заканчиваются,  я  сегодня  извел
последние остатки геля для душа, того, моего любимого, с розмарином.
   - Да, - оживленно подхватила Ольга, - и давай купим новую посуду,  ладно,
Рома? Мне надоели эти дурацкие коричневые тарелки, я их уже видеть не могу.
   - Когда-то они тебе нравились, - с усмешкой заметил он, - я же помню, как
ты уговаривала меня купить именно этот французский сервиз.
   - Ну, вспомнил, - капризно  протянула  она,  -  когда  мы  это  покупали,
французская посуда была в моде. Тогда по этим коричневым и  черным  сервизам
все с ума сходили.
   - Да? А теперь что у нас в моде?
   - Туманный Альбион. Светлая керамика с голубым или  зеленым  рисунком.  И
цветное однотонное матовое стекло. Между прочим, небьющееся. Купим?
   - Уговорила. Посмотри еще по всем шкафам, прикинь, что нам нужно,  в  эти
выходные обязательно выберемся в магазины.
   - Рома, а можно мне хотеть новые полотенца?
   Он забрал у нее стакан и залпом допил светлое вино.
   - Ты можешь хотеть все, что угодно, милая,  ты  же  знаешь,  что  я  тебе
никогда ни в чем не отказываю.
   Ольга с нежностью смотрела на него и думала о том, как удивительно хорошо
ей с этим человеком. Спокойно, надежно, без проблем.  Он  мягкий  и  щедрый,
решительный, но не жесткий. Во всяком  случае,  с  ней.  И  он  превосходный
партнер в постели, ни  разу  за  три  года  у  нее  не  возникло  побуждения
уклониться от секса, приносившего ей радость. Интересно, сколько еще лет они
будут вместе? До глубокой старости? Или Роман через какое-то время увлечется
кем-нибудь помоложе и оставит ее? Все может быть...
   Ольга Плетнева всегда была реалисткой.  Или  по  крайней  мере  старалась
оставаться таковой.
   * * *
   Рано вставать Настя Каменская не любила. Правда, это вовсе не  означайте,
что она могла себе позволять поспать подольше.  Вся  ее  сознательная  жизнь
прошла под знаком жесткой необходимости просыпаться по  будильнику:  детский
сад, школа, университет, служба  в  милиции  -  все  это  требовало  раннего
подъема и явки к указанному часу без опозданий. Из тридцати девяти  прожитых
лет в этом режиме она просуществовала тридцать шесть, но так и не  привыкла.
Однако  нынешняя  жара,  перекрывшая,  по   утверждениям   синоптиков,   все
показатели   за   сто   восемнадцать   лет   наблюдений,   заставила   Настю
приспосабливаться. Она теперь вставала еще раньше, чем обычно. чтобы  успеть
выйти из дома и добраться до работы, пока на градуснике  еще  плюс  двадцать
шесть-двадцать семь, ибо в тридцать,  да  в  метро,  да  в  час  пик,  да  с
пересадками... Такое ей уже не потянуть.
   Стараясь ступать на цыпочках, чтобы не разбудить Лешу,  она  выскользнула
из комнаты и нырнула в ванну. "Странная все-таки у меня логика,  -  подумала
Настя, залезая под холодный душ, чтобы смыть с себя  сонную  одурь.  -  Ведь
звенел будильник. Громко звенел.  И  долго.  Лешка  так  и  так  должен  был
проснуться, он же не глухой. А если не проснулся, значит, спит  так  крепко,
что можно топать у него над ухом коваными сапогами, его это  не  потревожит.
Ведь очевидная же вещь, и все равно изо дня в день я изо всех  сил  стараюсь
не шуметь после того, как истерически прозвенит будильник. И подозреваю, что
не я одна такая".
   Выйдя из ванной, она неожиданно решила проверить свою догадку.
   - Леша, ты спишь? - шепотом спросила она, заглянув в комнату.
   - Естественно, нет, - в полный голос ответил Чистяков, не открывая глаз.
   - А зачем придуриваешься, что спишь?
   - Чтобы не мешать тебе вкушать утренний кофий.
   - И вчера не спал?
   - Не спал, - подтвердил он.
   - И позавчера?
   - Ася, после твоего громогласного будильника трудно  уснуть,  у  меня  от
него начинается тахикардия. Ты хочешь, чтобы я встал?
   - Нет-нет, лежи, пожалуйста. Я просто так...
   Чистяков откинул простыню, которую по  причине  жары  использовал  вместо
одеяла, и медленно спустил ноги на пол.
   - Знаю я твое "просто так", - произнес он, сладко зевая, - небось хочешь,
чтобы я тебе завтрак приготовил.
