остальное - обман, придуманный для утешения слабых.
   Белый цвет был для меня символом счастливой, правильно организованной
жизни. Оказалось, что эта жизнь не для меня, что я для  нее  не  гожусь.
Это вы так решили, это вы не пустили меня в счастливую белую  жизнь.  За
что? Почему она хороша для вас и не годится для меня? Почему?
   Я буду уничтожать ваш белый цвет, я докажу вам, что вы ничем не лучше
меня. Более того, я докажу вам, что я - лучше вас. И после этого умру. Я
все равно не могу жить в мире, где все - обман, ложь, подделка, где  нет
истинного белого цвета, а есть только закамуфлированный черный,  уравни-
вающий всех алый цвет крови и смерти. Но прежде чем я умру, я вам  дока-
жу... Я докажу.
   Часы, проведенные Коротковым и Селуяновым в обществе дважды  судимого
алкоголика Павла Смитиенко, многое прояснили, но заставили оперативников
содрогнуться. Теперь они понимали, почему несчастная  старуха  постоянно
переезжала. И даже, как им казалось, поняли, почему она так боялась бра-
ка своего сына с дочерью миллионера Бартоша. Еще бы ей не бояться!
   Случилось это жарким летом 1967 года. Веронике Матвеевне  было  сорок
два года, она уже похоронила обоих родителей и жила  одна-одинешенька  в
своей огромной роскошной квартире, в которой родился еще ее дед. Работа-
ла она доцентом в медицинском институте, всерьез подумывала о том, чтобы
написать докторскую диссертацию, и ей казалось, что жизнь ее  определена
на много лет вперед и ничего уже не может с ней  случиться  такого,  что
радикально изменит ее спокойное распланированное существование.
   Июнь стоял в тот год жаркий и душный, окна и балконные двери она пос-
тоянно держала распахнутыми, чтобы сквозняк хоть немного облегчал  дыха-
ние в стоячем вязком воздухе. Пока находилась дома,  она  старалась  все
время сидеть на балконе. Даже вынесла туда старый  журнальный  столик  и
плетеное кресло и работала над лекциями.
   Однажды, сидя на балконе с чашечкой чая в руках и глядя на  разложен-
ные перед ней бумаги. Вероника Матвеевна почувствовала неприятный запах.
Запах этот ей, врачу с многолетним стажем, был хорошо знаком  и  вызывал
ужас. Шел он явно со стороны соседнего балкона. Это был запах смерти.
   Турбина тут же позвонила в квартиру к соседям, но ей никто не открыл.
Она знала, что в этой квартире живет немолодая супружеская пара, и  пом-
нила, что недели две назад соседка уехала в  Казахстан  навестить  семью
дочери. Шестидесятитрехлетний ее муж Григорий Филиппович остался в Моск-
ве и, сколько помнила Турбина, собирался пересидеть  жару  на  даче.  Во
всяком случае, после отъезда супруги Вероника Матвеевна его не  встреча-
ла.
   Встревоженная Вероника Матвеевна вызвала милицию. Приехали  два  сер-
жантика и долго упирались, не желая взламывать дверь. Только после того,
как Турбина провела их через свою квартиру на  балкон,  соседскую  дверь
все-таки открыли.
   Видимо, Григорий Филиппович умер дней десять назад. Труп находился  в
такой стадии гниения, когда все тело раздувается, становится черно-зеле-
ным и зловонным, а мягкие ткани уже превратились в слизь. Одного из сер-
жантов стало рвать, второй пулей вылетел из квартиры и с телефона Турби-
ной вызвал "труповозку".
   - Сейчас приедут, - пробормотал он, вытирая  испарину  с  побелевшего
лица. - Как же это его никто не хватился? Родственники-то есть у него?
   - Жена, - объяснила Вероника Матвеевна, - уехала к дочери  в  Казахс-
тан, а я и не беспокоилась, думала, что он на даче живет. Наверное, при-
ехал в город за продуктами, и вот сердце... Он вообще-то болен был, дав-
но уже.
   - Кошмар, - вздохнул сержант. - Не дай Бог такую смерть.
   Санитарная машина приехала часа через полтора. Турбина из своей  при-
хожей увидела через открытую дверь, как расступилась  небольшая  группка
сбежавшихся соседей, пропуская высокого широкоплечего черноволосого пар-
ня, несущего под мышкой свернутые носилки.
   - Вы что, один? - изумился тот сержант,  который  оказался  покрепче.
Второй в полуобморочном состоянии сидел внизу в милицейской машине.
