а. Но  будем  надеяться,  что  до
этого не дойдет.
   Чуйков вернулся в офис окрыленным. Надо же, все  получилось,  как  та
девица и предсказывала.  Надо  бы  поблагодарить  ее,  подарок  какой-то
сделать или долю отстегнуть.
   Хотя насчет доли она ни слова не  говорила,  когда  предлагала  фирме
Чуйкова свой странный план. Даже телефона своего не оставила. Только имя
ее известно: Ксения. Как ее искать?
   - Надо будет - сама нас найдет,  -  с  ледяным  спокойствием  ответил
Ахалая, отпивая коньяк маленькими глоточками. - Но  поблагодарить  надо,
тут ты прав. Неблагодарность - это нехорошо, бог не простит.
   - Странно все-таки, что она не объявляется, - покачал головой Чуйков.
- Неужели ей деньги не нужны?
   - Может, и не нужны.
   - Тогда зачем она это все придумала?
   - Газету разорить хотела. Или просто подставить. Может,  там  главный
редактор и сам хозяин - ее любовник, который ее бросил. Или кинул. Бабы,
Игорек,  не  такие  корыстные,  как  мы,  мужики.  Но  зато  они  ужасно
мстительные. Ты это запомни на будущее. И  если  она  появится,  стелись
перед ней ниже травы, чтобы, не дай бог, ничем не обидеть.  Если  такая,
как эта Ксения, захочет тебе отомстить, тебе не выжить.
 
Глава 10 
 
   Свое десятилетие холдинг "Планета" отмечал с  известным  шиком,  сняв
для этих целей один из залов в "Славянской-Рэдиссон". Помимо сотрудников
холдинга, были приглашены и почетные гости,  и  так  называемые  "друзья
фирмы"  -  люди,  оказывавшие  "Планете"  те  или  иные  ценные  услуги.
Разумеется, в числе приглашенных был  и  Валерий  Риттер,  как  человек,
дававший  фирме  полезные  и   дельные   консультации   по   организации
менеджмента. Риттера, как требуют правила хорошего  тона,  пригласили  с
супругой, но он пришел один. Коренастый, медведеподобный,  с  некрасивым
умным лицом и в идеально сидящем смокинге, он переходил от одной  группы
гостей к другой, постоянно с кем-то общался, но выражение озабоченности,
отмеченное присутствующими в начале вечера, постепенно сменилось сначала
раздражением, а потом и тревогой. Он то и дело выходил из зала, где было
довольно шумно, доставал из кармана мобильник и куда-то звонил. И  после
каждого звонка сердился и тревожился все сильнее.
   -  Валерий!  Наконец-то  я  тебя  нашла!  Тут  столько  народу  -  не
протолкнуться.
   Он обернулся и увидел  Любочку,  финансового  директора  "Планеты"  и
младшую сестру Аниты.
   - Ты один? А Лариса где?
   - Она работает, - сухо ответил Риттер. - Лара не  любит  отвлекаться,
когда у нее прилив трудового энтузиазма.
   А ты здесь с кавалером?
   - Тоже одна, - улыбнулась Люба, и Риттеру показалось, что губы у  нее
дрогнули, будто она собиралась заплакать.
   - Ладно, будешь моей дамой на этот вечер. Тебе  что-нибудь  принести?
Выпить, закусить?
   - Спиртного не надо, мне еще домой ехать, я за рулем.
   Водички какой-нибудь с газом... - неуверенно попросила Люба.
   - Может, сок? Или кофе?
   - Можно и сок. Вишневый. Там, кажется, есть. Или персиковый.
   - А из закусок?
   - Ничего не нужно, Валерий, я не голодна.
   Взяв для нее сок, а для  себя  виски,  Риттер  сквозь  плотную  толпу
пробирался к Любе, издалека разглядывая  родственницу.  По  ее  виду  не
скажешь, что не голодна. Скорее ей кусок в горло не лезет.  Несмотря  на
тщательный  макияж,  выглядела  Люба  не  лучшим  образом,   и   красиво
наложенные тени не скрывали потухший взгляд, а  тональная  пудра  только
подчеркивала углубившиеся носогубные складки и скорбно опущенные  уголки
губ. Даже дорогой  костюм,  обычно  плотно  обтягивающий  ее  пухленькую
округлую фигурку, казался висящим на манекене, словно был велик  на  два
размера. Похудела Любаша, что ли?
   - Ты отлично выглядишь, - бодро заявил Риттер, протягивая ей стакан с
соком. - Очень похудела. Или это костюм тебя так стройнит?
