зионного экрана, и руки  Бере-
зина уже давно справились со столь незначительной преградой, каковой яв-
лялся шелковый пеньюар Ирины, и она прижималась к нему всем телом...  Но
опять что-то случилось. Он ничего не мог с этим сделать. Все, что  он  в
этот момент чувствовал и переживал, он чувствовал  и  переживал  умом  и
сердцем. Только умом он понимал, что нашел наконец ту  женщину,  которая
может сделать его счастливым, и только сердцем он понимал, что они  соз-
даны друг для друга, известный политик и профессиональная шлюха. Но  его
тело не желало этого понимать. Оно не хотело этой  близости,  и  Березин
ничего не мог с этим поделать.
   Ирина очень старалась, она использовала все свое  мастерство,  накоп-
ленное и отточенное с сотнями самых разных клиентов, пьяных  и  трезвых,
испуганных и слабых, неумелых и садистски изощренных. Но ничего не полу-
чалось. Наконец Березин мягко отстранился от нее и встал.
   - Ты, наверное, устал, - неуверенно произнесла Ирина,  боясь  поднять
на него глаза. - Не нужно расстраиваться из-за этого, Сережа. У нас  все
получится. У нас с тобой ведь до сих пор все получалось, правда?  И  это
получится.
   Он выключил телевизор, убрав дурацкие кривляющиеся рожи в  обрамлении
немыслимых причесок, и в комнате стало совсем темно. Он сел в кресло,  с
трудом различая силуэт Ирины в светлом шелке на  темном  фоне  велюровой
обивки дивана.
   - Ира, я должен объяснить тебе... Вряд ли у нас что-нибудь получится.
Ты очень хорошая, Ирочка, ты замечательная, добрая, но я  не  могу...  Я
все время помню о том, сколько мужчин пользовались твоим телом,  сколько
чужой спермы влито в твое нутро. Ты понимаешь меня?
   - Да, - тихо ответила она, даже не пошевелившись. - Разве  твоя  жена
была не такой?
   - Это другое. Ты не обижайся, но ведь я любил ее, я очень  ее  любил,
когда женился на ней. А когда потом из нее  стала  вылезать  всякая  га-
дость, когда она начала пить, принимать таблетки, шляться по случайным и
не случайным мужикам, я все равно продолжал хотеть ее,  потому  что  мое
сердце помнило, как сильно я ее любил. В последнее время мы с ней не бы-
ли близки, ты это знаешь, она совсем потеряла разум, почти ничего не со-
ображала.
   - Значит, ты никогда не сможешь любить меня? Ты никогда  не  простишь
мне того, что я была проституткой?
   - Ира, ну что ты говоришь! При чем тут "простишь" или не  "простишь"?
Ты ни в чем не виновата передо мной, ты не сделала мне  ничего  плохого,
совсем наоборот, ты помогла мне и продолжаешь помогать, ты ухаживаешь за
мной, ведешь мой дом, принимаешь моих гостей. Ты моя жена, Ира. Мы с то-
бой это придумали, и с этим мы с тобой умрем. Этого мы уже не сможем из-
менить, и я не хочу это менять. Я хочу быть  твоим  мужем,  видеть  тебя
каждый день, заботиться о тебе, есть твои  замечательные  пироги,  хвас-
таться друзьям и журналистам, какая у  меня  потрясающая  жена,  я  хочу
хвастаться тобой и гордиться тобой, я хочу просыпаться и засыпать  рядом
с тобой. Но я не смогу сделать самого главного... Прости, Ира, я не смо-
гу.
   - Но почему? Почему, Сережа? Я  тебе  отвратительна?  Я  кажусь  тебе
грязной?
   Он молчал. Господи, ну что он мог ей сказать? Да,  она  казалась  ему
грязной. Да, он все время помнил о том, сколько раз ее лоно раскрывалось
навстречу многочисленным мужчинам, чьих  имен  она  не  знала,  мужчинам
пьяным и агрессивным, отвратительным и вонючим, глупым и гнусным. И одна
только мысль об этом парализовала его. Единственная женщина на свете,  к
которой он испытывал такую необъяснимую и такую огромную нежность, каза-
лась ему грязной и порченой, и его тело  отчаянно  сопротивлялось  тому,
чтобы войти в нее.
   - Я люблю тебя, - неожиданно для себя самого произнес Березин.
   Он резко поднялся, не дожидаясь ответа Ирины, и ушел к себе.  Он  еще
долго не мог уснуть и все прислушивался,  ожидая  услышать  шаги  Ирины,
возвращающейся в свою комнату. Но так и не дождался.
