, все вы прекрасно знаете. Когда дело вел следова-
тель Панкратов, доверенность на ваше имя была. А когда дело передали Чу-
даеву, она из материалов исчезла. Зато  появилась  доверенность  на  имя
Гольдич. Что вам пообещали за эту авантюру?
   - Не понимаю я, о чем вы говорите, - упрямо повторил Суриков. - Ника-
кой авантюры не было. Сначала Софья дала доверенность этой... ну, Зое, а
потом мне. На всякий случай. Она мне больше доверяла.
   - Естественно. Она видела, как вы к ней относитесь,  и  точно  знала,
что ничего плохого вы никогда в жизни ей не сделаете. Она вами помыкала,
Сергей Леонидович, она вас приручила и выдрессировала,  как  подобранную
на помойке бездомную собаку. Вам неприятно это слышать? А мне  неприятно
это говорить. Не было никакой Гольдич и никакой доверенности на ее  имя.
Однажды во время допроса следователя  Чудаева  вызвали  срочно  к  руко-
водству, и он попросил кого-то из сотрудников милиции побыть  с  вами  в
кабинете, пока он отсутствует. Этот сотрудник  вам  популярно  объяснил,
что пока в деле фигурирует доверенность на ваше имя, вас будут  пытаться
обвинить в убийстве Бахметьевой из корыстных побуждений. Из-за квартиры,
одним словом. И поскольку никаких других подозреваемых у следствия  нет,
вам все равно не выкрутиться. Так все было?
   ...- Я могу тебе помочь. Ты пойми, даже если тебя выпустят,  квартиры
старухиной тебе все  равно  не  видать,  как  своих  ушей.  Ты  был  под
следствием, сидел в камере. Твою доверенность аннулируют, тем более  что
хозяйка квартиры не сама померла, а убита. В таких случаях никакие дове-
ренности не действуют. Закон такой.
   Мужик в милицейских погонах говорил уверенно, и Суриков ему  поверил.
В самом деле, чего проще-то: втерся к бабке в доверие, выцыганил  у  нее
доверенность на право распоряжения всем имуществом,  а  потом  прикончил
старушку - и гуляй, как король на именинах. Посадят, это точно. Не отмо-
ешься.
   - А как же теперь? - растерянно спросил Суриков, с надеждой глядя  на
мужика, который оказался первым человеком в милиции, кто отнесся к  нему
сочувственно.
   - Есть выход. Доверенности на твое имя в деле не будет. А будет  дру-
гая, на имя совсем другого человека. И  оформлена  она  гораздо  раньше.
Есть люди, которые быстренько все документы сделают задним числом, будто
хозяйка твоя переезжать решила, затеяла обмен. Понятно?
   - Нет, - честно признался Сергей.
   Ему и в самом деле было непонятно, он вообще в этих бумажно-юридичес-
ких делах не разбирался. Мужик в погонах начал быстро  что-то  объяснять
ему про договор мены, оценочную стоимость, нотариальное оформление,  ор-
дера, выписки... Слова были незнакомые, Суриков  никак  не  мог  уловить
суть, но стыдился признаться в своей тупости и  необразованности.  Молча
кивал с умным видом.
   - Я понял, - сказал он. - А мнето что делать?
   - Подтверждать. Ты должен сказать следователю, что твоя хозяйка выда-
ла доверенность не тебе, а Зое Николаевне Гольдич. Запомнил? Что  хотела
поменять квартиру, а поскольку сама она уже старая  и  немощная,  выдала
доверенность Гольдич, чтобы та все оформила. Еще в сентябре или октябре.
Ты можешь даже точно не помнить, когда именно, ты к  этому  касательства
не имел. Не твоя же квартира, верно?
   - Верно, - согласился Суриков. Эта часть ему была понятна. -  Но  как
же мы менялись, если жили по старому адресу?
   - А ты скажи, что договор был заключен и все документы подписаны,  но
переезд по обоюдному согласию сторон был отложен до весны. Или до Нового
года. Мало ли по каким причинам. Так хозяйка твоя решила. А ты и не спо-
рил. Давай, парень, думай быстрее, сейчас следователь  твой  вернется  и
опять будет тебе дело шить. Я тебе хороший совет даю. Тебя,  дурака,  из
петли вытаскиваю, а ты кочевряжишься. Чтобы ты  не  сомневался,  я  тебе
скажу, что моя выгода тут тоже есть. Бескорыстных благодетелей сейчас не
бывает, сам должен понимать. Мы все документы по  обмену  задним  числом
оформим, в квартиру твоей хозяйки люди въедут,  квартира-то  хорошая,  в
центре. А их квартиру продадим. И нам выгода, и тебе облегчение. Если ты
старуху не убивал, то у них главного козыря против тебя не будет,  пому-
рыжат и выпустят. Ну а если всетаки ты это сделал, то  по  крайней  мере
корыстный мотив тебе не навесят. За убийство из корыстных побуждений те-
бе вышак ломится, статья сто вторая пункт "а". А без  корыстного  мотива
получится другая статья, сто третья, там вышка по закону вообще не  пре-
дусмотрена. Хоть жив останешься. Понял?
