так, думаю,  он  ведь  сей
секунд уедет, а я его и не разглядел. Непорядочек. Выхожу из машины, иду
прямо к ним, здороваюсь. Вежливо так, без претензий. "Ира, -  говорю,  -
уже поздно, тебе пора домой". Строго так говорю, чтобы хахаль этот знал,
что Ира у нас не без пригляда и есть кому за нее заступиться, ежели что.
Но давить не стал, сразу зашел в подъезд, чтобы не смущать парочку. Зна-
чит, докладываю. Мужик чуть помоложе меня, лет тридцать пять -  тридцать
семь, лицо не прохиндеистое, на любителя легких  развлечений  не  похож.
Серьезный такой субъект. Одет очень дорого, под стать своей машинке. Од-
ни часы у него на руке тысяч тридцать долларов стоят.
   - Он красивый? - спросила Татьяна, которая слушала мужа, как  зачаро-
ванная.
   - А черт его знает, - пожал плечами Стасов,  -  вас,  девочек,  разве
разберешь, кто для вас красивый, а кто - урод. Вон Бельмондо,  страхолю-
дина, если разобраться, каких свет не видел, а бабы по всему миру от не-
го млеют. На мой вкус, Иркин хахаль хорош по всем статьям, а уж как  вам
покажется... Все, ненаглядные мои, рассказ окончен, начинается  праздник
открытого рта. Я больше не могу терпеть, мне нужно поесть.
   Он накинулся на мясо с таким вожделением, будто его не кормили месяца
три. Татьяна молча смотрела на мужа, потом бросила тревожный  взгляд  на
часы.
   - Что-то долго они прощаются. Может, пойти привести ее?
   - Таня, возьми себя в руки, - с упреком проговорила Настя. - Ирина  -
взрослый человек, ты сама мне это объясняла всего час назад. Я все равно
сейчас ухожу. Увижу Иру - шепну ей, что ты волнуешься. Если не  увижу  -
поднимусь, тогда уж Стасов выйдет; А ты сиди спокойно дома, тебе нервни-
чать вредно.
   Спустившись вниз, Настя сразу  наткнулась  на  Ирочку.  Та  стояла  в
подъезде возле почтового ящика, уткнувшись глазами в газету. Лицо ее бы-
ло искажено яростью, по щекам стекали злые слезы. На деревянной  панели,
скрывающей батарею отопления, валялся небрежно брошенный огромный  букет
каких-то экзотических цветов.
   - Ира! - окликнула ее Настя. - В чем дело? Твой кавалер тебя обидел?
   Ирина с досадой скомкала газету и всхлипнула.
   - Подонки! Ну какие же подонки! За что они ее так? Что она им  сдела-
ла?
   - Тихо, тихо, ласточка моя, - Настя успокаивающе обняла молодую  жен-
щину, - не надо реветь. Спокойно и последовательно: что случилось?
   - Да вот! - Ира с ненавистью ткнула рукой в газету. - Облили  Татьяну
грязью за интервью с Улановым.
   - Не может быть, - удивилась Настя. - За что? Я же видела передачу. Я
понимаю, если бы Уланова наконец раскритиковали за некорректное  поведе-
ние, но ее-то за что?
   - А ты прочитай! - Ира горько расплакалась.
   Настя взяла из ее рук газету, расправила скомканные  листы.  В  глаза
сразу бросился заголовок: "Прощай лицо, да здравствует грим!" Журналист-
ка по фамилии Хайкина в выражениях не  стеснялась.  "Потрясая  обтянутой
тонким трикотажем пышной грудью, популярная писательница Томилина свысо-
ка поучала нас, ловко оперируя выдернутыми из классики и поставленными с
ног на голову цитатами, как нужно относиться  к  массовой  культуре.  Ее
терпимость в отношении оболванивания населения  дешевым  ширпотребом  от
литературы можно понять, ведь Томилина зарабатывает на жизнь именно  им,
накатав за три года полтора десятка низкопробных детективчиков. Но  саму
писательницу все это совершенно не смущает, и, отвечая на вопросы  веду-
щего, она ничтоже сумняшеся упоминает в одном ряду со своим, безусловно,
дорогим ей именем имена признанных мастеров, к примеру,  Хемингуэя.  Са-
момнения госпоже Томилиной, что очевидно, не занимать. Да и больное  во-
ображение писательницы не дает ей покоя: теперь она уверена, что все ки-
нематографисты всего мира спят и видят,  как  бы  им  экранизировать  ее
бессмертные произведения. Более того, они собираются снимать  фильмы  по
ее книгам подпольно,  и  Томилина  с  экрана  прямо  пригрозила  им:  не
трожьте, нехорошие мальчики, мои чистые книжки своими грязными руками, а
то в суд пойду. По-видимому, желание прославиться, пусть и скандально, в
госпоже Томилиной столь велико, что заставляет ее  забывать  о  грядущем
материнстве. Вместо того, чтобы заботиться о здоровье будущего  ребенка,
она собирается таскаться по судам. Что ж, мы давно уже  перестали  удив-
ляться и разного рода судебным искам, и тому, что у нас растет  странное
поколение странных детей. А откуда же взяться нормальным, если даже  бу-
дущие матери думают исключительно о скандалах и читают ту нелитературную
безвкусицу, которой потчует их пышнотелая мадам Томилина? "
   В статье были и другие пассажи, еще более отвратительные  и  грязные.