   Тело девятиклассницы Тани Григорьевой к моменту обнаружения пролежало
в подвале дома на Котельнической набережной месяца полтора-два.  Родите-
лей нельзя было приводить опознавать останки, смотреть на это без содро-
гания не мог никто. Хорошо, что рядом нашлась сумка,  в  которой  лежали
надписанные тетради Тани и ее записная книжка. Девочка находилась в  ро-
зыске по заявлению родителей с конца октября.
   Юра Коротков тяжело переносил вид разлагающихся трупов,  а  если  это
были трупы детей и подростков, он впадал в транс и начинал плохо сообра-
жать. Но сегодня выхода у него не было, нужно  делом  заниматься,  а  не
слезы лить, потому что к месту обнаружения трупа он выехал в составе де-
журной группы в три часа ночи и перекладывать свою работу было не на ко-
го.
   Благоухающий потом и мочой бомж, забредший в этот подвал погреться  и
поспать и обнаруживший страшную находку, сидел на скамейке  возле  дома,
трясясь крупной дрожью и стуча зубами.
   - Командир, выпить бы. - Это были первые его слова, обращенные к  Ко-
роткову. - Уж больно жутко.
   - Потерпи, отец, - махнул рукой Коротков. - Самому жутко.  Где  же  я
тебе найду выпить в три часа ночи?
   - Найти-то я сам найду, - ответил бомж, клацая зубами не то от  холо-
да, не то от ужаса. - Денег нет.
   - Погоди, я тебе пару вопросов  задам,  потом  получишь  на  бутылку.
Идет?
   - Давай, командир, спрашивай быстрее, видишь, колотит меня всего.
   - Ты в этот подвал часто ходишь?
   - Не, в этом сезоне в первый раз забрел. Он нехороший считается, мы в
него не суемся, если нужда не подожмет.
   - Чего ж в нем нехорошего?
   - А чего хорошего-то? - резонно возразил бомж. - Мертвяки вон валяют-
ся, может, еще чего...
   - А до сегодняшнего дня где ты ночевал, сердешный?
   - На Каланчевке, там подвалов теплых - тьма. Живи - не хочу.  Мы  там
больше всего любим чалиться.
   - А сегодня что ж? Закрыли твою Каланчевку, что ли?
   - Так крыс морют, ты че, не знаешь? Крыс там развелось видимо-невиди-
мо, мы-то с дурна ума решили, что нам ихняя морилка нипочем,  она  ж  на
крыс рассчитана, а не на людей, переночевали там вчера,  а  с  утра  кто
блюет, кого несет, а кто вообще не соображает. Траванулись  мы  морилкой
этой. Вот мы и решили на несколько дней рассыпаться, переждать, пока от-
рава выветрится. И пошли искать себе место кто куда.
   - А ты почему сюда пришел? Место знакомое?
   - Да ну! - Бомж сделал непонятное движение головой, будто отгонял му-
ху от своего лица. - Они быстрей меня все места позанимали. Думаешь, так
просто найти, где поспать? Хрена! Москву всю поделили и  переделили,  за
прописку теперь никого не тягают,  бояться  перестали,  установили  свои
правила. Слышь, командир, демократическая власть статью прописочную  от-
менила, так наши горлопаны свою, бомжовую прописку установили.  В  чужой
подвал не сунься, на чужой чердак не ступи, на чужой лестнице  не  моги.
Плати за прописку, получай разрешение урядника, тогда -  пожалуйста.  За
бесплатно можно только там, где не топят, или в таких местах, как здесь,
в нехороших то есть. На улице-то сегодня  больше  двадцати  градусов,  я
попробовал в холодном подвале устроиться, нет, чувствую, не пройдет этот
номер у меня. Ну и поперся сюда. Знал, что дурное место,  но  ведь  теп-
ло...
   - Слушай, отец, а почему все-таки место это нехорошее? Труп мы только
сегодня нашли, а раньше? Тоже что-то бывало?
   - А то! - Бомж с гордостью посмотрел на Короткова, мол, такой большой
дядя, а таких элементарных вещей не знаешь. - Этот дом как  построили  в
тридцатых годах, так за ним слава и потянулась. Если какое животное, со-
бака там или кошка, в этот подвал забежит - все! Живой ее уже  никто  не
увидит. Воет там кто-то по ночам, не то призрак какой,  не  то  покойник
оживший. Жуткое место.