   - А что? - в свою очередь, удивился приехавший санитар. - Помочь  не-
кому? Мужиков нету, что ли? Мы всегда по одному ездим, у нас людей и так
не хватает.
   - Щас, прямо кинулся я тебе помогать, - злобно огрызнулся сержант.  -
Ты погляди, какое там месиво лежит, к нему же подойти  страшно.  Я  свое
дело сделал, а увозить - твое. Давай двигай.
   Санитар пожал плечами и молча пошел в соседнюю квартиру в сопровожде-
нии Вероники Матвеевны, которой почему-то стало неловко за грубость  ми-
лиционера.
   - Господи, - ахнул санитар, увидев гниющее тело, - как же  до  такого
дошло? Чего же так поздно спохватились? Он  уж  дней  десять  лежит,  не
меньше, да в такой жаре, в помещении... Ужас какой.
   Турбина, словно оправдываясь, стала и ему рассказывать про уехавшую к
детям супругу, про дачу, про болезнь сердца...
   - Ну, один я тут точно не управлюсь, - мрачно констатировал  санитар,
- он же весь расползется прямо в руках. Придется вам помогать.
   - Мне? - испугалась Вероника Матвеевна. - Да вы что? Я не смогу.  Мне
от запаха дурно делается, а трогать это...
   Санитар вежливо взял ее под локоть и повел обратно к ней в  квартиру.
Строптивый сержант стоял на лестнице и курил, сохраняя на лице выражение
грозное и неуступчивое. Он с подозрением глянул вслед входящим в кварти-
ру Турбиной санитару и хозяйке, но ничего не  сказал,  только  затянулся
папиросой глубже. Было видно, что и его мутит от  запаха  разлагающегося
трупа.
   - Послушайте, - мягко сказал санитар, усаживая Веронику Матвеевну  на
кухне, - кто-то же должен это сделать. Вы сами видите, милиция  нам  тут
не помощница, а один я не справлюсь.  Пожалуйста,  давайте  сделаем  это
вместе. У вас есть водка?
   Турбина молча кивнула. Водки у нее всегда было много, она держала ее,
чтобы расплачиваться со слесарями, мастерами и сантехниками, если  вдруг
сломается замок, или потечет кран, или ктонибудь разобьет оконное  стек-
ло.
   - Вот и хорошо. Сейчас я налью вам стакан, вы выпьете залпом, посиди-
те минут пятнадцать, и пойдем. Вас как зовут?
   - Вероника Матвеевна, - ответила она  дрожащим  голосом.  Предстоящая
операция внушала ей тошнотворный ужас. Она не  могла  представить  себе,
как будет прикасаться к тому, что осталось от Григория Филипповича.
   - А я - Павел, можно просто Паша, - улыбнулся санитар. - Ну так  что,
договорились? Поможете мне?
   Она безвольно кивнула. В самом деле, должен же  кто-то...  Если  даже
милиция не хочет этого делать. А Она все-таки врач.
   - Где у вас водка? - спросил Павел. - Сидите, я сам налью. Вам  нужно
беречь силы.
   - В холодильнике.
   Он достал бутылку, ловко открыл ее, взял с навесной полочки два  ста-
кана. В один налил водки до середины, в другой - чутьчуть, на донышко.
   - Выпью с вами за компанию, - пояснил он, - чтобы вам одной не  пить.
Давайте, Вероника Матвеевна, залпом и до дна.
   - Я не смогу, - покачала  она  головой.  -  Это  слишком  много.  Мне
столько не выпить сразу.
   - Нужно, голубушка, нужно. Меньше нельзя - не возьмет. Пейте.
   Турбина зажмурилась и залпом выпила водку. Павел, как  она  заметила,
свою небольшую дозу выпил не залпом, а медленно, маленькими  глоточками.
Она знала - это делается для того, чтобы спиртное  быстрее  всосалось  и
начало действовать. Она перевела дыхание и сунула в рот кусочек хлеба.
   - Ну вот и молодец, - похвалил ее санитар. - Сейчас немножко  посидим
и пойдем. Вы не курите?
   - Иногда бывает.
   - Закурите, - посоветовал он. - Поможет.
   Вероника Матвеевна достала из кухонного стола начатую пачку сигарет и
сделала несколько затяжек. Голова сразу закружилась, подступила дурнота.
   - Нет, не идет, - сказала она, гася сигарету в пепельнице.
   В этот момент в прихожей послышались шаги, вошел сержант.
   - Так вы собираетесь тело убирать или как? - недовольно спросил он, с
осуждением глядя на стоящую посреди стола бутылку  водки  и  два  пустых
стакана. - Я здесь до завтра торчать с вами не буду.
