- Скажите, Иван Елизарович, как было составлено завещание? Я  имею  в
виду, сделано ли описание каждой вещи, которая переходит к музею-наслед-
нику после смерти Анисковец?
   - Я понимаю ваш вопрос, - кивнул старик коллекционер.  -  Да,  каждая
вещь была описана с участием представителей музеев и нотариата. В  заве-
щании все четко прописано, кому что причитается Несколько картин Катя  в
завещание не включила, она собиралась их продать и на эти деньги жить.
   - И как? Продала?
   - Конечно.
   - Кому, не знаете?
   - Как кому? Мне. Мне же и продала. Они до сих пор у меня.
   - А если бы этих денег не хватило?
   - Мы говорили с ней об этом, - кивнул Бышов.  -  Во-первых,  картины,
которые я у нее купил, стоили очень дорого. Вы, может быть, думаете, что
я, пользуясь старой дружбой, скупил их у Кати по дешевке? Так нет! Я дал
за них полную стоимость, вы можете это проверить. Этих денег  ей  должно
было хватить на много лет. А во-вторых, если бы деньги закончились,  она
внесла бы изменение  в  завещание,  исключила  из  наследственной  массы
что-нибудь и снова продала.
   - Правильно ли я вас поняла, - подвела итог Настя, -  что  на  момент
составления завещания все ценности были осмотрены  специалистами,  подт-
вердившими их подлинность?
   - Совершенно верно.
   - И как давно это случилось?
   - Лет пять назад или шесть.
   - Иван Елизарович, а Екатерина Бенедиктовна боялась, что ее могут ог-
рабить?
   - Вот уж нет, - решительно заявил Бышов. - Ни одной секундочки.
   - А почему?
   - Характер такой, наверное, - старик улыбнулся впервые за все  время,
что они разговаривали - Катя вообще ничего никогда не  боялась  Считала,
что от судьбы все равно не уйдешь. И потом, я уже говорил  вам,  она  не
особенно дорожила коллекцией. Умом понимала  ее  ценность,  а  душой  не
чувствовала. Ведь не сама она ее собирала, свой труд и свои деньги в нее
не вкладывала. Конечно, дверь у нее стояла бронированная, на  это  я  ее
все-таки сподвигнул. А бриллианты свои она и не  носила,  говорила,  что
они ей не к лицу.
   Теперь по крайней мере становилось понятным, что делать дальше. Брать
завещание Анисковец, вызывать экспертов-искусствоведов и сравнивать цен-
ности, описанные в завещании, с ценностями, имеющимися в квартире. А за-
одно и повторно устанавливать их подлинность. Потому что  вор,  если  он
имел постоянный доступ в квартиру Екатерины Бенедиктовны, мог ухитриться
сделать копии некоторых вещей и картин и теперь просто подменить подлин-
ники подделкой. Тогда становится  хотя  бы  понятным,  почему  Петр  Ва-
сильевич никаких пропаж не обнаружил.
   И первым кандидатом в подозреваемые становился сам  коллекционер  Бы-
шов. Человек, имеющий постоянный доступ в квартиру и хорошо знающий хра-
нящиеся в ней ценности. Вторым  подозреваемым  автоматически  становился
бывший муж Анисковец, который тоже бывал у нее частенько и  тоже  хорошо
знал каждую картину на стенах и каждое ювелирное  изделие  в  шкатулках.
Настя чувствовала, что третий, четвертый и даже двадцать пятый  подозре-
ваемые уже на подходе. Стоит копнуть чуть поглубже - и их окажется види-
мо-невидимо. Такие дела она не любила больше всего  Если  окажется,  что
часть ценностей Екатерины Бенедиктовны подменили, то версия  о  причинах
убийства останется только одна, и нужно будет искать виновных среди  ог-
ромной массы подозреваемых. Это было скучно.
   А если окажется, что у нее действительно  ничего  не  пропало,  тогда
нужно будет придумывать совершенно новую версию, и не одну. Вот это  уже
было гораздо интереснее.
   Она никогда не удивлялась тому, что почти не нуждается в сне. Так бы-
ло с самого детства. Ира была послушным ребенком и спокойно укладывалась
в постель по первому слову матери, не капризничая, но это  не  означает,
что она тут же засыпала. Она лежала тихонько, потом  незаметно  погружа-
лась в сон, а около пяти утра глаза ее  открывались.  При  этом  Ира  не
чувствовала себя разбитой или невыспавшейся. Просто она была так устрое-
на.
