фотография. Я не знаю, где он пря-
чется, да и не надо мне этого знать. Пусть сидит в своем убежище и  носа
не высовывает. Когда напряжение спадет, я предупрежу, а пока пусть  даже
и не думает появляться на улицах. И еще скажите ему, что  я  не  верю  в
разговоры о его виновности. Меня  включили  в  группу  по  расследованию
убийства парня из Уральска, так что я буду держать руку на пульсе. Я его
спасу. Вы ему передайте, ладно?
   - Хорошо, я передам.
   Повесив трубку, Кира вышла из телефонной будки,  села  в  троллейбус,
идущий по Садовому кольцу, и поехала к станции метро. До  дома  было  не
так уж близко, но Дима специально просил ее  звонить  из  центра,  лучше
всего - откуда-нибудь с Садового кольца. Случись  невероятное  и  попади
Кира с первого же раза на прослушивающийся телефон, милиция за три мину-
ты не доберется до нее: Садовое всегда забито машинами,  там  на  каждом
перекрестке пробки.
   Войдя в квартиру, она не услышала ничего, кроме абсолютной тишины. Ни
звука, ни шороха. Ее гость ушел?
   - Дима? - неуверенно позвала она.
   В ответ - ничего. Молчание. Кира быстро скинула сапожки и, не  снимая
плаща, прошла на кухню. Платонов спокойно стоял в  углу  и  наблюдал  за
дверью.
   - Почему ты не отзываешься? Я уж испугалась, что ты ушел.
   - Я должен был быть уверен, что ты пришла одна, - тихо ответил он.
   - Ты что, не доверяешь мне? - возмутилась Кира.
   - Прости, но ведь и ты вчера потребовала, чтобы я предъявил тебе свои
документы. А вдруг ты встретила на улице  подругу  или  соседку,  и  они
пришли вместе с тобой одолжить спички или соль? А завтра весь дом  будет
знать, что у Киры живет незнакомый мужчина.
   - Ты считаешь меня полной дурой? - обиженно спросила она. -  Думаешь,
у меня в голове полторы извилины, и я  потащу  домой  первую  попавшуюся
приятельницу, чтобы похвастаться новым мужиком?
   - Что ты, нет, конечно, - миролюбиво сказал Платонов,  усаживаясь  за
стол и доставая сигареты. - Просто я слишком хорошо  знаю,  из-за  каких
пустяковых случайностей может сорваться  тщательно  обдуманный  замысел.
Соседка, например, может оказаться жутко навязчивой и притащиться к тебе
в квартиру, несмотря на твое сопротивление. Да мало ли... Ну,  рассказы-
вай.
   Кира коротко доложила ему о двух телефонных звонках.
   - Вечером тебе придется поехать в центр еще раз. Отвезешь  на  вокзал
документы, положишь в сто двадцать седьмую ячейку...
   - В двадцать седьмую, - поправила его Кира.
   - Я сказал, в сто двадцать седьмую. Завтра утром позвонишь  Русанову,
извинишься и скажешь, что ошиблась.
   - Но почему, Дима? Ты же говорил, что Русанов - твой друг. Ты ему  не
доверяешь?
   - Дорогая моя, когда на тебе повиснет  обвинение  во  взятке  и  двух
убийствах, ты сама себе доверять перестанешь. Будешь сидеть и думать:  я
же точно помню, что денег не брала и людей не убивала, но ведь в милиции
тоже не дураки сидят, и, если они меня так серьезно подозревают, значит,
у них есть веские доказательства. Так может, я и правда все это сделала,
только не помню? Короче, вечером надо положить документы в камеру хране-
ния, потом позвонить Казанцеву. Он будет называть тебе имена и телефоны,
записывать ничего нельзя, надо все запомнить. Сумеешь?
   - Постараюсь, - усмехнулась Кира.
   - Да уж постарайся, пожалуйста. После разговора с Казанцевым сразу же
перезвони сюда, два сигнала, потом три,  потом  четыре,  потом  я  сниму
трубку, буду точно знать, что это ты. Перескажешь мне, что сумел  узнать
Казанцев, и тогда я, может быть, попрошу тебя позвонить еще раз.
   - А завтра я тебе буду нужна?
   - Возможно. У тебя какие-то планы?
   - Я же говорила тебе, мои родители живут постоянно на даче, и я  каж-
дые выходные должна привозить им продукты. Но это, во-первых, не на  це-
лый день, я могу не оставаться там, а просто отвезти сумки  и  сразу  же
вернуться, а во-вторых, если я тебе действительно нужна целый день, то я
могу уехать сегодня поздно вечером, с последней  электричкой,  а  завтра
рано утром вернуться. Ведь ночью я тебе не нужна, верно?
