ость  от-
ветить, возразить, реабилитировать себя, - настаивал журналист.
   - Я не буду давать интервью, - повторила Татьяна.
   Журналист помолчал немного, потом присел на  скамейку  рядом  с  ней.
Татьяна чуть отодвинулась, такое близкое присутствие чужого человека бы-
ло ей неприятным.
   - Татьяна Григорьевна, выслушайте меня, - заговорил он. - Я читал все
ваши книги и являюсь вашим горячим и преданным поклонником.  И  когда  я
вижу, что ваши книги называют плохо написанными, я  расцениваю  это  как
оскорбление, которое нанесли лично мне. Понимаете? Не вам,  автору  этих
книг, а мне, их читателю. Потому что они мне нравятся, потому что я счи-
таю, что они прекрасно написаны, и вдруг кто-то, кого я не знаю и в гла-
за не видел, обвиняет меня в плохом вкусе и отсутствии культуры. Вы поп-
робуйте посмотреть на ситуацию с этой точки зрения. Ваши  книги  отлично
раскупаются, и это означает, что нас, ваших почитателей, - сотни  тысяч.
А те, кто написал вот это, - он кивком головы указал на лежащую у нее на
коленях папку, - одним росчерком пера всех нас обидели и унизили  только
потому, что лично им ваши книги не понравились. Не принимайте это близко
к сердцу, журналистов единицы, а нас - целая армия. И от лица этой армии
я вас прошу об интервью, в котором вы встанете на нашу защиту.
   - Если вас так много, как вы говорите, вы сами сможете себя защитить,
- ответила она. - И меня заодно. Но мне кажется, что вы превратно толку-
ете ситуацию. Если человеку говорят, что у него нет таланта" он не может
и не должен себя защищать. Защищать можно доброе имя, репутацию,  но  не
способности, А человек, который борется за то, чтобы  его  признали  та-
лантливым, просто смешон. Человек, который вступает в борьбу с теми, ко-
му не нравятся его творения, не достоин уважения. Вы меня понимаете? Ес-
ли человек в жизни не взял чужой копейки, а про него пишут, что он  вор,
он может доказать, что это неправда и вернуть себе  доброе  имя,  потому
что сам про себя он совершенно точно знает, что он не вор. Но  если  про
человека говорят, что он плохой писатель и таланта у него нет, то что он
должен делать? Доказывать, что он пишет хорошо и талант у него  есть?  А
вдруг он ошибается, а его критики правы? Как он тогда будет выглядеть?
   - Вы удивительная женщина, - негромко произнес журналист. - Не  пони-
маю, как вам удается существовать в нашей  действительности?  Вы  пишете
прекрасные книги, в вас такое чувство собственного достоинства, и  в  то
же время вы так ранимы и беззащитны. Я очень хотел бы  помочь  вам.  Вы,
наверное, страшно одиноки, да?
   - Почему вы так решили?
   - Талантливые люди всегда одиноки. Им нужно побыть наедине с собой  и
с Богом, а окружающие этого не понимают, требуют внимания и каких-то по-
вседневных дел, обижаются, лезут в  душу,  обременяют  ненужной  суетой.
Простите меня за вторжение. Теперь я и сам вижу, что моя попытка взять у
вас интервью была глупой и бестактной. Вы очень расстроились?
   - Из-за чего? Из-за статей? Да, очень. Но жалеть меня не нужно. Всего
доброго.
   Она тяжело встала со скамейки и не оглядываясь пошла к подъезду.
   Ей снова предстоял одинокий ужин в пустой  квартире.  Сердце  сдавила
тоска, Татьяна почувствовала себя всеми брошенной и незаслуженно обижен-
ной. Открыв холодильник, она поняла, что не может ничего  есть.  Закута-
лась в плед и легла на мягкий кожаный диван, отвернувшись лицом к стене.
   - Томилина еще раз приходила к психоаналитику Готовчицу. Вероятно, он
назначил ей цикл сеансов. Это означает, что проблемы  у  нее  достаточно
серьезные.
   - Будем надеяться. Как развивается комбинация?
   - Отлично! Все идет без сбоев. Она чувствует  себя  одинокой,  у  нее
опустились руки, она даже не хочет бороться за восстановление репутации.