   Когда случилось несчастье, ей было четырнадцать.  До  шестнадцати  ее
продержали в интернате, после чего она начала совершенно самостоятельную
жизнь. Смысл этой жизни состоял в том, чтобы заработать как можно больше
денег. Деньги были нужны на лекарства и продукты для двух сестер и  бра-
та. И для матери, которую Ира ненавидела.
   Ее очень выручала законодательная неразбериха, пользуясь которой мож-
но было работать в нескольких местах одновременно. В пять утра она вска-
кивала и бежала подметать тротуары или сгребать снег - в зависимости  от
сезона. В восемь мыла подъезд и лестницы в стоящей  рядом  шестнадцатиэ-
тажке. В половине одиннадцатого мчалась на вещевой рынок разносить воду,
горячую еду и сигареты торговцам. В пять, когда рынок закрывался,  возв-
ращалась домой, ходила в магазин, готовила еду,  убирала  квартиру,  два
раза в неделю ездила в больницу к младшим, раз в месяц - к матери  Вече-
ром, с десяти до двенадцати, мыла полы и выполняла прочую грязную работу
в расположенном поблизости ресторанчике. Она не спрашивала себя, сколько
это может продлиться. На сколько сил хватит. Просто жила так, потому что
другого выхода не было. Врачи сказали, что Наташе и  Олечке  помочь  уже
нельзя, а маленькому Павлику -  можно,  только  для  этого  нужны  очень
большие деньги, потому что надо делать несколько операций, а  они  доро-
гие. О том, можно ли помочь матери, она даже и не задумывалась. Она рано
поняла, что задумываться вредно. Несколько лет назад услышала по телеви-
зору, что известный молодой киноактер тяжело болен  и  для  его  лечения
нужны деньги. С экрана телевизора обращались к  гражданам  и  спонсорам:
помогите, дайте кто сколько может, расчетный счет  такой-то...  А  актер
умер. Ира всего один раз подумала о том, что если уж у киноактера и  его
друзей денег на лечение не хватило, то куда ей одной, нечего и  пытаться
собрать средства на лечение Павлика. Но этого единственного раза  оказа-
лось достаточно, чтобы она сказала себе раз и навсегда: "Нечего  задумы-
ваться. Надо дело делать  и  двигаться  вперед  Нельзя  останавливаться,
нельзя расхолаживаться, иначе никогда ничего не получится".
   Ей было семнадцать, когда она вполне самостоятельно дошла до  великой
шекспировской фразы: "Так трусами нас делает раздумье, и  так  решимости
природный цвет хиреет под налетом мысли бледной..."
   Сейчас ей было двадцать. И она двигалась к своей цели, как автомат  с
бесконечным запасом прочности.
   Встав с постели, когда еще не было пяти часов, Ира на цыпочках, чтобы
не потревожить квартирантов, вышла на кухню поставить чайник. Когда-то в
этой квартире жила ее большая семья: мать, отец, трое младших и она  са-
ма. Теперь Ира осталась одна и с прошлого  года,  преодолев  сомнения  и
страхи, стала сдавать две комнаты, оставив себе третью, самую маленькую.
Пока все, слава Богу, обходилось, хотя  эксцессы,  конечно,  бывали.  Но
постоять за себя Ира Терехина умела, два года в интернате многому ее на-
учили.
   На кухне царила грязь - опять Шамиль приводил гостей и опять не убрал
за собой. Конечно, Ира никакой работы не  боялась  и,  сдавая  квартиру,
предупредила Шамиля: если будете сами за собой мыть и убирать, цена  та-
кая-то, а если мне за вами убирать придется - то выше. Жилец  согласился
платить больше, но ведь нельзя же такой свинарник разводить! Совесть ка-
кая-то должна быть у человека или нет? Впрочем, кавардак  на  кухне  Ира
видела почти каждый день и готова была  честно  отрабатывать  повышенную
плату за комнату. Только вот  перед  вторым  жильцом  неудобно  -  тихий
скромный дядечка, приятный такой, не шумит, гостей почти никогда не при-
водит, а если и приводит, то они сидят тихонько у него в комнате, разго-
варивают. Он даже посуду у Иры не берет, привез свою и  сам  ее  моет  и
убирает. Вообще он аккуратный, за ним и уборки-то никакой не нужно, хотя
платит, как и Шамиль.
