нтах случаев  и  требует  значи-
тельного времени, чутье действует сразу и безошибочно.
   - И у Инны такое чутье было?
   - Было. Правда, она еще плохо умела им пользоваться, не доверяла  ему
и все стремилась овладеть как можно большим числом методик. Она до смеш-
ного искренне верила в науку и в чужой опыт.
   - А потом? Что было потом, после интернатуры?
   - Потом? - он пожал плечами. - Не знаю. Мы расстались и больше никог-
да не виделись.
   - Ни разу?
   - Ни разу, - твердо сказал Готовчиц. - Я вам уже говорил, такие рома-
ны заканчиваются, как только заканчивается совместная работа.
   - И вы не знаете, как в дальнейшем сложилась ее судьба?
   - Нет. А от чего она умерла?
   - От кровопотери. Ее истязали и пытали, пытали долго и жестоко, а по-
том бросили. Она пролежала в своей квартире почти сутки, пока не умерла.
   - Она жила одна?
   - Да.
   - Ужасно.
   Он прикрыл глаза, будто пытался представить себе эту картину:  истер-
занное, истекающее кровью тело молодой красивой женщины. Татьяна  выдер-
жала деликатную паузу, считаясь с его чувствами. Все-таки  возлюбленная,
хоть и давняя.
   - Борис Михайлович, в то время, когда вы были близки, Инна  упоминала
каких-нибудь своих друзей? Может быть, знакомила вас с кем-то?
   - У нее не было друзей. Она была  на  удивление  замкнута  и  необщи-
тельна.
   - Почему вас это удивляло?
   - Ну, знаете... Молодые красавицы всегда находятся в центре внимания,
окружены поклонниками, ходят на дискотеки или куда там еще...  Их  внеш-
ность сама по себе навязывает и диктует определенный стиль жизни. А Инна
была совсем не такая. Она как будто не знала о своей красоте или не  за-
мечала ее, не знаю, как правильнее.  Когда  мы  познакомились,  ей  было
двадцать три года, почти двадцать четыре, а она была целомудренна. Прос-
тите, что я об этом говорю, это, наверное, не по-мужски, но вы сами ска-
зали, что хотите понять ее характер.
   - Конечно, - кивнула Татьяна, - вам не за что извиняться.  Продолжай-
те, пожалуйста.
   Она задавала вопросы, записывала ответы, внимательно следя за словами
собеседника и одобрительно кивая, как кивает учитель, когда заядлый дво-
ечник вдруг сподобился выучить урок и произносит  у  доски  какие-то  на
удивление связные фразы, а про себя оценивала услышанное.
   - Борис Михайлович, а что бы вы сказали, если бы услышали,  что  Инна
занялась частной практикой в качестве колдуньи?
   - В качестве кого, простите?
   На лице недоумение, смешанное с недоверием.
   - Колдуньи. Во всяком случае, именно так она именовала себя в реклам-
ных объявлениях. Колдунья Инесса.
   - Да бред это! Какая еще колдунья? Что вы такое говорите?
   - Говорю то, что есть. Значит, вы об этом не знали?
   - Нет. Разумеется, нет. А если бы узнал, пошел бы  к  ней  и  закатил
скандал.
   - Да ну? - Татьяна вздернула брови. - Прямотаки настоящий скандал?
   - Настоящий.
   - Из-за чего же?
   - Из-за шарлатанства. Не терплю шарлатанства.  А  тем  более  Инна...
Нет, невероятно. Зачем ей это? Она же могла стать прекрасным врачом.
   Снова вопросы, снова ответы. Строчки ровно ложились на бумагу,  ручка
легко летала по бланку, а в голове у Татьяны шла неслышная работа.
   "Значит, так, уважаемый. Скандал бы вы ей закатили.  Это  почему  же,
интересно знать? Разве какаянибудь посторонняя тетка посмеет  закатывать
мне скандалы? Никогда. Кто она мне, чтобы я прислушивалась к ее  мнению?
А кто вы Инне Пашковой, Борис  Михайлович,  чтобы  высказывать  ей  свои
оценки и праведное негодование? Вероятно, ваша оценка  для  нее  значила
очень многое, недаром же она побежала показывать вам свой новенький дип-
лом, чтобы доказать, что она тоже что-то может. Посторонним и безразлич-
ным ничего не доказывают. Вы утверждаете, что она была красавицей,  при-
выкшей к вниманию мужчин, поэтому, как вы выразились, глаза не  отводила
и легко пошла на интимные отношения с вами, с заведующим  отделением.  А
потом, спустя двадцать минут, рассказываете мне, что Инна как бы не зна-
ла о своей привлекательности, не замечала ее и вела образ  жизни,  более
присущий невзрачным дурнушкам. Говорите, Инна была целомудренной,  когда
познакомилась с вами? Иными  словами,  девственницей.  Вполне  возможно.