Знаете, есть люди, которые склонны сразу верить любой критике в свой ад-
рес. Томилина, несомненно, принадлежит к их числу. Об этом  говорят  все
ее книги. Опираясь на психологический портрет, воссозданный по ее произ-
ведениям, мы выстроили комбинацию, и она дает блестящие  результаты.  На
сегодняшний день Томилина отказывается от помощи, потому  что  привыкла,
что рядом с ней есть люди, которые всегда помогут и поддержат. Она - че-
ловек семьи, если вы понимаете, о  чем  я  говорю.  Она  всегда  жила  с
кем-то, будь то мужья или родственники, она высоко ценит семейное  сосу-
ществование и не привыкла к одиночеству. Пройдет еще несколько  дней,  и
она поймет, что заблуждается. Близких людей рядом  нет,  и  помогать  ей
никто не будет. И тогда она примет ту помощь, которую предложим ей мы.
   Когда открылась входная дверь, Татьяна решила, что пришел Стасов. Еще
только половина двенадцатого, Ира вернется со  свидания  намного  позже.
Однако она ошиблась, это была именно Ирина.
   - Так рано? - удивленно спросила Татьяна. - Только не говори мне, что
вы поссорились и ты разочаровалась в своем банкире.
   Она и на этот раз легко справилась с тоской и  плохим  настроением  и
давно уже сидела за компьютером, работая над книгой и  не  замечая  хода
времени. Сегодня был удачный день, текст, по ее собственному  выражению,
шел легко, пальцы быстро порхали по клавиатуре, и Татьяну  охватило  уже
несколько подзабытое ощущение радости и восторга, когда  совершенно  по-
нятно, что и как писать дальше, и слова подбираются сами  собой  точные,
емкие и выразительные. Она даже пожалела, что ее творческое  одиночество
оказалось нарушенным, она могла бы работать еще несколько  часов  подряд
не прерываясь.
   Из комнаты ей было слышно, как Ира раздевается.  Поскрипывала  дверца
шкафа, мягко стучала пластмассовая вешалка, звякали бросаемые на туалет-
ный столик украшения. Родственница молчала, и это было необычным и  тре-
вожным.
   - Ира, что случилось? - крикнула Татьяна. - Почему ты в плохом  наст-
роении?
   Ирочка появилась в комнате, уже одетая в длинный  сиреневый  пеньюар,
из-под которого сверкали соблазнительно  приоткрытые  короткой  сорочкой
стройные ножки. Ее темные большие глаза яростно сверкали на бледном лице
со сжатыми губами.
   - Где твой муж? - требовательно спросила она.
   - У Лили. А в чем дело? Он тебе нужен? И почему такой официоз, почему
"твой муж", а не Владик?
   - Потому что. Ты уверена, что он у Лили?
   - Конечно. Я тебя не понимаю.
   - А вчера где он был? Тоже у Лили?
   - Тоже. Объясни, будь добра, что происходит. Почему ты такая злая?
   - Потому что твой муж нагло обманывает тебя, - звенящим от  негодова-
ния голосом заявила Ира. - Уж не знаю, где он сегодня, а вот вчера он со
своей Маргаритой благополучно сидел в ресторане и развлекался,  а  вовсе
не утешал свое рыдающее чадо.
   - Откуда ты это знаешь? Ты его видела?
   - Еще чего! - фыркнула Ира. - Если бы я его увидела, я бы  ему  глаза
выцарапала прямо там же, в ресторане. Но ему повезло. Его видел  Андрей,
а не я.
   - Андрей? - переспросила Татьяна. - Это твой жених, что ли?
   - Ну да. Ему нужно было заехать в ресторан "Золотой дракон" буквально
на три минуты, с кем-то встретиться и взять бумаги. Я осталась в машине,
а он зашел внутрь и действительно минут через пять вышел с папкой. А се-
годня спросил: "Тот мужчина, который загонял тебя  домой,  действительно
муж твоей родственницы?" Я говорю: "Да, муж". Тогда он  и  сказал,  что,
мол, странный это муж. Мою нравственность блюдет, а сам поздним  вечером
по ресторанам с другими женщинами рассиживается. Я спросила, как женщина
выглядит, он мне описал ее. Это Маргарита, совершенно точно. Нет, ну как
тебе это нравится? Прикрывается Лилей, а сам... Слов нет! Подонок!
   Татьяна молча смотрела на экран компьютера и силилась понять, что там
написано. Но не могла. Буквы как бы существовали сами по себе,  а  смысл
слов, в которые они складывались, - сам по себе. И смысл этот  стал  для
нее неуловим.
   Стасов... Ну как же так? Что же происходит? Ни разу за все время, что
они вместе, она не заметила в нем ни малейших признаков чувства к бывшей
жене. Он был уже в разводе, когда они познакомились, и  нельзя  сказать,
что Татьяна увела его из семьи, а теперь в нем проснулась тоска по Рите,
с которой его насильно разлучили. Все было не так.