   - Ерунда, ничего я  не  похудела,  если  верить  весам,  то  все  мои
килограммы при мне.
   Она отпила сок и постаралась улыбнуться,  но  вымученность  застывших
губ не укрылась от Валерия.
   - Тогда я  скажу  иначе.  Ты  очень  плохо  выглядишь,  Люба.  Что-то
случилось? Ты не болеешь?
   Риттер никогда без особой нужды не прибегал к  таким  глупостям,  как
деликатность и тактичность. Некоторые считали его грубоватым, сам же  он
называл эту черту своего характера прямотой.
   Где-то совсем рядом  грянул  оркестр,  перекричать  который  не  было
никакой возможности, и Люба вместо ответа только покачала головой.
   - Давай отойдем, - громко произнес Риттер прямо ей в ухо.
   Она молча кивнула и двинулась следом за ним. Даже походка у нее стала
какой-то тяжелой и неуверенной, отметил  Валерий,  а  ведь  Люба  всегда
ходила  легко   и   стремительно,   будто   бежала   навстречу   чему-то
неизвестному, но необыкновенно приятному.
   Им удалось найти свободный столик подальше от музыкантов, правда,  за
ним можно было только стоять, но это все-таки лучше, чем ходить по  залу
с бокалами и тарелками в руках. Ни руку протянуть  для  приветствия,  ни
расслабиться.
   - Если ты не хочешь рассказывать о своих неприятностях, то и не надо.
Скажи только, я могу тебе чем-нибудь помочь?
   - Нет, Валера.
   Он молча проглотил "Валеру", хотя в другое время непременно  поправил
бы ее и напомнил, что не терпит уменьшительных имен по отношению к себе.
   - Ну хорошо, я не могу быть тебе полезным. А кто-нибудь вообще может?
Если да, то я могу помочь найти такого человека.
   - Спасибо, Валера. Мне никто не может помочь. Спасибо тебе за заботу,
но тут я сама... Я должна сама справляться.
   "Наверняка любовная история, - подумал Риттер.  -  Тут  действительно
никто помочь не может. И зря я к ней пристаю".
   - Ты справишься, - с преувеличенной  уверенностью  сказал  он,  легко
потрепав Любу по руке, -  ты  же  умная  и  сильная.  Все  пройдет,  все
забудется, поверь мне. Давай-ка я принесу тебе осетрины, очень  вкусная,
я уже пробовал.
   И, не дожидаясь ни согласия, ни отказа, он  решительно  направился  к
буфету. Однако, когда Валерий вернулся к столику. Любы за ним  не  было.
Высокий стакан из тонкого стекла с  недопитым  вишневым  соком  стоял  в
компании с пустым низким толстостенным стаканом, из которого Риттер  пил
виски. В  пепельнице  дымилась  сигарета  со  следами  красно-коричневой
помады на фильтре. Куда это Любаша  сорвалась,  осетрины  не  дождалась,
сигарету не докурила?
   Не иначе, в туалет побежала, плакать. Ничего, проплачется и вернется.
   Он собрался было отправить в рот аппетитный кусочек рыбы, но внезапно
снова накатило раздражение, и Риттер со злостью бросил  вилку  на  стол.
Достал  телефон,  позвонил  Ларисе  в  мастерскую.  Никто  не   ответил.
Перезвонил на ее  мобильный.  Абонент  временно  недоступен.  Отключила?
Батарея разрядилась? Или находится там, куда мобильная связь не достает?
Например, в метро. Или в каком-нибудь подвале. Хотя у Ларки своя машина,
но с этими ее сомнительными подружками, лесбиянками и наркоманками,  она
может оказаться где угодно. А может быть, она уже дома, мирно пьет чай в
компании с Ниной Максимовной или смотрит телевизор? Нет, не может  быть,
Нина тут же перезвонила бы ему и  сказала,  что  Ларка  вернулась,  мать
знает, как он нервничает, со вчерашнего вечера не может жену найти. Дома
она не ночевала, но это дело обычное, хотя прежде она всегда отвечала на
звонки и Валерий точно знал, что она спит в мастерской. Целые  сутки  от
нее ни слуху ни духу. Это может  означать  только  одно:  пристрастие  к
наркотикам сделало новый виток, теперь она или  дозу  сильно  увеличила,
или употребляет что-то  другое,  от  чего  мозги  напрочь  отшибаются  и
теряется представление о том, что нужно все-таки хотя бы звонить  домой,
пусть не приходить, но хоть объявляться, чтобы близкие не сходили с  ума
от волнения и не искали по подворотням, милициям и моргам.
