девками и с забойной музыкой. Давно уже Сурикову не было так  легко  и
хорошо. Не надо ни во что вникать,  мозги  напрягать,  сдерживать  себя.
Полная свобода! Вечный кайф!
   Через два дня хату пришлось освобождать,  вернулись  хозяева.  Сергею
даже в голову не пришло позвонить старухе, предупредить, что ночевать не
будет. Он в тот момент был уверен, что никогда не  вернется  к  ней.  Да
пошла она со своей квартирой! Будет он ради какой-то задрипанной кварти-
ры жизнь свою губить. Очень надо. Правила у нее,  требования,  и  вообще
мудреная она какая-то. Нет, не по нему такая жизнь.  Лучше  с  корешами.
Они простые и свои в доску.
   Еще четыре дня он провел в привычных скитаниях, ночевал где придется,
когда с компанией, а когда и один. Через неделю после ухода из дома Бах-
метьевой он впервые подумал о том, как же старуха там  без  него.  Он-то
без нее нормально, можно даже сказать - отлично, а вот она... Старая  же
совсем, даже в магазин с трудом ходит. Почему-то вспомнилось, что  Софья
Илларионовна просила его оконные щели утеплителем проложить, зима на но-
су, в комнате холодно. Он обещал, но не сделал. В выходной собирался.
   Ему было страшно признаться себе, что он скучает по своей хозяйке. Он
никогда в жизни ни по кому не скучал, даже по матери-алкоголичке.  Реше-
ние вернуться зрело трудно, он боялся гнева старухи, выговоров и нравоу-
чений. Последней каплей стало появление того типа, которому  Сергей  за-
должал деньги.
   К Софье он приполз избитый, с кровоточащей губой, в разорванной курт-
ке. Старуха ни слова не сказала, отправила его в  ванную,  потом  снова,
как раньше, уложила в постель и поила своими чудодейственными  отварами.
Наутро только спросила:
   - На работу пойдешь или как?
   - Не знаю, - осторожно ответил
   Сергей. - Если не выгоните - пойду.
   - А если выгоню?
   - Тогда не пойду. Какая ж тут работа, когда ночевать негде.
   - Иди, работай, - сухо сказала Бахметьева. - Если тебя,  конечно,  за
прогул не уволили. Вечером поговорим.
   Его не уволили. Какой смысл увольнять грузчика?  Можно  подумать,  на
эту работу кандидаты в очереди давятся. Из зарплаты вычли, это само  со-
бой, но рады были до смерти, что вообще вернулся. Чувствовал себя  Сури-
ков не очень хорошо, все-таки неделя вольной жизни сказалась, но дорабо-
тал до закрытия магазина и поплелся домой, ожидая взбучки.
   Взбучки как таковой, однако, не последовало. Но это  было  еще  хуже.
Софья молча подала ему ужин и села напротив за стол, подперев рукой под-
бородок.
   - Значит так, Сереженька, - сказала она почти ласково. -  Есть  вещи,
которые можно делать только один раз в жизни. Можно, конечно, их  совсем
не делать, но это трудно. Мало кому удается. Все  их  делают.  Вопрос  в
том, сколько раз. Так вот, те вещи, о которых я говорю, стыдно  и  глупо
делать дважды, а то и трижды. Один раз - это нормально  и  простительно.
Но не больше. Ты понимаешь, к чему я клоню?
   - Нет пока, - пробормотал он с набитым ртом. Обыкновенные макароны  с
сосисками казались ему самой чудесной едой на свете.
   - Если ты ошибся в первый раз - ты просто слишком доверчивый или лег-
комысленный. Если во второй раз - ты дурак и подлец. Я тебе поверила - и
ошиблась. Ты меня обманул. Но я тебя прощаю. Второй раз этого не  будет.
Ты, конечно, можешь обмануть меня во второй раз, да только я тебя больше
прощать не буду. И помни, Сереженька: я до тебя как-то жила и не  пропа-
ла. Да, мне трудно одной, я старая и слабая, но я жила и справлялась.  Я
без тебя не пропаду. Лучше одной жить, чем иметь под боком существо лег-
комысленное и ненадежное. А вот ты что без меня делать будешь? Опять  по
подвалам таскаться и на лавках валяться, когда сердце прихватит? Подумай
об этом. И не заставляй меня больше к этому возвращаться.