   - Ну и не торчи, - огрызнулся Павел. - Не хочешь дело делать  -  вали
отсюда, без тебя управимся.
   - Я должен квартиру запереть и опечатать, - с  важным  видом  ответил
милиционер. - Завтра следователь приедет место осматривать,  может,  по-
койник-то не сам умер, а убили его.
   Следователь, конечно, уже приезжал, но,  увидев,  в  каком  состоянии
труп, скорчил брезгливую мину и заявил, что в таких условиях он работать
не может. Велел обвести мелом положение трупа, ничего в квартире не тро-
гать, а он, мол, вернется завтра вместе с экспертами.
   - Да пошел ты... - фыркнул санитар и нехотя поднялся. - Ладно,  Веро-
ника Матвеевна, давайте будем пробовать.
   Он вынул из кармана пару резиновых перчаток и протянул Турбиной.
   - Вот, наденьте.
   - А вы как же?
   - Да как-нибудь обойдусь, я привычный.
   - Нет-нет, - забеспокоилась она. В ней вдруг проснулся  врач.  -  Без
перчаток никак нельзя. А вдруг у вас на руках порез или царапина? Отрав-
ление трупным ядом - это не шутки. Подождите, я сейчас что-нибудь найду.
   Она полезла в кухонный шкафчик и отыскала пару перчаток для мытья по-
суды. Конечно, это не совсем то, что нужно, но всетаки...
   Она глубоко вдохнула и решительно двинулась вместе с Павлом в кварти-
ру, где лежал покойник. Павел задумчиво постоял над разлагающимся телом,
казалось, он даже не замечал зловония, от  которого  у  Турбиной  момен-
тально начались спазмы в горле.
   - Да, ситуация, - протянул он. - Надо бы клеенку найти, руками-то  мы
его не соберем. Клееночку под него протянем - и за концы поднимем.
   Вероника Матвеевна бегом ринулась к себе. Через несколько минут к ней
зашел Павел и с удивлением увидел, что она сидит на кухне, уронив голову
на руки.
   - Я думал, вы клеенку ищете, - недовольно протянул  он.  -  Жду  вас,
жду, а вы тут сидите.
   - Я не могу, - простонала она. - Простите меня, Паша. Я не могу.
   - Вероника Матвеевна, нужно. Возьмите себя в руки. Вы  же  понимаете,
что, кроме нас с вами, этого никто не сделает. Ну? Миленькая, вы же  та-
кая сильная женщина, ну постарайтесь.
   - Нет, не могу.
   - Давайте еще по чуть-чуть, - решительно сказал санитар и, не спраши-
вая согласия, быстро налил ей еще полстакана водки и буквально  сунул  в
руку. - Давайте залпом, должно помочь.
   Она зажмурилась и выпила. Через пару минут ей показалось,  что  стало
легче. Ну что она, в самом-то деле, как маленькая. Надо - значит, надо.
   - Пойдемте, Паша, - сказала она, тяжело поднимаясь со стула.
   На этот раз она продержалась дольше. Они успели почти полностью  под-
тянуть клеенку под расползающееся,  желеобразное  черно-зеленое  месиво,
когда у нее закружилась голова и она почувствовала, что еще секунда -  и
упадет в обморок. Павел заметил, что она резко побледнела, выпрямился  и
успел подхватить ее.
   - Тихо, тихо, - приговаривал он, обнимая Веронику Матвеевну  и  осто-
рожно выводя ее из квартиры. - Все хорошо, сейчас мы с вами посидим, от-
дохнем, уже немножко осталось. Вы такая молодец, вы такая  мужественная,
я таких женщин еще не встречал. Вот так, сидите, отдыхайте.
   Он снова налил ей водки и протянул стакан.
   - Наверное, не нужно, - неуверенно произнесла Турбина.  -  Все  равно
никакого эффекта нет, только добро переводить.
   - Это вам кажется, - с улыбкой возразил Павел. -  Просто  вы  вся  на
нервах, поэтому не чувствуете. Если бы эффекта не было, вы бы не  смогли
сделать то, что сделали. Давайте, для храбрости.
   Она покорно выпила водку, которая уже не жгла  горло  и  не  казалась
противной.
   Наконец останки Григория Филипповича были собраны на большую клеенку.
Они с Павлом взяли ее за концы, приподняли и положили на разложенные  на
полу носилки.