Только случилось это, когда ей было не двадцать  три  года,  даже  почти
двадцать четыре, а гораздо раньше. И зачем вы  врете,  уважаемый?  Глупо
же. Придумали себе легенду о легком служебном романе,  а  прокалываетесь
на пустяках. Ну и признались бы,  что  роман  у  вас  был  длительный  и
серьезный, что в этом постыдного? Миллионы мужчин так живут. Мужья,  ко-
торые ни разу не изменили своим женам, это  доисторическая  редкость  по
нынешним временам. Тем более сейчас вы уже вдовец, так что  признаваться
можно в чем угодно. Так нет ведь... Любопытно всетаки мужчины  устроены.
Когда женщину уличают в адюльтере так, что она уже не может  отпереться,
она почти всегда говорит о том, что это большое светлое чувство, настоя-
щая любовь, которая бывает раз в жизни, и поэтому она заслуживает проще-
ния. Когда ловят мужика, он крайне редко прибегает к таким аргументам, у
него всегда получается наоборот: да что ты, да  ерунда  это,  подумаешь,
случайно вышло, за этим ничего нет, это просто физиологический  контакт,
не более, бес попутал, затмение нашло, был пьян, а люблю я только  тебя,
мою единственную. У мужчин на удивление сильно развит инстинкт собствен-
ника, он ни за что не отпустит женщину просто так, не позволит ей  уйти,
даже если она ему не оченьто и нужна. Но пусть будет.  Поэтому  он  врет
про легкость физиологического контакта. Вам,  Борис  Михайлович,  никого
уже удерживать не надо, ваша жена погибла, но вы  все  равно  врете,  по
инерции, по привычке. Что ж, это понятно и объяснимо".
   Татьяна бросила взгляд на часы и решила, что пора закругляться. Через
двадцать минут ей нужно быть в женской консультации. Какое-то время  по-
надобится на то, чтобы тщательно обдумать и проверить все услышанное  от
Готовчица, а потом можно будет еще разочек его  допросить.  Заодно  и  к
врачу заглянуть, все польза.
   - Спасибо, - вежливо поблагодарила она, складывая в сумку папку с бу-
магами, - мне, возможно, придется еще вас побеспокоить. Если не возража-
ете, я не буду вызывать вас повесткой. Мне удобнее навестить вас дома.
   - Конечно, - почему-то обрадовался Готовчиц, - всегда рад вас видеть.
   - Так уж и рады, - усмехнулась Татьяна.
   Он понял, что слегка переборщил. В самом деле, с чего  это  он  будет
всегда ей рад? Просто обрадовался, как дурак, что не нужно  будет  выхо-
дить из дому, если он снова ей понадобится. Вот и  ляпнул,  не  сдержав-
шись.
   Готовчиц проводил следователя до двери, помог ей  надеть  плащ,  тща-
тельно запер за ней дверь. Медленно, приволакивая ноги, вернулся на кух-
ню, включил чайник.
   Ничего страшного не произошло, торпеда прошла мимо.  Ах  Инна,  Инна,
будь оно проклято, твое пресловутое природное чутье! Если бы не оно, мо-
жет быть, все обернулось бы иначе. И не было бы  сейчас  этого  жуткого,
всеобъемлющего, всепоглощающего страха, который подчинил  себе  все  су-
ществование профессора Готовчица.
   - Ваши сомнения были напрасны, комбинация разыграна просто блестяще и
дала результат. Все идет, как планировалось. Это еще раз доказывает, что
страх - лучший двигатель. Если лень - двигатель прогресса,  то  страх  -
двигатель денег.
   - Вы уверены, что не торопитесь радоваться? Операция еще не окончена,
а вы уже делите шкуру неубитого медведя.
   - А что может сорваться на этом этапе? Все самые главные поступки уже
совершены. Не понимаю вашего скептицизма.
   - Скептицизм никогда не повредит, а вот излишний оптимизм меня  пуга-
ет. Вероятно, это возрастное. Старческая осторожность.  Вы  еще  молоды,
мой друг, поэтому вам трудно меня понять. Во всяком случае, примите  мои
поздравления по поводу успешно проводимой операции. Вы хотите еще что-то
мне сказать?