   Хорошо, что Шамиль сегодня живет у нее последний день. Вечером уедет,
говорит, что на родину, вроде в Москве все дела уже переделал. А следую-
щий кандидат в жильцы уже тут как тут, его неделю назад Шамиль же и при-
вел. Парень Ире не понравился, но это ничего не означало. Ей и Шамиль не
нравился, и Муса, который жил до Шамиля. Однако ничего, жива осталась, и
имущество цело, и квартиру не спалили. А деньги они платят хорошие и без
обмана. Надо только к дяде Владику сбегать, на всякий случай, для  общей
безопасности.
   Быстренько умывшись, Ира выпила чай с куском черного хлеба,  намазан-
ного дешевым бутербродным маргарином, натянула старые тренировочные шта-
ны и майку с длинными рукавами и отправилась убирать улицу. Открыв дверь
дворницкой кладовки, где хранились метлы, лопаты и скребки, она увидела,
что ее метлы нет. Именно ее метлы, которую она любовно подбирала себе по
росту и долго шлифовала черенок, придавая ему форму, удобную для ее  ма-
леньких рук.
   - Вот суки, - злобно прошипела Ира. - Суки паршивые. Даже метлу спер-
ли. Узнаю, кто это сделал,  глаза  выколю.  Конечно,  это  были  происки
Таньки-паразитки. В этом Ира нисколько не сомневалась. Ну ничего, она  с
ней еще разберется. Горючими слезами Танька умоется. И хахаль ее  вместе
с ней. Хотят дармовую квартиру получить, нанялись дворниками, а сами  не
убирают ни черта. Приходят раз в три дня, полтора раза метлой махнут - и
бегом домой. А участок так и  стоит  неубранный.  Ира  попросила,  чтобы
участок закрепили за ней и дали ей вторую ставку, она может и  в  четыре
утра на работу выходить и успеет убраться на обоих участках. Все  лучше,
чем насильно посылать других дворников доделывать  Танькину  работу.  Но
если бы сделали так, как предлагала Ира, то Таньку - паразитку  пришлось
бы увольнять и с квартиры гнать. Все были  с  таким  решением  согласны,
кроме, разумеется, самой Таньки. Ее хахаль подослал своих дружков -  бу-
гаев с наглыми мордами и резиновыми дубинками, и  они  быстро  объяснили
дворницкому начальству, что к чему и почему  Таньку  нельзя  с  квартиры
гнать. Начальники Таньку оставили в покое, закрыв на все глаза, а Ире до
ихних политесов дела нет, она каждый раз как встретит  эту  оторву,  так
обязательно ей в глаза говорит все, что думает о ней. Танька,  тридцати-
летняя деваха с испитой рожей, вся золотыми цепями  обвешанная,  тоже  в
долгу не остается. Воюют они, короче говоря. Вот  метлу  теперь  сперла,
сука... Убрав улицу и вымыв лестницу в шестнадцатиэтажке, Ира  прибежала
домой принять душ и переодеться. Заодно и позвонить решила.
   - Дядя Владик, это Ира, здравствуйте, - выпалила она на  одном  дыха-
нии, словно взятый на рассвете темп работы распространялся и на разгово-
ры.
   - Привет, - отозвался Владислав Николаевич. - Как дела?
   - Хорошо. Дядя Владик, мне нового жильца сватают.
   - Русский?
   - Нет. Дружок Шамиля.
   - Понял. Сможешь сегодня подъехать? Я договорюсь с ребятами, они пос-
мотрят.
   - Ага, после пяти. Годится?
   - Годится. Позвони между пятью и половиной шестого.
   - Позвоню. Спасибо, дядя Владик.
   - Пока не на чем, - усмехнулся в трубку Владислав Николаевич.
   Ира Терехина когда-то была соседкой Стасова. В те еще времена,  когда
Стасов был женат на Маргарите и жил с ней и дочкой Лилей в  Сокольниках.
После развода он вернулся в свою  однокомнатную  квартиру  в  Черемушки.
Несчастье в семье Терехиных произошло, когда они жили в одном доме, поэ-
тому когда год назад ему вдруг позвонила Ира, Стасову не нужны были дол-
гие объяснения. Он и без того все понимал. В первый раз  Ира  позвонила,
просто чтобы посоветоваться. Дескать,  решила  пускать  жильцов,  деньги
очень нужны, но боязно. Стасов, милиционер, оперативник с двадцатилетним
стажем, не советовал, отговаривал, пугал возможными неприятностями.  Мо-
лоденькая девочка, девятнадцать лет, никого из родных рядом нет и  защи-
тить некому, если что не так. Но Ирка уперлась. Ей не  нужен  был  совет
"сдавать комнаты или не сдавать". Ей нужен был совет, как  уберечься  от
этих самых неприятностей.