   Но домой он на всякий случай позвонил. И ничего  нового  не  услышал.
Нина Максимовна тоже тревожилась, правда, по несколько иному поводу.
   - Сынок, приезжай, пожалуйста, - жалобно попросила она.  -  Я  боюсь.
Если Лариса такое  себе  позволяет,  то  я  могу  представить,  в  каком
состоянии она явится домой.
   Я боюсь оставаться с ней одна.
   Конечно, мать думала только о том, что будет, когда невестка вернется
домой. А Риттеру было все равно, что будет, лишь бы  вернулась  наконец.
Лишь бы нашлась. Или хотя бы позвонила.
   Надо ехать в мастерскую, открывать дверь своим ключом и смотреть, что
там и как. Может быть, Ларка сдуру  передознулась  и  теперь  лежит  там
одна, без сознания, и некому ей помочь?
   Эта мысль приходила ему в голову неоднократно в течение всего дня,  и
Риттер  уже  брался   за   пальто,   собираясь   ехать,   но   вспоминал
отвратительную картину, которую  увидел,  когда  неожиданно  нагрянул  в
мастерскую вместе с Анитой, и снова вешал пальто в шкаф и возвращался  в
кабинет. Нет, не готов он столкнуться с этим еще раз. А ведь может  быть
и кое-что похуже, например, не одна партнерша, а несколько. Или свальный
грех, разнузданная оргия.
   Зачем ему это видеть? Достаточно того, что он вполне  допускает:  это
может быть. Он понимает, почему это происходит,  и  знает,  кто  в  этом
виноват. Не Ларка, а он сам.  Он  не  сделал  все  возможное,  чтобы  ей
помочь, а  сама  себе  она,  дурочка,  может  помочь  только  таким  вот
идиотским способом, подхлестывая воображение и  испытывая  на  прочность
эмоции.
   Но вдруг с ней беда и она нуждается в  помощи?  Надо  ехать,  твердил
себе Риттер, быстро  проталкиваясь  сквозь  толпу  гостей  и  машинально
раскланиваясь со знакомыми.
   Надо ехать. Он подойдет к двери и послушает. Если там шум и  веселье,
значит, с женой все в относительном порядке, он тихонько  развернется  и
уйдет. Если там тишина, он осторожно откроет дверь и войдет.  Он  только
посмотрит.
   Он не станет устраивать сцены, не будет никого  выгонять,  не  начнет
орать и махать руками. Ему только нужно убедиться, что Лара не нуждается
в помощи, что она жива. Он даже постарается, чтобы его никто не заметил.
Он только убедится, успокоится и тут же уйдет.
   А если ее нет в мастерской? Что тогда делать?
   По длинному коридору, мимо  ресторанов  и  бутиков,  Риттер  шагал  в
гардероб, продолжая автоматически отвечать  на  приветствия  и  пожимать
руки. Впереди мелькнул знакомый костюм. Любаша?
   Он догнал ее уже в гардеробе, когда Люба судорожно просовывала руки в
рукава длинного плаща.
   - Ты уходишь? - удивился он.
   - Ты тоже, - сквозь зубы ответила она, не глядя на него.
   - У меня срочные дела, - зачем-то начал оправдываться он. - И  потом,
я все-таки гость, это не мой праздник.
   А ты работаешь в "Планете"...
   - Я работаю матерью, и у меня маленькие дети.
   Люба выглядела не то  встревоженной,  не  то  сердитой  -  Риттер  не
разобрал. Но ему и не хотелось сейчас вникать, у него свои  проблемы,  с
ними бы разобраться, а Любашино настроение само как-нибудь наладится.
   К выходу они шли вместе. И не сказали друг другу ни  слова,  пока  не
оказались  на  крыльце  гостиницы.  Риттер  позвонил  водителю  и  велел
подъезжать к входу.
   - Где твоя машина?
   - Вон там, - Люба показала  куда-то  в  сторону.  -  Счастливо  тебе.
Передавай привет Нине Максимовне и Ларисе.
   - Спасибо, передам.
   Спустившись по ступенькам. Люба  обернулась,  помахала  ему  рукой  и
улыбнулась как-то жалко и потерянно. Валерий помахал  в  ответ  и  долго
смотрел,  как  она  идет  к  машине  своей  новой  походкой,  тяжелой  и
безрадостной.
 
*** 
 
   Приглашение  на  прием  по  случаю  десятилетия  холдинга   "Планета"
Селуянов получил без труда.
