решение. Вы сами что  предпочитаете,
чтобы я рассказывала или чтобы ушла? Выбор за вами, товарищ генерал.
   Заточный рассмеялся, и его желтые тигриные глаза  вмиг  осветили  все
вокруг, растопив лед и согрев Настю своим теплом, как два маленьких сол-
нышка.
   - Ну наконец-то! Наконец-то я вижу ту Анастасию,  которую  я  знаю  и
люблю. А я уж было решил, что больше никогда вас не увижу, что вы  пере-
родились и стали скучной, плаксивой неуверенной в себе девицей. Но  нет,
вы снова вместо жалкой улыбки показываете хищный оскал. Это радует.
   Итак, я жду ваш рассказ. Настя тоже улыбнулась в ответ, ей  стало  на
мгновение легко и радостно, даже оглушающая боль, казалось, притупилась.
   - Да нечего особенно рассказывать, Иван Алексеевич.
   Я хочу уйти из отдела, мне действительно не сработаться с  новым  на-
чальником. Но меня грызет чувство стыда. Надеюсь, вам не надо объяснять,
в связи с чем. Вот, собственно, и все.
   - Ну, вы меня удивляете, Анастасия, - развел руками Заточный. - Я ни-
чуть не склонен преувеличивать степень собственного влияния на вас. Про-
ще говоря, я отдаю себе отчет, что я - далеко не главный и не первый со-
ветчик и друг в вашей жизни. С мужем понятно, вы сами сказали, что он  в
отъезде, но у вас же есть муж матери. Вы всегда так  отзывались  о  нем!
Почему же вы не пришли со своими сомнениями к нему? Тоже стыдитесь?
   - Да, - соврала она и почувствовала, что краснеет. - То есть нет. Тут
другое. Я говорила с ним.
   - Да? И что он вам посоветовал?
   - Сказал, что я вполне могу уходить, ничего постыдного  в  этом  нет.
Даже прикидывал, куда бы мне перейти.
   - И что вас не устроило в его советах? Почему вы пришли ко мне?
   - Боюсь, что Леня не вполне объективен. Как  любой  отец.  Он  хочет,
чтобы мне было лучше.
   - Понятно. Сколько времени вы работаете с новым начальником?
   - Месяц. Второй пошел.
   - И уже готовы поднять лапки кверху? Не похоже на вас.
   - Сама знаю. Потому и стыдно.
   - Хорошо, хорошо, не буду, раз сами все понимаете.
   Я бы хотел, чтобы вы работали у меня, это само собой. Но у меня  сей-
час нет ни одной вакансии.
   - Значит, не судьба, - вздохнула она.
   Радостное ощущение, вспыхнувшее в ней вместе с солнечной улыбкой  ге-
нерала, потухло, и боль снова заполнила все ее существо.
   - Буду уходить к кому-нибудь другому. А хотелось к вам. Жаль.
   - Не торопитесь, - остановил ее Заточный. - Вы же не ребенок, Анаста-
сия, неужели вы не потерпите два-три месяца? Где-то в апреле - мае у ме-
ня появится вакансия, один сотрудник уйдет на пенсию, и  я  вас  с  удо-
вольствием возьму. Ну как?
   - Нет, - она отрицательно покачала головой, - мне столько  не  вытер-
петь. Я с ума сойду. Для меня каждое утро - эта пытка, потому что  нужно
заставить себя идти на работу, к Мельнику. Я измучилась,  Иван  Алексее-
вич, я больше не могу. Сейчас я готова уйти куда угодно, хоть в  посудо-
мойки, только чтобы никогда не встречаться с Мельником.
   - Если вам хоть сколько-нибудь интересно мое мнение, - жестко  произ-
нес генерал, - то имейте в  виду:  я  вас  не  одобряю.  Вы  занимаетесь
серьезной тяжелой работой, для которой нужно иметь крутой характер. Если
вы сейчас проявите слабость и быстро сдадитесь, ваши акции сильно упадут
в моих глазах. И я еще очень подумаю, брать ли вас к себе.  И  могу  вас
заверить, точно так же будут думать и другие начальники,  к  которым  вы
станете проситься на работу. Если они, конечно, хорошие и толковые руко-
водители. А если они так не подумают, это будет означать, что они плохие
начальники и работу своего подразделения организуют плохо, набирают лишь
бы кого, только бы дырки заткнуть. Вы сами-то захотите  у  такого  рабо-
тать?
