испугался, побежал к Ефремовой, та посоветовала ему, а может, попросила выполнить требования Щеткиной, чтобы выиграть время и подумать. Он женился. Щеткина успокоилась. А они, бывшие любовники, продолжали вынашивать планы избавления от шантажистки. Нужно было успеть быстрее, пока Елена не родила ребенка, потому что ребенок этот был Сафронову совсем не нужен. Наблюдение за контактами Сафронова после убийства жены показало, что Егор регулярно встречался с Ефремовой, но подозрений это ни у кого не вызывало: предприниматель и банкир, что может быть естественней? А они обсуждали вовсе не финансы, а жизнь Елены. Вот, значит, как...

***

     - Ты чего не звонишь-то?
     Голос Стасова по телефону звучал обиженно, и Настя машинально начала перебирать в голове даты и события: наверное, она должна была позвонить, потому что у кого-то в семье Стасова день рождения, у него, или у Татьяны, или у маленького Гришеньки... Или годовщина свадьбы? Или что?
     Ничего не вспоминалось, и она виновато промямлила:
     - Я как раз собиралась... Честно, Владик, вот только что от начальства пришла и собиралась позвонить.
     - Врешь ты все, - беззлобно отозвался Владислав. - Нагрузила меня работой, а сама в кусты. Вот ты всегда так.
     Господи, как же она забыла?! Пенсионер Галкин. Или Воробьев? Нет, кажется, все-таки Галкин. Совсем недавно она, сидя вот на этом самом месте, уговаривала Стасова отработать фигуранта. И уже забыла. А ведь она всегда так гордилась своей памятью... Возраст, годы идут, ничего не поделаешь.
     - Ну так что, забывчивая ты моя, отчет по телефону примешь или приехать велишь? - продолжал Стасов.
     - А там что-то сложное? - опасливо спросила Настя.
     - Да нет, проще пареной репы.
     - Тогда по телефону.
     - Как скажешь, - согласился он. - Аркадий Михайлович Галкин имеет множество знакомств с людьми, чьи родственники или друзья в свое время эмигрировали по тем или иным причинам. В далеком прошлом он промышлял тем, что помогал отъезжающим быстро и не без выгоды для себя продавать имущество. Было, если ты помнишь, такое время, когда людей годами держали на привязи, не выдавали разрешения на выезд, а потом - хоп! - и трое суток на все про все. А то и двадцать четыре часа. Не успеешь уехать - все разрешения аннулируются. И в таких ситуациях Аркадий Михайлович был просто незаменим. Его, как хорошего и даже почти честного маклера, передавали из рук в руки, в результате чего крут знакомых расширился до невозможности. У него сохранились хорошие отношения с родственниками и друзьями уехавших, и на сегодняшний день он активно этот факт использует для зарабатывания денежек на кефирчик.
     - Каким образом?
     - Скупает по просьбе Василия Славчикова письма эмигрантов. Как тебе такой поворотец?
     - Ничего себе, - растерянно произнесла Настя. - И зачем это нужно? Зачем Василию письма эмигрантов?
     - Вот, нетерпеливая ты моя, не захотела с Екатериной Сергеевной общаться, выперла ее по-быстрому, переадресовала ко мне, теперь мучайся. А поговорила бы с ней подольше, так не задавала бы таких вопросов.
     - Ну Стасов же! - взмолилась она. - Не терзай меня.
     - Васенька у нас роман пишет. Тайком от всех. Букера хочет получить, не меньше. Екатерина Сергеевна об этом, натурально, ничего не знает, но когда я ей доложил...
     - А ты уже доложил?
     - Ну а как же. Она - клиент, имеет право знать, она деньги за это платит. Короче, когда я ей об этом сказал, она так хохотала - ты бы слышала! Оказывается, Васенька давно уже пытается навалять мировой бестселлер, но все, что он писал, Екатерина Сергеевна раскритиковывала в пух и прах. Основной ее претензией было отсутствие жизненного опыта, из-за чего мысли, чувства и поступки персонажей зрелого возраста выглядели надуманными и не правдоподобными. Она советовала Василию писать о людях его поколения, но его почему-то тянуло в другую сторону, молодежная тематика его как-то не будоражит. И когда я рассказал ей о письмах, она подумала немножко и предположила, что Вася, вероятнее всего, затеял роман из жизни эмигрантов, но поскольку сам за границей не жил, а только ездил несколько раз на недельку в качестве туриста, то ему понадобилась живая фактура и настоящие мысли и чувства. И еще она сказала, что роман должен быть об эмигрантах семидесятых годов, потому что об этом вообще мало написано, тема неизъезженная, а для Васи важна конъюнктура. Он как-то об этом заговаривал с Екатериной Сергеевной, и они обсуждали, что про эмигрантов постперестроечного периода романов - завались, а про ту волну ничего и нет.