   - Ага, знаю я твое благородство, -  шутливо  передразнила  его  Настя,  -
небось сам есть хочешь и не можешь дождаться, когда  же  я  наконец  уйду  и
предоставлю тебе  возможность  бесконтрольно  набивать  желудок.  Ты  только
прикидываешься бескорыстным, а на самом деле ты еще более корыстный, чем я.
   Натянув шорты, Алексей отправился  умываться,  потом  вышел  на  кухню  и
огляделся.
   - Что тебе сделать? Хочешь, овсянку сварю?
   - Овсянку?! - Настя в ужасе вытаращила глаза. - Ни за  что!  Как  тебе  в
голову такое пришло? Я ее терпеть не могу! Гадость!
   - Ну и зря, - миролюбиво заметил муж. - Полезно для здоровья. А  чего  ты
хочешь?
   - Лешенька, я же, кроме кофе и сока, ничего  по  утрам  не  могу  в  себя
запихнуть, я тебе тысячу раз говорила, а  ты  так  и  не  запомнил.  Стыдно,
профессор.
   Чистяков усмехнулся и полез в холодильник за овощами.
   - Я на память не жалуюсь, но каждый раз лелею  надежду,  что  ты  наконец
изменишься и начнешь по-человечески завтракать. Вот  и  сегодня  понадеялся,
да, видно, зря.
   - А с чего это мне меняться? -  подозрительно  спросила  она.  -  Я  тебя
перестала устраивать?
   - Пока нет, но нужно стремиться к совершенству. Салат будешь?
   - Лешка, прекрати издеваться, я ничего не буду, я уже кофе себе  наливаю.
Настя насыпала в большую чашку растворимый  кофе,  подумала  пару  секунд  и
добавила еще ложку. Очень спать хочется, пусть кофе будет покрепче.  Алексей
быстро и ловко нарезал овощи и зелень и уселся за стол  с  солидной  порцией
салата, когда Настя едва-едва успела выпить полчашки.
   - Ася, сколько отсюда  добираться  до  Мосфильмовской  улицы,  не  знаешь
случайно?
   Настя подняла на мужа удивленные глаза.
   - Случайно знаю, там пару лет назад  один  киллер  скрывался,  а  мы  его
вылавливали. Добираться долго и неудобно. А тебе туда нужно по делам?
   - Еще не знаю.
   - Как это?
   - Не решил пока.  Понимаешь,  мне  предложили  позаниматься  с  отпрыском
какого-то  навороченного  бизнесмена,  подготовить   его   к   вступительным
экзаменам, но с условием, что я буду приезжать к нему домой, а не он ко мне.
Вот я и размышляю, браться или нет.
   - Этот отпрыск - инвалид и не выходит из дома? - спросила она.
   - Да нет, вполне здоров.
   - Тогда не браться, - отрезала Настя, не раздумывая ни секунды.
   - А деньги, между  прочим,  предлагают  хорошие,  -  заметил  невозмутимо
Алексей, методично пережевывая  овощи.  -  Ты  не  забывай,  что  я  занялся
репетиторством не из любви к преподавательскому искусству,  а  исключительно
ради денег.
   - Все равно не браться. Если ученик требует, чтобы учитель ездил  к  нему
домой, то такой ученик учителя ни в грош  не  ставит  и  ни  на  копейку  не
уважает. С тобой там  будут  обращаться  как  с  холопом,  которому  сделали
одолжение и позволили заработать, так уж и быть, немножко денежек. Оно  тебе
надо?
   - А денежки? - прищурился Чистяков. - Они же нужны, ты с этим спорить  не
можешь.
   - Леш, чувство собственного достоинства нужно еще  больше,  с  этим  тоже
спорить нельзя.
   - А я и не спорю. Я помогаю тебе проснуться, доверчивая ты моя.
   - Почему это я доверчивая? - не поняла Настя.
   -  Потому  что  ты  искренне  поверила,  будто  я  размышляю   над   этим
предложением. Смотри, как ты возбудилась, даже  глазки  заблестели!  Чего  и
требовалось добиться. А то сидела как мороженый судак.
   - Так!
   Настя со стуком опустила на стол чашку с недопитым кофе и  потянулась  за
сигаретами.
   - Значит, никакого предложения не было?
   - Ну почему? Предложение было.
   - И что ты ответил?
   - Асенька, мы  с  тобой  знакомы  двадцать  четыре  года  без  нескольких
месяцев. Неужели тебе нужны мои объяснения на этот счет?