   - Ну вот, - удовлетворенно вздохнул санитар, скрепляя сверху  свобод-
ные концы клеенки, - самое страшное позади. Теперь снести вниз в  машину
- и порядок.
   Он выглянул на лестничную клетку, где, кроме угрюмого сержанта, оста-
лось только двое самых стойких соседей-мужчин, для которых любопытство к
чужой смерти оказалось сильнее отвращения перед трупным запахом.
   - Мужики, спуститесь вниз, позовите водителя, скажите, нести надо,  -
попросил Павел.
   Через несколько минут на лестнице послышались шаги водителя. Не дойдя
двух пролетов до квартиры, он остановился. По доносящимся звуками  стало
понятно, что его рвет. Запах был очень сильным.
   - Так, - уныло произнес санитар, - и этот нам не  помощник.  Придется
нам с вами вместе нести.
   Турбина тихо заплакала. Она уже снова сидела на своей кухне и  с  об-
легчением успела подумать, что все кончилось.
   - Ну, Вероника Матвеевна, миленькая, - взмолился  Павел,  -  сделайте
последнее усилие. Вы же видите, как все получается. Люди же не железные.
Это я привычный, а с них-то какой спрос.
   - Я тоже не железная, - всхлипывала она. - Я больше не могу, оставьте
меня в покое, несите сами как хотите. Я туда не пойду.
   Павел молча стоял рядом с ней, и вид у него был совершенно  растерян-
ный. Турбиной стало его жалко. В самом деле, он-то чем виноват, что  так
все вышло? Он был к ней так внимателен, а она бросает  его  в  последний
момент.
   - Ладно, я помогу.
   Она вытерла слезы, налила себе еще водки, выпила. Теперь можно идти.
   - Вы идите впереди, - предусмотрительно сказал санитар, когда они по-
дошли к носилкам, - чтобы вам не смотреть.
   Она благодарно кивнула. Медленно,  осторожно,  глядя  под  ноги,  они
снесли останки с третьего этажа на улицу и засунули  носилки  в  машину.
Хлопнула задняя дверца.
   - Ну вот, теперь все, - облегченно вздохнул Павел. - Спасибо вам, Ве-
роника Матвеевна. Вы необыкновенная женщина.
   Она молча повернулась и ушла в дом. Разговаривать сил не было. От не-
переносимого запаха челюсти свело так, что, казалось, она уже никогда не
сможет разжать зубы. Увидела на столе в кухне бутылку, водки в ней оста-
валось на донышке, буквально на два глотка. Она машинально подумала, что
выпила всю бутылку одна, Павел наливал себе всего один раз и совсем нем-
ного. Плохо отдавая себе отчет в своих действиях, она  взяла  бутылку  в
руки и допила остатки спиртного прямо  из  горлышка.  Ей  казалось,  что
опьянение так и не наступило.
   Вероника Матвеевна пошла в ванную, включила воду  погорячее  и  стала
исступленно тереть себя мочалкой, то и дело поливая ее густым  ароматным
немецким "Бадузаном". Наконец она решила, что избавилась от прилипшего к
ней запаха. Вытерлась толстым махровым полотенцем и легла в постель.  Но
уснуть не могла. Перед глазами вставали отвратительные картины всего то-
го, что ей пришлось пережить сегодня.
   Она проворочалась с боку на бок до вечера, потом все-таки встала. На-
чало сказываться действие выпитой водки, и ей стало немного  легче.  Она
попробовала приготовить себе что-нибудь на ужин, но от запаха еды ее за-
тошнило. Она села за кухонный стол и впала в тупое оцепенение, из  кото-
рого ее вывел звонок в дверь. На пороге стоял Павел.
   - Добрый вечер, - смущенно улыбнулся он. - Извините, что  потревожил.
Я зашел узнать, как вы себя чувствуете. Вы были такая бледная,  когда  я
уезжал.
   Она почему-то обрадовалась ему. После такого страшного дня одиночест-
во казалось ей невыносимым. Мысль о том, чтобы разделить его с санитаром
из морга, ее не коробила. Он такой славный, и так внимательно к ней  от-
несся.
   - Вы ели что-нибудь? - заботливо спросил он, снова  оказавшись  в  ее
большой красивой квартире.
   - Пробовала, - призналась она. - Не получается.
   - Это не годится. Нужно поесть обязательно, вы же целый день на  нер-
вах.
   - Кусок в горло не лезет.
   - А вы не обращайте внимания, - весело посоветовал Павел. - Он не ле-
зет - а вы его проталкивайте. Нужно еще выпить.
   - Да куда мне, что вы. Я и так целую бутылку сегодня уговорила.