   - Иван Алексеевич, я умом признаю вашу правоту, но ничего не  могу  с
собой поделать. Классический случай, когда ум с сердцем не в ладу.
   - Плохо. Вы - оперативный работник, вы не  имеете  права  на  эмоцио-
нальный раздрызг. Я уж не говорю о том, что вы не  имеете  права  ни  на
слабость, ни на трусость. И не смейте мне говорить о том, что вы  женщи-
на. Вас никто на аркане в уголовный розыск не тянул, вы  пришли  сами  и
должны были понимать, во что ввязываетесь. Короче, Анастасия,  если  вам
нужен мой совет по поводу "уходить - не уходить", то я  считаю,  что  вы
должны остаться. Если же совет вам не нужен и ваше  решение  твердо,  то
единственное, что я могу вам предложить, это подождать, пока у меня  ос-
вободится вакансия. Это около трех месяцев. И если  позволите,  совет  я
вам все-таки дам: потерпите, убедитесь в  том,  что  ваше  решение  пра-
вильно, и не уходите никуда, кроме моей службы, дождитесь, пока  у  меня
появится место для вас.
   - Спасибо, - пробормотала Настя и потянулась за стоящей на полу  сум-
кой.
   Все ясно, все сказано. Пора уходить. Ноги и руки плохо слушались  ее,
как и все последние дни, она с трудом двигалась, плохо видела пол у себя
под ногами и все время боялась споткнуться. Генерал не стал больше удер-
живать ее, вышел следом за ней в прихожую и подал куртку. Но прежде  чем
открыть дверь, остановился.
   - Вы прислушаетесь к моему совету? Подождете, пока я смогу взять  вас
к себе?
   Она молча пожала плечами. Как она могла что-нибудь обещать ему, когда
не знала, что принесет ей завтрашний день?
   - Меня такой ответ не устраивает, - настойчиво сказал
   Заточный. - Я хочу услышать более вразумительный ответ.  Три  месяца,
Анастасия, только три месяца, но зато вы будете работать у начальника, с
которым у вас не будет проблем. Если вы поторопитесь,  вы  рискуете  по-
пасть к такому же Мельнику, от которого столь поспешно сбегаете.
   - Я не хочу вас обманывать, Иван Алексеевич, я  ничего  не  могу  вам
обещать. Я просто не знаю.
   - Чего вы не знаете?
   - Ничего. Ничего я не знаю! Ничего!
   Она пулей выскочила из квартиры генерала, с  трудом  сдерживая  вновь
подступившие слезы. Заточный жил на одиннадцатом этаже, но Настя не ста-
ла ждать лифта, а побрела вниз по темной лестнице,  держась  за  перила,
всхлипывая и свободной рукой отирая слезы с лица. Ей было очень больно и
очень плохо.


   Глава 15

   Даже к самой острой боли можно привыкнуть, это Настя Каменская  знала
точно. После еще одной ночи, проведенной почти без сна, в тяжелой полуд-
реме, она все-таки обрела способность нормально соображать. Правда, каж-
дый шаг на пути ее логических построений причинял страдания, но она  му-
жественно делала эти шаги, потому что была  так  устроена.  Лучше  самая
горькая правда, чем самообман.
   Итак, отчим связан с этой странной историей, в которую оказался заме-
шан журналист Баглюк. И связан далеко не косвенным образом,  потому  что
именно к нему, к Леониду Петровичу, бросился журналист после разговора с
Мельником на Петровке. Именно отчим поил его виски во  время  серьезного
разговора один на один. И даже дал ему недопитую бутылку с собой. Хотя и
знал, не мог не знать, что Баглюк, во-первых,  за  рулем,  а  во-вторых,
склонен напиваться без меры. Что это было? Умысел, направленный  на  то,
чтобы спровоцировать аварию? Или непонятная и не свойственная Лене  бес-
печность и непредусмотрительность?
   Более того, история из странной превращается в пугающую.  Потому  что
Баглюк написал в своей статье о раскрытой агентуре. И воспользовался для
этого в качестве основы видео- и аудиозаписями, сделанными  Никитой  Ма-
монтовым под угрозой физического воздействия. Пленки показывали опытному
сурдопереводчику, и он утверждает, что Никита на самом деле отрицал факт
своей вербовки. Что же получается? Получается, что некие люди  пришли  к
Мамонтову, будучи уверенными в его связях с милицией, избили его и  зас-
тавили говорить перед камерой и микрофоном. Того, что им хотелось  услы-
шать, он не сказал, тогда они пошли на фальсификацию. Это-то понятно, но
почему они вообще пришли к нему? С чего взяли, что он  является  чьим-то
источником? Кто-то их обманул, умышленно или  невольно.  Кто-то  ошибся.