   - Кира, ты делай, как тебе удобно, - смутился Платонов.
   Конечно, он предпочел бы, чтобы она уехала вечером и вернулась утром.
По крайней мере, он смог бы спокойно выспаться, не прислушиваясь к шоро-
хам, доносящимся из комнаты, и не вздрагивая каждый раз, когда ему пока-
жется, что Кира собирается встать с постели и пойти  к  нему  на  кухню.
Платонов мысленно еще раз удивился тому, что эта красивая и явно  неглу-
пая женщина не пробуждает у него влечения. Неужели он настолько выбит из
колеи, что может думать о молодой привлекательной женщине только  как  о
помощнице, опоре в беде, хозяйке временного пристанища?
   - Ладно, посмотрим, как вечером ситуация будет складываться, - решила
она. - Может, вообще все закончится благополучно, и ты сможешь уйти  до-
мой.
   - Об этом и не мечтай, - усмехнулся Платонов. - В таких делах быстро-
го результата не бывает, эта морока надолго.
   - Как - надолго?
   Платонову вдруг показалось, что Кира напряглась. В ее  темных  глазах
он снова увидел разгорающееся пламя и снова не смог понять, что  же  это
за пожар полыхает в ней. Вчера она, как деликатная и  гостеприимная  хо-
зяйка, не спросила его, сколько времени он предполагает жить в ее  квар-
тире. Человек попал в беду и нуждается в помощи, и, уж  коль  ты  добро-
вольно предлагаешь ему эту помощь, как-то неприлично спрашивать, надолго
ли. Сегодня, остыв и поразмыслив, ей, конечно, хочется более определенно
понимать перспективу. Возможно, ее свобода - временная, а через какое-то
время должен приехать ее постоянный мужчина, и  присутствие  в  квартире
Дмитрия Платонова окажется совсем некстати.
   - Не меньше недели, - твердо ответил он. - И давай договоримся с  то-
бой сразу, Кира. Я счастлив, что встретил вчера тебя и что  ты  выразила
готовность мне помочь, но я отношусь к этому как к неожиданному и незас-
луженному подарку судьбы, который судьба же имеет право отнять у меня  в
любой момент. Я хочу сказать, что как только мое присутствие в твоем до-
ме станет тебя хоть чуть-чуть обременять, причинит тебе хотя бы малейшее
неудобство, я немедленно уйду и оставлю тебя в покое. При этом я не буду
думать, что ты, злая и жестокая, выгнала меня, несчастного и попавшего в
беду, на улицу. Я буду благодарить тебя за все, что ты для меня сделала,
и считать себя твоим должником до конца моей жизни.
   Огонь в ее шоколадных глазах потух, они снова стали спокойными и  ма-
товыми. Она молча стала разогревать обед, то и дело улыбаясь Дмитрию. Он
почувствовал себя удивительно спокойно и уверенно рядом с  этой  улыбаю-
щейся уравновешенной женщиной.
   Внезапно она прервала молчание.
   - А почему ты уверен, что сто двадцать седьмая ячейка будет свободна?
   - Потому что вчера утром я занял две камеры: двадцать седьмую  и  сто
двадцать седьмую. Код у них одинаковый.
   - А ты предусмотрительный, - одобрительно кивнула Кира. - Я бы не до-
гадалась.
   Похвала его почему-то обрадовала. "Неужели я хочу ей понравиться? Чу-
деса какие-то со мной творятся", - удивленно подумал Платонов.  Он  про-
должал внимательно наблюдать за ней, отмечая грацию и одновременно  эко-
номность движений. Она не была суетливой, не делала  лишних  жестов,  не
размахивала руками и не металась бестолково по  кухне.  Даже  когда  она
стояла неподвижно у плиты, помешивая  что-то  вкусно  пахнущее  в  каст-
рюльке, спина и плечи ее были ровными, немного Сутуловатыми, правда,  но
зато не перекошенными, как обычно бывает с людьми, которые "оседают"  на
правую или левую ногу, перенося на них центр тяжести.
   - Кира, ты была замужем? - вдруг ни с того ни с сего спросил он.
   Она обернулась и тепло улыбнулась Диме.
   - Была, правда совсем недолго. И давно. Я уже успела забыть...
   Свекрови хватило трех месяцев, чтобы развести Киру  со  своим  сыном.