   - Понял.
   Чего ж тут не понять? Он не убивал Софью, и если не будет в деле этой
чертовой доверенности, то его выпустят. Правильно мужик говорит.
   - Согласен?
   - Да, - кивнул Суриков. - Согласен. Только как же  следовательто?  Он
же знает, что доверенность есть, он про нее меня уже спрашивал.
   - А это не твоя забота. Ты, когда он вернется, скажи, что плохо  себя
чувствуешь, сердце, мол, болит, не можешь больше допрос  продолжать.  Он
тебя обратно в камеру отпустит. Больных  нельзя  допрашивать,  закон  не
разрешает. А когда он тебя в следующий раз вызовет,  все  будет  типтоп.
Усек? Ничего не напутаешь?
   - Нет.
   - Ну гляди, Суриков. И чтобы без глупостей. Рот не разевай и не  бол-
тай лишнего. А то сам знаешь, что с тобой сделают...
   Он решил не сдаваться. Предупредил же его тот мужик, чтобы не болтал.
Убьют и не поморщатся.
   - Не было ничего такого, - ответил он Образцовой, стараясь  выглядеть
как можно более честным. - Что вы  там  себе  выдумали?  Чушь  какая-то,
ей-Богу.
   - Сергей Леонидович, времени у нас с вами мало,  поэтому  давайте  не
тратить его так глупо.
   - А чего? - Он пожал плечами. - Мне спешить некуда. Поговорим с  вами
еще, и я домой пойду. Сами же сказали, что отпустите.
   - Куда - домой? Где ваш дом? В квартиру Бахметьевой вас никто не пус-
тит. Пока вы упираетесь и врете, пока настаиваете на том, что обмен сос-
тоялся, эта  квартира  считается  чужой.  И  жить  там  после  окончания
следствия по делу об убийстве хозяйки будут совсем другие  люди.  Вы  же
там не прописаны. К матери пойдете? Она вас давно уже не ждет, вы ей  не
нужны, и вы это прекрасно знаете. Опять на улицу? Не надоело?
   Да, об этом он как-то не подумал.
   Ему так хотелось на свободу, что он совсем забыл о том, где  ему  эту
свободу проводить. Сергей Суриков не умел думать о том,  что  будет.  Не
приучен. Всегда жил сегодняшним днем.
   - Сейчас я вам объясню ситуацию, - продолжала Образцова. - Я  сегодня
работаю последний день, завтра меня здесь уже не будет. Если мы  с  вами
не закончим сегодня, завтра дело примет другой следователь. И  все  нач-
нется сначала. Вы этого хотите?
   Он отрицательно помотал головой.
   Что она такое говорит? Почему дело может быть не  закончено  сегодня?
Она же сама сказала, что в убийстве Софьи его больше не обвиняют  и  от-
пускают на волю.
   - Раз не хотите, тогда давайте работать. Время идет. Я  действительно
сегодня вечером уезжаю и больше не вернусь сюда. Мы должны с вами  дого-
вориться.
   - О чем?
   - О сделке. Вы боитесь выдать тех людей, которые занимаются аферами с
жильем. Я вас понимаю. Я бы на вашем месте тоже боялась. Теперь  смотри-
те, что получается. Вы твердо стоите на своем, аферу с  подложной  дове-
ренностью не признаете и своих благодетелей не выдаете. Я выношу  поста-
новление об освобождении вас из-под стражи под подписку  о  невыезде.  И
одновременно привлекаю вас к уголовной ответственности за  приготовление
к убийству супругов Шкарбуль. Это означает, что вы должны  будете  нахо-
диться в Петербурге безотлучно и являться по вызовам следствия  и  суда.
Проще говоря, никуда уехать вы не сможете. И будете тут маячить на  гла-
зах у этих "жилищников". Вот вас выпустили. Они к вам подходят и спраши-
вают: "Никому не сказал?" Вы отвечаете: "Нет, никому". Знаете, что  про-
исходит дальше?