Кто?
   Ладно, это вопрос на потом. Но вот в поле зрения попадает некий  Нур-
багандов, который при более пристальном рассмотрении оказывается агентом
сотрудника милиции.
   Правда, бывшим, связь с ним утрачена, деловые отношения прерваны. Те-
перь самое время вспомнить, что же говорил Денисов. А  говорил  он,  что
Нурбагандов является одним из выпускников учебного центра,  действующего
в рамках государственной программы по борьбе с уклонением от уплаты  на-
логов. И еще Денисов говорил, что с этой программой, хоть  она  и  госу-
дарственная, что-то не в порядке. От нее исходит сильный запах  кримина-
ла.
   Слишком много агентов... Слишком много для случайного совпадения. Ес-
ли же это не совпадение, а звенья одной цепи, то цепь эта выглядит  при-
мерно так: в учебный центр набирают людей, имеющих опыт сотрудничества с
правоохранительными структурами, причем  опыт  совершенно  определенного
характера, иными словами - опыт агентурной работы. И еще одно уточнение:
агент этот должен быть завербован на компрматериалах, а проще  говоря  -
он должен был совершить преступление или быть, по крайней мере, замешан-
ным в каком-нибудь криминале. И тут возникают новые вопросы.
   Первый: откуда учебный центр получает информацию о таких  людях,  кто
им "сдает" этих агентов-уголовников? И второй: каким образом их  застав-
ляют сотрудничать с государственной программой?  Ведь  если  Денисов  не
ошибся и там действительно что-то не в порядке,  должна  быть  гарантия,
что эти люди будут молчать.
   Ответ напрашивается сам собой. В государственной программе  участвуют
сотрудники милиции, имеющие доступ к информации об агентуре. Дальше  все
просто, если взять за образец ситуацию с Мамонтовым. К человеку приходят
и добиваются тем или иным способом признания в совершении  преступления,
а если удается - и в сотрудничестве с органами.  Кстати,  можно  немного
отступить от первоначальной линии рассуждений и признать, что такое сот-
рудничество, вполне вероятно, не является определяющим моментом при  вы-
боре кандидата на учебу. Главное - причастность к криминалу. На этом  их
и держат, чтобы потом пасть не открывали и не болтали. Другое дело,  что
такие "причастные", если о них знает милиция,  довольно  часто  действи-
тельно оказываются негласными сотрудниками.
   Таким путем в учебный центр, а потом и в банк "Русская тройка"  попал
Мурад Гаджиев, впоследствии превратившийся  в  Аликади  Нурбагандова.  И
нарвался случайно на человека, узнавшего в нем уголовника  с  совершенно
другой фамилией. И точно таким же путем в учебный центр должен  был  по-
пасть Никита Мамонтов. Ведь он же действительно  совершил  преступление,
убийство на Павелецком вокзале, и сам признался под нежимом, да и Корот-
ков в этом не сомневался. Почему же с Никитой все получилось  как-то  не
так? Грех есть, признание есть, а вместо учебного центра Мамонтов  полу-
чил пулю, Баглюк - материал для статьи, а Коротков - миллион неприятнос-
тей.
   И во всей этой каше оказался замешан Леонид Петрович.
   Сегодня все выглядит еще хуже, чем вчера. Намного хуже... Нет, отста-
вить эмоции, надо еще подумать. Откуда в учебном центре узнали  про  Ма-
монтова? Кто мог им сказать, что у уголовного розыска были все основания
считать Никиту убийцей, но не было доказательств? Кто? Только  тот,  кто
занимался раскрытием этого убийства. Например, Юра Коротков.
   Нет! Хватит одного папы, второго удара она, Настя, не перенесет. Надо
немедленно придумать другой ответ на вопрос, иначе она сойдет с ума. Ес-
ли не Юрка, то кто? Любой другой  оперативник,  который  тоже  занимался
этим убийством на Павелецком. Или человек не из милицейской среды, имею-
щий точную информацию о том, кто именно  совершил  убийство,  оставшееся
нераскрытым. Человек из группировки, в которую когда-то входил Мамонтов.
И сегодня этот человек сотрудничает с учебным центром.  Ну  ничего  себе
связи у государственной программы! Не зря  покойный  Денисов  утверждал,
что с ней что-то нечисто. В корень зрил старый  мафиози,  чутье  его  не
подвело.