   - Ну слава богу, - облегченно вздохнула Настя. - Но ты все-таки мерзавец,
Чистяков. Меня, подполковника милиции, и так задешево прикупить!
   - Так это не я мерзавец, - засмеялся он, -а ты дурочка.
   - Вообще-то верно...
   Настя посмотрела на часы и вскочила.
   - Лешик, я пойду, пока народ не выполз на оперативные  просторы.  В  семь
утра в метро еще можно ездить, а в восемь -  лучше  сразу  удавиться.  Целую
страстно, приду поздно.
   - Валяй, - кивнул Алексей,  -  у  меня  в  девятнадцать  часов  последний
ученик, так что раньше двадцати одного можешь не являться.
   - А первый когда?
   - В девять утра. Благодаря твоему зверскому будильнику я выгадал себе два
часа, чтобы поработать над докладом.
   Уловив тень недоумения, мелькнувшую на ее лице, Алексей добавил:
   - Напоминаю, если ты забыла: в сентябре я лечу в Хельсинки на симпозиум.
   - Это я помню, но ведь сейчас только середина июня...
   - Опять же напоминаю, если ты забыла: до середины июля мы  колотимся  над
решением проблемы налогов, двадцатого июля приезжает двоюродная сестра  моей
матушки, немолодая и весьма нездоровая дама, которую надо  будет  возить  по
врачам и пристраивать на операцию, а потом навещать в  больнице  и  забирать
оттуда и отправлять домой, а в середине  августа  я  обещал  отцу  помочь  с
ремонтом дачи и выделить на это мероприятие две недели. После этого сентябрь
наступит как-то уж очень быстро, так что лучше подготовиться заранее.
   - Да, про дачу я запамятовала, - извиняющимся тоном пробормотала Настя. -
Вс„, солнышко, я ушла.
   Она успела добраться до работы  до  того,  как  солнце  начало  припекать
вовсю. На свежую голову Насте удалось переделать массу  полезной  работы  по
приведению в порядок документов, касающихся текущих дел, а также  материалов
для аналитических справок о состоянии насильственной преступности в  городе.
Она уже приготовилась ровно в десять  часов  явиться  в  кабинет  полковника
Гордеева на оперативное совещание, когда к ней заглянул Коротков.
   - Отбой воздушной тревоги, - весело сообщил он, - Колобка срочно вызывают
в главк, оперативки не будет. Можешь расслабиться и покурить.
   Настя ничего не успела ответить,  когда  дверь  распахнулась  и  появился
Виктор Алексеевич собственной персоной.
   - Ну конечно, - проворчал он. - кот из дому - мыши в  пляс.  Уже  свободе
радуетесь? Сядь, Юра, разговор есть.
   Коротков обреченно вздохнул и присел на подоконник  -  свободный  стул  в
Настиной комнатке был только один, и  предназначался  он  в  данном  случае,
разумеется, начальнику.
   - У меня к вам два поручения, приятное и неприятное. С какого начать?
   -  Давайте  с  неприятного  начнем,  -  предложила  Настя,  -  уж   сразу
отмучаемся.
   - Ну, как скажешь... - Гордеев помолчал несколько секунд, переводя  глаза
с Насти на Короткова и обратно. - В общем, так, дети мои. С Лесниковым у нас
неладно. Мне стало известно, что от него уходит жена. Вы и  сами,  наверное,
об этом знаете. Я хочу, чтобы кто-то из вас, а лучше оба попробовали  с  ней
поговорить.
   - О чем? - удивилась Настя. - Я не понимаю, о чем с  ней  можно  в  такой
ситуации разговаривать. Если она больше не хочет с ним жить, то она этого не
хочет, и все. Какие разговоры тут могут помочь?
   - Молодая ты еще, - покачал головой Гордеев, - в жизни  не  разбираешься.
Тебе с мужем повезло, так ты теперь всех на себя равняешь. Вот  ответь  мне,
почему от оперов жены уходят?
   - Потому что больше их не любят, - быстро ответила Настя.
   - А еще почему?
   - Потому что опера им изменяют.
   - А еще?
   Она запнулась. В самом деле, разве есть еще какие-то причины, по  которым
жена уходит от мужа? Или  она  перестает  его  любить,  или  он  ее,  других
вариантов нет.
   - Вот видишь!
   Гордеев слегка наклонился вперед, отчего стул  под  его  массивным  телом
угрожающе скрипнул, и вперил в Настю пухлый указательный палец.
   - А я тебе скажу, девочка моя, что жены от нас,  оперативников,  зачастую
уходят потому, что не понимают  нашей  работы,  специфики  ее  не  понимают.