   - Нет. А что?
   - А то, что они вам не верят. Кроме того, вы - свидетель  их  махина-
ций, и поэтому вы опасны. И вы исчезаете. И появляетесь спустя некоторое
время в виде остывшего трупа. Никто ради вас колотиться не  будет.  Дома
своего у вас нет, образ жизни вы ведете такой, при котором  насильствен-
ная смерть - дело самое обычное. Да и сердце у вас больное. Так что  вас
убить - дело совсем не рискованное для них. Вам надо уехать, Сергей Лео-
нидович. Как можно быстрее и как  можно  дальше.  И  сделать  это  можно
только одним способом.
   - Каким?
   Он снова почувствовал, что теряет нить разговора. Все  так  сложно...
Может, она тоже хочет его обдурить? Ну, ее-то бояться нечего, баба - она
и есть баба. А вот те пострашнее будут. Нет, надо молчать.
   - Я забуду про то, что Бахметьева хотела вашими  руками  убить  вдову
своего сына. Забуду, понимаете? Я буду помнить только  о  том,  что  она
тосковала по внуку и вы решили поехать в Москву, найти его и  поговорить
с ним. Никто не виноват, что вы пришли в квартиру через несколько  минут
после убийства. Да, вы испугались и убежали, никому  ничего  не  сказав.
Это простительно. За это в Уголовном кодексе статьи нет. Я вас вытащу из
этой истории. Я не буду привлекать вас за приготовление к убийству и вы-
пущу отсюда без всякой подписки. Вы сегодня же сможете сесть в  поезд  и
уехать куда глаза глядят. Но за это вы мне скажете, кто  тот  сотрудник,
который вас уговорил. Повторяю еще раз: или вы молчите и остаетесь в го-
роде, каждую минуту рискуя быть убитым, или вы все мне  рассказываете  и
получаете возможность уехать. Выбирайте, Сергей Леонидович.
   Суриков молчал. Ему было очень страшно. Была бы рядом Софья,  она  бы
посоветовала, что делать. Она умная, она быстро разобралась бы, что  тут
к чему. А он не может. Не тянет он.
   - Ну хорошо, - вздохнула следователь, - придется мне сказать вам  еще
одну вещь. Раз вы не понимаете слов, придется  оперировать  фактами.  Вы
помните своего первого следователя, Романа Сергеевича Панкратова?
   - Помню.
   - Тогда читайте.
   Она протянула ему газету и ткнула пальцем в большую фотографию, обве-
денную траурной рамкой. "Тяжелая утрата... Трагически погиб...  Товарищи
и коллеги..." Господи, что же это?
   - Панкратов знал, какие материалы были в деле с самого начала и какие
вы давали показания. Этого оказалось  достаточным,  чтобы  его  насмерть
сбила машина. А ведь вы знаете больше, Суриков. Вы знаете, кто из  наших
сотрудников к этому причастен. И либо вы мне скажете, кто это был,  либо
вас ждет такая же судьба. Ну как? Скажете?
   Все. Он больше не может сопротивляться  ее  напору.  Скажет  -  могут
убить. И не скажет - тоже могут. Выбирать не из  чего.  Но  если  она  и
вправду даст ему возможность слинять из Питера, то можно еще спастись.
   - Я не знаю, как его зовут.
   - Опишите внешность как можно подробнее. Рост, фигура, волосы,  лицо,
манера держаться и говорить, манера сидеть. Все, что помните.
   Татьяна быстро поняла, о ком идет речь. Несмотря на  интеллектуальную
неразвитость, глаз у Сурикова был острым и наблюдательным. Описание  его
было точным и красочным. Какая же гадость ее  работа!  Вранье,  сплошное
вранье, подтасовки, прижимание в угол растерянных, испуганных людей. Кто
сказал, что работа следователя - благородная? Чушь это. Так  может  ска-
зать только тот, кто никогда в жизни на следствии не работал.
   Имеет ли она право делать то, что делает? Она  собирается  скрыть  от
следствия некоторые факты и обстоятельства, свидетельствующие о том, что
Сергей Суриков собирался совершить убийство. На этот счет, между прочим,
статья в Уголовном кодексе имеется, в  разделе  "Должностные  преступле-
ния". Но что же ей делать, если нет закона о защите свидетелей? Отдавать
Сурикова на растерзание этой банде? Сейчас только начнется их  оператив-
ная разработка, а длиться она может несколько месяцев, пока  их  выявят,
да пока факты соберут, доказательства. Долгая песня. И все это время Су-
риков будет для них доступен. Имеет ли она право  приносить  несчастного
парня в жертву интересам правосудия?