   Перед первым звонком Анна очень волновалась.
   - Чего ты боишься, девочка? - ласково успокаивал ее Парыгин. - Это же
не личная встреча, и всего лишь телефонный звонок. Он тебя не съест,  не
обидит, не ударит.
   В крайнем случае, просто положит трубку. Ничего страшного.
   - А вдруг я сделаю что-то не так, и все сорвется? - беспокоилась она.
   - Ну и что? Переживем. Другое что-нибудь придумаем.
   Парыгин, конечно, кривил душой, ничего другого он придумать  не  мог,
не идти же, в самом деле, на разбойное нападение. Но он надеялся на  ус-
пех, потому что за долгие годы своей  опасной  карьеры  научился  хорошо
разбираться в людях, заказчиков своих видел насквозь и умел  безошибочно
определять, с кем как нужно обращаться. Петр Михайлович  (а  именно  так
назвался ему человек, "заказавший" Нурбагандова) не торговался и не про-
изводил впечатление скупердяя, сразу видно, не свои деньги тратит, прос-
то выполняет чье-то поручение. Поэтому во время первого разговора с  не-
известной вымогательницей сильно упираться не будет, попросит  время  на
"подумать" и бросится докладывать тому, на кого работает. Все неприятные
и трудные вопросы будут заданы только во втором разговоре.  Кроме  того,
он плохой стратег, иначе никогда не допустил бы, чтобы от услуг  Парыги-
на, то есть Зотова, отказались. Во-первых, для знающих людей Зотов - это
гарантия  надежности,  квалифицированного  исполнения  и   безопасности.
Во-вторых, с такими, как Зотов, ссориться нельзя, нельзя отбирать у  них
кусок, которым уже поманили, и ничего при этом не  объяснять,  не  изви-
няться и не платить неустойку. Не положено. В этой  игре  свои  правила.
Петр Михайлович плохо просчитывает варианты и не умеет смотреть в  буду-
щее. А Парыгин умеет. Поэтому понимает, что вариантов будет только  два.
Либо Петр Михайлович заплатит без разговоров, либо попытается  выследить
и убрать шантажистку, на чем и погорит. Так или иначе, за то ли, за дру-
гое, но Евгений деньги из него вытрясет. Аню жалко, что и говорить,  хо-
рошая она девочка, но долг перед братом и его вдовой и  сыном  для  него
важнее.
   Наконец Аня собралась с духом и потянулась к телефонной трубке.
   - Набирай номер, - сказала она, сделав глубокий вдох.
   Абонент ответил сразу. Парыгин знал, что это телефон сотовой связи, и
определителя номера у аппарата нет.
   - Петр Михайлович? У меня к вам конфиденциальный разговор. Вам удобно
говорить, или мне перезвонить попозже? - начала Анна так,  как  учил  ее
Евгений Ильич. - Нет, по личному. Хорошо, через  двадцать  минут.  Всего
доброго. Она с явным облегчением повесила трубку.
   - Ну вот, а ты боялась, - весело сказал  Парыгин.  -  Видишь,  ничего
страшного на самом деле нет.
   - Женя, как-то странно все это... Я думала, шантажисты звонят и  заг-
робным голосом начинают сразу угрожать.
   - А ты уже почувствовала себя шантажисткой? - с улыбкой поддел ее Ев-
гений. - Вошла в роль? Девочка моя, все твои знания  о  таких  ситуациях
пришли из плохих фильмов, сразу угрожать, да еще загробным голосом начи-
нают те, кто хочет испугать, выбить человека из  колеи.  Тогда  действи-
тельно их не должно интересовать, удобно ли человеку с  ними  разговари-
вать и обсуждать щекотливые вопросы. А мы с тобой никого не хотим  напу-
гать, мы стремимся к нормальному деловому разговору, в результате  кото-
рого мы продаем свой товар - молчание - за определенную сумму.  Это  уже
почти коммерция. А никакой не шантаж.
   Двадцать минут они провели за вполне семейным занятием, кололи и чис-
тили грецкие орехи для сациви. Парытин с удовольствием  ел  ее  стряпню,
Анна действительно хорошо готовила, причем годы, проведенные  в  спорте,
приучили ее к такому питанию, которое наилучшим образом подходило самому
Евгению и было ему привычно. Много витаминов, энергетически  ценных,  но
не жирных продуктов. И снова в голову ему пришла мысль о настоящей, а не
призрачной женитьбе на Анне. А что, в самом деле? Она ему вполне  годит-
ся. Преданная, ласковая, и хозяйка хорошая. Если все пройдет нормально и
Петр Михайлович не начнет чудить, то, может быть,  и  вправду  жениться?
