т. Приходит новенький, которого мы начинаем учить,  а  он
тоже уходит. И так без конца.  Ася,  пожалуйста.  Ну  хочешь,  я  на  колени
встану?
   Настя его понимала. Каково это -  быть  заместителем  начальника  отдела,
когда у тебя в подчинении нет ни одного сотрудника, на которого  можно  было
бы полностью положиться, одни молодые неумехи,  которые  мало  что  знают  и
знать больше не стремятся, ибо не видят  на  этой  работе  своего  будущего?
Игорь Лесников ушел на повышение, в Главное  управление  уголовного  розыска
министерства. Колю Селуянова  переманили  в  окружное  управление  замом  по
розыск Ребят можно понять, им расти надо, подполковниками стaновиться, потом
полковниками. Это Насте так повезло, что она на майорской должности сидит  в
звании подполковника но и то только потому, что она на целый год  уходила  в
главк Заточному, где и получила  очередное  звание,  а  потом  вернулась  на
Петровку с двумя большими звездами на погонах и заняла прежнее место. И хоть
до самой пенсии просидит  он  на  этой  должности,  полковником  никогда  не
станет, потому как "потолок" у  старшего  оперуполномоченного  -  майор,  ни
миллиметром выше. Просто она не очень честолюбива и ради  звания  полковника
милиции в лепешку расшибаться не собирается. А Игорь  и  Коля  -  нормальные
мужики, их такое "болотное" состояние не устроит. У  Мишеньки  Доценко  тоже
свои комплексы, женился на Ирочке Миловановой, и все бы ничего, но у  Ирочки
есть  весьма  состоятельная  родственница,  она   же   следователь   Татьяна
Образцова, она же жена хорошо  зарабатывающего  частного  детектива  Владика
Стасова, она же известная писательница Татьяна Томилина, получающая за  свои
книжки очень приличные гонорары. Ирочка привыкла жить, не  считая  денег,  а
Татьяна привыкла ее содержать. И для Миши  совершенно  неожиданно  оказалась
невыносимой ситуация, при которой Татьяна  и  Стасов  постонно  помогают  им
деньгами. Он сам должен содержать свою семью. А на одну милицейскую зарплату
не очень-то получается содержать неработающую жену  с  ребенком,  старенькую
маму с грошовой пенсией и себя, молодого сильного мужика как минимум  трижды
в  день  испытывающего  здоровое  чувство  голода.  Вот  и  получилось,  что
сколоченный  и   обученный   Колобком-Гордеевым   костяк   стал   постепенно
разваливаться, рассыпаться на кусочки. Как Настины вчерашние пирожки...  Они
с Юркой одни остались.
   - Юр, а давай вместе уйдем, а? - предложила она. - Я все понимаю, я  тебя
здесь одного не брошу, даю слово. Но с другой стороны, зачем тебе оставаться
с Афоней? И меня  привязываешь,  и  сам  мучаешься.  Хочешь,  я  поговорю  с
Заточным? Наверняка у него найдется место для нас обоих.
   - Аська, ты в облаках витаешь, - грустно усмехнулся Коротков. - Ну  какой
Заточный? Ты что, забыла, что у нас новый министр? Он пока еще  своих  замов
перетряхивает, а как с назначением  новых  заместителей  все  уляжется,  эти
заместители начнут менять начальников главков. И  где  тогда  окажется  твой
Заточный?
   - Тоже верно, - вздохнула Настя, - я об этом как-то  не  подумала.  Но  в
принципе-то ты готов уйти?
   - Честно?
   - Честно.
   - Если честно - нет. Ася, я не мальчик, мне скоро пятьдесят стукнет...
   - Еще не скоро, - с улыбкой перебила его Настя.
   - Скорее, чем хотелось бы. У меня тридцать лет выслуги. Ты понимаешь, что
это такое - тридцать лет службы? Как поступил после десятого класса в Омскую
школу милиции, так и служу в ментовке. Много чего повидал, много чего  умею.
Я любил и продолжаю, как идиот, любить свою работу. я родился для нее,  я  в
нее вошел, как в хорошо сшитый костюм влез - мне удобно, комфортно, не жмет,
не тянет.  У  меня  два  ранения,  восемнадцать  выговоров  и  хренова  туча
благодарностей и прочих поощрений. И что, на исходе пятого десятка признать,
что прожил жизнь не правильно? Что люто, чего  не  нужно  было  любить?  Что
много лет с потом и кровью учился, нарабатывал профессионализм и теперь умею
то, что никому не нужно и никем не востребовано? Пойми, Аська, розыск -  это
моя жизнь. И другой у меня не будет. Во всяком случае, я не хочу, чтоб была.
