а Образцова.
   - Ну да, они простят! - в сердцах ответила свидетельница.  -  Знаете,
как бывает: конфликт тянется так долго, что уже превращается в  самоцен-
ность и начинает существовать как бы сам по себе, а не в головах вражду-
ющих сторон. Он существует и подчиняет себе их поведение, всю их  жизнь.
Нас выгнали с треском. Впрочем, как знать, может быть, они  были  правы.
Наш брак все равно распался.
   Татьяна понимала, как все произошло. Все очень просто.  Трое  молодых
людей, две девушки и юноша, познакомились  на  вступительных  экзаменах.
Потом у юноши с одной из девушек сделался роман, но чтобы  не  тревожить
родителей, куда удобнее гужеваться втроем. Двое влюбленных на самом деле
полностью поглощены друг другом, им и дела нет до подружки, которой  они
прикрываются как ширмой и повсюду таскают за собой для отвода глаз. Инна
же, судя по всему, на них за это не обижалась, они ведь тоже нужны  были
ей чисто номинально, просто чтобы не чувствовать себя совсем  уж  одино-
кой. Они были единственными на всем курсе, кто не смеялся над ней и  над
ее интересом к магии, и не потому, что разделяли этот интерес, а потому,
что Инна была им в сущности совершенно безразлична. Какая разница, в са-
мом деле, из шелка сделана ширма или из картона, лишь бы выполняла  свою
функцию и прикрывала от посторонних глаз. В данном  случае  -  от  роди-
тельских. Но и Инна имела свою выгоду, находясь рядом с ними.  Никто  не
относился к ней как к дикарке, она принадлежала к клану, пусть крошечно-
му, состоящему всего из трех человек, но клану, и в этом смысле была как
все и могла не чувствовать себя изгоем. Рядом с ней были как бы  друзья,
и эти друзья не смеялись над ней. А после окончания института Инна стала
не нужна, тайным супругам все равно пришлось легализоваться.  И  понятно
поэтому, что они не проявили ни малейшего интереса к вопросу о том, а от
кого же, собственно, Инна сделала на пятом курсе  аборт.  Ну  сделала  и
сделала, подумаешь, большое дело.
   - И все-таки кто, по вашим догадкам,  был  возлюбленным  Пашковой  во
время учебы в институте?
   - Точно я не знаю, то есть я не знаю, кто он и как его зовут.  Он  не
наш был, не институтский. Когда мы получили дипломы. Инка  сказала,  что
хочет поехать показать кое-кому диплом. И добавила: "Я еще интернатуру у
него пройду, пусть знает". Ну, мы с Володей тогда решили, что у нее  ро-
ман был с каким-то врачом, который усомнился в ее способностях, и они на
этой почве поссорились.
   - Кстати, а как у Пашковой было со способностями? -  поинтересовалась
Татьяна.
   - Нормально было, - пожала плечами свидетельница. - Инка старательная
было изо всех сил науку осваивала, не то что мы  с  Володей.  Мы  больше
друг другом занимались, а Инка - медициной. Даже  странно"  что  она  не
стала практикующим врачом. Мы-то ладно, с нами все понятно,  тупо  пошли
по стопам родителей, не имея никакого вкуса к медицине, поэтому  бросили
это занятие при первой же возможности. Я  закончила  курсы  бухгалтеров,
сейчас в фирме работаю. Володя тоже быстро от медицины отошел, хотя и не
так далеко, как я, он занялся медицинской промышленностью,  оборудование
производит. Но Инка... Она любила медицину и должна была стать очень хо-
рошим врачом.
   Прошел еще день, и Татьяна Образцова получила сведения о том, когда и
где Инна Пашкова проходила интернатуру, а также поименный  состав  всего
медперсонала клиники на тот период. И первой фамилией, которая бросилась
ей в глаза, была фамилия доктора медицинских наук Готовчица Б. М.


   Глава 8

   Убийство депутата Государственной Думы Юлии Николаевны  Готовчиц  об-
растало все новыми и новыми деталями. Поскольку дело стояло на  контроле
у руководства МВД и прокуратуры, для расследования была создана, как во-
дится, следственно-оперативная бригада, и полковник Гордеев  вздохнул  с
некоторым облегчением. Теперь от его отдела убийством Юлии Готовчиц  за-
нимались официально только майор Коротков и капитан Лесников, и  Анаста-
сию можно было не дергать без особой надобности.