   Накануне он  просидел  добрых  два  часа  в  кабинете  у  заместителя
генерального директора по персоналу и в итоге вместе с новой информацией
унес с  собой  пригласительный  билет  на  два  лица,  который  поклялся
использовать не для того, чтобы привести девицу на  светскую  тусовку  и
нажраться на халяву, а исключительно в служебных целях.
   Зам генерального  по  фамилии  Исканцев,  как  показалось  Селуянову,
искренне горевал о Галине Васильевне Аничковой.
   - С Галиной  Васильевной  занималась  моя  падчерица,  дочь  жены  от
первого брака. У девушки была тяжелейшая  депрессия,  а  после  курса  у
Аничковой она буквально расцвела. И  никаких  таблеток!  Для  меня  было
очень важным, чтобы без лекарств, понимаете?
   - Понимаю, - кивнул Селуянов. - Откуда вы узнали  про  Аничкову?  Кто
вас с ней свел?
   - Приятель, владелец одной торговой фирмы. У него как-то  вдруг  дела
пошли очень успешно, я, естественно, поинтересовался, в чем  секрет,  он
мне и рассказал про Галину Васильевну и про то, что заключил с Аничковой
корпоративный договор. Он использовал очень правильный, на  мой  взгляд,
метод. Ведь наш русский человек страсть как не любит признаваться в том,
что у него проблемы и он ходит к психологу или там к психоаналитику. Все
стараются это скрыть. А проблемы-то есть, и совершенно очевидно, что они
мешают  успешно  работать,  а  если  успешно   не   работают   отдельные
сотрудники, то какой же может быть успех у всех вместе?
   - Никакого, - согласился Николай. - И  что  сделал  ваш  приятель  из
торговой фирмы?
   - Он оповестил  весь  личный  состав,  что  фирма  оплачивает  услуги
психолога для всех. При этом никто не обязан  отчитываться  или  ставить
кого бы то ни было в известность, занимается он  с  Аничковой  или  нет.
Более того, даже желательно, чтобы все было строго конфиденциально.
   С Аничковой заключается что-то вроде трудового соглашения, в  котором
записано, что она в  течение  шести  месяцев  является  как  бы  штатным
психологом фирмы  и  занимается  со  всеми,  кто  пожелает.  За  это  ей
выплачивается гарантированное  вознаграждение,  достаточно  высокое.  Мы
пошли по такой же схеме.
   - Что-то я не  понял,  -  остановил  Исканцева  Селуянов.  -  Ведь  у
Аничковой должен был быть оплачен каждый сеанс, верно?
   - Верно.
   - Как же вы могли заранее знать, сколько человек к  ней  обратится  и
сколько сеансов она проведет за эти шесть месяцев?
   - Мы и не знали. Мы исходили из  средних  показателей.  Аничкова  уже
несколько раз работала на фирмы, и по  ее  опыту  выходило,  что  к  ней
обращается примерно каждая  десятая  женщина  из  числа  сотрудников,  а
мужчины - только в единичных случаях. Крайне редко, одним словом.
   Мы прикинули, сколько женщин из нашего персонала могут  гипотетически
захотеть позаниматься с кинезиологом, но коллектив у нас преимущественно
мужской, женщины работают в основном в финансовой службе и  в  рекламном
отделе. Ну так вот,  прикинули  количество  женщин,  добавили  несколько
единиц на мужчин и получили сумму гонорара, которая  устроила  и  ее,  и
нас.
   -  А  если  бы  к  Аничковой  обратилось   меньше   людей,   чем   вы
запланировали? Получается, вы бы переплатили.
   - Значит, это наш риск, - Исканцев развел руками. - Мы на него пошли.
   - А если бы, наоборот, народу оказалось  больше,  чем  вы  посчитали,
Аничковой пришлось бы с частью людей работать бесплатно?
   - Это ее риск. И Галина Васильевна с ним согласилась.
   Она говорила, что в ее практике бывало и так,  и  эдак,  но  в  итоге
среднестатистический  показатель  все  равно   выдерживается.   Поймите,
Николай  Александрович,  мы  вынуждены  идти  на  это,  чтобы  сохранить
конфиденциальность.
   Если бы мы стали требовать от  сотрудников  приносить  в  бухгалтерию
справки от Аничковой, подтверждающие, что с ними был проведен сеанс, вся
идея умерла бы на корню.
   Никто бы к ней не пошел, кроме самых  любопытных.  Не  те  пошли  бы,
заметьте себе, кто действительно нуждается в  помощи  психолога,  а  те,
кому просто интересно, что же это за штука такая - кинезиология, и кто к
тому же не страдает комплексами и не  боится  признаться,  что  ходил  к
психологу. Нет-нет, и мое собственное понимание ситуации,  и  опыт  всех
других фирм, с которыми работала Аничкова, показывают, что только полная
конфиденциальность может дать положительный результат. Разумеется,  есть
люди, которые с удовольствием рассказывают коллегам о  своих  визитах  к
такому специалисту, но их очень мало, уверяю вас.