Мне не нужна никакая другая жизнь и  другая  работа.  Поэтому  я  прошу:  не
уходи, помоги мне. Если можешь, конечно.
   - А ты меня от Афони защитишь?
   - Все, что смогу, - Юра прижал руку к сердцу. - Костьми лягу между ним  и
тобой, чтобы он до тебя не дотянулся.
   - Ладно, тогда иди звони насчет проверки убитого  в  РУБОПе.  Кстати,  ты
нашел где жить?
   - Пока нет... То есть  я  в  принципе  договорился,  у  меня  приятель  в
Академии МВД работает, ему как иногороднему выделили квартиру в общежитии, а
он недавно женился и живет у жены.  Квартира  эта  ему  без  надобности,  но
сейчас там какие-то его родственники  обитают,  в  Москву  за  культурой,  а
заодно и за покупками приехали. Через неделю уедут, и  я  вселюсь.  Мне  вот
только неделю эту перекантоваться где-нибудь... А, ладно, ерунда это все, на
работе поночую, не рассыплюсь. Не впервой.
   Настя с сочувствием посмотрела на него. Ну что ж это за жизнь  такая,  а?
Человек тридцать лет честно отдал делу раскрытия  преступлений,  дважды  был
ранен, имеет бесчисленное количество поощрений, а вот решил уйти от жены - и
деваться ему некуда. Так и будет  скитаться  по  временно  свободным  хатам,
которые предоставляют знакомые, потому что снимать квартиру - дорого, на это
вся зарплата уйдет, даже на сигареты не останется,  не  говоря  уже  о  еде,
одежде, алиментах на сына и бензине для  машины,  которая,  кстати  сказать,
настолько старенькая, что постоянно требует ремонта,  а  он,  между  прочим,
тоже небесплатно делается. Ну что ж  это  за  жизнь,  которая  сама  толкает
сыщика в широко раскрытые объятия криминальных структур, которая не шепчет -
в голос кричит каждую минуту: плюнь на все, возьми деньги, сделай, как  тебя
просят, и живи без проблем!
   - Хочешь, поживи у меня, - предложила она совершенно искренне.  -  У  нас
теперь гостевое место не на раскладушке, а на мягком диване.
   - Хочу, - так же искренне ответил Коротков. - А я тебя не стесню?
   - Да брось ты, - Настя весело махнула рукой, - ты ж сколько  раз  у  меня
ночевал. Зато будешь по утрам возить меня на работу  на  машине,  как  белую
леди.
   Через полчаса стало известно, что по учетам регионального  управления  по
борьбе с организованной преступностью Теймураз Инджия не проходит,  то  есть
полученная Коротковым информация о причастности водителя съемочной группы  к
сокольнической преступной группировке оказалась недостоверной.
   - Извини, подруга, - Коротков виновато развел руками, - я бы  рад,  но...
Сама понимаешь. Ребята в Сокольниках  уже  в  курсе,  что  мы  подключаемся.
Готовы рассказать тебе все, что знают.
   - Да уж, - Настя скептически оглядела замначальника отдела, - на  доброго
вестника ты мало  похож.  Ну  скажи  хоть  напоследок  что-нибудь  приятное,
подсласти пилюльку-то.
   - А ведет это дело следователь  Гмыря,  -  торжественно  объявил  Юра.  -
Горячо тобою любимый Борис Витальевич.
   - Ну слава богу, хоть здесь повезло, - Настя с  облегчением  вздохнула  и
отправилась в Сокольники.

***

   Наталья Воронова милиции не боялась. Не то  чтобы  она  была  "крутой"  и
уверенной в своем могуществе особой, которая ничего не боится, потому что от
всего и от всех откупится. Просто жизнь складывалась так, что  посещать  это
государственное учреждение  приходилось  в  свое  время  часто.  Первый  муж
Натальи был моряком-подводником, служил в Западной Лице,  и  для  приезда  к
нему требовался специальный пропуск в погранзону, который оформлялся  именно
в милиции. А ездила Наталья к нему каждый  год  на  протяжении  многих  лет.