   Уберечься от этих неприятностей, по мнению Стасова, было  в  принципе
невозможно, но все же он дал ей несколько практических рекомендаций, вы-
полнение которых могло бы снизить риск. Тогда же он предложил ей предва-
рительно навести справки о будущих жильцах. На  это  Ира  с  готовностью
согласилась и, как выяснилось, совершенно правильно сделала.  Первый  же
из кандидатов в съемщики оказался преступником, находящимся  в  розыске.
Стасов привез Иру на Петровку, показал ей кучу  альбомов,  фотографий  и
ориентировок, а через два дня разыскиваемого задержали, разумеется, пос-
таравшись, чтобы этот факт ни в чьем  сознании  не  соединялся  с  моло-
денькой дворничихой. На следующего кандидата Стасов после всех  проверок
дал "добро", на всякий случай еще раз предупредив, что  вообще-то  затея
эта опасная, и взяв с Иры твердое обещание не пускать к себе жильцов, не
поставив в известность Стасова.
   Теперь Владислав в милиции уже не работал, получил лицензию  частного
детектива и возглавлял службу  безопасности  киноконцерна  "Сириус",  но
друзья на Петровке и в Министерстве внутренних дел у  него  остались,  и
друзья эти  охотно  помогали  проверять  жильцов  Иры  Терехиной.  Лучше
подстраховаться заранее, чем потом получить труп квартирной хозяйки.
   Знакомых и приятельниц у Екатерины Бенедиктовны Анисковец было  нема-
ло, но, что хуже всего, у всех них были дети  и  внуки,  которые  вполне
могли услышать о ценностях, хранящихся в квартире одинокой пожилой  дамы
без особых  предосторожностей.  Юрий  Коротков  вместе  со  следователем
Ольшанским взял на себя организацию экспертизы картин и ювелирных  изде-
лий на предмет выявления подделок, а Насте Каменской, как самой малопод-
вижной, достались опросы людей, знавших потерпевшую.
   Из этих опросов вырисовывался портрет семидесятичетырехлетней  женщи-
ны, прожившей яркую жизнь. Нельзя сказать, чтобы жизнь эта была уж очень
веселой. Жених девятнадцатилетней Кати ушел на войну в сорок первом и  в
сорок третьем погиб. Первый ее муж, врач-ортопед по  фамилии  Швайштейн,
был арестован по делу врачей-вредителей и умер  в  камере,  не  выдержав
зверского обращения вертухаев. Второй  муж  погиб  в  автокатастрофе.  С
третьим, как известно, ей пришлось развестись по причине страстной любви
оного к юной прелестнице. Детей у Екатерины  Бенедиктовны  действительно
не было, тут соседка-беженка не ошиблась. Что-то там  заковыристое  было
со здоровьем по женской линии.
   Иная женщина, трагически потерявшая жениха и двух мужей и  неизвестно
за какие грехи наказанная бездетностью, могла  бы  считать  свою  судьбу
несчастной, а жизнь - неудавшейся. Но только не Екатерина  Бенедиктовна.
Более жизнерадостного, веселого и дружелюбного человека трудно было себе
даже представить. В кругу ее общения постоянно на протяжении всей  жизни
находились писатели и поэты, художники и артисты, она бывала на всех те-
атральных премьерах, вернисажах и поэтических вечерах, а в последние го-
ды не пропускала ни одного мероприятия, которое устраивал Клуб ветеранов
сцены. Хотя она никогда не была сценическим  работником,  многие  старые
актеры, режиссеры и театральные художники считали ее "своей", потому что
именно ее когда-то приглашали на  генеральные  репетиции  и  именно  она
всегда сидела на премьерах в первом ряду, ободряюще улыбаясь и сжимая  в
руках огромные букеты цветов, которые щедро дарила им,  когда  опускался
занавес. В промежутках между законными браками у Екатерины  Бенедиктовны
случилось несколько громких романов с людьми, чье имя было в то время на
слуху. Заканчивались эти романы по-разному, в одних случаях бросали  ее,
в других - она сама уходила первой, в третьих -  любовники  расставались
по обоюдному согласию под давлением обстоятельств,  но  ничто  не  могло
стереть улыбку с ее лица и приглушить ее заливистый смех. И даже когда у
нее на улице вырвали  сумочку  с  только  что  полученными  в  сберкассе
деньгами, снятыми с книжки на покупку нового телевизора,  она,  прибежав
домой, кинулась звонить своей подруге и от хохота долго не могла  вымол-
вить ни слова.