   Нет ответа. В учебниках он есть.
   А в жизни - нет.
   - Все, Сергей Леонидович. Прочтите постановление о вашем освобождении
из-под стражи и распишитесь. Вас проводят в камеру, соберете свои вещи и
можете быть свободны.
   Суриков подписал, не читая. Татьяна нажала кнопку, вызывая конвой.  У
самой двери Сергей внезапно остановился.
   - Где Софью похоронили?
   - Хотите к ней пойти?
   - Хочу. Я вам не верю. Она не могла. Это все внук ее... Она не  могла
так со мной поступить.
   Татьяна с тоской смотрела на закрывающуюся за ним дверь. Любовь  сле-
па. Даже если это любовь не мужская, а сыновняя.
   Она быстро печатала на машинке полный текст постановления об освобож-
дении Сурикова от уголовной ответственности. Дело  должно  быть  в  иде-
альном порядке, чтобы следователь, который будет работать с ним  дальше,
не помянул ее недобрым словом. Материалы об убийстве  Бахметьевой  будут
присоединены к делу об убийстве супругов Шкарбуль. И в  этих  материалах
не должно быть ничего, что позволило бы обвинить Сурикова хоть в чем-то,
кроме обыкновенной трусости.
   Татьяна то и дело поглядывала на часы.  С  минуты  на  минуту  должна
подъехать Ира, привезти пакет из аэропорта. Все, что вчера  в  нарушение
всех правил было изъято из дела и отправлено в Москву, будет  возвращено
на место. И после этого можно идти к Исакову за своим личным делом,  ко-
торое со вчерашнего дня лежит в его сейфе.
   Уехать. Скорее уехать отсюда. Сложить вещи, забрать  Ирку  и  уносить
ноги, сделав вид, что никогда и слышать не слышала про преступную  груп-
пу, в которую входили сотрудники органов внутренних дел и которая совер-
шала преступления, связанные с приватизацией квартир. Уехать - и пропади
все пропадом.
   Они купили четыре билета, чтобы ехать в купе без попутчиков.  Провод-
ник, молодой веселый парень с несколько дебильным выражением лица, сразу
предупредил:
   - Девушки, на ночь запирайтесь как следует, а лучше спите по очереди.
У нас в поездах грабят.
   - Спасибо, порадовали, - фыркнула Ира, которая еще сохранила  способ-
ность шутить. Вероятно, потому, что не знала, от какой опасности они бе-
гут.
   Несмотря на сжатые сроки, домовитая Ирочка сумела упаковать неимовер-
ное количество вещей, умело разложив их по большим дорожным сумкам.  Бо-
лее того, она даже успела напечь своих знаменитых пирожков  с  капустой,
которые и извлекла на свет Божий, как только проводник принес чай.
   - Ирка, опять! - простонала Татьяна. - Я же тебя просила!
   - Ну в дорогу-то! - возмутилась Ира. - Святое дело. Не  хочешь  -  не
ешь. Пусть Настя поест. И Стасову привезем, он их тоже любит.
   Татьяна, конечно, не выдержала и два пирожка все-таки съела.
   Они уже улеглись и погасили свет, но уснуть удалось только Ире.
   - Настя, - шепотом позвала Татьяна, - не спишь?
   - Нет.
   - Знаешь, у меня Бахметьева все из головы не идет. Какой же невероят-
ной силы была старуха, если внуку пришлось  ее  убить.  Ты  можешь  себе
представить? Я все понять не могла, зачем он ее убил. Взял драгоценности
из родительского сейфа - и живи в полное свое удовольствие.  Мало  ли  о
чем он со своей бабушкой договорился. Бабушка старенькая уже, да и дале-
ко она, за шестьсот километров. Можно с ней не делиться, она и  не  пик-
нет. Зачем он ее убил? А сегодня во время разговора с Суриковым я  поня-
ла, почему он это сделал. Внук знал, что  не  сможет  ей  противостоять.
Знал, что не посмеет ослушаться. Чувствовал, что она сильнее. Она и  его
сумела поработить. В точности как несчастного Сурикова.  Только  Суриков
ее преданно любил и хотел жить под ее властью как можно дольше. А  Вита-
лий хотел изпод этой власти вырваться и распоряжаться ценностями  едино-
лично.
   Она помолчала, потом добавила:
   - А Суриков так и не понял ничего. Не поверил, что  Бахметьева  могла
так с ним поступить. Как собака, которую хозяин бьет, а она ему руки ли-
жет. Господи, когда он уходил, я чуть не расплакалась.