Работа-то у нас поганая, сама ведь знаешь, а если не знаешь, ты вон у дружка
своего задушевного Короткова спроси, как его дражайшая половина на все  наши
прелести реагирует. Или у любимого своего коллеги Коли Селуянова  поспрошай,
почему от него первая жена ушла. Опер дамочку разрабатывает, в  ресторан  ее
тащит, вальсы с тангами всякими с ней отплясывает, к груди,  можно  сказать,
прижимает, ну и шампанского с рюмочкой коньячку принимает, а как  же  иначе,
он же не мент для этой дамочки, а кавалер. И вот  после  такого  вечера  он,
проводив дамочку до места дислокации. является домой в  час  ночи,  от  него
пахнет коньяком и чужими духами. Понравится это нормальной  жене?  Да  ни  в
жизнь. Скажешь, это вопрос доверия?
   - Скажу, - согласилась Настя.
   - Правильно, но только в том случае, если жена специфику работы понимает.
А если не понимает? Жена  к  маме  на  блины  или  на  именины  всей  семьей
собралась, ребенка нарядила, себе прическу сделала, маникюр  наладила,  мужу
рубашку погладила. И за пять минут до выхода,  в  воскресный,  заметь  себе.
день муж ей сообщает, что ему срочно нужно на  работу  и  что  в  гости  она
должна будет идти одна, да еще и на городском транспорте, поскольку  отвезти
ее он не-сможет. Понравится ей? В первый раз стерпит, во второй  тоже.  а  в
третий взорвется. В отпуск вместе уедут, планов понастроят, а мужа на третий
день отзовут на службу. А то  и  пропадет  муженек  на  несколько  дней  или
недель, скажет, дескать,  не  волнуйся,  родная,  я  в  командировку,  когда
вернусь - не знаю, куда еду - не скажу, звонить не буду, жди  и  надейся  уж
как-нибудь сама. Уедет он, а жена то и дело прикидывает, действительно ли он
работу  работает  или  в  койке  где-нибудь  валяется  с  другой   женщиной.
Позвонить-то  некуда,  да  и  не  проверишь.  Доверие  доверием,  но   долго
испытывать его нельзя, оно подрывается довольно-таки быстро.  Мало  найдется
жен, которые все это понимают и выходят за нас замуж  с  открытыми  глазами.
Большинство даже не подозревает, какой это ад, какой это ежедневный  экзамен
- быть женой сыскаря. Не выдерживают и уходят они от своих мужей. Любят  их,
а жить такой жизнью больше не могут. Вот на такой случай я и прошу вас, дети
мои, поговорить с женой Лесникова. Конечно, если она к  другому  уходит,  то
вопросов нет. Но если их брак еще можно спасти, то мы  должны  кинуться  все
вместе и спасать. Потому что смотреть на Игоря я  больше  не  могу,  у  меня
сердце разрывается. Мало того, что мне чисто по-человечески парня жалко,  но
и как начальник я не могу мириться с тем, что теряю  подчиненного.  В  таком
состоянии Лесников не работник, а обуза. Я даже поручить ему ничего не могу,
потому что все равно запорет. Даю ему какие-то несерьезные задания,  а  все,
что чуть посложнее, на вас всех валится.
   - Да, но почему я, Виктор Алексеевич? - возмутился  Коротков.  -  Я  что,
Игорю лучший друг, что ли? Чего вы из меня крайнего-то делаете?
   Гордеев медленно повернулся вместе со стулом, теперь  он  сидел  лицом  к
окну и в упор разглядывал своего заместителя.
   - Ты не крайний, Юрий Викторович,  ты  второй.  После  меня.  Понятно?  И
делать будешь, что я прикажу. А что касается лучшего друга, так у Лесникова,
насколько я информирован, в нашем отделе их вообще  нет,  он  ни  с  кем  не
сближается и ни с кем особо не откровенничает. Так что ты ли,  другой  ли  -
разницы нет. А ты как-никак ему  начальник,  для  жены  это  должно  кое-что
значить.
   - Ну ладно, - сдался Юра, - а Аську зачем пристегивать?
   - А для компании, чтобы тебе не скучно было.  Но  мне  нравится,  что  ты
кинулся ее защищать, это означает, что в тебе медленно, но верно  прорастает
руководитель, который всегда прикрывает своих подчиненных перед  вышестоящим
начальником. Молодец,  на  сегодня  тебе  ставлю  пятерку.  Все,  дети  мои,
дискуссия окончена. Я дал задание, выполняйте. Приступаем ко второй части.
   - К приятной? - оживился Коротков. - Ну наконец-то!
