терес у меня неофициальный. - Я был  терпелив,  как  опытная
сиделка у постели тяжелобольного. - Я нахожусь здесь на отдыхе, а на ки-
нофестивале работает моя жена, которая сообщила  мне  сегодня  утром  об
убийстве Доренко. И я пришел к тебе, Сережа, как мужик к  мужику,  чтобы
объяснить, что Игорь Аркадьевич никогда не был любовником Ольги, поэтому
все твои подозрения в его адрес напрасны.
   - Но если Литвак не был ее любовником, то почему вы  решили,  что  мы
его в связи с этим подозреваем? Откуда такие сведения?
   - От моей жены. Ведь это она первая сказала  вам  о  Литваке,  верно?
Первая и единственная.
   Сергей молча открыл папку и стал листать бумаги. Я понял, что он ищет
показания свидетельницы Стасовой. И пока он будет  их  искать,  я  успею
состариться, а Лиля выйдет замуж и нарожает мне внуков. Но  я  не  хотел
его торопить. Мальчик был совсем молоденький и требовал к себе уважения.
   - Фамилия вашей жены Стасова? - наконец спросил он, не  отрывая  глаз
от лежащих в папке бумаг.
   - Мезенцева. Маргарита Мезенцева.
   - Ах вот как!
   Черт возьми, ну чего Ритке не жилось с моей фамилией! Сменила  ее  на
девичью сразу же после развода. Вот теперь и объясняйся с каждым встреч-
ным.
   Он нашел нужный документ и бегло его просмотрел, потом  едва  заметно
улыбнулся:
   - Забавно получается. Первые свидетели в один голос  утверждали,  что
ваша жена давно ревновала вас к убитой. А она,  словно  оправдываясь,  -
подбрасывает нам Литвака. Литвак же, в свою очередь,  категорически  все
отрицает. И как вы это объясните, Владислав Николаевич?
   Я рассказал ему про наш с Ольгой обман и про девственно-чистую  репу-
тацию Игоря. Сергей слушал с интересом, весело хмыкал и  кивал  головой.
Но в конце моего покаянного повествования вдруг посерьезнел:
   - Почему я должен вам верить? Может быть, вы - друг Литвака и говори-
те сейчас неправду, чтобы выгородить его.
   - Может быть, - сердито откликнулся я.  -  Попробуйте  опросить  всех
участников фестиваля, и если хоть одна живая  душа  заикнется  о  романе
Ольги и Игоря - можете плюнуть мне в лицо. Потому что  этого  романа  не
было, это плод нашей фантазии. Вам назовут с десяток любовников  и  пок-
лонников Ольги, но среди этих имен не будет имени Литвака, это я вам га-
рантирую.
   От злости я даже не заметил, как стал обращаться к нему на "вы". Вне-
запно Сергей улыбнулся открыто и весело, хотя глаза его по-прежнему были
голодными и какими-то грустными.
   - Хорошо, что вы пришли, Владислав Николаевич, а то я уже совсем  за-
мучился. Работаю первый год, опыта мало, а тут такое... Звезда,  претен-
дентка на первую премию.
   Он умолк и поглядел куда-то за окно. Я проследил за его взглядом и не
увидел ничего интересного, кроме розового фасада большого здания,  напо-
минающего обком партии.
   - Владислав Николаевич, мне сложно говорить... Одним словом, наше на-
чальство залетных помощников не жалует. Я бы хотел спросить вашего сове-
та, тем более что вы хорошо знали Доренко и ее окружение, но мне за  это
голову снимут. Советчик у нас один.
   - Это который в двенадцатой комнате сидит? - догадался я.
   - Он самый, - усмехнулся Сергей.
   - И какой же выход? Сделать вид, что я сюда не приходил и ты меня  не
знаешь?
   - Нет. Я включаю вас в список свидетелей и на этом основании могу об-
щаться с вами сколько угодно. Только для  этого  вам  придется  хотя  бы
иногда приходить сюда. Вы располагаете ценной информацией...
   - Нет, Сережа, этот фокус у тебя не пройдет. Твое начальство меня ви-
дело и весьма нелюбезно выставило вон. Если ты попробуешь выдать меня за
свидетеля, завтра же я окажусь в двенадцатом кабинете, и допрашивать ме-
ня будет его хозяин, а не ты. И вообще, с чего ты взял, что я  собираюсь
тебе помогать, а? Я, между прочим, в отпуске.
   Лицо его вмиг осунулось и окаменело. Конечно, я был  груб,  но  после
странного разговора с его начальником у меня не было оснований для  бла-
годушия.