Потом  воспитанница,  Иринка,  соседка  по  коммунальной   квартире,   стала
добавлять  поводы  для  встреч  Вороновой  с   милиционерами.   Потом   были
документальный сериал о проблемах подростков  и  молодежи  и  полнометражные
документальные фильмы "Законы стай" и "Что такое хорошо и что такое  плохо",
для  подготовки  и  съемки  которых  Наталье  пришлось  тесно   общаться   с
представителями самых разных милицейских служб и провести немало  времени  в
ис-правительно-трудовой колонии для несовершеннолетних. Так что в свои сорок
шесть  лет  Наталья  Александровна  Воронова  не  испытывала  ни   малейшего
душевного трепета ни перед самим учреждением, ни перед его  представителями.
И тем не менее ей было не по себе. Беседа со следователем и дача показаний в
качестве свидетеля - такое с ней случилось впервые.
   -  Наталья  Александровна,   вы   можете   как-нибудь   прокомментировать
сегодняшние  публикации  в  некоторых  газетах?   -   спросил   следователь,
представившийся Борисом  Витальевичем,  и  положил  перед  ней  две  газеты,
которые она уже читала сегодня утром. В одной был опубликован  материал  под
названием "Война телеканалов продолжается", в другой заголовок еще  покруче:
"Убит водитель. Кто следующий?"
   Несмотря  на  внутренний  неуют   и   неостывшие   еще   впечатления   от
произошедшего поздним вечером в субботу, Наталья  не  смогла  удержаться  от
усмешки.
   - Да бог с  вами,  Борис  Витальевич,  разве  можно  к  этому  относиться
серьезно? Это же полный бред!
   - Поконкретнее, пожалуйста. Есть ли у  вас  хотя  бы  малейшие  основания
полагать, что кто-то заинтересован в срыве съемок? Есть хоть один человек  в
нашей стране, который хотел бы, чтобы вы никогда не сняли свой новый сериал?
   - Ну, если вы так ставите вопрос, то я вынуждена ответить  утвердительно.
Наверняка есть.
   - Вы можете назвать имена?
   - Борис Витальевич, я здравый человек и отдаю себе отчет в том, что  живу
среди людей. Понимаете? Среди самых разных людей с самыми разными мыслями  и
чувствами, а не среди ангелов, которые всех любят и которым неведомы злоба и
ненависть. И глупо было бы полагать, что все ко мне хорошо  относятся.  Есть
люди, которым я просто несимпатична, и они искренне порадовались  бы  каждой
моей неудаче. Есть, наверное, даже такие, которые меня ненавидят, потому что
считают, что я где-то в чем-то перешла им дорогу или помешала. И есть такие,
которые мне завидуют, потому что полагают, что мне все в жизни далось  легко
и просто. Но я в этом смысле не исключение, то же самое  можно  сказать  про
каждого из нас. И про вас в том числе.
   - Ну,  про  меня-то  так  сказать  -  святое  дело,  -  широко  улыбнулся
следователь. - Трудно предположить, что те, кого я отправил в суд, питают ко
мне страстную любовь. Но  вы  все-таки  не  следователь.  А  потому  давайте
остановимся для начала на тех, кто вас  ненавидит.  Так  кому  и  в  чем  вы
перешли дорогу, Наталья Александровна?
   Она не ожидала, что он поймет ее так буквально, и растерялась.
   - Мне кажется, для того, чтобы убить человека только ради  срыва  съемок,
ненависть должна быть уж очень... - она поискала слово,  ничего  подходящего
не нашла и употребила первое пришедшее в голову, - очень масштабной. А мозги
очень маленькими. Убийство водителя не может сорвать всю съемку сериала. Оно
внесет сумятицу, нервное напряжение, члены съемочной группы вынуждены  будут
тратить нервы и время на общение с  сотрудниками  уголовного  розыска  и  со
следователем, работа будет скомкана и затормозится, но это только на  время.
Пройдет максимум месяц - и все пойдет своим чередом. Сериал все равно  будет
сниматься. А на место убитого Тимура будет взят  новый  водитель,  только  и
всего. Я понимаю, это звучит довольно цинично, но я хочу,  чтобы  вы  поняли
всю бесперспективность вашей странной версии.
   - Она не странная, уважаемая Наталья Александровна. Представьте  себе  на
минуту, что убит не водитель, а ведущий актер. Что тогда?
   - Что тогда?  Тогда,  конечно,  тяжелее.  Но  если  оставить  за  рамками
обсуждения чисто человеческий аспект проблемы, связанный с  утратой  чьей-то
жизни, то тоже не катастрофа. Съемки  идут  всего  три  недели,  и  если  из
команды  по  какой-то  причине  выбывает  акт„р,  можно  за  три-четыре  дня
переснять все сцены с его участием, пригласив другого актера на эту же роль.