   - Интересно, что Виталий будет нам рассказывать. Он же  точно  знает,
что Суриков ехал в Москву не разговоры с ним душевные разговаривать  про
любимую бабушку, а убийство совершить. Не подставит он Сурикова, как  ты
думаешь?
   - Может, сучонок корыстолюбивый. Я, конечно, сделала все, что  могла.
Остальное от вас зависит, от тебя в том числе. Доказательств  того,  что
Суриков готовился к убийству, нет. Показания  Виталия  можно  подвергать
сомнению. Бахметьева их не подтвердит, а больше никто ничего не знает.
   Снова в темном купе воцарилось молчание. Потом раздался Настин шепот:
   - Знаешь, о чем я подумала? Эта старуха и нас с тобой поработила.  Ее
уже на свете нет, а мы с тобой лежим и обсуждаем, как нам материалы уго-
ловного дела подтасовать. Дела, которое она же и придумала. А мы  теперь
головы ломаем, как нам спасти человека, которого она пыталась  погубить.
Ведь мы с тобой идем на должностные нарушения. Понимаем это, а все равно
делаем. Она больше месяца в могиле лежит, а мы под ее дудку пляшем.
   - Скорее не "под", а вопреки. Но все равно пляшем, тут ты права.
   На верхней полке заворочалась Ирочка.
   - Девочки, ну имейте же совесть, - жалобно промычала она.
   - Все-все, молчим, - торопливо сказала Настя. - Извини.
   Он снова видел этот жуткий сон.
   Огромные лужи крови, не лужи даже, а целые моря,  и  кровь  бурлит  и
принимает причудливые формы, превращаясь в лица матери, отчима и  бабки.
С этих лиц на него смотрят мертвые глаза, мертвые рты раскрыты, а  мерт-
вые языки пытаются шевелиться, чтобы сказать ему...
   Что сказать? Что они могут ему сказать? Спросить, зачем он  это  сде-
лал?
   Затем, что ему надоело. Ему все надоело. Надоело слушать нудные  раз-
говоры о том, что всего в жизни нужно добиваться собственными  усилиями,
своим трудом. Что благосостояние нужно  заработать  самому.  Что  стыдно
равняться на тех, кто шикует на родительские деньги.
   Детский сад какой-то. Стыдно, стыдно... Ничего не стыдно. Все так жи-
вут. Все его друзья ездят на иномарках и живут в классных  хатах,  отде-
ланных по евростандарту. Отдельно, между прочим, живут, без  всяких  там
родителей. Один он, как дурак, живет по-совковому. Хватит. Надоело. Баб-
ка - та его понимала. Не то что мать с отчимом.
   Бабка правильная была. Год назад  объявилась.  Позвонила  и  сказала,
чтоб на почту сходил, взял  письмо  "до  востребования".  Больше  ничего
объяснять не стала, даже не представилась. Он и не знал, кто это звонил,
сходил, взял письмо. В письме все было. И про расстрелянного отца-валют-
чика, и про золото-бриллианты.
   И про бабушку, отцову мать, которая в Питере живет на одну  пенсию  и
страдает от общей несправедливости жизни. В письме и номер телефона  был
указан, дескать, ежели захочешь с бабушкой-то родной поговорить,  звони,
не стесняйся, но только днем и в будни, а то в другое время  в  квартире
уши посторонние. Поговорить он, конечно, захотел, особенно  про  деньги.
Ну и поговорил. Потом съездил в Питер, лично со старушкой познакомился.
   Ну и пошло с тех пор. У него в голове одна мысль: как ценностями зав-
ладеть. Бабка долго его расспрашивала, как они там, в Москве, живут, ка-
кая квартира, какая машина, какая мебель, какие украшения на матери, ку-
да в отпуск ездят. Прикидывала что-то, в уме считала, а потом  и  выдала
мол, из тех денег, что папаша его заныкал, только, может, десятая  часть
за все годы потрачена. А остальное где-то у матери с отчимом лежит.  Ты,
говорит, внучек, ни о чем не беспокойся пока, живи, как жил, овцой  при-
кидывайся, родителей  слушайся,  а  я  уж  придумаю,  что  нам  с  тобой
дальше-то делать. И придумала. Да так, что Виталий только диву давался.
   Да, сильна была старуха, что и говорить. Только делиться с ней  Вита-
лию не хотелось. Целое - оно всетаки в два раза больше половины, это  уж
как ни крути. Боялся он бабку смертельно. Знал, что не посмеет не отдать
ее долю, если она п