   Отчеты о ходе раскрытия преступления заслушивались ежедневно,  потому
и возможности отлынивать не было. Как следствие этого - сбор данных вел-
ся; интенсивно, папка с материалами разбухала на глазах, но,  как  гово-
рится, чем дальше в лес, тем... сами знаете. Каждый день появлялись  все
новые и новые кандидаты в убийцы.
   Во-первых, Юлия Николаевна возглавляла  в  парламенте  небольшую,  но
очень активную и влиятельную группировку, изо всех сил боровшуюся с лоб-
бированием того варианта налогового кодекса, который поддерживали  депу-
таты, имевшие за спиной крупные финансовые структуры, в том числе и кри-
минальные. Готовчиц категорически возражала против предоставления целого
ряда налоговых льгот и привилегий, доказывая с фактами в руках,  что  до
нынешнего времени такие льготы использовались исключительно в целях лич-
ной наживы и обмана государства и нет никаких оснований полагать, что  в
дальнейшем ситуация  изменится.  Соратники  Юлии  Николаевны  по  парла-
ментской деятельности рассказывали Короткову, что ее несколько раз пыта-
лись купить и систематически запугивали. Назвать конкретных лиц, предла-
гавших деньги, они не смогли: все такого рода предложения были анонимны-
ми и завуалированными. Что же касается угроз, то они  имели  вполне  ве-
щественное оформление в виде подметных писем, которые Готовчиц показыва-
ла коллегам и тут же рвала на мелкие кусочки у них на глазах, дабы  про-
демонстрировать свое пренебрежение и бесстрашие.
   Во-вторых, Игорь Лесников, занимавшийся изучением журналистской  дея-
тельности Юлии Николаевны, составил список из двадцати шести публикаций,
в которых Готовчиц, довольно-таки нахально задевала людей  весьма  могу-
щественных и известных. И не просто задевала, а открыто обвиняла в махи-
нациях и злоупотреблениях. За десять лет работы в  газете  она  снискала
себе прочную репутацию бесстрашного правдоискателя, что,  собственно,  и
сделало возможным избрание ее депутатом. Народ знал ее имя и уважал  от-
чаянную журналистку.
   Тщательное изучение бумаг, изъятых из квартиры покойной, никакой  яс-
ности не внесло. Поскольку после избрания депутатом Юлия Николаевна жур-
налистскую деятельность прекратила, то никаких интересных  черновиков  и
материалов к новым статьям в этих бумагах  не  оказалось.  Зато  нашлись
черновики и наработки к статьям, которые так и не были  опубликованы,  и
это стало объектом самого пристального внимания как оперативников, так и
возглавлявшего бригаду следователя Гмыри.
   - Человек, которого Готовчиц охаяла публично в газете, может  мстить,
- сказал он, - а человек, о котором она только еще собиралась  написать,
оберегает собственную безопасность. Это совсем разные вещи, и второй мо-
тив кажется мне более существенным, нежели  первый.  Конечно,  насколько
мне известно, потерпевшая перестала работать в газете, но ведь она могла
передать материалы другому журналисту, и  заинтересованные  лица  вполне
могли позаботиться о том, чтобы круг излишне  информированных  людей  не
расширялся. Кстати, сюда хорошо ложится непонятная  кража.  Может  быть,
искали именно эти материалы, а не найдя - убили саму Юлию.
   - Да что там искать-то, Борис Витальевич, - не выдержал Игорь  Лесни-
ков, - они же не в сейфе были спрятаны, просто лежали в общей куче в ме-
бельной стенке. Почему же их не взяли?
   - Объясняю, если сам не понимаешь. Хозяйка приходит домой,  обнаружи-
вает взломанную дверь и понимает, что у нее побывали воры. Она пересмат-
ривает все свое хозяйство и легко вычисляет, что именно у нее пропало. И
тут же заявляет об этом в милицию. Дальше все просто, как на  новогодней
елке в детском саду. Если же убедиться в том, что материал действительно
есть, но оставить его на месте и быстренько убрать  чересчур  любопытную
Готовчиц, то милиция, то есть ты. Лесников, и прокуратура  в  моем  лице
будут долго ломать голову над тем, кто же это убил нашу Юлию Николаевну.