Конечно, это время, это деньги, это лишняя нервотрепка, кроме того, сценарий
пишется прямо по ходу съемок под конкретного исполнителя, так  что  сценарий
тоже придется в чем-то менять. Но и  это  не  катастрофа.  Если  уж  срывать
съемки посредством убийства актера, играющего главную роль,  то  делать  это
нужно ближе к концу, когда почти все уже снято, но  именно  ПОЧТИ,  то  есть
осталось еще достаточно сцен с его участием и без него  никак  не  обойтись.
Вот тогда действительно встанет вопрос о пересъемке всех  эпизодов  с  новым
актером  и  с  самого  начала.  На  это  уже  нужны  будут   очень   большие
дополнительные деньги, и финансовые трудности могут полностью  заблокировать
окончание работы над сериалом.
   - Интересно, - промычал следователь, выслушав ее  объяснения.  -  Давайте
затронем финансовый вопрос. Вот вы сказали,  что  если  бы  ведущего  актера
убили сейчас, все равно понадобилось бы дополнительное финансирование, чтобы
переснять уже отснятые эпизоды с новым актером. Где бы вы взяли эти деньги?
   - Из общего бюджета картины.
   - И что, это прошло бы  без  последствий?  Я  имею  в  виду,  картина  не
пострадала бы?
   - Конечно, пострадала бы. Пришлось  бы  урезать  себя  в  чем-то  другом,
например в костюмах, в съемках  городской  натуры  -  в  Москве  это  ужасно
дорого. В массовке. Даже  в  хороших  актерах.  Знаете,  я  люблю,  чтобы  в
маленьких эпизодах у меня снимались звезды, но съемочный день  звезды  стоит
больших денег. Пришлось  бы  в  эпизодах  занимать  более  дешевых  актеров,
малоизвестных или совсем неизвестных. Это пошло бы во вред картине.
   - Правильно ли я вас понял?  Если  бы  сегодня  убили  актера,  играющего
главную роль в вашем сериале, то сериал все равно был бы снят,  но  качество
его было бы заметно ниже. Так?
   - Вероятно, так. Мне трудно сказать совершенно точно, поскольку я в таких
ситуациях не бывала... Да, пожалуй, так, но при одном условии: если бы у нас
не было дополнительных денег.
   - А они у вас есть?
   - Они могут появиться. Например, источник финансирования  может  войти  в
наше  положение  и  выделить  дополнительные  средства,  хотя   это   крайне
маловероятно, но теоретически возможно. А можно взять деньги в другом месте.
   - В каком же?
   - Да в любом. У любого спонсора. У моего мужа, например.
   Судя по изумлению, мелькнувшему в глазах следователя,  он  совершенно  не
представлял себе, на  какие  деньги  Наталья  Воронова  снимает  свое  кино.
Пришлось и об этом подробно рассказывать.
   - Так что видите сами, Борис Витальевич, если я не смогу снять сериал, то
ни один телеканал серьезно не пострадает, поскольку никто, кроме моего мужа,
пока еще не вложил в съемки ни копейки.
   - Да-а, -  протянул  Борис  Витальевич,  -  озадачили  вы  меня,  Наталья
Александровна. Интересно, а журналисты, которые это  написали,  -  он  ткнул
пальцем в лежащие на столе газеты, - они вообще в курсе, на какие деньги  вы
снимаете кино?
   - Вообще в курсе, так как я этого ни от кого не скрываю. У меня пару  раз
брали интервью, как только начались съемки, и я об  этом  говорила.  Но  это
совершенно не означает, что теперь все вс„ знают. Вот вы  же,  например,  не
знали. Журналисты вообще очень часто не знают того,  что  написано  во  всех
газетах, а уж если всего только в двух... Их нельзя в этом  винить,  они  не
могут читать все издания  от  корки  до  корки,  они  ведь  не  читатели,  а
писатели, - Наталья улыбнулась.
   Они еще какое-то время поговорили о механизме финансирования съемок и  об
их организации, когда Борис Витальевич неожиданно и резко свернул  совсем  в
другую сторону:
   - Наталья Александровна, что вы можете мне рассказать о  взаимоотношениях
вашего сценариста Нильского с женой?

