а дню, но сегодня ей казалось, что она тайком проникла туда, куда  вход
ей был заказан, она находится здесь неправомерно и каждый встречный зна-
ет об этом и может взять ее за руку и выставить вон. Умом она  понимала,
что это глупость, что отстранение от работы - дело неприятное, но вполне
обычное и никоим образом не означает, что сотрудник не может  появляться
на своем рабочем месте. Просто ему запрещается  действовать  как  офици-
альному лицу. А приходить на работу - пожалуйста, если есть желание.
   Желание у Насти Каменской было. И необходимость  тоже  была.  Поэтому
она, преодолевая невесть откуда взявшееся смущение,  мужественно  шла  в
свои кабинет, стараясь не встречаться глазами с теми, кто  попадался  ей
на пути. Она почему-то была уверена, что о служебном расследовании  обс-
тоятельств ее связи с мафией Денисова знает все ГУВД.
   Кабинет тоже показался ей чужим и неприветливым, хотя раньше она мог-
ла сидеть здесь чуть ли не сутками, что-то анализируя, обдумывая,  расс-
читывая. Ей всегда было здесь хорошо и, несмотря на казенную обстановку,
уютно. Не успела она снять куртку, как буквально следом  за  ней  влетел
Коля Селуянов. Чмокнув Настю в щеку, для чего ему пришлось задрать голо-
ву вверх, низкорослый Селуянов тут же похозяйски уселся за ее стол.
   - Принесла? - только и спросил он.
   Настя кивнула. Они с Колей давно уже задумывали сделать анализ работы
оперативных аппаратов по выявлению очевидцев тяжких преступлений, совер-
шаемых на улицах и в общественных местах. Долгое время до этого руки  не
доходили, наконец месяца два назад они  все-таки  собрались  с  духом  и
приступили к сбору данных. Для хорошего анализа, говорила  Настя,  нужна
хорошая статистика.  В  данном  случае  "хорошая  статистика"  означала,
во-первых, достаточно большой массив данных, а во-вторых,  их  точность.
Они собирали сведения об адресах и местах работы тех лиц,  которые  были
выявлены как очевидцы тяжких преступлений, и тщательно наносили эти дан-
ные на огромную карту Москвы.
   Они расстелили карту на столе и склонились над ней.
   - Вот смотри, - стала объяснять Настя. -  Предположим,  цифрой  один,
обведенной в кружочек, я обозначаю  место  совершения  преступления.  По
этому преступлению на первоначальном этапе было выявлено десять  очевид-
цев, то есть людей, которые видели либо само деяние,  либо  преступника.
Четверо из этих десяти живут неподалеку, их адреса я  обозначила  цифрой
один. Еще трое живут в других районах Москвы, но зато работают поблизос-
ти от места совершения преступления, потому и оказались  там.  Их  места
работы тоже обозначены единичкой, но обведенной квадратиком. И остальные
трое не живут и не работают вблизи места происшествия, а  оказались  там
случайно, например, шли в гости и так далее. Их адреса обозначены цифрой
1 со значком "с". Схема понятна?
   - Угу, - промычал Селуянов. - И чего получается?
   - А это уж ты сам смотри, чего получается.  Вот  тебе  яркий  пример:
преступление, место совершения которого обозначено цифрой 3. Видишь, вот
здесь оно было совершено. А теперь смотри, где у нас на карте тройки. По
всей Москве разбросаны. То есть кто попался из случайных  людей,  тех  и
опрашивают, никакого целенаправленного  поиска  возможных  очевидцев  не
проводится. Что такое поквартирный обход, все давно забыли. О  том,  что
люди из вблизи расположенных учреждений ходят обедать, выбегают в  мага-
зин или за сигаретами, тоже никто не вспоминает. А уж о том, что  в  эти
учреждения приходят посетители, вообще речь не идет.  И  это  только  на
первый взгляд. Если мы с тобой покопаемся в  этой  схеме  поглубже,  еще
что-нибудь вылезет.
   - Бардак! - в сердцах бросил Селуянов. - Чего ж мы все такие  неумехи
стали, а? Обленились, что ли?
   - Обленились, - согласилась Настя. - Но и очевидец теперь не тот, что
раньше. Связываться с нами не хотят, добровольно в беседу с  работниками
милиции не вступают. Чтобы найти таких людей, надо ходить по квартирам и
учреждениям, уговаривать, вызывать к себе симпатию и желание помочь, бу-
дить сочувствие к жертве. А кто теперь это умеет?