Ты взгляни повнимательнее, какого рода эти  материалы.  Для  возбуждения
уголовного дела в них нет ничего. Ты понял? Ни-че-го. Есть общие слова и
гневные формулировки, есть напыщенные фразы  со  ссылкой  на  источники,
приближенные к Кремлю, и больше ничего. Обыватель на эти фразы покупает-
ся, потому как привык верить печатному слову, и в этом смысле публикация
представляет опасность для заинтересованного лица, поскольку он не может
допустить, чтобы его честное имя запятнали скандалом. Скандала он не хо-
чет. А что касается уголовного дела, то им  тут  и  не  пахнет.  Доказа-
тельств никаких. Более того, таких вот черновых  набросков  мы  с  тобой
сколько нашли? Вот то-то. И теперь в равной мере подозреваем каждого,  о
ком в этих набросках упоминается. Сколько таких личностей у  нас  набра-
лось?
   - Четверо, - вздохнул Лесников.
   - Вот то-то, - назидательно повторил Гмыря.  -  Преступник  не  дурак
был. Я еще вот что тебе скажу: не удивлюсь, если окажется в  конце  кон-
цов, что при проникновении в  квартиру  дверь  взламывали  нарочито  де-
монстративно. Я вполне допускаю, что можно было открыть  замок  подбором
ключей, но воры его разворотили напрочь. Знаешь, для чего?
   Гмыря не ждал от оперативника ответной реплики, просто  у  него  была
такая манера излагать. Риторические вопросы он  использовал  в  качестве
дидактического приема, который широко применял при объяснении  собствен-
ным детям школьной программы.
   - Для того, чтобы хозяева наверняка заметили, что в  квартире  кто-то
побывал. Они уже тогда планировали последующее убийство Юлии Готовчиц  и
прекрасно понимали, что мы с тобой попытаемся связать  попытку  кражи  и
убийство в единое целое. Если у нас не будет  сведений  о  покушении  на
кражу, мы будем рассматривать убийство Готовчиц  в  первую  очередь  как
убийство депутата, во вторую очередь - как убийство  журналиста.  А  при
наличии факта проникновения в квартиру без реальной кражи у нас с  тобой
мозги поплывут, мы начнем искать корыстный интерес,  будем  трясти  мужа
убитой на предмет имевшихся у нее ценностей и так далее. То  есть  прес-
тупники наш поиск заранее хотели развернуть в сторону изъятия имущества.
   - Тогда почему они ничего не взяли в квартире? - недоумевающе спросил
Игорь. - Все было на виду, только руку протяни. Если бы супруги Готовчиц
обнаружили пропажу, все было бы куда убедительнее.
   - Молодой ты еще, - тяжело вздохнул Гмыря. - Дети у тебя есть?
   - Есть, девочка.
   - Большая?
   - Кроха совсем. Два с половиной годика.
   - Вот когда она у тебя подрастет чуток и научится папку с мамкой  об-
манывать, тогда поймешь. Это все сказки, что дети врать не умеют.  Врать
не умеют только особо умные: дети, потому что пытаются мыслить  так  же,
как взрослые. Анормальный ребенок врет так, что тебе и в голову не  при-
дет ему не поверить. В его враках отсутствует наша с тобой взрослая  ло-
гика, и нам его никогда не понять. Что же касается воров,  которые  про-
никли в квартиру депутата, то они мыслят на шаг вперед  по  сравнению  с
нами. Реальная кража и последующее убийство хозяйки квартиры - примитив.
А вот когда вроде бы ничего не взяли, а потом убили депутата, у  которой
из сумочки тоже на первый взгляд ничего не пропало, то мы  с  тобой  как
оглашенные кидаемся шерстить парламент и журналистскую общественность, и
только потом, спустя несколько недель, а то и месяцев,  нам  приходит  в
голову гениальная мысль о том, что проникновение в квартиру  и  убийство
как-то между собой связаны. И мы так гордимся этой догадкой, мы так  ра-
дуемся, что оказались умными и проницательными, что с головой  бросаемся
на поиски грабителей-разбойников, начинаем копать  под  мужа  убитой  на
предмет спрятанных от общественности денег и ценностей и буквально  жилы
рвем, отрабатывая эту версию. Мы ее любим, версию эту, мы ее холим и ле-
леем, потому что она пришла - к нам как озарение,  пришла  после  долгих
мытарств и бесполезных и безуспешных поисков в других  направлениях.  Мы
упираемся и ни на шаг от своего пути не отступаем. А время  идет,  между
прочим... Нет, Игорек, тот, кто спланировал эту комбинацию, был чертовс-
ки хитер и прекрасно знал нашу психологию. Может быть, он сам сыщик  или
следователь, хотя бы в прошлом. Он все точно рассчитал. Он подумал  даже
о том, что за версию ограбления мы уцепимся  хотя  бы  для  того,  чтобы
убийство перестали считать политическим и сняли с жесткого контроля. Чем
больше я думаю об этом, тем больше прихожу к убеждению,  что  комбинацию
разработал кто-то из наших.