   Маргарита Мезенцева, по мужу Стасова, была очень  красивой  женщиной.
Была и есть. В мире кино она заслуженно считается одной из первых краса-
виц. Может быть, все дело в этом? Ему надоела  толстая  неуклюжая  жена,
которую беременность отнюдь не украсила. У Татьяны серьезные проблемы  с
вынашиванием плода, и начиная с четвертого месяца беременности врачи на-
ложили строжайший запрет на интимную близость. А Стасов - здоровый соро-
калетний мужчина, у него нормальная, естественная потребность  в  сексе.
Так стоит ли удивляться тому, что его потянуло к бывшей жене?
   - Ну что ты молчишь? -  сердито  заговорила  Ира.  -  Ты  собираешься
что-нибудь предпринимать или нет?
   Татьяна вскинула на нее недоуменный взгляд.
   - Что, например? Ты хочешь, чтобы я побежала проверять, действительно
ли Стасов сейчас в Сокольниках, у Лили?
   - Хотя бы.
   - Это невозможно проверить. У него сотовая связь,  и  он  ответит  на
звонок, где бы ни находился.
   - Позвони по телефону Маргариты, - настаивала Ира. - У тебя  же  есть
номер.
   - С какой стати? Если я звоню, то звоню своему мужу, а не его  бывшей
жене. Оставь меня в покое, Ирочка.
   - Как это "в покое"? - возмутилась  та.  -  Надо  же  что-то  делать.
Нельзя это так оставлять.
   - Можно, - Татьяна глубоко вздохнула. - И  нужно.  Если  сегодня  ему
больше нужна Рита, чем я, то это так, как оно есть, и никакими действия-
ми это невозможно исправить. Все, Ириша, закончим на этом. Ты мне  лучше
скажи, почему твое свидание сегодня так рано закончилось. У вас разлад?
   - Да нет же, это из-за Стасова. Когда Андрей мне  сказал,  что  видел
его в ресторане, я так разозлилась... Прямо не знаю. Места себе не нахо-
дила. Все не в радость стало.
   - Глупенькая, - Татьяна слабо улыбнулась, - нашла из-за чего  пережи-
вать. Все образуется, милая, перестань нервничать. Прими  душ  и  ложись
спать. Завтра у тебя опять день любви?
   - Нет, завтра в первой половине дня перерыв.  У  него  же  уйма  дел,
просто удивительно, что он находит столько времени для  меня.  Таня,  ты
что, совсем не расстроилась?
   - Расстроилась, - спокойно призналась Татьяна. - Но это не  означает,
что жизнь должна остановиться. Ложись, а я еще поработаю.
   - Я бы на твоем месте тоже легла спать,  -  авторитетно  посоветовала
Ирочка. - Нечего показывать ему, что ты его ждешь. Вот он видит, что  ты
всегда его ждешь, когда бы он ни заявился, и думает, что он тебе безумно
нужен и никуда ты от него не денешься. А ты покажи ему, что ты его  сов-
сем не ждешь и не очень-то в нем нуждаешься. Может, он одумается.
   - Это детский сад, Ира, - недовольно поморщилась Татьяна. - Я  в  эти
игры давно уже не играю.
   Ирочка недовольно передернула плечами и ушла на кухню  инспектировать
холодильник. Через минуту оттуда донесся ее сердитый звонкий голосок:
   - Ты опять ничего не ела! Таня, ну как так можно?! Я стараюсь, готов-
лю, продукты покупаю самые свежие, стою у плиты как дура, и ты ничего не
ешь, и все пропадает. Как тебе не стыдно? О себе не думаешь, так хоть  о
ребенке позаботься!
   - Оставь меня в покое! - внезапно заорала Татьяна. - Не трогай меня!
   И тут же устыдилась своей вспышки. Но было поздно. Из кухни донеслись
всхлипывания, быстро перешедшие в рыдания. Татьяна так  и  сидела  перед
компьютером, не в силах пошевелиться. Все рушится. Стасов отдаляется  от
нее. Этого следовало ожидать, очень часто между супругами становятся де-
ти от предыдущего брака. Ира увлечена новым любовником и собирается  за-
муж. Понятно, что при муже-банкире она ни при каком раскладе не останет-
ся жить здесь, с Татьяной. Писательская карьера тоже дала трещину. Может
быть, правы журналисты, она действительно бездарь, непонятно как выплыв-
шая на книжные прилавки? Что же ей остается? Родить  ребенка  и  растить
его в чужом городе, без близких и друзей, а вполне вероятно, и без мужа.
