Коля Селуянов, а между  ними  с  руками,  скованными  наручниками,
человек, чью фотографию она тупо и  безнадежно  разглядывала  последние  два
дня. Радости не было, было опустошение и огромная, давящая усталость.
   - Здравствуйте, Илья Андреевич, - сказала она. - У меня к вам только один
вопрос: почему я? Почему вы именно меня выбрали?
   - А больше вас ничего не интересует?  -  насмешливо  спросил  Казаков.  -
Странно, я полагал, что ваша любознательность  должна  простираться  намного
дальше. Не заставляйте меня разочаровываться в вас.
   - Все остальное я и так знаю. Кроме деталей,  конечно.  Но  детали  могут
подождать до завтра. Вы меня вымотали, Илья Андреевич. Если бы вы знали, как
вы меня вымотали...
   Казакова запихнули в машину. Настя отошла в сторонку и присела  прямо  на
тротуар. Куртку было не жалко. Вообще ничего не жалко. Кроме  тех  шестерых,
которых угробил этот подонок ради  своей  идеи.  Никакая  идея,  даже  самая
гениальная, не стоит того, чтобы за нее убивать.
   Она даже не заметила, что плачет.

   УБИЙЦА

   Я встретил ее случайно. Даже не встретил, а сперва узнал о ней. Заехал за
отцом, чтобы вместе посетить могилу его  второй  жены  в  годовщину  смерти.
После убийства мамы отец очень долго вдовствовал, и только лет  в  пятьдесят
пять женился, во второй раз. И снова овдовел. По дороге отец  рассказывал  о
соседях,  упомянул  о  какой-то  женщине  из  уголовного  розыска,   которой
предстоит выступать в прямом эфире во время телемоста.  Расхваливал  ее,  не
жалея  слов.  Я  сначала  особо  не  прислушивался,  потом  заинтересовался.
Интеллигентная, с хорошими мозгами, знает  пять  языков.  Неужели  в  родной
милиции такие водятся? Отец  и  о  соседке  своей  отзывался  очень  хорошо,
говорил, что она работает следователем и в  свободное  время  книжки  пишет.
Пока я выслушивал его восторги, в голове забрезжила идея.
   К утру того дня, когда должна  была  состояться  телевизионная  передача,
план был готов, но для его осуществления мне нужно было еще  одно:  я  хотел
сначала сам посмотреть на этих милицейских дам, послушать, что они  говорят.
Может быть, они не годятся для моего плана... Но всю подготовительную работу
я провел так, чтобы можно было начать в ту  самую  секунду,  когда  я  приму
решение.
   Стоял  изумительный  солнечный  день,  один  из  тех,  благодаря  которым
москвичи примиряются с необходимостью переживать слякотную мокрую осень,  за
которой неотвратимо следует безрадостная гнилая московская зима. В такие дни
исчезает тоскливое ожидание предстоящей пятимесячной пытки лужами,  потоками
грязи, сугробами и перепадами давления.  В  такие  дни  глупое  человечество
верит, что солнце и радость будут всегда. Впрочем, почему непременно глупое?
Обычное. Все мы такие. Еще Солженицын много лет назад  написал  коротенькое,
на страничку, эссе под названием  "Мы-то  никогда  не  умрем!  ",  где  ясно
объяснил всем нам, что в силу общечеловеческой глупости  и  недальновидности
мы считаем себя бессмертными и очень сильно в  этом  ошибаемся.  Хотя,  если
быть точным, теперь я должен говорить не "мы"  и  "нам",  а  "они"  и  "им".
Потому что я-то как раз принял неизбежность собственной смерти и смирился  с
ней. В отличие от "них".
   Но я отвлекся... День был действительно чудесным, и  меня  это  радовало.
Вовсе не оттого,  что  мне  нравится  хорошая  погода,  я  вообще  к  погоде
безразличен, даже порой не замечаю, дождь на улице или  снег.  Но  в  плохую
погоду, например, при проливном дожде, телемост мог не состояться.  То  есть
передачу с эфира никто не снял бы, но "эту" сторону моста могли организовать
где-нибудь в закрытом помещении, например,  в  кинотеатре  "Художественный",
как  это  бывало  раньше.  Тогда  осуществление  моего  плана  оказалось  бы
затруднительным. Нет, я бы все равно придумал, как преодолеть сложности,  но
хорошо, что обошлось без этого.