   Гмыря помолчал немного, словно обдумывая то, что сам только что  ска-
зал, потом удовлетворенно кивнул головой в такт собственным мыслям.
   - Значит, так, Игорек. Тех четверых, которых мы обозначили по  черно-
вым материалам Готовчиц, начинай отрабатывать. Все на себя  не  бери,  в
бригаде, слава Богу, и из РУОПа ребята есть, это вообще-то их хлеб.  Ко-
роткову передай, пусть из Госдумы не вылезает, но выяснит,  кто  пытался
подкупить Готовчиц и угрожал ей. Хотя бы направление поиска пусть унюха-
ет, а потом уж мы туда ударные силы бросим. А про кражу, вернее про  по-
кушение на кражу, забудь. Как будто ее и не было  вовсе.  Ты  понял?  Не
позволяй преступникам управлять ходом твоих мыслей. Они нам  этот  взлом
навязали, буквально в глаза впихивают. Не поддавайся.
   - Не могу, Борис Витальевич. Я ведь выезжал на эту  кражу,  я  помню,
как хозяин квартиры был напуган. Неспроста это. Что-то там не так.
   - А я тебе говорю: забудь! - Гмыря повысил голос и пристукнул кулаком
по столу. - Это все спектакль для идиотов. Хозяин был напуган? Я на тебя
посмотрю, когда ты придешь домой и увидишь взломанный замок. Ты, видать,
психологию в школе милиции плохо учил, во всем пытаешься  увидеть  логи-
чески обоснованный злой умысел. А у людей еще и эмоции есть, самые  раз-
ные эмоции, которые возникают по самым разным поводам, и они бывают  та-
кими сильными, что человек просто не справляется с ними. Я  вот  сколько
раз таких людей видел: сидит весь белый,  руки  трясутся,  губы  дрожат,
глаза бегают, взгляд безумный, аж заикается от ужаса, а  что  оказалось?
Оказалось, у него за спиной телефон громко зазвонил. В кабинете,  видите
ли, два аппарата было, один аппарат он видел, а второй -  нет,  и  когда
раздался громкий звук непонятно из какого источника, испугался. У  этого
человека, понимаешь ли, особенность такая, он громких резких  звуков  не
переносит. Нервная система у него так интересно устроена. Я первое время
ловился на это, как салага. Вижу, допрашиваемый испугался на ровном мес-
те и десять минут в себя прийти не может, начинаю  судорожно  искать  то
ключевое слово, на которое он так отреагировал, и с этой стороны к  нему
подлезаю, и с той, и чуть ли не про детские воспоминания с ним  разгова-
риваю. Колю его, стало быть, по всем правилам науки. Психологические ло-
вушки ему ставлю. Пытаюсь на слове поймать. Несколько часов на это  неб-
лагодарное дело убиваю, а потом оказывается: телефон.  Всего-навсего.  А
я-то уж размечтался было, как этот человек сейчас из  моего  кабинета  в
наручниках выйдет, как, значит, я его одним мановением руки из  простого
свидетеля сразу в главные подозреваемые определю. Фиг тебе. А все  отто-
го, что психологию с физиологией в расчет не брал. Так что повторяю  те-
бе, Игорь, про кражу забудь. Выкинь ее к чертовой матери из своей краси-
вой головы и отрабатывай тех, кто имел реальные основания бояться оглас-
ки материалов, которые мы нашли в квартире у Готовчиц.
   Оказавшись ближе к вечеру на Петровке, Игорь  Лесников  столкнулся  в
коридоре с Настей, которая шла из туалета, держа в одной руке  наполнен-
ный водой графин, а в другой - две мытые чашки, с которых  робко  капала
вода.
   - Ася, ты с Гмырей работала когда-нибудь? - спросил он, резко  разво-
рачиваясь и идя с ней рядом.
   - Работала.
   - Он вообще как? Нормальный?
   - Более чем. Только он о детях своих очень печется и при каждой  воз-
можности старается с работы пораньше уйти, чтобы с ними  побыть.  А  так
хороший мужик. Тебе должен понравиться.