Если не будет рядом Ирочки, то ни о каком выходе на службу сразу  же  по
окончании периода кормления грудью не может быть и речи. Придется  брать
отпуск на три года и сидеть с ребенком, заперев себя в этой пустой квар-
тире. Все рушится. Все рушится...
   Ей так хочется работать. И так хочется писать книги. И жить в  семье,
в окружении любящих и любимых людей. Но ничего этого не будет.  И  зачем
она послушалась Стасова и переехала в Москву? Обратно пути нет, квартира
в Петербурге продана. Да и не хочется возвращаться и проситься на  рабо-
ту, расписываясь в ошибочном решении. Придется терпеть.
   Что там говорил этот журналист? Что поклонников Татьяны  Томилиной  -
сотни тысяч? Что им нравится, как она пишет, что они глубоко  оскорблены
критическими публикациями в прессе. Сотни тысяч... Пусть не  друзей,  но
людей, которым ее судьба хотя бы небезразлична. Людей, которые ее  любят
и ждут новых книг. Разве она может их обмануть? Нет, не может. Она будет
писать свои книги и со страниц этих книг разговаривать  с  ними,  своими
читателями. Она расскажет им о тоске и одиночестве, о своих  горестях  и
радостях. И они ее услышат. Что говорил этот журналист? Что  талантливый
человек обязательно одинок? Ну что ж, значит, она не  талантливый  чело-
век. Потому что она никогда не будет одинокой, пока существуют люди, ко-
торые читают ее книги. Эти люди поймут, как ей плохо,  и  простят,  если
книга окажется не очень удачной. У всех творцов бывают произведения  по-
сильнее и послабее, это естественный ход жизни, абсолютно ровного  твор-
чества не бывает. Потому что творец такой же  человек,  как  и  все  ос-
тальные, может быть, чуть больше одаренный от природы, но  во  всем  ос-
тальном - точно такой же. Он болеет, страдает, радуется, у  него  бывают
приливы сил и случаются депрессии. Она, Татьяна Томилина, будет разгова-
ривать со своими читателями при помощи своих книг, расскажет им  все,  и
они поймут. Порадуются ее удаче и простят  неудачу.  Собственно,  именно
так и поступают друзья. Кто сказал, что она одинока? У нее  тысячи  дру-
зей. Сотни тысяч. Надо только уважать и любить их, и они не подведут.
   Татьяна встала из-за стола и решительно  направилась  на  кухню,  где
Ирочка рыдала, уронив голову на руки.
   - Прости, милая, - сказала она. - Я не сдержалась. Я не  хотела  тебя
обидеть. Ну-ка прекращай плакать, все отлично, и жизнь по-прежнему прек-
расна. Ты скоро выходишь замуж, и давай вместе будем  этому  радоваться.
Пригласи к нам своего жениха, я хочу посмотреть, в какие руки  тебя  от-
даю.
   Ирочка подняла опухшее от слез лицо, покрытое красными пятнами.
   - Что ты на меня кричишь? - сказала она дрожащим голосом. - Что я те-
бе сделала? Я стараюсь заботиться о тебе, а ты...
   - Ну прости, родная. Я же извинилась. Ты должна  быть  снисходительна
ко мне, беременные женщины страдают вспышками раздражения.
   Татьяна присела рядом и ласково обняла ее. Ирочка все еще дрожала, но
плакать уже перестала. Надувшись, она отвернулась и смотрела в сторону.
   - Ирусик! - Татьяна шутливо пощекотала ее по шее. - Перестань  дуться
и улыбнись немедленно. Бери пример с меня. Муж мне изменяет,  журналисты
меня ненавидят и разделывают под орех, но я бодра и  весела,  как  будто
ничего не случилось.
   - Как же, не случилось... - пробормотала Ирочка, все еще глядя в сто-
рону.
   - Именно: не случилось. Ирка, я за  свою  следственную  жизнь  видела
столько горя и смерти, что то, что происходит сейчас со мной, это полная
ерунда. Запомни, девочка моя: горе - это неизлечимая болезнь или  смерть
близких. Только это, потому что это невозможно исправить. Все  остальное
- просто неприятности большей или меньшей степени тяжести  и  сложности.