   - Тоже верно. А почему у тебя точки разного цвета?
   - Черные - убийства, синие - тяжкие телесные, зеленые  -  изнасилова-
ния, - пояснила она. - Чтобы не путаться.
   Коля некоторое время разглядывал карту, потом ткнул пальцем в  нижнюю
часть, где находился Южный округ.
   - А тут у них что? Центр сексуального буйства? Сплошь зеленый цвет.
   - Примерно, - засмеялась Настя. - Тут демографическая структура такая
специфическая. Много детей и подростков, соответственно  и  малолеточных
изнасилований много. Посмотри, здесь же сплошь незастроенные  участки  и
зеленые массивы, освещения нет, котлованы, стройки. Благодать.
   Селуянов, который в детстве мечтал стать  градостроителем,  при  этих
словах оживился. Его до сих пор волновали проблемы застройки и планиров-
ки города, только теперь уже в несколько ином, профессиональном аспекте.
И то, о чем сейчас говорила Настя, было ему понятно и небезразлично.
   - Давай поподробнее про эти изнасилования, - попросил он.
   - Можно и поподробнее, - согласилась она, вынимая из сумки  распечат-
ки, которые специально сделала вчера вечером перед встречей  с  Селуяно-
вым, зная его дотошность и интерес к географии. - Какая у нас там цифра?
   - Сто девять, сто десять, сто одиннадцать, восемьдесят  шесть,  девя-
носто, - назвал он, глядя в карту.
   - Так, изнасилование под номером восемьдесят шесть. Потерпевшие - две
девочки тринадцати лет, одноклассницы. Выявлены  три  человека,  которые
видели, как девочки шли в сторону зеленого массива в компании пяти  пар-
ней.
   Селуянов быстро отыскал на карте три числа 86, на мгновение  задумал-
ся, потом кивнул.
   - Давай дальше.
   - Изнасилование, сопряженное с убийством, под номером девяносто.  По-
терпевшая - девушка семнадцати лет, пять очевидцев. Трое видели, как она
стояла с группой молодых людей у входа в ночной бар-дискотеку, двое  ви-
дели, как она оттуда выходила с теми же молодыми людьми.
   - Дальше.
   - Дальше номер сто девять. Изнасилование ученицы  седьмого  класса  в
строящемся здании. Восемь очевидцев, которые могут описать хоть какие-то
приметы четырех мальчиков, которых они видели возле этой  стройки.  Сама
девочка их не знает, они подошли к ней на улице вечером, схватили за ру-
ки и затащили на стройку. Она сначала думала, что они просто  заигрывают
с ней, познакомиться хотят. А потом со страху уже ничего не видела, да и
темно было.
   - Сколько, ты говоришь, очевидцев нашли?
   - Восемь.
   Он снова склонился над картой.
   - Нет, не сходится. Один лишний.
   - Кто лишний? - встрепенулась Настя.
   - Ты сказала, выявлено восемь человек. А на карте у  тебя  число  109
встречается девять раз.
   - Ты, наверное, место преступления посчитал,  -  предположила  Настя,
которая никогда не делала таких ошибок. У нее в статистике цифры  всегда
сходились тютелька в тютельку.
   - Нет, с местом преступления получается уже десять.
   - Не может быть. Покажи!
   Они вместе уткнулись в карту, и Селуянов  показал  ей  девять  точек,
обозначенных числом 109.
   - Ерунда какая-то, - растерянно сказала Настя. - Не могла я так  оши-
биться. Допускаю, что я могла кого-то пропустить, не поставить точку. Но
выдумать из головы адрес и сделать отметку на карте? За мной  такого  не
водится.
   - Давай проверять, - предложил Селуянов, который тоже не очень-то ве-
рил в Настану рассеянность. Уж что-что, а этого за ней никогда не  заме-
чалось.
   Она стала диктовать адреса  людей,  видевших  малолетних  насильников
возле строящегося дома, а Селуянов тщательно проверял точки,  нанесенные
на карту.
   - У меня все, - сказала она, продиктовав последний, восьмой адрес.  -
Кто остался?
   - Остался адрес на улице Большие Каменщики, возле метро "Таганская".
   - И кто же там живет? - задумчиво произнесла Настя. - Очень  интерес-
но.