   Сергей молча жевал, не зная, что ответить. Дурак он,  дурак,  пожалел
старуху, думал, как она там одна, беспомощная, без него? А она  вон  ви-
дишь какая, мол, и без тебя проживу, не очень-то ты мне нужен. Ну и  по-
жалуйста, ну и не хотелось вовсе у нее жить, подумаешь, очень надо. Сей-
час вот доест и уйдет. Совсем. Тоже мне, нашлась тут... Старая карга.
   Он пытался разозлить себя, но ничего не получалось. А Бахметьева, по-
молчав, добавила:
   - Это хорошо, что ты мне сразу не отвечаешь. Сразу-то никогда  нельзя
отвечать, не подумавши. Ты подумай над моими  словами,  взвесь  все  как
следует. Может, тебе и вправду вольная жизнь слаще, так я тебе не  навя-
зываюсь, ты человек взрослый, сам решаешь, как тебе жить. У меня ты  по-
жил, почитай, месяц, на воле тоже погулял,  так  что  подумай,  прикинь,
сравни, где тебе лучше. Как решишь - так и будет. А мое слово твердое, я
его не изменю: если проживем мы с тобой до  моей  смерти  душа  в  душу,
квартира твоя будет.
   Сказала - и ушла в свою комнату.
   Суриков торопливо доел ужин, вымыл за собой посуду и  тоже  юркнул  к
себе. Быстро разделся и лег в постель, хотя было-то всего  часов  восемь
вечера. Через стенку доносились приглушенные голоса - Бахметьева включи-
ла телевизор, она всегда смотрела информационные программы, да не  одну,
а несколько, на разных каналах. Этого Сергей  тоже  не  понимал.  Зачем?
Дурь какая-то. Еще старуха питала пристрастие к криминальным новостям  и
исправно смотрела "УВД Санкт-Петербурга сообщает", "Дорожный патруль"  и
"Человек и закон". Тут Сережа был с ней солидарен и с удовольствием при-
соединялся. Про трупы и разборки ему и самому было интересно. Но  новос-
ти... Еще чего.
   Он закутался в одеяло и отвернулся к стенке. Сегодня он еще здесь пе-
реночует, а завтра... Что - завтра? Где он будет ночевать?
   Ответ пришел легко и естественно. Как это где? Здесь,  конечно.  Чего
думать-то? Бабка - золото, не орет, ничего не навязывает, денег за жилье
не берет, да еще и готовит. Вольная жизнь,  конечно,  дело  хорошее,  да
только накушался он ею досыта, с самого детства. Родителям вообще до не-
го дела не было, он, считай, с самого рождения был предоставлен сам  се-
бе. В ясли и садик, конечно, еще водили, да и то не каждый день, на  пя-
тидневку спихнули, а как в первый класс пошел, так сразу стал  сам  себе
хозяин. Мать с отцом ни разу про уроки не спросили, дневник не посмотре-
ли, им по фигу было, как он учится, какие отметки получает. Даже на  ро-
дительские собрания не ходили, так что и не слышали, как учителя его ру-
гают. Всю жизнь делал только то, что хотел. Хватит, надоело. Права  была
старуха: хорошо, когда ты кому-то нужен и кому-то до тебя есть дело.
   Он и не заметил, как заснул. А утром встал в семь часов, умылся,  по-
завтракал, постучался в комнату к Софье.
   - Софь-Ларионна, я пошел на работу. На обратном  пути  покупать  чего
надо?
   - Мне ничего не надо, - раздался из-за двери ее голос. - А себе  купи
масла сливочного, оно у тебя уж кончилось. Там на один раз  осталось,  я
тебе на ужин окорочок поджарю.
   На работу Суриков отправился с легким  сердцем.  Простила  его  бабка
Софья и мораль читать не будет. Ну и слава Богу.


   Глава 4

   В это декабрьское воскресное утро Настя проснулась ни свет ни заря  и
с удивлением прислушалась к себе. Ранний подъем всегда был для нее мучи-
тельным, особенно если за окном еще темно, а тут сама глаза открыла, хо-
тя на часах еще только без четверти семь. Она полежала  минут  десять  в
размышлениях, то ли попытаться снова уснуть, то ли  встать,  и  внезапно
вспомнила, что вчера еще решила встретиться с Заточным. Потому и просну-
лась так рано.
   Она осторожно выскользнула изпод одеяла, надеясь, что удастся не раз-
будить мужа, но номер не прошел. Алексей спал чутко и при первом  же  ее
движении в сторону от теплой постели пробормотал:
   - Подъем, что ли?
   - Ты спи, солнышко, а я пойду с Иваном погуляю.
   - Это дело хорошее, - одобрительно отозвался он, перевернулся на дру-
гой бок и укутался попло