ерестала быть тебе интересной? Мы дадим тебе ра-
боту по твоим способностям и склонностям. Тебя никто не любит? Тебя пре-
дали друзья? Мы окружим тебя дружбой и любовью. Твоя семья  разрушилась?
Ты войдешь в нашу большую семью, где найдутся люди, которые заменят тебе
родителей, и люди, к которым ты сможешь относиться как к собственным де-
тям. Ты утратил нравственные ориентиры? Мы дадим тебе веру и учение.
   - И какую же работу вы им даете? - скептически осведомился я. -  Мыть
полы и готовить на всех?
   - Ну зачем же, - мягко усмехнулся Лутов.  -  Мы  создали  собственные
предприятия, опять же по всему миру. Вы даже представить себе не можете,
какое количество людей идет к нам. Вот из этих людей и создаются  фирмы,
конторы, агентства и даже маленькие производства.
   - Интересно... А живут они как? В казармах?
   - Бог мой, - рассмеялся Лутов, окидывая меня  теплым  взглядом  своих
серых глубоких глаз, - где вы набрались этих бредней? Да, они  живут  не
во дворцах, но они живут вполне достойно. Во всяком случае  ни  о  какой
казарме речь не идет и идти не может. Если у человека  есть  собственная
квартира, то он живет в ней. Если своего жилья нет, то он может  жить  с
кем-нибудь из наших пациентов. Живут по двое, по трое.  Мы  обеспечиваем
жильем всех.
   - На какие деньги? Или об этом неприлично спрашивать?
   - Вполне прилично. Сразу видно, что вы не сильны в экономике. Я  ведь
только что сказал вам, что у нас собственная сеть предприятий. И  предп-
риятия эти приносят доход. Хороший доход. Он позволяет обеспечивать  на-
ших пациентов всем необходимым. Еще и на развитие остается. В  некоторых
странах мы выпускаем собственную газету. Еженедельник в  четыре  полосы.
Конечно, вам это может показаться смешным, но наша цель -  информировать
людей о нашем центре и давать им практические советы по выходу из психо-
логического кризиса. Газета, должен вам сказать, полностью  раскупается,
так что мы не в накладе. А теперь доходы от наших предприятий  позволяют
нам подумать и о собственной телевизионной программе.  Для  начала  один
раз в месяц, а если все пойдет успешно, перейдем на еженедельные  выпус-
ки. Вот на эту тему я и хотел с вами поговорить.
   Мы просидели в баре до глубокого вечера.  Лутов  задавал  вопросы,  я
добросовестно отвечал на них, раскрывая перед  ним  технологию  создания
телевизионных программ и рассказывая о тонкостях взаимоотношений с кана-
лом, которому программа будет продаваться. Мне очень хотелось  выглядеть
в его глазах опытным и компетентным, и я даже пошел на то,  чтобы  раск-
рыть перед ним некоторые секреты, которые обычно огласке  не  предаются.
Но я верил ему. И (страшно признаться) хотел ему  понравиться.  Каким-то
отстраненным взглядом наблюдая за ситуацией, я понимал, что такой центр,
о котором он рассказал, это полная глупость и  благотворительные  слюни.
Религиозная чушь. Веру они, видите ли, дают! Но другая часть меня, вклю-
ченная в ситуацию, в разговор с Лутовым, этого  не  видела,  она  просто
наслаждалась обществом умного и серьезного человека, который не  пытался
учить меня жить и не давал никому никаких оценок, зато рассуждал  здраво
и логично.
   - Спасибо, Александр Юрьевич, - сказал на прощание Лутов, крепко  по-
жимая мне руку, - я обдумаю все, что вы мне рассказали.  Если  возникнет
надобность, я могу попросить вас проконсультировать меня еще раз?
   - Разумеется. Буду рад оказаться полезным, - искренне ответили.
   На том мы и расстались. Больше он мне не звонил.
   Первое время я часто вспоминал его, особенно  когда  приходилось  об-
щаться с людьми, разительно непохожими на него, амбициозными,  неумными,
суетливыми. Потом, после того, как и узнал о собственной грядущей кончи-
не, я как-то забыл о нем, как, впрочем, и о многом другом.
   А после встречи с убийцей вспомнил. Я понял, что не хочу умирать.  Но
заявлять на Вику в милицию я тоже не хочу. И прозябать в нищете не хочу.
Я хочу жить.