   - Если вы сюда пришли, чтобы рассказать о Литваке, значит, вы  хотели
помочь нам, чтобы мы не тратили напрасно силы и время на эту версию.
   - Я хотел помочь не вам, а Игорю. У него очень ревнивая жена, которой
он ни разу в жизни не изменял. Если будет  скандал,  ему  вовек  не  от-
мыться, ты это понимаешь? Можно всю жизнь ему искалечить,  и  его  жене,
кстати, тоже, не говоря уже о детях.
   - Значит, я не могу на вас рассчитывать?
   Он смотрел на меня, как смотрят больные щенки, выброшенные  на  улицу
безжалостными хозяевами. И я вдруг подумал о том, что  он  всю  ночь  не
спал, что таких преступлений, как убийство кинозвезды Ольги  Доренко,  в
его небогатой практике еще не было, что он  безумно  боится  "провалить"
работу и наплевать ему в этом случае  на  самолюбие.  Ему  действительно
нужна помощь. Проведя полночи в компании полупьяных киношников, он,  на-
верное, пришел в ужас от того количества сплетен, домыслов, грязи и отк-
ровенной злобы, которое вылилось на него. Кино - это свой мир,  и  чтобы
разобраться в связывающих людей взаимоотношениях,  нужно  покрутиться  в
этом мире не один год. И я дрогнул.
   - Сколько человек работает по этому делу?
   - Все, кто свободен и есть в наличии. Но у нас завал, на все  времени
не хватает, поэтому работать будут все понемногу.
   - Основные есть? Или у вас дитя без глазу окажется?
   - Боюсь, что окажется. Но основных - трое.
   - Кто еще, кроме тебя?
   - Паша Яковчик и Валентин Иванович Кузьмин. Они  сейчас  в  гостинице
людей опрашивают.
   - Паша, стало быть, молодой, а Кузьмин - постарше? - хмыкнул я.
   - Валентин Иванович мой наставник, - вздохнул Сергей. - У  него  стаж
больше двадцати пяти лет.
   - А чего вздыхаешь так тяжело? Не помогает наставник, что ли?
   Он посмотрел на меня своими щенячьими глазами, и мне захотелось  пог-
ладить его по голове и почесать за ухом.
   - Пьет он. Ему уже ни до чего дела нет.
   - Так, понятно. С наставником мы кашу не сварим. А Паша?  Он  что  за
человек?
   - Паша хороший парень, но у него контракт кончается. Он когда в школу
милиции поступал, подписал контракт на пять лет. После  окончания  школы
уже четыре с лишним года прошло. Он уж  и  место  себе  присмотрел,  на-
чальником службы безопасности какого-то банка уходит. Тоже за лаврами не
гонится.
   - А ты, выходит, гонишься?
   - Я для коммерции не гожусь. Буду здесь работать, пока не выгонят.
   Да, парень, не повезло тебе, подумал я сочувственно. Из двоих  напар-
ников один - престарелый алкаш, другой равнодушно дослуживает оставшиеся
месяцы. За нераскрытое убийство их из органов не уволят, а благодарности
в приказе им не нужны. Короче, задницу рвать на этом  убийстве  придется
только тебе одному.
   - А что у нас со следователем? - поинтересовался я.
   - Нормальный мужик, - как-то неопределенно ответил Лисицын. -  Я  его
мало знаю.
   Я посмотрел на часы. Лиля сидит на скамейке в ожидании нерадивого па-
паши уже час. Я, конечно, могу дать руку на отсечение, что она никуда  с
этой скамейки не сдвинется и с чужим дядей не уйдет, она у меня вышколе-
на в этом отношении. Но совесть-то родительскую надо иметь!
   - Значит, так, Сергей Лисицын, - сказал я, вставая.  -  Первомайская,
дом восемь. До десяти утра и после шести вечера.  Нужен  будет  совет  -
приходи.
   Лиля, как и ожидалось, сидела неподвижно, уткнувшись в  книжку.  Даже
издали было видно, что это совершенно не "Муммитролль", ну просто ничего
общего. Но и не Барбара Картленд, которую я узнавал с любого  расстояния
по карманному формату и красно-желто-зеленому оформлению обложки.  Книж-
ка, которую держала в руках Лиля, была обычного формата, очень  толстая.
Подойдя ближе, я прочитал название: "Украденные сны" и  разглядел  рису-
нок, на котором была изображена стройная блондинка с сигаретой в  руках.
Очередное любовное чтиво.