   ГЛАВА 16

   - Ничего не понимаю, - с досадой произнес Александр Иннокентьевич Бо-
роданков, откладывая в сторону журнал, в который  заносились  результаты
наблюдений за находящимися в отделении людьми и  сведения  об  их  само-
чувствии. - Мы опять зашли в тупик, но теперь я уже не понимаю,  как  из
него выбираться.
   Ольга Решина обеспокоенно взглянула на мужа.  Нельзя,  чтобы  у  него
опустились руки, ведь на самом деле он давно уже нашел то наилучшее  со-
четание и оптимальные характеристики компонентов, которые делают лакреол
высокоэффективным и абсолютно безвредным. Но пока  он  не  должен  этого
знать. До тех пор, пока в отделении находится Оборин, до тех  пор,  пока
он жив, муж не должен узнать о своей удаче. О сорок  четвертом  варианте
лакреола. Иначе как он сможет объяснить смерть Оборина?
   - Тебе надо отдохнуть, Сашенька, - ласково сказала она. -  Ты  просто
переутомился. Мы с тобой занимаемся лакреолом полгода, но я-то хоть  даю
себе передышку, а ты работаешь как вол. Нельзя так, милый. Ты  же  прек-
расно знаешь, что для успешного решения задачи нужно умение взглянуть на
проблему под иным углом зрения. А для этого необходимо делать  перерывы,
временно отвлекаться, отключаться. Это же твоя собственная методика,  ты
забыл? А согласно другой твоей методике, нужно полностью  погружаться  в
решение задачи, отгораживаться от всего, что мешает работе. Но ты и это-
му не следуешь. Саша, я уверена, что, если ты отдохнешь хотя бы  три-че-
тыре дня, выспишься, будешь много гулять пешком, этого будет достаточно,
чтобы взглянуть на наши трудности свежим глазом. А я буду  тебя  кормить
на убой, приготовлю что-нибудь экзотическое и изысканное и  стану  пода-
вать тебе еду прямо в постель.
   Они сидели в кабинете Бороданкова.  Сумерки  сгустились,  но  верхний
свет не был включен, горела только настольная лампа. Ольга подумала, что
если кто и зашел в тупик, то это она сама. С самого начала она не проду-
мала всю комбинацию, с самого начала не предусмотрела, чем может все это
обернуться. Ей казалось, что все так просто! Оборин добровольно ляжет  в
отделение, она, прикидываясь страстной любовницей,  быстренько  вытрясет
из него всю информацию о Тамаре, а спустя некоторое, весьма  непродолжи-
тельное время Оборин тихо скончается от инфаркта  или  инсульта.  А  что
вышло? Оборин ничего не рассказывает о Тамаре, складывается впечатление,
что он либо вообще о ней забыл, либо что-то подозревает и молчит о своей
приятельнице умышленно. И, как назло, именно сейчас у Саши получился оп-
тимальный состав бальзама. Но если Бороданков об этом узнает,  то  тихую
смерть одного из пациентов трудно будет объяснить. Стало быть, пока Обо-
рин не умрет, Саша не должен ничего узнать. А когда  он  наконец  умрет,
что тогда делать? Признаться мужу, что скрыла от него успех, потому  что
должна была довести до смерти одного из пациентов? Ни в коем случае! Са-
ша должен быть уверен, что архив честно куплен у  вдовы.  Тогда  как  же
быть? Как после смерти Оборина  заставить  Сашу  заново  изобрести  этот
проклятый сорок четвертый состав, будь он неладен? И  что  делать,  если
Оборин умрет, так Ничего и не  рассказав?  Жить  в  вечном  страхе,  что
где-то есть люди, которые знают об убийстве  двух  женщин  и  маленького
мальчика и о том, кто и зачем эти убийства организовал и выполнил?
   Вся надежда только на Сережу, но и здесь не все так гладко, как хоте-
лось бы. Разумеется, всей правды мальчик не знает, этого еще не хватало!
А потому и стараться будет, наверное, вполсилы. Вот это уже плохо. Сере-
жа - студент, которого Ольга высмотрела на занятиях студенческого  науч-
ного общества. У нее было необыкновенное чутье на таких, как он - жадных
до денег и умеющих не интересоваться, откуда эти деньги  берутся.  Такой
же была и Тамара Коченова, не зря же Ольга положила глаз на нее с первой
же встречи. Оба они, и взрослая Тамара, и юный сосунок Сережа, умели  не
быть любопытными и с удовольствием позволяли обманывать себя,  если  это
сулило хороший заработок. Таких, как они, Ольга Решина про себя называла
"профессиональными слепцами". Люди умеют не видеть очевидного, чем и за-
рабатывают себе на жизнь. Тоже работа, и не хуже других, между прочим.