   Короткову стало скучно,  он  понял,  что  бомж  "гонит"  обыкновенную
фольклорную байку, которые во множестве создаются и передаются из уст  в
уста в среде бездомных бродяг. Он протянул ему десятитысячную бумажку, и
бомж резво потрусил в сторону круглосуточно работающих палаток со спирт-
ным Юра терпеливо ждал, когда эксперт-криминалист и судебный  медик  за-
кончат работу и останки увезут. Только после этого сам  Коротков  начнет
осматривать этот подвал в надежде найти какую-нибудь улику. Ведь труп не
был спрятан особо тщательно и, если его нашли только сейчас, стало быть,
сюда за два месяца никто почти и не заходил. А коль не заходил, то,  мо-
жет быть, еще валяется где-нибудь на полу какаянибудь мелочь, оброненная
убийцей. Но искать эту мелочь Юра сможет только тогда, когда там не  бу-
дет разлагающегося трупа пятнадцатилетней девочки.
   Сдав в десять часов дежурство, Коротков поднялся на свой этаж и  пер-
вым делом сунулся к Каменской.
   - Аська, спасай! - взмолился он, вваливаясь в ее комнату и усаживаясь
на свободный стол у окна. - Чашку кофе, иначе я умру прямо здесь, у тебя
на глазах, и пусть тебе будет стыдно.
   - Мне не будет стыдно, - ответила она, не  поднимая  глаз  от  бумаг,
плотным слоем устилавших стол. - У меня чувство стыда атрофировалось еще
в те далекие времена, когда ты заиграл у меня коробку с сахаром.
   - Ну, Ася, - заныл Коротков. - Ну, не вредничай.
   - Отвяжись, Юрка. Что ты как маленький? Не знаешь, как  воду  вскипя-
тить? Налей из графина в кружку, включи кипятильник, насыпь туда кофе  и
не дергай меня, ради Бога. Мне Колобок уже с утра пораньше башку пытался
отвернуть за все мои долги.
   - Подумаешь, одним больше - одним меньше, - философски  заметил  Юра,
глядя куда-то в пространство.
   - Ты что, собственно, имеешь в виду? - подозрительно спросила  Настя.
- Ты опять мне какую-нибудь гадость принес?
   - Ага. Ась, ты только не нервничай, ладно? Мы сегодня ночью труп  об-
наружили, девушка пятнадцати лет, школьница. На нее уже  полтора  месяца
розыскное дело ведется в Западном округе, я созвонился с парнем, который
этим занимался, попросил его подъехать сюда.
   - Чтоб ты пропал, Коротков, - в сердцах сказала она. - У меня  совсем
другие планы, между прочим. Или ты сам собирался беседовать с этим  пар-
нем?
   - Нет, - честно признался он. - Я на тебя рассчитывал. А какие у тебя
планы?
   - Ехать к доктору, который принимал роды у Галины  Ивановны  Параске-
вич.
   - Да? А что доктор?
   - Видишь ли, Галине Ивановне делали кесарево сечение,  а  это  обычно
бывает связано с разными заболеваниями у роженицы. Заболевания эти впол-
не могут сказаться на психическом развитии младенца.
   - И ты что же, рассчитываешь, что врач, принимавший роды двадцать-во-
семь лет назад, что-нибудь вспомнит? Ася, я тебя не узнаю.
   - Ни на что я не рассчитываю. Юрка, я просто  добросовестно  выполняю
весь комплекс необходимых действий, чтобы потом никто не смог  меня  уп-
рекнуть в том, что я чего-то не сделала.
   Она подняла на него глаза, и Коротков вдруг  заметил  глубокие  синие
тени под глазами и болезненно опущенные уголки губ. Странно,  ему  каза-
лось, что еще несколько дней назад, когда они вместе ездили за медицинс-
кими картами Параскевича, Настя выглядела совсем по-другому.
   - Для меня самоубийства Людмилы Исиченко на  моих  глазах  более  чем
достаточно, чтобы начать дуть на воду. Может быть, это скоро пройдет.  А
пока что я все время думаю о том, что должна была проверить,  какое  ле-
карство она собирается пить. Я должна была подумать о том, что она может
меня обманывать, я должна была предвидеть, что  у  сумасшедшей  женщины,
только что признавшейся в убийстве, может возникнуть порыв к суициду.  Я
кругом должна. А я ничего этого не сделала и позволила ей умереть вот на
этом самом месте. Поэтому я собираюсь навестить доктора Пригарина и  за-
дать ему несколько вопросов. А ты вместо этого  заставляешь  меня  ждать
какого-то опера из Западного округа, которого ты же сам и вызвал.
   - Ладно, Ася, не дуйся, смотри, уже вода закипела, давай кофейку дер-
нем, а?