   - Что читаешь? - спросил я, усаживаясь рядом и забирая у нее  из  рук
книгу. - Опять какие-то страсти? Откуда деньги на такую книжку?
   - У меня еще со вчера осталось, я не все потратила, - ответила  Лиля,
пряча глаза.
   Значит, ни вчера, ни позавчера, ни три дня назад она не покупала  мо-
роженое, деньги на которое исправно просила дважды в день. Ах,  хитрюга!
Уходила, зажав в маленьком кулачке пятитысячную бумажку, а через пятнад-
цать минут возвращалась и говорила, что было вкусно. Куда же она их пря-
тала? Наверное, в книжки, с которыми не расставалась ни на минуту,  даже
когда ходила "за мороженым". "Я посижу на лавочке, почитаю и съем  моро-
женое, - говорила она мне. - А то пока я его сюда донесу, оно  растает".
В этом был резон, и мне, старому сыщику, и в голову не могло прийти, что
меня легко и изящно дурит собственная восьмилетняя дочь.
   Я осмотрел толстую голубую книгу и заметил сзади написанную шариковой
ручкой цену "15000". В конце концов, три порции мороженого, которые мож-
но было купить за 15 тысяч рублей, приносили удовольствия ровно на трид-
цать минут, а пятисотстраничную любовную историю девочка будет смаковать
по меньшей мере дня три. Стоит того. Надо только проверить, нет  ли  там
какойнибудь порнухи.
   Я открыл страницу с рекламной аннотацией и страшно удивился.
   - Лиля, но это же детектив! Это не любовный роман.
   - Я знаю, папа, - виновато ответила она. - Мне стало интересно.
   - Тебе еще рано читать детективы, - авторитетно заявил я. - Ты ничего
здесь не поймешь.
   - Неправда, я прочитала уже двадцать страниц  и  все  поняла.  Можешь
проверить. Хочешь, расскажу, про что там написано?
   - Не хочу, - буркнул я. - Мне на работе  детективов  хватает.  Пойдем
обедать.


   Глава 2

   Когда к шести часам Рита на пляже  не  появилась,  я  понял,  что  ее
что-то задержало и ждать дальше смысла нет.
   - Собирайся, котенок, - сказал я Лиле, натягивая джинсы и складывая в
большую сумку наши пожитки.
   - А мама? - спросила она, поднимая голову  от  толстого  "Украденного
сна". Ее большие темно-серые глаза смотрели обиженно и недоумевающе.
   - Лилечка, ты же слышала, что мама рассказывала утром. У них в гости-
нице произошло убийство, и теперь там работает милиция. Может быть, маму
попросили никуда не отлучаться.
   - Ее что, подозревают?
   Так. Ребенок в первый раз в жизни взял в руки детектив,  и  вот  вам,
пожалуйста.
   - Нет, солнышко, но мама хорошо знала ту тетеньку, которую  убили,  и
ее, наверное, просят рассказать о ней поподробнее.
   Лиля молча кивнула и стала одеваться. Повидимому, мое  объяснение  ее
вполне удовлетворило.
   По дороге к дому на Первомайской улице  мы  зашли  в  магазин  купить
что-нибудь на ужин. Наши хозяева разрешали пользоваться кухней, что  оз-
начало, что можно брать две тарелки, две вилки, нож, кастрюлю или сково-
родку, включать газ на плите и открывать водопроводный кран. Хранить  же
купленные продукты было негде, потому что холодильник, как это часто бы-
вает в семьях, где принято сдавать комнаты и  углы,  стоял  в  хозяйской
горнице. О том, чтобы заходить туда, и помыслить  было  нельзя.  Поэтому
продукты, которые нужно хранить в холоде, мы покупали в микроскопических
дозах, то есть ровно столько, сколько можно было немедленно съесть.
   - Что возьмем? - демократично спросил я Лилю. - Сосиски куриные, коп-
ченые или голландские?
   - Копченые, - не раздумывая откликнулась она, с вожделением  впиваясь
глазами в витрину с разнообразными колбасами.
   - А на гарнир? Сварим картошку или макароны? Или хочешь, купим  пакет
гречки, она быстро варится.
   - Все равно, пап, что хочешь.