   - Да. У меня важное сообщение. Но я хотел бы прежде получить  от  вас
обещание, что если вы примете мое сообщение, то и эту комбинацию  разра-
батывать поручите мне.
   - Я не даю обещаний впрок, вам это должно быть хорошо известно.
   - Что, старческая осторожность?
   - Считайте, как вам угодно. Так я вас слушаю.
   - Как вам понравится популярная писательница, которая посещает психо-
аналитика? Заметьте себе, дама на гребне успеха, более  того,  она  ждет
ребенка. Зачем ей психоаналитик? У нее проблемы, и  проблемы  серьезные.
Это ли не повод поработать с ней?
   - Откуда взялась эта дама?
   - Ох, не морщитесь, я вас умоляю! Она приходила к  Готовчицу.  Группа
наблюдения фиксирует всех, кто  его  посещает,  чтобы  держать  руку  на
пульсе в случае осложнений, и ребята ее  узнали.  Все  книжные  лотки  в
Москве завалены ее детективами, и на каждой обложке - ее лицо. Ошибиться
невозможно. Это она. Ребята на всякий случай немножко проводили ее.  Так
вот, от Готовчица писательница направилась в женскую консультацию, отку-
да вышла вместе с молодой брюнеткой. Пока они шли до метро, ребята  слу-
шали их разговор. Брюнетка называла ее Таней, и обсуждали они ход работы
над очередной книгой и еще кое-что. Оказывается, какой-то продюсер хочет
делать кино по ее произведениям, и ей предлагают  написать  сценарий,  а
она отказывается. Ошибки быть не может, это она, Татьяна Томилина.  Даже
не сомневайтесь.
   - Любопытно... Весьма любопытно, весьма. Все лотки, говорите, ее кни-
гами завалены? Это хорошо, это перспективно. Нужно в первую очередь про-
яснить ее финансовое состояние. Займитесь этим. Если окажется, что  ваша
Томилина является для нас подходящим объектом, будем разрабатывать  опе-
рацию.
   - Значит, вы согласны поручить это мне?
   - Я пока ни на что не соглашался. Сделайте мне отчет о ее финансах, и
тогда я приму решение. Кстати, почему вы так рветесь этим заняться?  Ка-
кой у вас интерес?
   - У меня появилась любопытная идея  по  составлению  психологического
портрета писателей. Я бы хотел отработать методику на Томилиной.  С  ху-
дожниками мы с вами уже работали, с музыкантами тоже, а с писателями по-
ка нет. Здесь, в России, это может оказаться  невероятно  перспективным.
Огромное население, а значит - огромные тиражи.
   - Хорошо, занимайтесь этим. Повторяю, я пока еще ни на  что  согласия
не дал. Мне нужно понимать, о каких деньгах идет речь.
   Главный редактор  Санкт-Петербургского  издательства,  публиковавшего
книги Татьяны Томилиной, ничуть не удивился, когда человек,  представив-
шийся корреспондентом какой-то сибирской газеты, попросил  рассказать  о
Татьяне. Более того, он был этому обстоятельству искренне рад, ибо пони-
мал, что статья в газете привлечет внимание к книгам Томилиной, а  стало
быть, повысит их продаваемость за Уралом. Сама Татьяна в последнее время
интервью не давала, и каждая публикация была для издательства  в  полном
смысле слова на вес золота.
   - Расскажите мне о Томилиной, - попросил корреспондент. -  Как  давно
она пишет, какое у нее образование, какая семья. Мне все интересно.
   - Пишет она недавно, всего пять лет, - с готовностью начал  рассказы-
вать главред.
   - Неужели всего пять лет? - удивился корреспондент. - Это просто  по-
разительно. За пять лет успеть столько написать!
   - Она очень работоспособна. Про образование ничего сказать не могу, к
стыду своему, вынужден признаться, что просто не знаю. Разговор об  этом
както не заходил, а повода спрашивать не было. Что  касается  семьи,  то
она замужем, причем в третий раз. Детей у нее нет. До недавнего  времени
жила в Питере, теперь переехала в Москву к очередному мужу.