Женитьба была скоропалительной, и предотвратить свадьбу она  не  сумела,
зато после бракосочетания развернула активную деятельность.
   - На тебя ни одна шляпа не налезет, - высокомерно обещала она сыну.
   - При чем тут шляпа?
   - При том, что рога у тебя вырастут - опомниться не успеешь. Твоя же-
на слишком красива, чтобы ты мог надеяться на ее верность.
   - Мама, как ты можешь, - возмущался Саша. - У Киры до меня никого  не
было, она не шлюха.
   - Правильно, сынок, она не шлюха, - согласно кивала мать.  -  Но  она
ничего не умеет и ничего в жизни не сможет достичь сама.  Образования  у
нее нет, природного ума тоже небогато, стало быть, она собирается  прок-
ладывать свой жизненный путь при помощи своего тела. Конечно, у  нее  до
тебя никого не было, а как же иначе? Ведь она запланировала поймать  зо-
лотую рыбку, а для этого крючок должен быть в девственном состоянии.
   - Мама!
   - Ну что "мама", что "мама", - сварливо передразнивала  мать.  -  Она
втерлась в приличную семью, а дальше знаешь, что будет? Она начнет спать
с твоими друзьями, чтобы они помогли тебе устроить ее на хорошую  работу
в какую-нибудь фирму, потом будет  спать  со  своим  начальником,  чтобы
продвинуться по службе, а там, глядишь, дело дойдет и до твоих начальни-
ков, чтобы тебя побыстрее продвинуть. Своих-то мозгов у нее  нет,  чтобы
чего-нибудь добиться, вот и будет тело эксплуатировать. Ей уже  двадцать
два года, почему же она до сих пор нигде не учится, образование не полу-
чает? Потому что ума не хватает и усидчивости. Она у тебя только и  уме-
ет, что трахаться.
   Свекровь из своей точки зрения секрета не делала и мнение свое выска-
зывала, не понижая голоса. Через три месяца терпение у Киры  лопнуло,  и
после длинного и очень серьезного разговора с мужем, в ходе которого вы-
яснилось, что Саша с матерью спорить не приучен и идти поперек  ее  воли
не сумеет, молодая жена собрала вещи и вернулась к родителям.
   Через полгода Кира поступила в институт на вечернее  отделение,  и  в
двадцать восемь лет получила диплом о высшем образовании по специальнос-
ти "библиотечное дело". Для работы ей диплом был не особо нужен, она как
начала в восемнадцать лет работать в библиотеке "Раритет", так и продол-
жала бы до самой пенсии, но уязвленное самолюбие требовало  сатисфакции.
Учиться ей было скучно, однако она упорно  ходила  на  занятия,  зубрила
конспекты и писала контрольные, чтобы доказать Саше и  его  матери,  что
они ошибались на ее счет. Какое-то время после развода она бывшего  мужа
еще любила, поэтому ей было небезразлично его мнение. Потом любовь прош-
ла, но бросать институт она не стала. Не в ее характере бросать на  пол-
пути начатое дело.
   Кира ушла, и Платонов приготовился к  мучительному  ожиданию.  Сейчас
только шесть часов, пока она доедет до вокзала и оставит документы в ка-
мере хранения, будет уже семь, потом она начнет дозваниваться до  Казан-
цева, он велел звонить с семи до восьми, но Валерка никогда не был  обя-
зательным и строгим, он может явиться домой и в десять, и в одиннадцать.
И все это время Кира будет, как бездомная кошка, бродить по  улицам,  от
автомата к автомату, а он, Платонов,  будет  метаться  по  чужой  пустой
квартире, гипнотизируя взглядом телефон.
   Кира не зря его похвалила,  он  действительно  оказался  предусмотри-
тельным, заняв в камере хранения одновременно две ячейки с похожими  но-
мерами. В министерстве его дружба с Русановым ни для кого не секрет, по-
этому не исключено, что узнав об  исчезновении  Платонова,  телефон  его
ближайшего и давнего друга тут же взяли "на кнопку" в надежде, что  бег-
лец ему позвонит. Серега даже и не знает, что его телефон  прослушивает-
ся. Двадцать седьмая ячейка находится не в том зале,  где  сто  двадцать
седьмая, и, если разговор Киры и Русанова достиг чужих ушей, Киру  будут
караулить возле двадцать седьмой, а она в это время спокойно оставит до-
кументы в соседнем зале, где ее никто не ждет. А  уж  сообщить  Русанову
завтра, что у ячейки другой номер, - дело техники  и  сообразительности.