   Сереже она напела какую-то ерунду, объясняя, почему  нужно  срочно  и
под большим секретом узнать кое-что у Оборина, но  по  глазам  мальчишки
видела, что он ей не верит.  Ни  одному  слову  не  верит.  Она  и  сама
чувствовала, что получилось у нее не очень-то  убедительно,  не  гладко.
Видно, не привыкла Ольга к таким нервным перегрузкам, целый месяц голова
занята убийствами, трупами, ложью, деньгами. Сдавать стала.  Короче,  не
поверил ей мальчик Сережа, но надо отдать ему должное, вопросов не зада-
вал, на явных неувязках не заострялся, и Ольга поняла, что он, хоть и не
верит ей, но и правду знать не хочет. Не нужна ему  правда.  Ему  деньги
нужны. И поди знай, как лучше... Может, если бы знал все как есть, то  и
старался бы больше.
   То, что еще несколько дней назад казалось Ольге Решиной простым и по-
нятным, с каждым часом представало все более сложным и  почти  безвыход-
ным. Тупик.
   Надо во что бы то ни стало уговорить мужа отдохнуть хотя бы несколько
дней. Лакреол никуда не убежит, он уже готов. Нужно убрать Александра из
отделения. Тогда Ольга посмотрит его бумаги, наведет  в  них  "порядок",
кое-что уберет, кое-что добавит - одним словом, сделает так, что выспав-
шийся и отдохнувший доктор Бороданков, придя в клинику, сразу увидит,  в
чем он ошибался, и во второй раз получит сорок четвертый вариант лакрео-
ла. За эти несколько дней Оборин должен умереть. И до того,  как  умрет,
он должен рассказать Сереже все,  что  узнал  от  Тамары  о  событиях  в
Австрии, а главное - назвать людей, которым он об этом говорил. Вот  та-
кая триединая задача. И если она, Ольга Решина, ее не выполнит, не  жить
ей на собственной вилле и не  быть  миллиардершей.  Вся  ее  последующая
жизнь до глубокой старости зависит от ближайших нескольких дней.
   Настроение у осени резко изменилось. Ей надоело делать вид, что  лето
еще хозяйничает в городе, а она - так, на минутку  в  гости  зашла.  Еще
вчера над московскими улицами сияло солнце, уже прохладное, но  все  еще
яркое, и желто-красные цвета деревьев и кустов вызывали ощущение  празд-
ника, а уже сегодня налетел невесть откуда  взявшийся  шквальный  ветер,
нагнал облаков, словно задернул занавес перед сценой, на которой  горде-
ливо красовалось уходящее лето. Ветер за одну ночь покончил  с  веселыми
красками, оборвав все листья и свалив их на землю грязно-коричневым пок-
рывалом.
   Настя обычно мало обращала внимания на погоду, потому  что  одевалась
всегда одинаково, предпочитая куртки  с  капюшоном,  джинсы,  свитера  и
кроссовки, за исключением особо торжественных случаев, а на ее  настрое-
ние погода не влияла. Иногда она могла даже не заметить, что  идет  снег
или дождь, потому что, идя по улице, полностью погружалась в свои  мысли
и приходила в себя только тогда, когда в обуви неизвестно почему  оказы-
валась вода или талый снег.
   Направляясь в Южный округ к Славе Дружинину,  она  пересаживалась  из
троллейбуса в метро, с линии на линию, но делала это автоматически.  Го-
лова ее была занята информацией, которую сообщили Коротков и Игорь  Лес-
ников.
   Итак, Николай Саприн, разведен, образование высшее,  закончил  Высшую
школу КГБ, работал в центральном аппарате. Имеет мать и сводную единоут-
робную сестру Ирину. Первую ненавидит, вторую обожает. Сестра  находится
в США с мужем, ждет ребенка и испытывает значительные материальные труд-
ности. Мать нагло обманула ее, присвоила московскую квартиру дочери и ее
мужа, денег не отдает, живет с молодым мужем, третьим по счету. Муж, по-
хоже, изо всех сил тянет деньги из стареющей супруги. Николай предприни-
мал попытки заставить мать отдать Ирине деньги за квартиру, но безуспеш-
но.