   Главред очень тщательно выбирал слова, чтобы не ляпнуть лишнего. Ког-
да-то, в самом начале писательской карьеры Татьяны Томилиной, они в све-
дениях об авторе, помещаемых на обложку книг, указывали, что она работа-
ет следователем. И находились люди, которые считали, что раз  она  пишет
такие хорошие книги, то обязательно разберется в их проблемах, связанных
со взаимоотношениями с правоохранительными структурами. Они осаждали из-
дательство звонками с требованием дать им телефон и адрес  писательницы,
писали письма и приходили лично. Давать свои  координаты  Татьяна  стро-
го-настрого запретила, разглашать тайну псевдонима - тоже. У нее было по
горло собственных служебных обязанностей, чтобы еще выслушивать жалобщи-
ков. Она потребовала, чтобы с книжных обложек навсегда исчезло  упомина-
ние о ее работе в органах внутренних дел. Единственная уступка, на кото-
рую она согласилась пойти, это фотография. Все-таки хоть какие-то сведе-
ния об авторе должны быть, иначе у читателя не будет  ощущения  причаст-
ности, личного знакомства, и книга, взятая в руки, не будет манить обая-
тельной улыбкой милого женского лица.  Главный  редактор  хорошо  помнил
сцену, которая разыгралась здесь же, в издательстве.
   ...Татьяна принесла очередную рукопись, подписала авторский  договор,
получила на руки гонорар и собралась уходить. Была люто холодная питерс-
кая зима с пронизывающим свирепым ветром, и  главный  редактор  попросил
дать писательнице машину, до дому доехать. Машину, конечно,  предостави-
ли, и он спустился вместе с Татьяной вниз, чтобы дать указания водителю.
В вестибюле к ним подлетела женщина средних лет с измученным лицом.
   - Вы Татьяна Томилина? Наконец-то! Я вас тут уже месяц караулю.
   Главред внимательно посмотрел на нее и узнал. Она действительно  каж-
дый день попадалась ему на глаза здесь, в вестибюле, но  в  здании  было
много офисов самых разных фирм, ему и в голову не  пришло,  что  дамочка
поджидает именно Татьяну.
   - Вы должны со мной встретиться и поговорить, - требовательно заявила
женщина. - Мне очень нужно с вами поговорить.
   Татьяна растерялась. Она не ожидала такого напора и  вообще  не  была
готова к ситуации.
   - О чем поговорить?
   - Я хочу вам рассказать о своей беде. Вы так хорошо  пишете,  вы  так
разбираетесь в людях, я уверена, что вы мне  поможете.  Вы  следователь,
может, вы подскажете, что мне делать, я уж куда только не писала, к кому
только не обращалась.
   Татьяна в ужасе посмотрела на главного редактора, но тот ничем не мог
ей помочь. Он просто не знал, что делать, такое случалось в первый раз.
   - Извините меня, - сказала Татьяна, - но я вряд ли смогу вам  помочь.
Я сейчас не могу уделить вам время, я очень тороплюсь.
   - Дайте мне ваш телефон, я вам позвоню, и  вы  мне  назначите  время,
когда вам удобно. Пожалуйста, я очень вас прошу, мне так надо...
   - Мне трудно будет найти время, - терпеливо  ответила  Татьяна,  -  я
ведь целый день на работе, и отлучаться мне нельзя.
   - А после работы? - не отставала женщина. - Я и  вечером  могу,  и  в
субботу, и в воскресенье. Когда скажете.
   - Вечером мне нужно идти домой, у меня семья и домашние заботы. Пожа-
луйста, не обижайтесь, постарайтесь меня понять.
   - Я могу домой к вам прийти. Вы будете по хозяйству хлопотать, я  вам
даже помогу и буду рассказывать. Пожалуйста...
   - Извините, - твердо сказала Татьяна, которая, наконец,  обрела  при-
сутствие духа, необходимое для решительного отказа, - но домой я  никого
не приглашаю. У меня тоже есть право на частную жизнь, и если у меня по-
является свободная минута, я пишу книги. Не  сердитесь  на  меня.  Всего
доброго.
   Она с неожиданной для ее комплекции скоростью рванула через вестибюль
к выходу, главный редактор едва поспевал  за  ней.  Выскочив  на  улицу,
Татьяна почти бегом помчалась к машине, забралась на  заднее  сиденье  и
только после этого перевела дух.