   Я хотел картофель фри с хрустящей золотистой корочкой и квашеной  ка-
пусты. Но все равно выбирать приходилось между вареной картошкой,  мака-
ронами и гречкой, а Лиля была мне в этом трудном деле не советчица. Ког-
да мой ребенок видел сырокопченую колбасу, мир переставал  для  нее  су-
ществовать. Можно было в этот момент добиться от нее согласия  на  любую
экзекуцию вплоть до глотания желудочного зонда, можно было даже  вырвать
у нее обещание не читать лежа и за едой. Не знаю, почему Рита  ограничи-
вала девочку в том, что она любила больше всего на свете (после  книжек,
конечно), я лично никакого вреда здоровью от колбасы не вижу. Но Рита  -
это Рита, она не удостаивает окружающих объяснениями своих  поступков  и
оценок. Ребенку это вредно - и все. Поэтому все, в чем я не  согласен  с
матерью Лили, я делаю по-своему, но тайком. Плохо  только,  что  к  этим
"тайным" действиям приобщается и сама Лиля.
   Купив пять копченых сосисок, пачку сметаны и  попросив  нарезать  то-
ненькими ломтиками колбасу "Преображенская", мы вышли из магазина и поп-
лелись на маленький базарчик, где выбрали восемь средних картофелин, три
помидора, четыре огурца и одну луковицу. Продавцы морщились  и  ворчали,
им было неудобно взвешивать такие смешные порции овощей, но  я  стоял  с
каменным лицом, делая вид, что все это ко мне не относится.  Пусть  хоть
изворчатся все, но я буду покупать ровно столько продуктов, сколько нуж-
но для ужина, иначе на этой чудовищной жаре да без холодильника все про-
тухнет. Более того, неиспользованные продукты придется держать  в  нашей
комнате, и утром над ними уже будет виться стайка  омерзительных  мелких
мушек. Нет уж, увольте.
   Сегодня мне не повезло, на кухне кроме хозяйки, Веры Ильиничны, толк-
лись две девушки из Петербурга, которые тоже снимали комнату. Мое  появ-
ление было воспринято без восторга, в кухне было все-таки тесновато.  Ну
что ж, можно поужинать и попозже, решил я, быстро ретируясь и поднимаясь
по лестнице в свою каморку.
   - Ты очень голодная? - заботливо спросил я Лилю, которая уже улеглась
на кровать и уткнулась в свой "Сон".
   - Нет еще, - машинально ответила она, не поворачивая головы.
   Дом у стариков Вишняковых был очень  маленький,  но  двухэтажный.  На
первом этаже были две хозяйские комнаты, на втором - две другие, которые
в летнее время сдавались по безбожной цене. Хозяйские "покои"  были  го-
раздо более просторными, потому что занимали всю площадь, отведенную под
дом, в то время как на втором этаже жилые помещения опоясывались  чем-то
средним между галереей, верандой и балконом. Я понял, что дом строился в
те времена, когда курортники могли селиться только  в  частном  секторе,
гостиницы были им недоступны, а ехать они тоже  могли  только  сюда,  на
Черноморское побережье, ибо никаких курортов Турции, Греции,  Испании  и
Италии тогда и в помине не было. Спрос был на каждый квадратный метр, на
котором стояла койка. Делить площадь верхнего этажа на  три  или  четыре
комнаты оказалось невыгодным, потому что каморки получались  крохотными,
а в каждую из них нужно было поставить как минимум  две  кровати,  стол,
тумбочку и пару стульев. Чтобы не тратиться на мебель, они  сделали  две
комнаты, обставленные точно так же скудно, а для желающих ставили  раск-
ладушки на галерее. И пусть там не было никакой другой мебели, бледноли-
цые изможденные горожане бывали счастливы, что есть хотя бы  раскладушка
и постель, все равно они целый день проводили на море.