Когда Настя закончила читать, Ирочка  уже  перестала  плакать  и  теперь
смотрела на нее огромными глазами обиженного ребенка.
   - Ну, видишь? - спросила она дрожащим голосом. - Таня будет в  ужасе.
Кто такая эта Хайкина?
   - Не знаю. Может быть, Таня ее по следственным делам как-то задела? -
предположила Настя. - Вот она и мстит теперь, как умеет.
   - Я выброшу газету и ничего ей не скажу, - решительно сказала Ира.  -
Дай сюда эту гадость, я выкину в помойку.
   - Это глупо, Ириша. Завтра Таня придет на  работу,  и,  уверяю  тебя,
найдется куча доброжелателей, которые ей это покажут. А то и не покажут,
а на словах передадут, прибавив кое-что от себя и все переврав в  худшую
сторону. Врага, как нас учили классики политической борьбы, надо знать в
лицо.
   - Нет, - Ирина упрямо покачала головой, - я не могу... Она не  должна
это видеть. Она с ума сойдет.
   - Иришка, поверь мне, если она увидит это не у себя дома, где рядом с
ней и ты, и Стасов, а где-то в другом месте, будет только хуже. Ты же не
можешь сделать так, чтобы она гарантированно ничего не узнала. А коль не
можешь, то половинчатые меры могут принести куда больший вред. Послушай-
ся меня, отнеси газету домой и сразу же покажи Тане. Только не с трагиз-
мом в голосе, а с веселым хохотом.
   - Нет. Не уговаривай меня. Я не смогу... Мне так ее жалко!
   Ира снова разрыдалась. Настя поняла, что с ней каши не сваришь, ухва-
тила ее за руку и повела к лифту, не забыв при этом забрать букет.
   - Пошли, я с тобой вместе поднимусь.
   - Зачем?
   - Попрошу Стасова, чтобы он меня до метро на машине подбросил, у  вас
такая глухомань, что и не выберешься вечером. На, неси свой  букет,  его
же тебе подарили, а не мне.
   Вдвоем они поднялись в квартиру. Из  кухни  доносился  громкий  голос
Стасова, который с кем-то разговаривал по телефону, шум воды и  звяканье
посуды - Татьяна убирала со стола после ужина.
   - Ира, что ты так долго? - спросила она, не выходя в прихожую.
   - Я вернулась, - сообщила Настя. - Боюсь я по вашим потемкам в одино-
честве шлепать, хочу попросить Владика, чтобы подвез до метро.
   Татьяна вышла в прихожую.
   - Это правильно, - говорила она на ходу, - прости, что я сразу не со-
образила... Ира! Что случилось? Ты плакала? Я так и знала, что твое  но-
вое знакомство ни к чему хорошему не приведет.
   - Оставь в покое Ирочкиного кавалера, - примирительно сказала  Настя.
- Дело не в нем.
   - А в чем?
   - Танюша, я очень перед тобой виновата, я втравила тебя в интервью  с
Улановым, а теперь какая-то  журналистка  по  этому  поводу  изощряется.
Текст, конечно, совершенно бредовый, но Иришка жутко  расстроилась.  На,
прочти, и убедишься, что дело яйца выеденного не стоит.
   Настя протянула ей газету и мысленно зажмурилась. Татьяна не была  ее
близкой подругой, знакомы они были совсем недавно,  и  изучить  характер
жены Стасова у Насти возможности не было. Как знать, как она  отреагиру-
ет... А вдруг Ира была права? Волнения, истерика, отчаяние. А Таня бере-
менна.