   - Ну вы подумайте, - жалобно сказала она главреду, который тоже сел в
машину следом за ней, - стояла и караулила меня.  Идиотизм  какой-то!  И
вечером она может, и в субботу, и в воскресенье! А я? Почему  никого  не
интересует, чего я хочу и что могу? Наверное, у нее действительно  беда,
но почему я-то должна этим заниматься? Я - государственный служащий, мое
рабочее время принадлежит не мне, а Министерству внутренних дел, никаких
задушевных бесед я на службе вести не могу. Что остается? Личное  время.
Так оно же личное, у меня муж, дом, у меня престарелый отец, которого  я
навещаю преступно редко, у меня есть, между прочим, друзья, с которыми я
почти не вижусь из-за своей вечной занятости и которые на меня  обижают-
ся, у меня книги, наконец, которые я пишу. И если у меня вдруг образует-
ся несколько свободных часов, то я уж как-нибудь найду, на что их  упот-
ребить. Вы считаете, что я не права? Мне нужно было остановиться и  выс-
лушать эту женщину?
   - Что вы, Татьяна Григорьевна, - торопливо откликнулся главред, -  вы
никому ничего не должны. Вы очень занятой человек, я не  перестаю  удив-
ляться, как вы еще книги-то писать успеваете.
   - Значит, так, друг мой. Я с самого начала, если помните, была против
того, чтобы вы писали на обложке о том, что я следователь. Но вы настаи-
вали, вы уверяли меня, что это сформирует отношение к моим книгам как  к
достоверному материалу, и я по неопытности пошла у вас на поводу. Теперь
я об этом сожалею. Вам удалось меня уговорить, и это  было  неправильно.
Сведения об авторе на обложках придется переделать и впредь никаких упо-
минаний о том, что я работаю следователем и вообще имею отношение к  ор-
ганам внутренних дел, быть не должно. Настоящую фамилию никому не  назы-
вать, и, разумеется, никаких телефонов и адресов не давать. Если от  ра-
ботников издательства хоть что-то просочится, больше ни  одной  рукописи
не получите. Я не шучу.
   - Помилуйте, Татьяна Григорьевна, - главред прижал обе руки к сердцу,
- будем немы, как рыбы.
   - И ездить к вам я тоже больше не буду. Сами видите, это небезопасно.
Буду присылать свою родственницу или мужа.
   - Да не нужно, - замахал руками главред, - я сам к вам  ездить  буду,
вы только пишите, а уж забрать рукопись и отдать деньги - это будут  мои
проблемы.
   - Ну спасибо, - улыбнулась Татьяна.
   Через несколько дней она позвонила и звенящим от ярости голосом сооб-
щила, что очередная желающая пообщаться дамочка подкараулила ее у здания
ГУВД на Литейном проспекте.
   - Еще раз предупреждаю вас, если вы не смените текст на  обложке,  мы
поссоримся. И не присылайте ко мне журналистов, больше не будет ни одно-
го интервью.
   Главред видел, что Татьяна не шутит. И с тех пор все в  издательстве,
от генерального директора до водителя-экспедитора, твердо знали три  за-
ветных слова: писательница Татьяна Томилина. За рамки этих трех заветных
слов выходить было категорически запрещено. Можно  обсуждать  сюжеты  ее
книг, можно рассказывать о том, что через две недели она обещала принес-
ти новую рукопись и уже через полтора месяца в продаже появится  очеред-
ное произведение, можно даже делиться сведениями о том, что  она  разве-
лась со вторым мужем и вышла замуж за третьего, но в любом  случае  речь
должна идти о писательнице Татьяне Томилиной, а не о следователе Татьяне
Григорьевне Образцовой.
   Поэтому сейчас, беседуя с сибирским журналистом, главный редактор из-
дательства внимательно следил за собственной речью,  опасаясь  проронить
хоть одно неверное слово. Татьяна - дама  серьезная,  на  подходе  новая
книга, которую они ждут в течение ближайших двух месяцев, и если что  не
так, не видать им этой рукописи как своих ушей.  Недаром  Образцова,  то
есть Томилина, никогда не подписывает с  издательством  договора-заказа,
мотивируя это тем, что обстановка на службе непредсказуема и она не  мо-
жет гарантировать им представление нового произведения в  оговоренный  в
договоре срок. А раз нет договора-заказа и аванс не платили, то автор  и
не обязан приносить свой новый роман именно в это издательство. Куда за-
хочет, туда и отдаст, он человек свободный. Отношения издательства с То-
милиной строились на доверии. До сих пор она их не  подводила,  но  если
брякнуть журналисту лишнее и она об этом узнает, то может взбрыкнуть.  А
уж охотников до публикации ее книг