   А Короткову позвонил какой-то участковый и сообщил, что в кооператив-
ном гараже по такому-то адресу в боксе номер 6, хозяином которого  явля-
ется некто Оборин Юрий Анатольевич, стоит машина, которая по  инициативе
Короткова попала в неофициальный список  разыскиваемых  автомобилей.  Та
самая машина, которая была зарегистрирована на имя Тамары Михайловны Ко-
ченовой, стояла перед ее домом, а потом неизвестно  куда  исчезла,  хотя
сама Тамара из командировки не возвращалась. Коротков пообещал немедлен-
но заняться этим Обориным, разыскать его и все выяснить.
   Но это было вчера поздно вечером, а сегодня к полудню стало  понятно,
что Оборин пропал. То есть не совсем пропал, но найти его крайне сложно.
Его никто не искал, никто не обеспокоился его отсутствием,  потому  что,
как оказалось, он всех предупредил о своем "уходе в подполье" для работы
над очередным разделом диссертации. Правда,  где  именно  он  собирается
осесть, Оборин никому не сказал, но это было вполне  понятно.  Какой  же
смысл обнародовать свое убежище, если хочешь, чтобы тебя никто не  нашел
и не вызвал на кафедру?
   Как и где искать Оборина, было совершенно непонятно. Его легко  можно
было пристегнуть к делу об убийстве Карины Мискарьянц  как  человека,  в
квартире которого пряталась Тамара Коченова, но легче от этого никому не
становилось. Да, есть все основания  объявлять  розыск  Оборина,  а  ис-
кать-то его кто будет? Коротков с Лесниковым? У них работы выше  головы.
А больше некому, даже если ориентировки о розыске Оборина будут лежать в
каждом отделении милиции. Потому как у милиционеров, работающих в  отде-
лениях, тоже забот и хлопот - мало не покажется, а любви  и  уважения  к
сыщикам с Петровки давно уж нет.
   Дойдя до нужного ей отделения в Южном округе, Настя с огорчением  уз-
нала, что Славы Дружинина на месте нет, хотя он и обещал быть в это вре-
мя у себя. По крайней мере так он сам сказал, когда Настя позвонила  ему
перед выездом.
   - Что поделаешь, - развел руками дежурный по отделению. - Срочный вы-
зов. Вы ж знаете, мы себе не хозяева.
   - Это точно, - вздохнула Настя. - Ладно, если Слава  появится,  пере-
дайте ему, что я приезжала. Попробую завтра его поймать.
   - Передам обязательно, - пообещал дежурный.
   Настя вышла из отделения милиции и грустно побрела в  сторону  метро.
Порывы ветра швыряли ей в лицо мелкие капли дождя,  которые  противно  и
больно кололи щеки и лоб. Настя никак не могла привыкнуть к новой сумке,
ей все казалось, что она вот-вот соскользнет с плеча и упадет  прямо  на
тротуар. Сумку она придерживала рукой, и из-за этого идти ей  было  неу-
добно. Почему-то в этот момент все соединилось воедино: и пережитый  не-
давно страх от нового столкновения с конторой, и обида на  тех,  кто  не
верит Гордееву и ей и затевает по первому же сигналу служебное расследо-
вание, и злость по поводу зря потраченного времени на  поездку  в  Южный
округ, и досада на неудобную сумку. Все слилось в  один  комок,  который
вдруг встал в горле и заставил слезы  выступить  на  глазах.  Настя  по-
чувствовала, что теряет самообладание и сейчас расплачется прямо на ули-
це, на виду у прохожих.
   Она сморгнула слезы, стиснула зубы и огляделась в поисках  подходящей
скамеечки, на которой можно было бы отсидеться. Такая скамеечка  нашлась
метрах в пятидесяти, возле одного из  подъездов  многоквартирного  дома.
Почти ничего не видя от застилавших глаза слез, она добралась до  спаси-
тельного места, достала платок, закрыла лицо и несколько  раз  судорожно
всхлипнула. Настя знала, что это поможет  мышцам  горла  разжаться,  она
начнет нормально дышать и успокоится. Так и  получилось,  все-таки  опыт
борьбы со слезами у Насти Каменской был солидным.
   Почувствовав, что губы уже не сведены судорогой, она сделала глубокий
вдох, задержала дыхание, медленно выдохнула, снова вдохнула, и так  нес-
колько раз. Слезы высохли, и Настя полезла за сигаретами. Только  сейчас
она поняла, что скамейка была мокрой от мелкого моросящего дождя, а сле-
дова