   Толпа собралась приличная, люди друг на друга внимания не обращали, и мне
удалось пристроиться  так,  чтобы  видеть  монитор.  Как  только  на  экране
появились обе героини передачи,  я  сразу  выделил  ее.  Даже  не  то  чтобы
выделил... Просто узнал.  Их  было  двое,  но  вторая  для  меня  словно  не
существовала, хотя выглядела не в пример ярче и говорила  увереннее.  Вторая
оказалась соседкой отца, я это понял, когда ведущий  ее  представил,  назвав
"следователем и писательницей". А вот первая... Изящная, вся в полутонах, со
сдержанной улыбкой,  длинными  нервными  пальцами,  она  смотрела  в  камеру
бездонными светлыми глазами, и Несколько раз мне почудилось, что она  глядит
прямо на меня. Длинные светлые волосы, забранные на затылке в тяжелый  узел,
напомнили мне маму. Через минуту, когда она начала говорить,  я  понял,  что
эта женщина удивительно похожа на мою покойную маму. А еще  через  минуту  я
сказал себе, что это судьба. Принять смерть из рук мамы и по велению  Родины
- вот тот идеальный вариант, к которому я стремился.
   Но я не хотел  обманываться.  Достаточно  того,  что  я  делал  глупость,
пытаясь добиться от Натальи, моей второй жены, того, чего она не могла.  Мне
казалось, что я только помогаю ей, но потом понял, что я пытаюсь  скрыть  от
самого себя правду и не желаю признаваться в ее несостоятельности. Но второй
раз я такую ошибку не повторю. Я должен быть уверен,  что  приму  смерть  от
достойного противника, только так я смогу сохранить уважение к  себе.  Я  не
стану особенно прятаться от нее, а она... Пусть попробует вычислить и  найти
меня в многомиллионном городе, наводненном приезжими. Я устрою ей испытание,
экзамен на интеллект и характер, и если она сумеет меня поймать, значит, она
достойна того, чтобы я принял смерть из ее рук. Она поймает меня,  а  Родина
вынесет мне  смертный  приговор.  Меня  расстреляют,  около  меня  не  будет
плачущих родственников и горюющих друзей, которые помешают моему переходу  в
другой мир. Меня расстреляют  в  точно  известный  мне  момент,  и  я  смогу
собраться и приготовиться к  тому,  чтобы  умереть  правильно.  Все  условия
достойной смерти будут соблюдены.

   ДИКТОФОННАЯ ЗАПИСЬ

   - Илья Андреевич, вы использовали меня  как  марионетку,  чтобы  добиться
своей цели. Для меня это оскорбительно, но я это как-нибудь переживу.
   - Да, грех гордыни вам несвойствен, это я уже отмечал.
   - Спасибо, но ваши комплименты мне не нужны. Я хочу понимать, какова была
ваша цель. Ради чего вы затеяли весь этот кошмар?
   - Не лукавьте, Анастасия Павловна, вы отлично понимаете, ради чего.  Ведь
если бы вы этого не понимали, вы не нашли бы меня.
   - Я не уверена, что поняла правильно. Мне  нужно  знать  точно.  В  конце
концов, вы сами должны быть заинтересованы  в  том,  чтобы  все  поняли  вас
правильно, иначе все бессмысленно. Шесть человек погибли напрасно.
   - Вы правы. Я должен быть уверен, что докричался до всех  вас.  Я  хотел,
чтобы вы все задумались о своей смерти. Я  хотел,  чтобы  не  только  каждый
отдельный человек задумался о том, где, как и при каких  обстоятельствах  он
будет умирать, но чтобы и государство задумалось об этом.  Если  государство
считает себя обязанным заботиться о жизни своих граждан, то оно точно так же
обязано заботиться и об их смерти. О том, чтобы облегчить ее. О  том,  чтобы
сделать ее достойной. Легкой, безболезненной, своевременной. Человек  должен
иметь право уйти из жизни тогда, когда  пожелает,  и  таким  образом,  каким
пожелает, и государство  обязано  предоставить  ему  возможность  это  право
осуществить. Не упекать в психушку тех, кто неудачно попытался  покончить  с
собой. Разрешить врачам делать специальные уколы тем, кто уже не в состоянии
самостоятельно  решить  свою  судьбу.  Обеспечить  достойные  похороны  даже
неимущим  и  ничтожным.  Я  хотел,  чтобы  вы  все  задумались  и  вникли  в
существующую в других цивилизациях науку умирания. Я еще не умирал,  поэтому
не могу на собственном опыте оценить результаты научных изысканий  тех,  кто
занимался этой проблемой долгие десятилетия. Может быть, смерть - это конец.