     В те времена Интернета не было, контактировать с уехавшими было опасно, и письма передавались с оказиями, а поскольку оказии случались нечасто, то и письма писались редко, но зато длинные и подробные. Вот эту-то переписку пенсионер Галкин и выкупает для Василия.
     Или просит в подарок, или даже ворует, как я подозреваю. Владельцы этих писем в большинстве своем люди уже немолодые, многие из них бедствуют и с удовольствием меняют старые письма на новые деньги, тем более платит Аркадий Михайлович щедро. Подполковник милиции в отставке Стасов доклад окончил.
     - Подполковник милиции Каменская доклад приняла. Спасибо тебе, Владик. Ты не представляешь, как ты мне помог.
     - Почему же? Представляю. У тебя стало одним подозреваемым меньше. Баба с возу - и кобыла бежит налегке. Так ведь?
     Так, конечно. Только на убийство Лаптевой это света не проливает. Ничего непонятного и неразъясненного в поведении Василия Славчикова не осталось. И мотивов убивать старушку у него нет. Или все-таки есть? Ну елки-палки, не дело, а болото какое-то! Делаешь шаг, надеешься, что там твердая почва, а там снова трясина. И никакой опоры. Оттолкнуться не от чего.
     Ладно, у Василия нет мотива убивать Глафиру Митрофановну. Но, может быть, он был у Славчиковой или у Богданова? Или у них обоих. И они заставили Васю составить им алиби. Возможно? Маловероятно, но чего на свете не бывает.
     Начнем с Екатерины Сергеевны. Чем ей могла помешать старуха? Неизвестно. Фактов нет. Будем исходить из того, что ничем она ей не мешала. А Богданов? Его с Глафирой Митрофановной связывает многое, в том числе и общие тайны, они вместе всю жизнь, так что здесь может быть все, что угодно. Для того, чтобы рискнуть убить Глафиру в присутствии двоих свидетелей, нужно обладать мощными рычагами воздействия на них. Такие рычаги у Богданова есть: проект "Василий Богуславский" приносит им очень большие деньги, и для продолжения доходного предприятия необходимо сохранить авторский коллектив. Без Глеба Борисовича им не обойтись, сама Славчикова утверждает, что так, как Богданов, сегодня не умеет писать никто. Замена Богданова на другого автора неизбежно приведет к изменению качества романов и к снижению продаж, а следовательно, к уменьшению гонораров. А расстаться с Богдановым придется, если сдать его милиции. Значит, что? Не сдавать. Помочь уйти от ответственности. Составить ему ложное алиби.
     Замести следы.
     Уф-ф! Ну и мысли в голову лезут... И сквозь толпу этих бредовых изысканий пытается пробиться какая-то мыслишка, крохотная, слабенькая, но силенок у нее не хватает, и она отступает под натиском построений - одно чудовищней другого. Нет, ну это ж надо было додуматься до того, что Богданов убил свою домработницу, а Василий и Катерина ему в этом помогали. Ты уж совсем, Каменская, умом тронулась.

***

     Вовчика-второго давно уложили, а Антошка все никак не мог успокоиться и через каждые десять минут вскакивал то попить, то пописать, то ему становилось страшно, и он просил отца посидеть с ним и подержать за ручку.
     - Я же говорила, не надо было ему позволять смотреть этот фильм, - сердито выговаривала мужу Катерина. - Я ведь тебя предупреждала.
     Это верно, она предупреждала, увидев в телепрограмме название фильма - "Пурпурные реки". Но Владимир Иванович как-то не прислушался, потому что Катерина сама этого фильма не видела, показ был премьерным, название - вполне нейтральным, и он решил, что жена перестраховывается, прочитав устрашающий заголовок.