   - Ну и что? Раз не берет - нужно добавить. Давайте вместе  поужинаем,
я вам компанию составлю, чтобы не скучно было. И выпьем вместе,  помянем
покойника.
   Это было бесцеремонно, но в тот момент Веронике Матвеевне так не  по-
казалось. Она была рада ему. Быстро приготовила ужин, стараясь не  обра-
щать внимания на то и дело подкатывающую тошноту, накрыла на стол,  дос-
тала еще одну бутылку водки. И даже не заметила, как они ее выпили. Нап-
ряжение понемногу спадало, по телу разливалось блаженное  тепло,  сегод-
няшние события казались какими-то далекими, будто и не с ней все это бы-
ло, а просто кто-то рассказал.
   - Как у вас хорошо, - вздыхал Павел, - книги, картины. Богато живете.
Все детям останется.
   Ее это не коробило, сейчас она готова была всех любить  и  всем  про-
щать.
   - У меня нет детей. Я живу одна.
   - Что, и мужа нет? И родителей? - удивленно выспрашивал Павел.
   - Нет никого. Родители умерли, а замужем я вообще не была.
   - Ну надо же, - недоуменно качал он головой. - Такое  богатство  -  и
никому не достанется. Обидно.
   Он ходил по комнатам, рассматривал картины, восхищенно хмыкал, а  она
шла следом за ним и с гордостью рассказывала о том, что вот эту  картину
купил еще ее дед на аукционе в Париже, а эту ему подарил  сам  автор,  а
вот эти два портрета - ее бабки и отца - были написаны специально по за-
казу, за большие деньги. У нее стали слипаться  глаза,  одолевала  уста-
лость, но Павел все не уходил, и ей, честно говоря, и не хотелось, чтобы
он ушел. Дальше все было смутно...
   Утром она очнулась от непривычного ощущения чужого тела рядом  с  со-
бой. Испуганно повернулась и обмерла от ужаса. Она провела ночь с  сани-
таром из морга. Господи! Она, внучка аристократа, дочь  образованнейшего
интеллигентного человека, известного архитектора, она, доцент  медицинс-
кого института, лишилась девственности в объятиях пьяного мальчишки. Как
это могло произойти? Нет, нет, нет!
   Она быстро растолкала крепко спящего Павла, который  спросонок  никак
не мог понять, почему она так сердится и почему выгоняет его.
   - Уходи, Паша, - говорила она, не глядя ему в глаза, -  уходи,  пожа-
луйста, поскорее. Мне нужно на работу.
   Он разозлился, но виду не подал. Подумаешь! Пусть скажет спасибо, что
хоть на старости лет мужика узнала, а то так и померла бы целкой. Уходя,
успел незаметно для хозяйки сунуть в карман лежащее в открытой  шкатулке
дорогое кольцо с бриллиантами и изумрудом.
   Тогда он ушел и, учитывая унесенное с собой кольцо, больше у Вероники
Матвеевны не появлялся. Через год примерно его посадили в первый раз  за
хулиганство - в лесопарке он подкарауливал женщин и распахивал перед ни-
ми плащ, под которым из расстегнутых брюк на них гордо взирал  его  воз-
бужденный член. Отсидев положенные ему два года, он вернулся  в  тот  же
морг. На такую работу желающих днем с огнем не  сыскать,  поэтому  брали
всех, даже и с десятком судимостей, не то что с одной. Прописку, правда,
удалось пробить только подмосковную, но это Павла не смущало. В  восьми-
десятом году он снова попался, на этот раз за то, что удовлетворял  свои
сексуальные притязания прямо на рабочем месте, с трупами женщин, как мо-
лодых, так и не очень. Адвокат тогда попался  молоденький,  очень  хотел
себя перед судом показать, старался, убеждал суд, что признаком хулиган-
ства является совершение действий, оскорбляющих общественную  нравствен-
ность, то есть действий, которые общественность может наблюдать, видеть.
А подсудимый Смитиенко совершал свой грех тайком,  стараясь,  чтобы  его
никто не увидел, и совершенно не имел в виду  эту  самую  нравственность
оскорблять. Но суд его плохо слушал, потому что даже если адвокат и  был
прав, то все равно по какой-то статье нужно же было отреагировать на со-
деянное. Вот и отреагировали сроком за  особо  злостное  хулиганство  по
признакам особого цинизма. На восемь лет, на полную, стало быть, катушку
отвесили.
   Вернулся он в восемьдесят пятом, вышел условно-досрочно,  без  зубов,
почти без волос, весь насквозь прочиф