   - Ты представляешь, - наконец выговорила она, давясь смехом,  -  меня
ограбили. Ну анекдот!
   Подруга решила, что Екатерина плачет и у нее форменная истерика.  Ни-
как иначе раздававшиеся в трубке звуки она расценить не могла и  тут  же
кинулась утешать несчастную. И только через несколько минут  сообразила,
что та не плачет, а смеется.
   - Неужели тебе весело? - изумилась подруга.
   - А что мне теперь, рыдать, что ли? - ответила ей Екатерина  Бенедик-
товна. - Ты же знаешь мой принцип: если можно что-то сделать - надо  де-
лать, если сделать ничего нельзя - надо принять все как есть. Но уж,  во
всяком случае, не плакать. И потом, я тебе много раз говорила, меня  ан-
гел хранит. Если у меня украли деньги на новый  телевизор,  значит,  мне
вообще нельзя его покупать. Наверное, мне суждено было купить такой  те-
левизор, который взорвался бы и загорелся. Так лучше пусть у меня не бу-
дет этих денег, чем сгорит вся квартира и я вместе с ней.
   И точно так же она веселилась,  когда  третий  муж,  Петр  Васильевич
Анисковец, заявил ей о своем желании развестись. И точно так же  хохота-
ла, когда спустя несколько месяцев после развода он снова возник на  по-
роге ее квартиры.
   - Ну что, котяра престарелый, нагулялся? -  ласково  спрашивала  она,
потчуя его своим фирменным супом с грибами и изумительным пловом с  изю-
мом и курагой. - Стоила игра свеч?
   Нельзя сказать, что Екатерина Бенедиктовна исступленно следила за со-
бой и не вылезала из косметических и оздоровительных салонов. Но  выгля-
деть она всегда старалась так, чтобы смотреть на нее было приятно.  Иде-
ально уложенные седые волосы, легкий макияж - тушь на  ресницах,  благо-
родного цвета помада на губах, немного темно-телесных румян  на  скулах.
Ухоженные руки и обязательный маникюр. Ей удалось не растолстеть с  воз-
растом, и она с удовольствием носила брючные костюмы с  блузками  своего
любимого кремового цвета. Часто ходила в гости к приятельницам и никогда
не отказывалась от приглашений на юбилейные банкеты, а  их  в  последнее
время поступало много: кому семьдесят исполнялось, кому семьдесят  пять,
а у иных и золотые свадьбы случались. Не говоря  уж  о  чествованиях  по
случаю пятидесятилетия творческой деятельности.
   - У меня наступил самый лучший возраст, - часто повторяла  Анисковец.
- Все мои друзья вступают в такую благодатную пору, когда кругом  сплош-
ные праздники. Только успевай цветы и подарки покупать!
   Да, друзей и знакомых у Екатерины Бенедиктовны было много, но  трудно
было даже представить себе, могли ли у нее быть враги. Потому  что  если
убили ее не из-за картин и бриллиантов, то для  этого  должна  быть  ка-
кая-то личная причина. Какой-то конфликт, вполне вероятно, очень давний.
Сегодня перед Настей Каменской сидела одна из самых близких  подруг  по-
койной Анисковец и подробно отвечала на все вопросы. Сама Настя во время
таких бесед отдыхала душой: пожилые люди частенько страдают от недостат-
ка внимания и общения и рассказывают обычно весьма охотно, даже если сам
повод для таких бесед достаточно трагичен - смерть близкого человека. Из
них ничего не надо тянуть клещами, наоборот, их порой бывает трудно  ос-
тановить. Но останавливать их Насте и в голову не приходило. В голове  у
собеседника возникают ассоциативные связи, следуя которым они вспоминают
и начинают рассказывать о событиях, не имеющих на первый взгляд никакого
отношения к убийству, и внезапно может всплыть такая деталь, о которой и
в голову не придет специально спрашивать: "Самое главное - вывести чело-
века на неконтролируемые просторы свободного рассказа, -  учил  когда-то
Настю отчим, всю жизнь проработавший в уголовном розыске, -  и  спокойно
ждать, когда он сам проговорится и расскажет то, что важно для дела.  Ты
слушаешь