     Он бегло просмотрел аннотацию, решил, что ничего страшного - университетский городок, преподаватели, студенты, замкнутый мирок, - и благополучно забыл о словах супруги. Катерины весь день не было, они с Василием, как обычно, работали у Богданова, Владимир Иванович ушел к приятелю, прихватив с собой младшего сына - у приятеля внук такого же возраста, и мальчишки увлеченно играют вдвоем, Антошка остался с няней Евгенией Семеновной, никаких инструкций по кинопоказу не получившей, а фильм начался часов в шесть, когда никого из родителей дома не оказалось. Евгения же Семеновна как-то ухитрилась ничего не заметить. Вероятно, обрадовалась, что мальчик прилип к экрану, и у нее есть полтора-два часа времени, чтобы спокойно почитать или посмотреть бразильский сериал на кухне.
     Очень Евгения Семеновна почитать любит и сериалы уважает.
     - Но, Катюша, разве я мог предполагать? - слабо сопротивлялся Владимир Иванович. - И ты не могла точно знать, ты же этого фильма не видела.
     - Я книжку читала! Она так и называется - "Пурпурные реки" Даже взрослым читать тяжело, а уж смотреть, и тем более детям. - .. И я утром тебе об этом сказала. Володенька, ты, по-моему, в последнее время вообще не слышишь меня. Я говорю - как будто в пустоту.
     Она была права, и Славчиков это понимал. Нет, их брак не разрушится, ни за что, он души не чает в сыновьях, и как бы ни раздражала его Катерина, он не уйдет от нее. Она хорошая, добрая, умная, и она не виновата в том, что он ее разлюбил. Или вообще никогда не любил?
     Поддался порыву, захотел поиграть в ценителя высоких душевных качеств и в спасителя обиженных.
     В последнее время он все чаще задумывался о том, почему женился на Катерине. Думал он об этом и сейчас, сидя на краю диванчика и держа в руке маленькую теплую, чуть влажную ладошку сына.
     Дверь комнаты приоткрылась, заглянула Катерина и поманила его пальцем. Владимир Иванович осторожно положил ручку Антоши поверх одеяла и на цыпочках вышел в коридор.
     - Мне нужно выйти минут на двадцать, - шепотом сообщила жена.
     - Что случилось?
     Спросил дежурно, потому что так положено. Ему было совсем неинтересно, куда это она собралась в двенадцатом часу ночи "на двадцать минут". Нужно - значит, нужно.
     - Приятельница позвонила, у нее что-то стряслось, хочет посоветоваться. Она уже к дому подъехала, но я просила ее не подниматься, потому что Антошка никак не уснет. Лучше я сама к ней выйду.
     Объяснение Владимир Иванович, как обычно, пропустил мимо ушей. Зачем слушать, если неинтересно?
     Катерина накинула пальто и тихонько выскользнула из квартиры. Владимир Иванович заглянул к сыновьям - кажется, оба спят - и пошел на кухню пить чай. Внезапно ему стало тревожно, и почему-то вспомнилось, что Катерина взяла с собой сумочку. Зачем ей сумочка, если она идет на двадцать минут поговорить с подругой? Что обычно носят женщины в своих сумках? Кошелек, документы, косметику, сигареты. Катя не курит, и вообще ничего из перечисленного ей не нужно, если она идет к подруге... А если нет? А вдруг это не подруга, а мужчина?
     Любовник. И она собралась куда-то поехать с ним. Но куда уедешь за двадцать минут? Ладно, где двадцать, там и сорок, а то и весь час, Катерина слишком хорошо знает своего мужа и уверена: он с пониманием отнесется к тому, что разговор с подружкой затянулся. Неужели она его обманывает? Он тут мучается, переживает, винит сам себя за то, что больше ее не любит, а она изменяет ему.
     Она тоже его не любит, но совершенно не страдает из-за этого и не казнится, а пошло и подло изменяет.
     Все эти мысли промелькнули в одно мгновение, и Владимир Иванович даже не успел их оценить и взвесить, а вместо этого отодвинул штору и шагнул на балкон. Зачем? Что он хотел увидеть в половине двенадцатого ночи, в ноябре, с высоты седьмого этажа? Он не думал об этом, просто сделал то, что сделал.