   На кухне Стасов продолжал разговаривать по телефону, Татьяна стояла в
прихожей и быстро читала, а Насте казалось, что каждая секунда - это шаг
на эшафот. Все правильно, опять она во всем виновата, только  она.  Ведь
это она свела Татьяну с кинопродюсером Дороганем, а все, что Таня  гово-
рила в эфире о возможности экранизации ее книг, было сказано по его про-
сьбе. Ему нужен был скандальчик, а Тане нужен был Уланов. В  тот  момент
каждый получил то, что хотел, но если для Дороганя все обошлось без пос-
ледствий и даже, вполне вероятно, обернется с выгодой,  то  Таня  в  ре-
зультате получила на свою голову ушат помоев. Журналистка Хайкина злобно
брызгала слюной и исходила желчью, все, написанное ею, было прямой ложью
и передергиванием, но кому от этого легче-то? Газету прочитали  или  еще
прочитают сотни тысяч москвичей, которые поверят этим злобным оценкам.
   Наконец Татьяна дочитала статью. Она спокойно сложила газету и убрала
ее на полку.
   - Стасов! - крикнула она. - Заканчивай переговоры, тебя Настя ждет.
   - Сейчас иду, - откликнулся Владислав.
   - Ну, что скажешь? - осторожно спросила Настя.
   - А ничего, - Татьяна безмятежно улыбнулась. - Что можно сказать? Что
у меня грудь не пышная? Пышная. У меня, слава Богу, есть глаза, и я  это
прекрасно знаю. Я знаю, что я толстая, и меня  невозможно  обидеть  тем,
что об этом будет написано в газете. Даже в  такой  уважаемой.  Все  ос-
тальное действительно полный бред. Тот, кто видел передачу, поймет,  что
Хайкина передергивает карты. А тот, кто не видел, будет  думать,  что  я
глупая и склочная баба с переразвитым самомнением. Так что это,  катаст-
рофа? Те, кому нравятся мои книги, все равно не поверят ни одному слову,
а те, кому они не нравятся, - ну так они им уже не нравятся,  и  оттого,
что я буду в их глазах выглядеть плохо, ничего не изменится. А  ты  что,
Ириша, правда огорчилась? И из-за этого ревела? Вот глупышка!
   - Я боялась, что ты расстроишься, - пробормотала Ира.
   - Да что ты, миленькая, неужели я произвожу  впечатление  беззащитной
курицы? Ты же меня знаешь не первый год. Не волнуйся, я умею себя  защи-
щать. И потом, во всем этом есть огромный положительный потенциал.  Пока
я читала эту галиматью, я придумала, как мне строить сюжет  дальше.  Вот
уже почти месяц я не работаю над книгой, но не только потому, что  очень
занята, а еще и потому, что у меня сюжетный стопор: я  не  понимаю,  что
должно происходить дальше. Вернее, до этой минуты не понимала. А  теперь
я сообразила, как писать. Что ты стоишь, как вкопанная?  Раздевайся,  ты
же домой пришла, а не в гости.
   Ирочка облегченно перевела дыхание, скинула плащ и  туфельки,  и  уже
через несколько секунд по всей квартире разносился ее  звонкий  голосок.
Появился Стасов, облаченный в спортивный костюм, и  начал  зашнуровывать
кроссовки.
   - Владик, может быть, ты довезешь Настю до дома? Уже очень поздно,  -
попросила Татьяна.
   - О чем речь, - добродушно прогудел Владислав, - конечно, довезу, ес-
ли любимая жена не будет ревновать. Не будешь?
   - Буду, - засмеялась Татьяна, - но если Настя поедет одна, я буду бо-
яться, что с ней что-нибудь случится. Из двух зол я выбираю то, что  ме-
нее вредно для здоровья.
   Около полуночи машин на дорогах было совсем мало, и ехали они быстро.
Стасов молчал, думая о каких-то своих проблемах, а Настя вспоминала  ре-
акцию Татьяны на статью и не переставала удивляться тому, насколько жена
Стасова не похожа на нее саму. Да случись такое с ней, Настей,  она  бы,
наверное, уже билась в истерике от обиды и недоумения: чем она так доса-
дила журналистке Хайкиной, что вызвала на себя такой поток  грязи?  А  с
Татьяны как с гуся вода. Прочитала и даже не поморщилась.  Еще  и  их  с
Ирой успокаивала. "Она совсем другая, - думала Настя, - и у  нее  совсем
другой взгляд на жизнь. А может быть, она уже давно поняла, что в  жизни
главное, а что - второстепенное, у нее хватает мудрости отделять одно от
другого и реагировать на это по-разному. А у меня этой мудрости нет. По-
жалуй, только вчера, когда на моих глазах убили Димку Захарова, я сдела-
ла первый робкий шажок на пути к этой мудрости и начала хоть что-то  по-
нимать".