Аня, конечно, не из тех, кто кушает любую туфту,  не  задавая  вопросов,
она весьма неглупая особа, но прелесть ее в том, что, задавая вопросы  и
получая на них ответы, она не шарахается в ужасе, не  кричит:  "Подонок!
Не смей ко мне приближаться!", а принимает все как  данность,  будто  бы
иначе и быть не должно. Она сразу объединяется со своим мужчиной в  еди-
ную команду, готовая играть до конца. Спортсменка, как ни круги, у нее и
психология "игровика", а не единоборца. Это он, Парыгин, всю  жизнь  был
волком-одиночкой, сам за себя один на один с противником, а Аня  другая,
ей нужно чувство локтя, ощущение, что она не  одинока,  что  рядом  есть
поддержка и помощь, тогда она горы свернет и ничего  бояться  не  будет.
Такая жена ему и нужна.
   - Все, Анюта, время истекло, - заметил он, глядя на часы, - пора зво-
нить.
   - Уже? - Она испуганно вскинула голову, судорожно зажав в руке  "щел-
кунчик".
   - Пора, пора. Надо быть точными, если мы хотим заставить уважать себя
и видеть в нас деловых людей.
   Разговор прошел даже легче, чем рассчитывал Парыгин. Петр  Михайлович
был краток и дурака не валял. Едва услышав  фамилию  "Зотов",  он  сразу
спросил:
   - Что вы хотите за это?
   - Сорок тысяч, - ответила Анна.
   - Это много. Я должен подумать. Кроме того, мне нужны гарантии  вашей
добросовестности. И я хочу знать, какой объем знаний оценивается указан-
ной вами суммой.
   - Вы хотите услышать это по телефону?
   - Разумеется, нет. Полагаю, вы и сами не сторонница  поспешных  реше-
ний. Дайте мне время на обдумывание ситуации.
   - Сколько?
   - Два дня. Позвоните мне через два дня, и мы договоримся о встрече.
   Связь была хорошей, Парыгин слушал весь разговор, прижав ухо к  труб-
ке, и это ему совсем не понравилось. Еще не хватало встречаться с  чело-
веком, из которого собираешься вытрясти деньги! Не по  правилам.  Шанта-
жист вообще не должен встречаться со  своей  жертвой,  это  элементарное
правило безопасности, а уж тем более встречаться не для передачи  денег,
а для предварительных переговоров. Стало быть, Петр Михайлович,  платить
вы не намерены, это очевидно.
   Вы хотите выследить чересчур осведомленную дамочку  и  разделаться  с
ней. Ладно, господин хороший, никуда вы не денетесь, все равно  заплати-
те. Как говорится, не умеешь - научим, не хочешь - заставим.
   Он быстро тронул Анну за руку и отрицательно помотал головой. Она по-
няла.
   - Нет, Петр Михайлович, об этом не может быть и речи.
   Или вы мне верите на слово, или я рискну  озвучить  содержание  своей
осведомленности по телефону.
   - Но вы должны меня понять, - Петр Михайлович слегка  сбавил  тон,  -
речь идет о большой сумме, и я должен понимать, за что плачу.
   - Это ваши проблемы. Вы можете не платить, и  тогда  об  объеме  моих
знаний вы узнаете через средства массовой информации или от следователя.
Вас это устраивает?
   - Послушайте, мы же деловые люди, а деловые люди всегда проверяют ка-
чество товара. Никто не покупает кота в мешке. Вы согласны?
   - Нет, я не согласна. Теоретически вы правы, но практически меня  это
не устраивает.
   - Что ж, тогда ищите другого покупателя своих знаний, - слегка  разд-
раженно сказал Петр Михайлович.
   - Другой покупатель уже заплатил.
   - Кого вы имеете в виду?
   - Зотова.
   - Вот даже как...
   - Да, Петр Михайлович, именно так. Вы с ним платите на паях. Он  свой
пай уже внес, теперь ваша очередь. Так когда мне вам позвонить?
   - Я же сказал, через два дня.
   На этом разговор был окончен. Результат Парыгина вполне устроил,  те-
перь нужно ждать, не попытается ли Петр Михайлович  разыскать  Зотова  и
спросить насчет шантажистки. Он помог Анне  провернуть  через  мясорубку
орехи с зеленью и чесноком и по