***

   Люба с удовольствием оглядела свое отражение в большом,  в  полный  рост,
зеркале в ванной. Ни единого дефекта, Даже самый предвзятый ценитель не смог
бы найти недостатки в ее фигуре. И  лицо,  и  волосы  -  все  вместе  так  и
просится на  обложку  журнала.  Мужики  штабелями  вокруг  падают  от  такой
красоты. И Эдик, казалось бы, тоже от нее без  ума,  во  всяком  случае,  до
недавнего времени она была в этом уверена на все сто. И вдруг эта поездка...
Ни с того ни с сего взял и уехал в Кемерово на несколько дней.  Что  он  там
забыл? Чего не видел?  Несет  какую-то  бредятину  насчет  женщины,  которая
потеряла всю семью и которой непременно надо помочь. Что за женщина, кто она
такая? С того дня, как Эдик вернулся из  поездки,  Люба  только  об  этом  и
думает. Может, и вправду  все  дело  в  женщине,  только  не  в  одинокой  и
нуждающейся в помощи, а совсем-совсем в  другой,  молодой  и  красивой,  еще
моложе  и  красивее,  чем  она  сама.  Почти  две  недели  Люба   пристально
вглядывается  в  своего  возлюбленного,  ища  в   его   поведении   признаки
увлеченности неведомой соперницей, ничего  определенного  не  находит  и  от
этого только еще больше злится и нервничает. А Эдик ведет себя как ни в  чем
не бывало, шутит, смеется, ходит на работу,  занимается  с  ней  любовью,  с
удовольствием ест  приготовленные  ею  завтраки,  когда  остается  ночевать.
Может, все не так страшно? Ну, увлекся, загорелся - с кем не бывает?  Слетал
к своей зазнобе на несколько дней, накушался ею досыта и  понял,  что  лучше
Любы для него никого нет. Хорошо бы, если так. А если нет?
   Девушка умылась, тщательно расчесала густые,  до  плеч,  волосы,  подняла
высоко на макушку и скрепила заколкой  -  Эдику  нравится,  когда  полностью
открыта длинная стройная шея. Слегка подкрасила ресницы - совсем  чуть-чуть,
чтобы даже догадаться невозможно было, что она делала макияж.  Только  глаза
оттенить. Надела красивую шелковую пижаму  и  направилась  на  кухню  варить
кофе, но  не  удержалась  и  снова  вернулась  в  спальню.  Только  на  одну
минуточку. Только  посмотреть  на  него.  Посмотреть,  как  он  спит  легким
утренним сном, когда уже и будильник,  поставленный  Любой  на  семь  часов,
прозвенел, и солнце сквозь неплотно задернутые шторы заливает светом как раз
ту часть кровати, где находится голова Эдика. Господи, как же она его любит!
И его темно-русые волосы, и смешливые серые глаза, и широкие плечи, и  узкие
бедра, и длинные ноги. И даже короткие редкие ресницы на верхнем веке. Такие
забавные...
   Лицо Эдика чуть дрогнуло, с сожалением прощаясь с  остатками  сна,  глаза
открылись.
   - Ты чего? - вяло спросил он, увидев стоящую в дверях Любу.
   - Ничего. Просто смотрю.
   - Зачем?
   - Так просто. Смотрю, и все. Радуюсь, что ты у меня есть.
   - Не выдумывай.
   Он совсем не склонен к романтике и даже не особенно ласковый. Но это Люба
тоже в нем любит. Только бы он не бросил ее, только бы не влюбился в другую.
   - Что ты хочешь на завтрак?
   - Как обычно, мюсли с молоком. Что ты каждый раз спрашиваешь? Я всегда ем
на завтрак одно и то же.
   Она не обиделась, Эдик всегда немного грубоват, она уже привыкла. Пока он
брился и принимал душ. Люба сварила кофе, насыпала в глубокую тарелку  мюсли
из пакета, налила слегка  подогретое  молоко.  Остатки  молока  еще  немного
подержала на огне и залила ими овсяные хлопья с изюмом - ее завтрак.
   - Тебе к которому часу на работу? - спросила она осторожно, понимая,  что
сейчас может последовать очередной взрыв недовольства:  Эдик  либо  ходил  к
десяти утра, либо не ходил вообще. Он работал  официантом  по  графику  "три
через три" - три дня работал, три дня отдыхал. Вчера у  него  был  выходной,
третий по счету, стало быть, сегодня надо идти в ресторан.
   Люба и сама не знала, зачем задала вопрос, имеющий  совершенно  очевидный
ответ. Наверное,  чтобы  прервать  молчание,  которое  неожиданно  стало  ее
тяготить. Как странно! Эдик никогда не был особо разговорчивым, а уж за едой