Из них можно выйти. Выхода нет только из небытия. Вот я на тебя накрича-
ла, а ты уже плачешь, как будто у тебя горе. Какое же это горе? Это так,
маленькое недоразумение. Я извинилась, ты меня простила - и  все,  инци-
дент исчерпан. И нечего тратить на это такое безумное количество нервных
клеток.
   Ира наконец повернулась к  ней  и  уткнулась  лицом  в  мягкую  грудь
Татьяны.
   - Как у тебя все просто, - вздохнула она. - Я так не умею.
   - А ты учись, пока я жива, - засмеялась Татьяна. - Давай лучше поужи-
наем, что-то я есть захотела.
   Ирочка тут же вспорхнула с диванчика и захлопотала у плиты. Татьяна с
улыбкой наблюдала за ней, обдумывая следующий эпизод в своей  ненаписан-
ной книге.
   Работа по раскрытию убийства сотрудников программы "Лицо  без  грима"
Виктора Андреева и Оксаны Бондаренко прочно увязла, как в мокром  песке.
С того момента, как стало известно, что за показ программы в эфире вымо-
гались деньги, на причастность к преступлению стали  отрабатываться  все
гости программы и их связи. Но гостей было великое множество, за  год  -
двести пятьдесят человек, и хотя все они были известны  поименно,  отра-
ботка каждого требовала массы времени и сил.
   - Придется брать за жабры господина Уланова, - со вздохом решил  сле-
дователь, - хоть и не хочется мне этого делать. Не в моих правилах  зас-
тавлять людей давать показания против самих себя, это  означает,  что  я
никудышний профессионал и не могу раздобыть нужные сведения никаким дру-
гим путем. Но делать нечего, без Уланова мы не  узнаем,  с  кого  именно
брались деньги, а отрабатывать всех - задача непосильная.
   - Давайте я допрошу его. Дайте мне поручение, - предложила Настя.
   - Что, своих дел мало? - с усмешкой осведомился следователь. - В  бой
рвешься?
   - У меня есть о чем поговорить с Улановым, - сказала она. - Заодно  и
об этом спрошу.
   - Валяй, - согласился он.
   На этот раз Настя не пошла ни на какие  компромиссные  варианты  типа
"встретимся на полдороге, где вам удобно" и твердым тоном попросила Ула-
нова приехать на Петровку. Она очень тщательно готовилась  к  разговору,
по десять раз пересматривая и переделывая план беседы,  уточняла  список
вопросов, которые необходимо задать.
   Уланов приехал с опозданием минут на сорок, но Настя  решила  сделать
вид, что не обратила внимания. Она снова подивилась тому, как быстро ме-
няются люди. Недавно только в ее кабинете сидела разительно изменившаяся
Виктория Уланова, а теперь вот ее муж (кажется, бывший?) тоже предстал в
совершенно новом обличьи. Никакой замкнутости,  ни  следа  подавленности
или самоуглубленности. Перед ней стоял жизнерадостный и уверенный в себе
человек, смотрящий вперед с неизбывным  оптимизмом  и  вполне  довольный
жизнью.
   - Это развод на вас так подействовал? - поинтересовалась она.
   Реакция Уланова показалась ей какой-то неестественной. Он  вздрогнул,
как вздрагивают люди при упоминании опасных тем, которых хотелось бы из-
бежать.
   - Развод? - зачем-то переспросил он, будто не понимая, о чем это она.
- А, да. Конечно. Откуда вам известно, что я развелся?
   - А это что, тайна? - удивилась она. - Кстати, Александр  Юрьевич,  я
буду вам весьма признательна, если вы назовете имя своей будущей жены.
   Он высокомерно приподнял брови, веем, своим видом выказывая  недоуме-
ние.
   - Зачем? Это мое личное дело.
   - Вы ошибаетесь. Наши сотрудники провели огромную работу среди  ваших
коллег по программе и по всей продюсерской фирме.  Выясняли  характер  и
образ жизни каждого. И никто ни словом не обмолвился о том,  что  у  вас
серьезный роман вне брака. Я бы хотела, чтобы вы мне это как-то объясни-
ли.
   - Я не буду ничего вам объяснять, - ледяным тоном заявил  он.  -  Мои
отношения с этой женщиной - это мое личное дело, и ничего удивительного,
что никто о них не знал. Об этом как-то не принято кричать на  всех  уг-
лах.
   - И снова вы ошибаетесь, - терпеливо возразила Настя. - Каждый  чело-
век в подобной ситуации полагает, что никто не знает о его отношениях  с
любовницей, а на самом деле об этом знают все или почти все, просто  ему
об этом не гов