   И я позвонил Лутову.


   Глава 7

   Он встретил меня улыбкой, и, почувствовав тепло  его  серых  глаз,  я
удивился тому, что не позвонил раньше. Только сейчас, оказавшись рядом с
ним, я понял, как мне было плохо все время. Почему я так легко  смирился
со смертью? Только потому, что она исходила от Вики, которую я обожал  и
которой готов был простить все? Наверное. А может быть, потому, что я  и
в самом деле не борец, я всегда легко отступал, сталкиваясь с  сопротив-
лением или с препятствиями, мне проще было  отказаться  от  задуманного,
чем прилагать усилиях тому, чтобы преодолеть то, что  мешает  достижению
цели.
   На этот раз Лутов был не в костюме, как раньше, а в  джинсах  и  тем-
но-сером свитере, точь-в-точь такого же цвета, как его глаза. Я  приехал
к нему домой, и вполне понятно, что дома он ходил не при параде. Обычная
двухкомнатная малогабаритка  с  тонкими  стенами,  пропускающими  каждый
звук, как раз в такой мы и прожили много лет с Викой и моей  сумасшедшей
матерью.
   - У вас очень знакомое выражение лица, - сказал он  почти  сразу  же,
усадив меня в комнате на жесткий неудобный старый диван.
   - Почему знакомое? - удивился я.
   - Именно такие лица бывают у наших пациентов, когда они впервые  при-
ходят к нам. Выражение ужаса, отчаяния и решимости. У вас что-то  случи-
лось?
   - Случилось.
   Я не стал рассказывать Лутову про Вику и  про  нанятого  ею  киллера,
просто постарался дать понять, что хотел бы, как  выразился  сам  Лутов,
стать членом их коллектива.
   - Я рад, - коротко ответил он. - Но, если помните, я говорил вам, что
у нас существуют правила, которым должны подчиниться все, кто к нам при-
ходит. Эти правила не всем нравятся, и многие отказываются  от  жизни  в
нашем центре.
   - Что это за правила?
   - Мы все - одна семья. В полном смысле этого слова. Вы  понимаете?  В
полном.
   - Не понимаю, - я покачал головой. - Все друг с другом спят, что ли?
   - Не упрощайте, Александр Юрьевич. Все друг  друга  любят,  все  друг
другу верят, все друг о друге заботятся, и никто никому не хочет зла.  А
вопрос, кому с кем спать, решается в добровольном порядке.  Но  в  браке
наши пациенты друг с другом не состоят. Это закон.
   - Почему? - я не мог скрыть удивления. - Что плохого, если два  чело-
века познакомятся в вашем центре и поженятся?
   - Вы сами поймете, если придете к нам. Сейчас обсуждать это  бессмыс-
ленно. Скажу лишь, что оформление брака между нашими пациентами ведет  к
осложнениям финансовых отношений. Это и есть самое важное и самое  труд-
ное.
   Лутов замолк, и я с напряжением ждал продолжения, понимая, что  самое
существенное он скажет именно сейчас. Неужели какое-то правило,  которое
должны соблюдать пациенты кризисного центра, окажется настолько неприем-
лемым для меня, что мне придется расстаться с надеждой остаться в живых?
Ни за что! Что бы Лутов ни сказал, я все приму. Это моя единственная со-
ломинка, схватившись за которую я смогу выплыть. Все остальные пути  ве-
дут либо к смерти, либо к нищете и ежедневному кошмару пребывания  рядом
с матерью.
   - Наши пациенты приходят к нам со всем своим имуществом. И  имущество
это становится собственностью центра.  Иными  словами,  оно  принадлежит
всем, потому что центр на эти средства содержит пациентов и развивается,
создает производства, филиалы, выпускает газету и так далее.
   Сердце у меня упало. Имущество. Если бы я мог поделить его с Викой  и
остаться в живых, я не сидел бы сейчас здесь. В том-то весь и смысл, что
я не могу отнять у жены ничего, кроме своей одежды и  туалетных  принад-
лежностей. Да, нищие не нужны, как выяснилось, нигде, даже  в  кризисных
центрах.
   - И каков минимальный размер имущества, с которым можно к вам прийти?
- спросил я безнадежно.
   Лутов легко рассмеялся и налил мне минеральной  воды  из  стоящей  на
столе бутылки.
   - Минимального размера не существует. Сколько есть - столько и  есть.