   - Почему это? - подозрительно спросил Лесников,  которому  Борис  Ви-
тальевич Гмыря ну просто совсем не нравился.
   - А он из оперев, в розыске лет пятнадцать отпахал и  только  недавно
ушел на следствие. Он нашу душу хорошо понимает и к нарушениям не цепля-
ется. Это тебе не Костя Ольшанский. Костя даже Аль Капоне смог бы  поса-
дить только за неуплату налогов, а у Гмыри этот гангстер долго не потре-
пыхался бы. Аналогия понятна?
   Они вместе вошли в Настин кабинет. Настя достала из шкафа полотенце и
принялась вытирать мокрые чашки, а Игорь молча  стоял  посреди  комнаты,
раскачиваясь на носках.
   - Чего ты молчишь? - спросила она. - Говори уж, не мучайся.
   - Ты помнишь мои первые впечатления от Готовчица?
   - Помню. Ты говорил, что он был очень напуган.
   - А свои собственные впечатления от него ты помнишь?
   - Конечно. Борис Михайлович ужасно чего-то боялся. Мы с тобой оба это
видели, и оба строили по этому поводу какие-то догадки. А потом  выясни-
лось, что Готовчиц заметил за собой слежку, и это его здорово  испугало.
Он решил, что сошел с ума, что у  него  мания  преследования,  оттого  и
нервничал. Ты что, все забыл?
   - Да нет...
   Игорь еще немного покачался на носках, потом все-таки сел, пододвинув
стул к самому окну. Настя знала за ним такую привычку: он не любил нахо-
диться в физической близости к другим людям, всегда старался стоять  или
сидеть как можно дальше от собеседника, а если это не удавалось, он  на-
чинал злиться и почти терял самообладание. Во всяком  случае,  соображал
он в таких условиях явно хуже.
   - Гмыря считает, что факт взлома и проникновения нужно  выбросить  из
логической цепочки, - сказал он наконец. - Это звено мешает. Он говорит,
что его включили в цепь намеренно, чтобы нас дезориентировать.
   - Гмыря - толковый человек и опытный следователь, - осторожно замети-
ла Настя, не зная, как реагировать на слова Лесникова.  -  Если  он  так
чувствует, к этому стоит прислушаться. У него много чего за плечами.
   - Гмыря не допросил Готовчица сразу после обнаружения трупа его жены.
Ты помнишь, мы с тобой еще удивились этому, когда в первый раз  приехали
к Борису Михайловичу?
   - Помню. И что?
   - Если он такой толковый и опытный, как он мог так поступить? Это  же
верх непрофессионализма: не допросить мужа убитой. Почему он так сделал?
Почему отпустил Готовчица домой?
   - Не знаю. Может быть, торопился по каким-то делам. А может  быть,  у
него не было оснований его подозревать, и Гмыря просто проявил  человеч-
ность и не стал терзать человека, только что опознавшего труп своей  же-
ны. Я не понимаю тебя, Игорь. Тебя что-то мучает?
   - Да.
   Он резко повернулся к Насте.
   - Да. Мне не  нравится  Гмыря.  И  мне  не  нравится,  как  он  ведет
следствие. Он пытается увести нас от правильной  версии  и  рассказывает
какие-то байки, которым грош цена в базарный день. Он хочет, чтобы мы не
занимались кражей. Он лепит мне какую-то чернуху о  необыкновенной  хит-
рости преступников, которые заранее спрогнозировали ход наших  рассужде-
нии и пытаются им управлять. Я ему не верю.
   Настя вздрогнула. Как все знакомо! И ей приходилось через это  прохо-
дить, когда она понимала, что рядом - чужой, рядом тот, кто хочет  поме-
шать, сбить с толку, навредить. Но ей бывало и труднее, чем сейчас  Иго-
рю, потому что всякий раз это был кто-то из своих,  близких.  Кто-то  из
отдела, из тех, с кем каждый день пьешь кофе и  треплешься  о  пустяках,
кого просишь о мелких одолжениях, кому  сочувственно  отдаешь  последнюю
таблетку от головной боли и последнюю сигарету из пачки. А Гмыря...  Что
ж, Гмыря работает в прокуратуре, ни у нее, ни у Игоря нет с ним  никаких
личных отношений. Конечно, это противно. Но хотя бы не  больно.  Не  дай
Бог Игорю пережить такую боль, как довелось Насте этой зим