   - То есть вы лично не знаете, кто из персонала "Планеты" занимался  с
Аничковой?
   - Представления не имею.
   - И даже не знаете примерно, сколько человек к ней обратились?
   - Нет, Николай Александрович, не знаю.
   - А если бы Галина Васильевна была жива, вы могли бы у нее спросить?
   - Странный вопрос... - Исканцев  слегка  поерзал  в  кресле,  поискал
глазами что-то на потолке, но, вероятнее всего,  не  нашел,  потому  что
снова посмотрел на Селуянова. - Она не ответила бы. Вернее, не так. Если
бы я спросил, сколько человек из нашей фирмы ходят на ее сеансы, она бы,
разумеется, ответила, ведь это необходимо для оценки финансовой  стороны
наших с ней отношений. Но фамилий она  не  назвала  бы.  Это  совершенно
точно.
   - Почему вы в этом уверены?
   - У нее такая репутация. Это ее железный принцип.
   Она никогда и  ни  при  каких  условиях  не  разглашала  имена  своих
клиентов, не говоря уж о том, что ни  с  кем  не  обсуждала  их  дела  и
проблемы.
   Это  Селуянов  уже  слышал  неоднократно,  поскольку   после   гибели
Аничковой оперативники  опросили  огромное  число  людей,  как  клиентов
Галины Васильевны, так и просто знакомых и друзей.
   - Получается, что, если я  найду  среди  ваших  сотрудников  хотя  бы
одного клиента Аничковой, этот человек не сможет мне  сказать,  были  ли
другие клиенты и кто именно, - уточнил Николай.
   - Скорее всего, так и  будет.  Если  только  это  не  две  задушевные
подружки, которые все друг о друге  знают.  А  вы,  собственно,  к  чему
клоните-то?
   - Да есть у меня одно соображение... Видите ли, в отличие  от  вас  я
знаю  имена  тех  ваших  сотрудников,  кто  ходил  на  сеансы  к  Галине
Васильевне.
   - Даже так? - вздернул брови Исканцев. - Откуда, позвольте спросить?
   - Из личных бумаг  Аничковой.  Она  действительно  никому  ничего  не
рассказывала, но, для себя-то записи делала.
   И мне необходимо с этими людьми подробно побеседовать.
   - Зачем? Что они могут знать об  убийстве?  Или  вы  кого-то  из  них
подозреваете? Глупости! - решительно оборвал сам себя Исканцев. -  Зачем
человеку убивать своего психолога?
   - Ну что вы, зачем же так, - поспешил успокоить его  Селуянов.  -  Мы
никого из них ни в чем не подозреваем.
   Но обстоятельства сложились так,  что  все  они  были  на  сеансах  у
Аничковой накануне и в день ее смерти. И может  быть,  она  говорила  им
что-нибудь, например, об угрозах, или о том, что ее шантажируют, или она
чего-то боится, или какие-то странные события происходят в ее жизни.
   Нам важна каждая мелочь, вплоть до настроения, в  котором  находилась
Аничкова перед убийством. Но если я буду вызывать этих людей  в  милицию
или беседовать с ними в помещении фирмы,  всем  станет  ясно,  почему  я
интересуюсь именно ими, и будет нарушена та самая конфиденциальность,  о
которой вы так печетесь. И я, кажется, знаю, как мне поговорить с  ними,
чтобы не вызвать ни у кого лишних вопросов.
   Селуянов  врал  вдохновенно  и  без  запинки.  Никто  из  сотрудников
"Планеты" не был у Аничковой ни в день убийства, ни  накануне.  Всех,  с
кем она общалась в течение последних дней перед гибелью, уже  по  десять
раз опросили сыщики и тщательно допросил следователь. Ни на  угрозы,  ни
на  шантаж,  ни  на  странные  события  Галина  Васильевна   никому   не
жаловалась, была весела, жизнерадостна и приветлива, как всегда.
   Но нужно было найти хитрый и незаметный способ подобраться  к  Любови
Григорьевне Кабалкиной, которая договорилась с Аничковой  о  встрече,  а
потом зачем-то решила этот факт скрыть. Зачем? От  кого?  Ведь  Аничкова
все равно никому ничего не рассказала бы.
   Кабалкина причастна к убийству кинезиолога. Но, судя по тому,