Если нет ничего - значит, ничего. Мы принимаем к себе всех. Мы не  делим
своих пациентов на богатых и бедных. Суть, Александр Юрьевич, не в  том,
кто сколько нам принесет, а в том, кто сколько заработает, живя с  нами.
С того момента, как вы вливаетесь в наши ряды, все, что вам  причитается
от всех видов деятельности и по всем гражданскоправовым отношениям, ста-
новится общим достоянием. Центр обеспечивает всех пациентов  обильной  и
вкусной пищей, хорошими жилищными условиями, наличными деньгами  на  по-
купку одежды и личных вещей. Но всех - в равных долях, независимо от то-
го, сколько человек заработал на самом деле. Все, что остается, идет  на
развитие.
   - Вы хотите сказать, что те, кто заработал мало, живут за  счет  тех,
кто заработал много?
   Я не верил своим ушам. Какой-то доморощенный  коммунизм-коллективизм.
Раскулачивание тех, кто умело ведет хозяйство, и экспроприация в  пользу
тех, кто ничего не умеет и не хочет делать. Наша многострадальная страна
уже прошла через это и на собственном печальном опыте убедилась, что  ни
к чему хорошему это не привело. Зачем же повторять ошибки?
   - Я хочу сказать, что те, кто заработал больше, делятся с  теми,  кто
заработал меньше, - мягко поправил меня Лутов. - На этом принципе  пост-
роена жизнь любого экономически нормального общества.  Богатые  граждане
платят в государственную казну высокие налоги, и именно  из  этих  денег
выплачиваются социальные пособия пенсионерам  и  неимущим.  И  это  пра-
вильно. Это справедливо.
   - Но ведь при этом богатые все-таки остаются богатыми, - возразил  я.
- Они и после уплаты налогов живут в больших хороших домах  и  ездят  на
дорогих автомобилях, а бедные и после получения пособия остаются  бедны-
ми, только что с голоду не умирают. А вы их делаете одинаковыми. Мне это
не кажется справедливым.
   - Александр Юрьевич, вы когда-нибудь задумывались над тем, почему се-
годня так много людей нуждаются в помощи психологов и психиатров? Я имею
в виду - здесь, в России. Кто-то из великих и мудрых сказал, что сделать
всех людей равными в имущественном отношении нельзя.  Можно  в  какой-то
момент отобрать у всех поголовно все, что есть, и заново переделить меж-
ду всеми, дав каждому поровну. И что будет через год? Кто-то сможет свое
богатство приумножить, использует его с умом, а  кто-то  прогуляет  его,
пропьет, растранжирит. И все. И снова все оказались неравными. А вот  от
воспитания, именно от воспитания зависит, с каким  достоинством  человек
будет переносить это неравенство. Поскольку у нас в  стране  неравенства
якобы не было на протяжении нескольких десятков лет, то  и  людей  никто
соответствующим образом не воспитывал. Люди не привыкли к мысли, что ог-
ромная разница в уровне жизни между соседями - это нормально.  Нормально
не в смысле "хорошо", а в смысле - широко распространено  и  вполне  ес-
тественно. Людей корежит от этого, они не умеют с этим жить, они  сходят
с ума от злобы, зависти, ненависти и даже от простого недоумения: как же
так? В одной школе учились, я был отличником, а он  -  двоечником,  я  в
институт поступил, а он дурака валял, хулиганил, воровал, даже подсел  в
свое время за чтото, не то за изнасилование, не то за драку, я  добросо-
вестно вкалывал на своей инженерной должности, а он водку  пил  и  девок
любил, шестерил на какого-то мафиози, а теперь я - безработный, а  он  -
на "Мерседесе" и весь сотовыми  телефонами  обвешанный.  Люди  перестают
чувствовать логику происходящего и теряются.  Отсюда  и  психологические
кризисы. И вот такой потерянный человек приходит к нам. Мы даем ему  ра-
боту, к которой у него душа лежит и которая у  него  хорошо  получается,
снимая таким образом комплекс неудачника. Он не знает,  сколько  реально
он зарабатывает, потому что по нашим  правилам  никто  свою  зарплату  в
собственные руки не получает. Наши пациенты  работают  только  на  наших
предприятиях, а там установлен жесткий порядок: все деньги перечисляются
на счет центра и никаких сведений о заработках, ни о своих, ни о  чужих,
пациенты не получают. Уровень жизни мы всем обеспечиваем  одинаковый,  а
так как никто не знает, сколько реально заработал он и сколько - его со-
сед, то нет ни ревности, ни зависти, ни ненависти. Если человек не умеет
справляться с условиями реально существующей жизни, не  может  адаптиро-
ваться к объективным экономическим условиям страны,  где  он  живет,  мы
создаем для него Другие условия. И он выходит из кризиса, справляется со
своими проблемами.