     Катерины не видно. И никаких двух женщин, стоящих и разговаривающих. Катя сказала, что подруга подъехала... На машине? Но машин вдоль Долгоруковской улицы стоит множество, иди пойми, в которой из них сидит его жена и кто там за рулем, мужчина или женщина. Габаритные огни у всех машин выключены, так что с высоты и не разберешь ничего. Где же Катя? Внизу, в одной из машин, или уехала?
     "Ерунда, - успокоил себя отрезвевший на холоде Славчиков, - надо взять себя в руки и перестать психовать. Катерина со своей подругой стоит в подъезде, там тепло и светло. Чего им в такое позднее время торчать на улице? Ну конечно, она в подъезде. Точно".
     В этот момент задняя дверь одной из машин открылась, из нее выпало что-то большое и округлое Дверь захлопнулась, машина резко подалась назад, вывернула на полосу движения и уехала Большое и округлое осталось лежать на асфальте, и только спустя несколько секунд оцепеневший от ужаса Владимир Иванович понял, что это лежит, скрючившись, его жена.
     Он мчался вниз по лестнице, не видя ступеней и забыв о лифте. Ему было больно дышать, ему было страшно думать, и в эту минуту Владимир Иванович Славчиков был просто двигающимся механизмом, конгломератом молекул, вырванных из привычной среды и несущихся в неизвестность. В пустоту.
     Пальто Катерины было в крови, больше Славчиков ничего не разобрал в темноте. Он опустился на колени, подсунул руку под ее затылок, приподнял, приблизил лицо. Жена дышала часто и неглубоко, глаза ее были открыты, но смотрели куда-то в сторону.
     - Катя, что?.. Кто?
     Ее губы шевельнулись, но слов не получилось. Где ее сумочка? Там должен быть мобильник, сейчас он вызовет милицию и "Скорую"... Или нет, сначала "Скорую", потом милицию... Нет, не так, надо звонить "02", теперь это единая диспетчерская, они сами пришлют кого надо. Сумочка валялась рядом, Славчиков с трудом справился с элементарным замком, вытряхнул содержимое прямо на асфальт. Вот он, телефон Но почему же пальцы совсем не слушаются? Он никак не может попасть на нужную кнопку... Наконец-то получилось!
     - Потерпи, Катюша, сейчас все приедут, и "Скорая", и милиция, тебе помогут, - успокаивающе заговорил он, продолжая поддерживать одной рукой голову жены, а другой гладя ее по холодной щеке. - Все будет хорошо, вот увидишь, я тебе обещаю.
     Губы ее снова шевельнулись, и Славчиков замолчал, пристально глядя в лицо Катерины и напряженно прислушиваясь.
     - Что, Катюша? Ты хочешь что-то сказав Помолчи, побереги силы, потом все скажешь...
     - Не нужно тратить жизнь на возмездие, - произнесла она очень тихо, но очень внятно. - Я отказалась.
     Ничто не имеет значения. Только любовь...
     Он ничего не понял. Слова были знакомыми, но он все равно ничего не понял. И очень испугался.
     - Что? - переспросил Владимир Иванович.
     Но Катерина не ответила. Она потеряла сознание.

***

     Поспать Насте не удалось. Около полуночи ей позвонили из дежурной части и сообщили о нападении на Екатерину Славчикову.
     - Ты же вроде делом этих писателей занимаешься, - лениво позевывая, сказал дежурный. - Сегодня кто-то из ваших в опергруппе, они поехали на вызов, просили тебе позвонить.
     Следующие три часа Настя провела в больнице, куда доставили Екатерину Сергеевну. Потерпевшую забрали в операционную, а она сидела в длинном коридоре на узкой банкетке, обтянутой прорвавшимся в нескольких местах дерматином, рядом со Сдавчиковым и пыталась не дать ему сорваться в истерику. Владимир Иванович уже несколько раз - сначала для приехавшей опергруппы, потом для Насти, потом снова для следователя, уже под протокол, - рассказывал о том, что произошло.
     Жене кто-то позвонил, кто конкретно - он не слышал, потому что сидел с сыном. Она сказала, что всего на двадцать минут, что приятельница... Он вышел на балкон и увидел... Нет, номера машины не рассмотрел, далеко и темно. Марка? Кажется, "Дэу", но он не уверен. Модель?