   Притормозив у Настиного дома, Стасов повернулся к ней.
   - Ты мне сегодня нравишься больше, чем в прошлый раз,  -  сказал  он,
положив руку на ее плечо. - В прошлый раз ты была какая-то...
   Он замялся, подыскивая слово поточнее, но так и не нашел.
   - Какая? Вялая?
   - Скорее, убитая. Словно из тебя стержень  вынули,  и  ты  потихоньку
оседаешь. А сегодня ты снова такая, как раньше. Усталая, замученная,  но
все-таки живая. Кризис жанра?
   - Был, - кивнула Настя. - Но прошел. Стасов, если у тебя  будет  сво-
бодная минутка, наведи справочки о журналистке Хайкиной.
   - Зачем она тебе?
   - Пока не знаю. Может статься, и незачем. Но на всякий  случай  пусть
будет. Пригодится.
   - Ладно, - он пожал могучими плечами. - До квартиры проводить?
   - Сама дойду, спасибо.
   Она чмокнула Владислава в щеку и вышла из машины,


   Глава 14

   - У нас не так много времени, мы должны успеть до ее  родов.  Поэтому
возможности детально изучать личность Томилиной у  нас  нет.  Обычно  мы
изучаем объект два-три месяца, а то  и  дольше,  прежде  чем  составляем
программу и приступаем к ее реализации, но в данном  случае  все  должно
быть закончено как можно быстрее. Через два с половиной месяца  она  ро-
дит, и тогда мы вряд ли сможем что-то изменить.
   - Согласен. И что вы предлагаете?
   - Я собираюсь на примере Томилиной  отработать  методику  составления
психологического портрета писателя по его произведениям. Нам  это  может
пригодиться в будущем. Ведь Томилина, я надеюсь, не единственный в  этом
мире популярный писатель, у которого есть личные  проблемы.  Она  должна
стать первой ласточкой.
   - Допустим. Какие соображения у вас на этот счет?
   - Вы знаете, чем отличается женская литература от мужской?
   - Не задавайте мне риторических вопросов. Меня всегда раздражала  эта
ваша манера. Говорите по существу.
   - Простите. Человек начинает писать книги по двум  причинам.  Причина
первая: он хочет поговорить с людьми, со своими читателями, о проблемах,
которые кажутся ему важными, интересными, достойными глубокого  осмысле-
ния и всестороннего обсуждения. Причина вторая: он  хочет  поговорить  о
себе.
   - Минутку... Вас послушать, так никаких других причин не  существует.
А деньги?  Великое  множество  писак  марают  бумагу,  чтобы  заработать
деньги. К какой категории вы их отнесете? Кроме того, вы забыли  о  тех,
кто банально хочет прославиться. Эти тоже пишут много и встречаются час-
то. Ваша классификация страдает неполнотой.
   - Вы не поняли... Вернее, я недостаточно четко выразился. Почему  че-
ловек решает опубликовать свою писанину - это совсем  другой  вопрос,  и
причиной этому, как вы справедливо заметили, может быть и жажда денег, и
жажда славы, и стремление кому-то что-то доказать, и многое другое. Я же
сейчас говорю о том, что движет человеком, когда он берется за перо. Это
подсознательная материя. Основную массу  произведений  литературы  можно
разделить на две группы: те, где есть проблемы, и те, где есть безупреч-
ный герой. Так вот, женская литература - это всегда, ну на девяносто де-
вять процентов, литература, в которой дама-автор олицетворяет себя с ге-
роиней. Она любуется ею, приписывает ей все мыслимые и немыслимые добро-
детели, и при этом наделяет ее внешностью, о которой сама мечтает. Писа-
тельница хотела бы прожить такую же жизнь, совершать такие же  поступки,
встречать такую же неземную любовь, заниматься таким  же  восхитительным
сексом и получать такие же неожиданные подарки как от жизни вообще,  так
и от красивых и богатых любовников. На этом построен любой  дамский  ро-
ман. Если изучить внимательно все творения дамы-автора, то можно  соста-
вить полный перечень ее вкусов, желаний, мечтаний и даже  детских  стра-
хов. Из этого получается полный и детальный психологический портрет  пи-
сательницы, который ни в чем не уступает тому портрету, который мы  сос-
тавляем обычно после  длительного  и  тщательного  сбора  информации  об
объекте.