   - А что потом? - спросил я. - Когда он выйдет из кризиса, он может от
вас уйти?
   - Конечно, - снова рассмеялся Лутов. - Мы никого не удерживаем.
   - И многие уходят?
   - Никто. Ни один человек за все годы существования центра не  захотел
вернуться в тот мир, в котором ему было так больно и плохо, что он вооб-
ще жить не хотел. Вам это, может быть, пока непонятно, потому что вам не
приходилось жить в атмосфере любви,  согласия  и  доброжелательности.  В
обычной жизни нас любят два-три человека, я хочу сказать - по-настоящему
любят, искренне и преданно. А со всем остальным человечеством мы  пребы-
ваем в состоянии войны или в лучшем случае  взаимной  терпимости  сквозь
зубы. В нашем центре все по-другому. Разумеется, далеко не все люди уме-
ют желать другому добра и принимать его таким, каков он есть, но  у  нас
этому учат. Групповые и индивидуальные занятия  с  опытными  психологами
ведутся ежедневно и являются для всех обязательными.  Это  лечение,  без
которого нельзя обойтись.
   Я услышал, как хлопнула входная дверь, в  коридоре  раздались  чьи-то
шаги, и вопросительно взглянул на Лутова. Его лицо мгновенно стало жест-
ким, и со своим лысым черепом  и  горбатым  носом  он  теперь  напоминал
большую хищную птицу.
   - Прошу прощения, - сухо сказал он, - я на минуту вас покину.
   Он вышел из комнаты и плотно притворил за собой дверь. До меня  доно-
сился женский голое, чтото раздраженно и быстро говоривший, и голос  Лу-
това, но слов разобрать я не мог, впрочем, не очень-то и старался.  "Ми-
нута" превратилась в добрых пятнадцать, - но я их почти не заметил,  су-
дорожно обдумывая услышанное. Уход со всем имуществом? Похоже на  секту.
Я слышал, есть такие религиозные секты, которые требуют от своих адептов
чего-то подобного. Но, с другой стороны. Лутов почти ничего не говорил а
религии и вероучении, так, обмолвился во  время  нашей  прошлой  встречи
почти месяц назад. И потом, я чтото не  слыхал,  чтобы  секты  создавали
собственные предприятия и обеспечивали своих  членов  полезной  работой.
Для них весь смысл ухода с имуществом в том  и  состоял,  чтобы  на  эти
средства поддерживать сектантов, которые ничего не делают, только молят-
ся и пропагандируют свое учение. В конце концов, какая  мне  разница?  Я
должен думать только о том, годится ли это для меня. И пришел к  выводу,
что годится. Даже более чем. Никаким имуществом я не рискую, ибо приду к
ним голым и босым, с десятком рубашек и тремя костюмами. Зато получу ра-
боту, которую умею и люблю делать. Например, займусь той самой телевизи-
онной программой, о которой мне в прошлый раз говорил Лутов.  А  если  с
программой у них не получится, то ведь есть газета, а я  по  образованию
какникак журналист. И Вика не захочет меня убивать, если я прямо сегодня
предложу ей развод без раздела имущества. Она отменит свой заказ. Только
вот мать... Непонятно, как быть с ней.
   Лутов вернулся в комнату, и почти следом за ним вошла женщина лет со-
рока с опухшими от слез глазами. В руках у нее был  поднос  с  чайником,
чашками, сахарницей и огромной тарелкой, на  которой  аппетитной  горкой
возвышались источающие аромат корицы круглые плюшки. Женщина  посмотрела
на меня както затравленно, но при этом улыбнулась.
   - Угощайтесь, пожалуйста.
   Она ловко расставила на столе чашки, пристроил блюдо с плюшками и за-
искивающе глянула на Лутова.
   - Еще что-нибудь подать?
   - Нет, иди. Спасибо, - холодно ответил он, кивком головы отпуская ее,
как прислугу.