   Пережидая наплыв народу на кухне, я вынес стул на  эту  увитую  диким
виноградом галерею, уселся, закинув ноги на перила, с наслаждением заку-
рил и погрузился в грустные мысли об убитой Оле Доренко. Мысли из груст-
ных очень скоро превратились в неприятные, ибо в них стало закрадываться
подозрение, уж не Маргарита ли Мезенцева тут замешана. Конечно, она  уже
не должна была ревновать, во-первых, история с Литваком ее вполне  успо-
коила, а во-вторых, мы все-таки были в разводе. Но Рита при  всех  своих
недостатках простушкой никогда не была. Она могла узнать о том, что  ро-
ман с Гариком - чистейшей воды вранье, а раз вранье, значит, мы с Ольгой
хотели скрыть от нее правду. И правда эта очень даже могла Рите не  пон-
равиться. Тем более, что она действительно ездила  на  всякие  курортные
фестивали каждый год и каждый год просила меня взять Лилю и приехать,  а
я всегда отказывался. В этом году я сделал так, как она просила,  только
лишь  потому,  что  выслужил  свои  законные  двадцать  лет  и  собрался
увольняться на пенсию, в связи с чем мне предоставили возможность  отгу-
лять отпуск не только за текущий год, но и все остатки прежних лет. Сра-
зу же по возвращении в Москву я должен буду  пройти  медкомиссию,  после
чего получу свои пенсионные бумажки и стану свободным, как нищий  бродя-
га. Но мои резоны Рите могли не показаться убедительными. Узнав об обма-
не, она могла решить, что я по-прежнему кручу с Олей, что  сюда  приехал
исключительно изза нее, и прошлая, угасшая было ревность могла вспыхнуть
с новой силой. Более того, при таких обстоятельствах она могла подумать,
что и развелся я с ней тоже из-за Оли. Совершить убийство,  свалить  по-
дозрения на ничего не подозревающего безвинного Игоря Литвака, при  этом
искать утешения и поддержки у бывшего мужа, который сам работает в  уго-
ловном розыске и в обиду ее не даст... Коварно, подло, но вполне в  духе
Маргариты Мезенцевой.
   - Владик, почему вы ушли? - раздался снизу  голосок  одной  из  деву-
шек-квартиранток.
   Я глянул вниз и увидел черненькую симпатичную Иру, которая  с  самого
первого дня строила мне глазки и пыталась подружиться с Лилей.
   - Не хочу наступать вам на пятки, - ответил я. - Подожду, пока вы за-
кончите, я не тороплюсь.
   - Но ведь ребенок голодный, - возмущенно произнесла Ирочка.  -  Спус-
кайтесь, Владик, мы с Татьяной уже все сделали и освобождаем вам  терри-
торию.
   Я взял из комнаты пластиковые сумки с продуктами и спустился в прист-
ройку, где была устроена кухня.
   - Владик, присоединяйтесь к нам, - гостеприимно предложила Ира, расс-
тавляя на большом столе под навесом тарелки с аппетитно пахнущей едой.
   Я всегда восхищался умением женщин приготовить в походных условиях  и
при отсутствии холодильника самые экзотические  блюда.  Ирочка,  похоже,
была девицей домовитой, если так старалась не для любимого мужа,  а  для
себя самой.
   Ее подруга Татьяна была полной противоположностью черноволосой  смуг-
лой Ирочке. Дебелая блондинка, телеса которой вываливались из  купальни-
ка, как квашня из кадки, она не только не пыталась строить  мне  глазки,
но, казалось, вообще меня не замечала. Зато она очень дружила  с  Лилей.
Самое странное заключалось в том, что Лиля сама тянулась к ней, и  бело-
кожая девица вела с ней по вечерам  какие-то  долгие  беседы.  При  этом
складывалось впечатление, что Таня принимает девочку за круглую  сироту,
потому что она ни разу не сделала ничего такого, из чего можно  было  бы
понять, что она знает: у Лили есть отец, более того, этот  отец  спит  в
соседней комнате, за стенкой, каждое утро здоровается, кипятит  в  кухне
воду для кофе и вообще вот он, собственной персоной, метр девяносто, во-
лосы темнорусые, глаза зеленые. Ирочка стреляла в меня глазками так  вы-
разительно, что я не верю, чтобы она не обсуждала меня со  своей  подру-
гой. И тем не менее...
   От приглашения разделить трапезу я вежливо отказался,  почистил  свои
восемь картофелин, поставил кастрюлю на огонь, бросив туда изрядный  ку-
сок сливочного масла, чтобы быстрее сварились, и принялся за приготовле-
ние салата из помидоров, лука, огурцов и сметаны. В глубине души я наде-
ялся, что к тому времени, как поспеет мой ужин, девушки уже поедят и ос-
вободят мне стол. Стол был огромным, за ним свободно умещались не меньше
десяти человек. Такие столы под навесами стоят в каждом южном дворе,  по
вечерам за ними собираются большие семьи  хозяев,  иногда  в  посиделках
принимают участие и курортники-отдыхающие. Места хватает всем, и дело не
в том, что я боялся тесноты за столом. Я просто не хотел вступать с  де-
вушками в неформальные отношения, да и настроение было не  такое,  чтобы
заниматься пустой болтовней с малознакомыми людьми.
   Мои надежды не оправдались. Ужин был готов, а Ира с Татьяной  продол-
жали сидеть за столом, лениво ковыряясь вилками в тарелках и  ведя  нес-
пешную беседу. В