Можно позвонить, например, и сказать, что нужно не забыть  пять  раз  по
двадцать или три раза по тридцать плюс десять. Да много способов,  не  в
этом суть.
   В камеру хранения Киевского вокзала они пришли  вдвоем.  Осмотрелись,
нашли двадцать седьмую ячейку, прикинули, где лучше всего встать,  чтобы
держать ее постоянно в поле зрения и при этом самим не бросаться в  гла-
за. Наметили несколько точек, чтобы не светиться все время в одном и том
же месте: кто его знает, сколько ждать придется, не исключено, что и  до
завтра.
   Они были братьями, правда, двоюродными, но внешнее сходство было  по-
разительным. Старшему было под пятьдесят, младшему -  немного  за  трид-
цать, и при желании они вполне сходили за отца и сына,  для  этого  надо
было только правильно одеться, чуть увеличив возраст старшему  и,  соот-
ветственно, чуть уменьшив - младшему.
   Младший из братьев примостился между рядами металлических шкафов-яче-
ек, старший вышел на платформу покурить и разведать, где  можно  переку-
сить, купить воды, посидеть на лавочке, сходить в  туалет.  Через  двад-
цать-тридцать минут он вернется и сменит младшего на посту  возле  двад-
цать седьмой ячейки, отпустив братишку пройтись  и  размять  ноги.  Пока
можно особо не напрягаться, если женщина сказала, что положит  документы
в камеру хранения завтра, то скорее всего она  сделает  это  сегодня  во
второй половине дня. Многолетние наблюдения убедили братьев в  том,  что
чаще всего так и происходит. Ни один дурак не пойдет к тайнику  точно  в
то время, о котором предупреждает, это азы сыскного  дела.  Стало  быть,
пару часов можно сидеть расслабленно, а уж после четырех начнется  самая
работа. Тогда один из них постоянно должен быть  в  зале,  другой  -  на
платформе, сохраняя визуальный контакт.
   Они промаялись почти до семи часов, когда старший брат почуял  недоб-
рое. Через зал неторопливо прошла очень  красивая  женщина  с  вьющимися
каштановыми волосами. И хотя она не задержалась возле двадцать  седьмого
номера, а перешла в  следующий  зал,  наблюдатель  каким-то  двенадцатым
чувством понял: это она. То ли он уловил исходящую от  нее  нервозность,
то ли, как хороший пес, учуял запах страха, то ли многолетний опыт  ска-
зался. Он лениво зевнул, не прикрывая рта рукой, и краем  глаза  увидел,
что стоящий на платформе и наблюдающий за ним младший брат принял сигнал
и медленно направился в следующий зал. Старший вышел на  платформу,  те-
перь они поменялись ролями. Через окно ему виден был  напарник,  облоко-
тившийся о стену в углу, и  женщина,  открывающая  дверцу  сто  двадцать
седьмой ячейки. Старый трюк, подумал старший, хорошо известный,  но  все
равно эффективный, если кому-то не до конца доверяешь и хочешь проверить
партнера на добросовестность. Если же он оказывается честным и догадыва-
ется, что его проверяли, всегда можно дуриком  прикинуться,  мол,  номер
перепутал, или вы сами не расслышали, или еще что-нибудь такое. Для это-
го и номера выбираются похожие, которые попутать легко. 96 и 98 -  перед
мысленным взором встают округлые цифры, потом  трудно  вспомнить,  какие
именно. 47 и 74 тоже легко друг друга подменяют, из прямых палочек  сос-
тоят. 27 и 127, конечно, между собой, не спутаешь, но поскольку  в  деле
участвовало передаточное звено - женщина, то можно на нее свалить,  мол,
я ей сказал 127, а она первое слово не расслышала.
   Женщина положила в ячейку  большой  коричневый  конверт,  набрала  на
внутренней стороне дверцы шифр и захлопнула ее. Старший, стоя  на  плат-
форме, сделал едва заметный жест, означающий: веди ее дальше  до  конца.
Младший чуть-чуть изогнулся, стряхивая с плаща невидимые частицы  грязи.
Распоряжение понял, буду выполнять.
   Он с таким напряжением и тревогой ждал, когда позвонит Кира, что при-
коснулся к трубке едва ли не раньше, чем раздался звонок. Прикоснулся  -
и тут же отдернул руку. Два сигнала. Пауза. Три  сигнала.  Конечно,  это
Кира, чего зря тянуть, надо снять трубку и узнать наконец какие новости,
но привычная осторожность и дисциплинированность взяли верх. Четыре сиг-
нала. Пауза. Все, теперь, когда телефон зазвонит, можно разговаривать.