   Женщина вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.  Наверное,  это  жена
Лутова, подумал я. Похоже, у них тоже в семейной жизни не все в порядке.
Чудеса, да и только! Мне казалось, у такого мужика, как Лутов, вообще не
должно быть проблем, бабы его наверняка обожаюг, если уж  даже  на  меня
подействовало его обаяние.
   - Ваша супруга отлично готовит, - восхищенно сказал я, откусив  кусок
мягкой горячей плюшки.
   - Это не жена, - коротко ответил Лутов.
   Я понял, что он не горит желанием обсуждать женщину,  которая  только
что плакала, а потом подавала нам чай.
   - У вас есть еще вопросы, Александр  Юрьевич,  или  вы  хотите  взять
тайм-аут и подумать? - спросил он, возвращаясь к нашему разговору.
   Тайм-аут! Можно подумать, у меня есть хотя бы минута.  Решение  нужно
принимать немедленно и как можно скорее поговорить с  Викой  о  разводе,
иначе пуля из пистолета с глушителем достанет меня в любой момент.
   - Пожалуй, мне все ясно, - медленно сказал я,  подыскивая  правильные
слова, чтобы спросить насчет матери, объяснить ситуацию и в то же  время
не проговориться насчет Вики. - Только вот... Видите ли, у меня  мать  -
инвалид по психическому заболеванию. Сейчас она живет одна, но с  каждым
днем это становится все проблематичнее. Я рассчитывал на то,  что  смогу
нанять ей сиделку или оплачивать пребывание в хорошем интернате, но  те-
перь все обернулось таким образом... Я не хотел бы вдаваться  в  детали,
это наше сугубо семейное дело, но теперь у меня нет денег.  Совсем  нет.
Вплоть до того, что мне негде и не на что жить. И если я уйду к  вам,  в
ваш центр, то мать останется совсем одна. Моя жена о ней  заботиться  не
будет.
   - Вам придется развестись, - напомнил Лутов. -  Я  вас  предупреждал,
состоящие в браке люди не могут быть нашими пациентами. В противном слу-
чае, в соответствии с законодательством, их супруги смогут  претендовать
на часть доходов наших пациентов, и это повлечет за собой массу сложнос-
тей.
   - Да-да, я понимаю, - торопливо согласился я. Мне было глубоко напле-
вать на их правила и их сложности, развод с Викой нужен был  только  для
того, чтобы сохранить собственную жизнь. - Конечно, я оформлю  развод  в
самое ближайшее время, у нас нет детей и имущество мы не делим, так  что
все будет быстро и не сложно. Но я тем более не могу рассчитывать на то,
что за моей матерью будет ухаживать моя бывшая жена, Я имею в виду,  оп-
лачивать уход за ней.
   - Какая квартира у вашей матушки? - сочувственно осведомился Лутов.
   - Да точно такая же, как у вас. Две комнаты, общая  площадь  тридцать
семь квадратных метров, жилая - двадцать три. Комнаты смежные, четырнад-
цать и девять метров.
   - Это решаемая проблема, - успокоил он меня. - Конечно, она  решается
только в том случае, если вы придете к нам. Мы  предоставим  вам  жилье,
таким образом, квартира вашей матушки будет вам лично уже не нужна, и вы
сможете распорядиться ею наилучшим образом. Например, продадите ее и  из
этих денег будете оплачивать пребывание матери в частной клинике.
   Передадите квартиру государству и устроите мать  в  дом  престарелых.
Или наймете сиделку и оформите квартиру матери на нее. Так многие  дела-
ют. Составляют завещание в пользу того, кто за  тобой  ухаживает.  Можно
даже обменять квартиру на комнату в коммуналке и взять большую  доплату,
на эти  деньги  нанять  сиделку.  Я  прекрасно  вас  понимаю,  Александр
Юрьевич, жить с женой по каким-то причинам вы не хотите, а с  матерью  -
не можете, но кроме как у матери жить вам негде. Если вы придете к  нам,
все решается легко. Еще какие проблемы?
   - Больше никаких, - с облегчением произнес я. - Какие  шаги  от  меня
требуются?
   - Только развод. После этого вы приходите к нам, встречаетесь с наши-
ми  юристами,  оформляете  все  бумаги  на  право  распоряжаться   вашей
собственностью и переезжаете на ту квартиру, которую мы вам подберем.  В
первое время вам, вероятно, придется пожить с соседями, но их будет мак-
симум дво