     Нет, не может сказать, он не очень хорошо разбирается.
     Цвет? Темный. Точнее сказать не может, было темно. Не белый, не серебристый, не голубой - это точно. Какой-то темный. Вишневый? Может быть.
     Расспрашивать Славчикова снова было бессмысленным, понятно, что он рассказал все, что мог, и действительно в темноте и с высоты седьмого этажа особо много-то и не углядишь. Настя пыталась отвлечь его разговорами, спрашивала о сыновьях, о том, как они с женой познакомились.
     - Я специально поставил в план командировку в ту колонию, где отбывала наказание Катерина. Мне по нировской теме нужно было собрать кое-какой материал в женской колонии, и я поехал именно туда. Мне хотелось повидаться с ней, ведь я был с ней знаком, и когда стало известно, что ее посадили и муж заочно оформил развод, я перестал с ним разговаривать. Мне было необыкновенно противно, даже смотреть в его сторону не мог.
     Он же столько работ написал и по экономическим преступлениям, и по проблемам реабилитации ранее судимых, он так клеймил позором всю систему, которая человека, отбывшего срок, не считает человеком и не дает ему возможности снова подняться. И особенно напирал на то, что люди, осужденные за экономические преступления, зачастую становятся жертвами не собственной жадности, а несовершенства законодательства, и их вообще нельзя ставить в один ряд с уголовниками, и на их прошлые судимости нужно не обращать внимания при последующем трудоустройстве... В общем, много красивых слов написал, в том числе и о человечности, и о морали. А сам что сделал? Жену бросил в трудный момент, от ребенка фактически отказался, отправил к бабке, вместо того чтобы оставить у себя хотя бы до освобождения Катерины. Так нет же, побоялся, что если оставит девочку, то потом Катерина к нему же и вернется после отбытия наказания и он не сможет от нее отделаться.
     Мерзко, некрасиво... Мне захотелось повидаться с ней, утешить как-то, подбодрить, что ли. Как вы думаете, почему они так долго? - он тревожно посмотрел на Настю.
     - Доктор сказал, что задеты жизненно важные органы, так что все непросто. И потом, двенадцать ножевых ран - тоже не пустяк, каждую надо обработать и зашить.
     Настя старалась казаться уверенной и молола всякую чушь, хотя в медицине и особенно в хирургии не разбиралась. Но нужно же было что-то отвечать, чтобы поддержать душевные силы Славчикова.
     Ее слегка подташнивало, как бывало в последнее время всегда, когда она не спала ночью. Раньше она легко переносила бессонные ночи, а теперь организм не позволяет обходиться с собой так беспардонно. Он хочет отдыхать и без отдыха не желает работать. Годы, возраст...
     - Вы извините, Владимир Иванович, мне нужно позвонить.
     Он с испугом посмотрел на нее, словно, если Настя отойдет хотя бы на три метра, немедленно случится непоправимое.
     - Я быстро, - успокоила она Славчикова. - Это по делу.
     Она торопливо прошла в конец коридора и вытащила из кармана телефон. Сегодня у Боровенко дежурит Сережа Зарубин. Это хорошо, Сережка легко просыпается и сразу приходит в рабочее состояние, и спит он чутко, звонок мобильника наверняка услышит.
     Зарубин ответил после первого же гудка.
     - Сережа, надо будить Боровенко.
     - Зачем? Аська, время - полчетвертого ночи, ты что?
     - У нас ЧП, нападение на Славчикову, двенадцать ножевых. Буди обоих и тряси их, пока голова не отвалится, пусть вспоминают каждую деталь, каждую мелочь, они же не только слушали квартиру, они таскались за фигурантами. Буди их к чертовой матери и не думай о приличиях.
     - Понял, - коротко ответил Сергей и отключился.
     Из дверей в противоположном конце коридора вышел врач-хирург. Он медленно шел по направлению к одиноко сидящему Славчикову, и Настя поняла, что все плохо. Совсем плохо. Екатерину Сергеевну спасти не удалось.

***

     Владимира Ивановича отвезли домой на служебной машине, на этой же машине Настя приехала на Петровку. Она не совсем отчетливо понимала, почему поехала на работу, а не вернулась домой, к Лешке, к пуховому одеялу и привычному уюту. Начало пятого, все спят, какая сей