   - Не подлизывайся, - скупо улыбнулась она. - Я все равно уеду  отсюда
ровно в двенадцать. Если твой парнишка до двенадцати не подъедет,  ничем
помочь не смогу.
   - А почему в двенадцать?
   - Потому что я так договорилась.
   - С кем?
   - Не твое дело. Наливай кипяток в стакан.
   - Аська, не темни. С кем ты договорилась?
   - Со Стасовым.
   - Во, здрасьте! А он-то тут при чем?
   - Я же сказала, не твое дело. Юрка, ну, правда, отстань, а? И без то-
го тошно.
   - Не отстану.
   Он разлил кипяток в чашку и стакан, предварительно бросив  в  них  по
две ложки швейцарского кофе и по три  куска  сахара,  помешал  ложечкой,
чтобы сахар разошелся. Чашку поставил перед Настей, стакан взял себе.
   - Ася, я не могу от тебя отстать, потому что я тебя люблю всеми, мож-
но сказать, фибрами моей очерствевшей милиционерской  души.  И  если  ты
куксишься, то я должен что-нибудь для тебя сделать. Я не могу уйти отсю-
да, оставив тебя в таком нетипичном для Анастасии Каменской расположении
духа. Ну что мне для тебя сделать? Хочешь, я пойду  и  куплю  тебе  этот
чертов сахар? Ну перестань ты хмуриться, улыбнись, пожалуйста.
   Она молча отпила кофе из чашки, вытащила из пачки сигарету, не  спеша
достала зажигалку, закурила. Потом зажмурилась  крепко-крепко,  а  когда
открыла глаза, то Коротков снова увидел прежнюю Настю,  собранную,  ров-
ную, спокойную.
   - Ты прав, Юрик, я непозволительно распустилась со своими переживани-
ями. Со мной стало неприятно иметь дело, да?
   - Я этого не сказал, - осторожно возразил он, хотя сказала Настя чис-
тую правду.
   - Но подумал, - она усмехнулась. - Все, Коротков,  я  готова  к  нор-
мальной работе.
   Не успели они допить кофе, как явился Александр Юлов из Западного ок-
руга. История исчезновения и поисков  девятиклассницы  Тани  Григорьевой
была самой обыкновенной, банальной до оскомины. В один прекрасный  день,
вернее, вечер Таня не вернулась домой из школы. Родители забили  тревогу
не сразу, поскольку Таня была девушкой не только красивой, но  и  своен-
равной и даже вольнолюбивой, могла уехать пожить на дачу к подружке,  не
испрашивая разрешения взрослых и даже не всегда своевременно  информируя
их о принятом решении. Мать с отцом периодически  пытались  принимать  к
неуправляемой девочке какие-то вялые воспитательные меры, но  пользы  от
этого не было совсем, даже наоборот, Татьяна только все больше и  больше
отбивалась от рук. При этом ни алкоголем, ни сигаретами от  нее  никогда
не пахло, и родители искренне недоумевали, зачем девочке такая неограни-
ченная свобода, если она не использует ее для того, чтобы пить и курить.
Что касается взаимоотношений с юношами и мужчинами, то тут родители  бы-
ли, что называется, не в курсе, поскольку внешних признаков в этом дели-
катном деле почти никогда не бывает, кроме, разумеется, беременности, но
до этого, слава Богу, дело не дошло.
   Поэтому, когда в конце октября Таня не пришла домой ночевать, родите-
ли только горестно повздыхали, но в милицию, естественно, не обратились,
решив, что девочка просто выкинула очередной фортель. Однако  через  три
дня, когда выяснилось, что она не посещает школу и ни одна из ее  подру-
жек не знает, где она, папа с мамой  забеспокоились,  но  тоже  пока  не
сильно, поскольку вполне предполагали за Таней способность  укатить  ку-
да-нибудь с малознакомым мужчиной. Погуляет и вернется, утешали они  се-
бя. Через неделю Таню начала искать милиция.
   Выяснилось, что в тот день, когда она не пришла домой  ночевать,  она
после седьмого урока осталась в школе на факультативные занятия по лите-
ратуре. Факультатив вел учитель русского языка и литературы Андрей Геор-
гиевич Турин. Он занимался с теми ребятами, которые собирались поступать
в гуманитарные вузы, а таких по нынешним временам было  немного,  сейчас
ведь все больше банковским делом да финансами увлекаются. Посему на  фа-
культатив к Турину ходили всего около десятка человек из девятого, деся-
того и одиннадцатого классов. Основная масса была, конечно, из  одиннад-
цатого, а из девятого - всего двое, сама Таня Григорьева  и  мальчик  из
параллельного класса.