   - И вы полагаете, что Татьяна Томилина - именно такой автор?
   - Ну конечно! Я прочел больше половины ее детективов. Там присутству-
ет постоянная героиня, и я более чем  уверен,  что,  препарировав  образ
этой героини, мы узнаем о Томилиной все, что нужно, чтобы правильно раз-
работать программу. Вы все еще мне не верите?
   - Хм... Ваши методы иногда кажутся мне сомнительными. Я, например, до
сих пор не понимаю, какой смысл был в этом последнем трупе.  Зачем  гро-
моздить одну смерть на другую? Чем вам помешал этот парень? Но  не  хочу
быть несправедливым: вам всегда удается достичь желаемого результата. Не
понимаю, почему вам это удается, но с фактами спорить  трудно.  Делайте,
как считаете нужным. Но помните об ответственности, которую вы  сами  на
себя возлагаете, когда даете мне гарантии успеха.
   - Я помню.
   Следователь Борис Витальевич Гмыря, руководивший работой по  делу  об
убийстве депутата Государственной Думы Юлии Готовчиц, был сильно просту-
жен.
   Голос совсем сел, горло болело, а из носа текло постоянно. И  полков-
ник Гордеев, как ни силился сохранять серьезность в разговоре, то и дело
съезжал на иронический тон, тем более что знал Гмырю он еще с  тех  пор,
когда тот работал обыкновенным опером на территории.  Хотя,  надо  приз-
наться, серьезность совсем не помешала бы, ибо обсуждали они вещи отнюдь
не смешные.
   - Виктор Алексеевич, это с вашего тихого благословения майор Коротков
водил меня за нос? - натужно сипел Гмыря, держа возле лица руку с  зажа-
тым в ней носовым платком.
   Учитывая состояние настоящего, а не идиоматического носа следователя,
вопрос прозвучал более чем забавно, и Гордеев не удержался и фыркнул.
   - Что вы, Борис Витальевич, - ответил он, тем не менее стараясь оста-
ваться вежливым, - Коротков никого не может водить за нос, у  него  хит-
рости на это не хватает. Он же прост, как дитя. Неужели вы сами не види-
те?
   - И тем не менее... - Гмыря сморщился и чихнул. - Извините.  Коротков
предложил версию, в соответствии с которой убийцу Юлии Готовчиц надо ис-
кать через частное сыскное агентство "Грант".  Мне  версия,  честно  вам
признаюсь, не понравилась, но я позволил Короткову по  ней  работать.  И
что же выяснилось? Прямо перед агентством в упор расстреливают Димку За-
харова, которого я знал когда-то как неплохого опера, а рядом  с  ним  в
этот момент находится ваша Каменская. Это как же понимать?
   - А как? - невинно спросил Гордеев.
   - А так, что по делу работают еще какие-то ваши подчиненные,  о  дея-
тельности которых мне ничего не известно. Виктор Алексеевич, не мне  вас
учить, потому что я сам когда-то у вас учился. Но речь идет об  убийстве
депутата, и здесь все должно быть четко и грамотно, потому что за каждым
нашим действием руководство следит в десять глаз. Ну в  какое  положение
вы меня ставите?
   - Да ладно тебе, Боря, - Примирительно сказал Колобок. - Не  прикиды-
вайся следователем, ты как был опером - так им и остался. Только петлицы
на кителе сменил. Ничего закулисного я против тебя не  замышляю.  Версия
была Каменской, тут ты прав, но я тебе подставил Короткова,  потому  что
она девчонка еще, рано ей по убийству депутата работать.  Сломается,  не
ровен час. Официально она этим преступлением не занимается, и ежели что,
никто ее на ковер таскать и за нервные окончания дергать не будет. А Юр-
ка - парень крепкий, битый, ему все нипочем. Вот и вся премудрость.
   - Так бы и сказали с самого начала, - пробурчал Гмыря, громко сморка-
ясь. - Извините. Сами же говорите, что я в душе опером остался, так неу-
жели я не понял бы? А то вчера с утра пораньше меня в прокуратуру вызва-
ли, а я по поводу Каменской ничего вразумительного сказать не могу.  По-
зорище. И хотел бы умолчать - да не  вышло.  Они  требуют  доложить  ход
расследования, а версия с "Грантом" оказалась единственной,  по  которой
хоть что-то сдвинулось, пришлось рассказывать. Чего я им плел - вам того
лучше не слышать. Изоврался весь. А все из уважения к вам, моему