   Гордеев упруго поднялся со стула и легким движением ноги отодвинул его  к
стене.
   - Вчера, дети мои, был обнаружен труп некоего довольно молодого господина
Курбанова. Ничего особенного в этом господине нет, заниматься им  начали  на
территории. И  очень  быстро  выяснилось,  что  несколько  недель  назад  на
совершенно другой территории был убит другой господин по фамилии Фризе, тоже
не старый годами. И убиты оба этих господина  оказались  на  следующий  день
после того, как побывали на концерте популярной  среди  молодежи  рок-группы
"Би-Би-Си". Вывод ясен и прост, как обычно: оба уголовных дела объединены  у
одного следователя, соответственно, оперативная работа ложится на нас с вами
плюс ребята с территории, это само собой.  Анастасия,  ты  старшая  по  этим
убийствам, всякая там музыка и сфера высоких искусств -  это  как  раз  твое
любимое. Коротков, разберись с нагрузкой, когда вернусь  из  министерства  -
жду твои предложения о том, кто еще работает с Каменской.
   Гордеев развернулся и вышел.  Юра  с  Настей  какое-то  время  растерянно
смотрели на закрывшуюся дверь, потом одновременно повернулись друг к другу.
   - Слушай, я чего-то не понял, а что во всем этом приятного? -  недоуменно
спросил Коротков.
   - Глупый ты, Юрка, хоть и замначальника, - улыбнулась Настя. - Во-первых,
спасибо большое, что это всего лишь молодые мальчики, а  не  депутаты  и  не
члены правительства. За них нас на ковер к генералу каждые полдня дергать не
будут. А во-вторых, по сравнению с перспективой встречи  с  женой  Лесникова
даже расчлененка приятнее. Чего ты насупился, как будто  тебя  мама  в  угол
поставила?
   - Да я...
   Коротков почесал щеку, сполз с подоконника и принялся растирать  затекшую
ногу.
   - Черт, старость не радость, посидел двадцать минут  неудобно  -  и  вот,
пожалуйста... Ася, я чего задумался-то... Фамилия мне эта знакома  -  Фризе.
Он у нас по каким-то делам проходил, гадом буду, фамилия редкая, я ее хорошо
помню.
   Настя расхохоталась.
   - Балда ты, Юрка! Детективов начитался  в  молодости,  теперь  у  тебя  в
голове полная каша.
   - При чем тут детективы?
   - При том, что Фризе - это герой детективов одного  питерского  писателя,
Сергея Высоцкого.
   - Не свисти, - недоверчиво протянул Коротков, все еще морщась от  боли  в
ноге, - у Высоцкого герой Игорь Корнилов, я пока еще из ума не выжил.
   - Выжил немножко. Сначала был Корнилов, потом появился Фризе, у него  еще
невеста была Берта, высоченная баскетболистка. Ну, вспомнил?
   - Точно, - охнул Коротков. - Теперь вспомнил. Ну все, полегчало.  Значит,
наш труп по фамилии Фризе  -  просто  однофамилец.  А  я  уж  начал  мозгами
ворочать, думал, убили его по каким-то старым делам. Иногда  приятно  бывает
обнаружить, что ошибаешься, верно?
   - Верно. А ты еще удивлялся, не понимал, что во всем этом приятного.  Вот
тебе и приятное, босс.
   - Типун тебе на язык, - буркнул Коротков.  -  И  не  смей  называть  меня
боссом.
   * * *
   Если спросить у  среднестатистической  молодой  девушки,  какое  слово  в
наибольшей степени будоражит ее воображение, то в девяноста  восьми  случаях
из ста она ответит: любовь, жених, свадьба, прекрасный принц или что-то  еще
из этого же ряда. Однако Женя  относилась  как  раз  к  тем  особенным  двум
случаям, которые не  укладывались  в  статистический  ряд,  ибо  уже  лет  с
двенадцати самым  волшебным  и  загадочным,  самым  манящим  и  одновременно
пугающим словом для нее было ТЮРЬМА. Будучи маленькой девочкой, она с дрожью
и восторгом читала "Один день Ивана Денисовича", "Записки  Серого  Волка"  и
"Одлян,  или  Воздух  свободы".  Став  постарше,  Женя   начала   читать   и
документальную  литературу,  и   публицистику,   покупала   видеокассеты   с
американскими фильмами о тюремных нравах. Отец этого увлечения  не  одобрял,
но каждый  раз  отступал,  услышав  от  дочери,  что  она  собирается  стать
адвокатом и защищать права человека, лишенного свободы. Это  звучало  чем-то
вроде идеологии будущей карьеры, и возразить тут бы