   После окончания занятий ребята стали расходиться по  домам.  Девятик-
лассник из параллельного класса видел, как Таня шла  к  метро  вместе  с
учеником из одиннадцатого класса Геной Барчуком. Сам же  Варчук  сказал,
что спустился вместе с Таней на эскалаторе на платформу и там они попро-
щались. Варчук поехал домой в сторону центра, а Татьяна -  в  противопо-
ложную.
   Некоторый свет на ситуацию пролил сам руководитель факультатива  Анд-
рей Георгиевич Турин. Он пояснил, что Таня  Григорьева  была  уже  давно
влюблена в Гену Барчука и об этом все знали. Собственно, и на  факульта-
тив по литературе она ходила только из-за Гены, потому что  у  самой  не
было ни малейших способностей к филологии. Каждый раз после занятий  она
делала вид, что ей нужно куда-то ехать, и провожала Гену до  метро.  Все
об этом знали, но никто Таню не дразнил, потому что всем хорошо был  из-
вестен ее независимый и свободолюбивый нрав. Она бы все равно не  обиде-
лась, а вот отомстить за глупую выходку вполне могла.
   Тогда, уже в начале ноября, перетрясли всех учеников старших классов,
всех Таниных знакомых, но не удалось найти ни малейшей зацепки.  Девочка
как в воду канула.
   - У вас есть список адресов всех старшеклассников и знакомых девочки?
- спросила Настя.
   - Есть, а как же.
   Юлов с готовностью раскрыл папку и вытащил оттуда скрепленные  вместе
листы с фамилиями и адресами.
   - Давайте смотреть, не живет ли кто-нибудь из них в доме на Котельни-
ческой набережной.
   - Я уже посмотрел, пока сюда к вам ехал.
   - И что?
   - В этом доме никто не живет.
   - А близко, например в соседнем доме?
   - Понимаете, я очень серьезно занимался поисками Тани, -  смутившись,
пояснил Саша Юлов. - И на всякий случай собрал адреса  не  только  самих
ребят, но и их родственников. Понимаете, я исходил из того, что если де-
вочку куда-то заманили, чтобы изнасиловать, то ее, скорее всего, пригла-
шали на пустую квартиру. Это очень часто бывает квартира старшего брата,
дяди с теткой или деда с бабкой.
   - И в доме на Котельнической... - подсказала Настя.
   - ...живет дедушка Гены Барчука.
   - Прямо в том самом доме или хотя бы рядом?
   - В том самом.
   - Ясно. Найдите-ка этого учителя, Турина Андрея Георгиевича.  Барчук,
как я понимаю, преспокойно ходит в школу, никуда бежать не собирается?
   - Так точно, Анастасия Павловна, исправно  получает  свои  пятерки  и
прекрасно себя чувствует.
   - Ну и славно. Сначала мы побеседуем с Андреем Георгиевичем. Когда  с
момента преступления прошло два месяца, а со следами  напряженка,  нужно
сделать все, чтобы преступник раскололся. Иначе мы фиг  что  докажем.  А
нам нужно узнать как можно больше об этом Геннадии Барчуке.


   Глава 16

   Владимир Петрович Пригарин смотрел на Настю Каменскую с  неподдельным
изумлением.
   - Неужели вы думаете, что я могу вспомнить обстоятельства почти трид-
цатилетней давности?
   - Ну, не с ходу, конечно, - улыбнулась Настя. - Я  вам  покажу  карту
роженицы, может быть, вы посмотрите свои записи, и в  памяти  что-нибудь
всплывет. И потом, я слышала, у вас феноменальная зрительная  память  на
лица. Я вам даже принесла фотографию этой женщины, правда, не того пери-
ода, когда она рожала, на снимке она чуть постарше, но изменилась мало.
   - А почему такой интерес к этой, роженице?
   - Скорее, не к ней, а к ее ребенку. Мы сейчас собираем материалы  для
судебно-психиатрической экспертизы ее  сына,  поэтому  нам  важно  знать
кое-какие подробности о состоянии здоровья матери  и  о  течении  родов.
Вам, как опытному врачу, это должно быть понятно.
   - Конечно, конечно, - закивал Пригарин. - А позвольте спросить, отку-
да вам известно про мою зрительную память? Неужели в роддоме сказали?
   - Слухами земля полнится, Владимир Петрович, - уклонилась  от  ответа
Настя.
   Ей почему-то не захотелось упоминать Ста