   - Я сразу все скажу, пока не забыла, - услышал  он  торопливый  голос
Киры. - Лесников Игорь Валентинович,  служебный  телефон...  домашний...
Каменская Анастасия Павловна,  служебный...  домашний...  Коротков  Юрий
Викторович... И еще твой друг Русанов. Валерий Петрович сказал, непонят-
но, как Русанов оказался в этой  группе,  ведь  всем  известно,  что  вы
друзья. Он специально узнавал, оказалось, это была  инициатива  генерала
Заточного.
   Дмитрий быстро записывал имена и телефоны, поражаясь, как она  смогла
все это запомнить с одного раза. Неужели она все-таки нарушила  инструк-
цию и записывала все, что говорил ей Казанцев?
   - Умница, - с неожиданной нежностью  сказал  Платонов.  Теперь  можно
расслабиться. - Что Валерий Петрович про них рассказал?
   - У Лесникова вторая жена и маленький ребенок. Денег в  семье  много,
но это по линии жены. Его считают самым красивым сыщиком в МУРе.  Харак-
тер тяжелый, неуступчивый, очень серьезный, редко улыбается. Каменская -
незамужем, через полтора месяца свадьба. Говорят, что  с  ней  лучше  не
связываться, совершенно  непредсказуема  и  превосходная  актриса,  кого
угодно вокруг пальца обведет. Большая притворщица и обманщица.  Коротков
- обаятельный, веселый, очень тяжело в семье, поэтому торчит  на  работе
даже тогда, когда в этом нет особой  необходимости.  Влюбчивый,  у  него
постоянно какойнибудь внебрачный роман. Близок с Каменской, они дружат и
доверяют друг другу. Уф! Кажется, все.
   - А Лесников с кем из них близок?
   - Ни с кем. Валерий Петрович сказал, что Лесников вообще стоит в кол-
лективе особняком, он ни с кем не дружит и ни с кем не сближается.
   - И что подсказывает твоя интуиция? Кому из них можно доверять?
   - Что ты, Дима, - удивилась Кира, - я ведь никого из них не знаю, как
я могу решать.
   - Так и я никого не знаю. А решать надо. Причем прямо сейчас, пока мы
с тобой разговариваем.
   - Ну... - Она задумалась, потом решительно сказала:  -  Если  звонить
придется опять мне, то я предпочла бы разговаривать с женщиной.
   - Почему? У тебя проблемы в общении с мужчинами?
   - Не то чтобы проблемы, но... Видишь ли, Казанцеву и Русанову звонила
вроде как бы не я, а ты, только моим голосом. И они общались со мной как
будто с тобой, им было все равно, какая я есть, им было важно только то,
что я говорю от твоего имени. Понимаешь?
   - Конечно. Так в чем проблема?
   - Из этих трех сотрудников МУРа ты не знаком ни с одним, и я  уже  не
смогу сказать: "Здравствуйте, вам привет от Димы". Мне придется быть са-
мой собой, выступать от своего имени и заставить их поверить  мне.  Ведь
так?
   - Так, - подтвердил Платонов, наконец начиная понимать, что  имеет  в
виду Кира.
   - У меня еще ни разу в жизни не получилось построить отношения с муж-
чиной так, как мне хочется. Вероятно, у меня есть какой-то  дефект,  или
мне не хватает чего-то, или я просто не умею... Я не знаю. Не получается
у меня с мужчинами. Может, они мне не верят. Может, я им не верю и  поэ-
тому не могу быть искренней. Но, Дима, если ты меня не обманываешь, речь
идет о твоей жизни. Я не могу взять на себя ответственность, не  предуп-
редив тебя. Я вряд ли смогу убедить незнакомого мужчину в том,  что  мне
можно верить.
   - А с женщинами тебе легче договориться?
   - Представь себе, да. Я не знаю, отчего это, но с женщинами я  как-то
нахожу общий язык. Пожалуйста, если мы должны звонить сыщикам с  Петров-
ки, пусть это будет Каменская.
   Мы. Мы должны звонить. Бедная девочка, нелегко далось тебе признание,
подумал Платонов. И это "мы". Ты уже решилась встать по одну сторону  со
мной, ты включилась в игру, ты готова разделить со мной и  опасность,  и
победу, и поражение.
   - Хорошо, пусть будет Каменская. Телефон помнишь?
   - Да.
   - Скажи ей в