Но, может быть, и нет. Как знать? А вдруг  смерть  -  это  действительно  не
точка, а только запятая? Я слишком давно имел дело с физикой  и  техникой  и
могу заявить вам со всей ответственностью, что ортодоксальный материализм не
в состоянии объяснить абсолютно все, с чем я  сталкивался.  Это  доказывает,
что наше знание несовершенно и далеко не полно. А коль это так,  ни  за  что
прочее ручаться  нельзя.  Я  имею  в  виду  наши  представления  о  процессе
умирания.
   - Правильно ли я поняла вас? Вы хотите сказать, что человек должен  иметь
право и возможность избежать страданий, связанных с  физической  и  душевной
болью. Старость, тяжкие, неизлечимые болезни, психические травмы -  все  это
делает жизнь невыносимой, и людям должно быть предоставлено право  от  этого
уйти в любой момент по собственному желанию. Верно?
   - Верно. Вы поняли меня абсолютно правильно. Это  было  главным,  с  чего
начались мои размышления о смерти. Все остальное пришло позже.
   - А почему вы решили, что человек не должен страдать? Кто вам это сказал?
   - Но  это  же  естественно!  Конечно,  если  человек  живет  неправильно,
недостойно, грешит, совершает преступления, тогда пусть страдает, он  должен
заплатить  за  свою  жизнь.  Но  когда  человек  живет  достойно  и  честно,
добросовестно трудится, никого не обманывает, то почему он должен  страдать?
За что? Это несправедливо!
   - Вы не правы, Илья Андреевич.
   - Почему? Докажите мне это.
   - Вряд ли я смогу вам что-то доказать. Я могу только предложить вам  свою
точку зрения.
   - Я вас слушаю.
   - Если следовать вашей логике, то страдания - это  плата  за  недостойную
жизнь, а легкая и приятная  смерть  -  награда  за  жизнь  достойную.  Здесь
кроется ошибка и формально-логическая, и смысловая. У жизни есть только одна
цена - смерть. Смертью можно расплатиться  только  за  жизнь,  так  устроена
природа. Тот, кто имеет счастье родиться,  будет  иметь  несчастье  умереть.
Нельзя родиться и не умереть, так же как и нельзя умереть, не  родившись.  С
такой посылкой вы согласны?
   - С такой - да. Что дальше?
   - А дальше - следующий ход в  рассуждениях.  Страдания  -  это  плата  за
удовольствие. Понимаете? Смерть - за жизнь, страдания - за счастье. Не имеет
значения, какую жизнь прожил человек, праведную или нет. Он творил  добро  и
был этим счастлив, он убивал невинных и получал от  этого  удовольствие.  Он
трудился и радовался, он воровал и радовался. Что бы человек ни  делал,  как
бы ни жил, он получал в жизни радость, не от одного, так  от  другого.  Одни
люди - больше, другие - меньше, одни - чаще, другие - реже, одни - только  в
детстве, другие - на протяжении всей  жизни.  Но  счастливыми  и  довольными
бывали все. И вот за это они должны расплатиться страданием.  А  вы  хотите,
чтобы человек ушел из  жизни  не  расплатившись.  Этим  нарушается  гармония
мироздания. Вы не находите?
   - В ваших рассуждениях есть слабые звенья, Анастасия Павловна, и я вам  с
легкостью это докажу. Есть люди, которые были счастливы всего три минуты  за
всю жизнь, а судьба обрушивает на них бесконечные и непереносимые страдания.
Разве это соразмерная плата? Есть и другие, те, кто получал удовольствие  от
жизни много и  щедро,  а  страданий  ему  судьба  не  уготовила.  Разве  это
проявление гармонии мироздания? Такой гармонии нет, вы не  можете  этого  не
признать.
   - Могу. Гармония есть. Все  зависит  от  индивидуального  восприятия.  Вы
говорите, есть люди, которые были счастливы только три минуты за всю  жизнь?
Я вам с такой же легкостью докажу, что таких людей нет. Разве такой  человек
ни разу не ощутил на своей щеке поцелуй собственного  ребенка?  Разве  такой
человек ни разу в жизни не получал подарков? Разве он ни разу не слышал слов
если не любви, то хотя бы признательности, дружбы,  нежности,  тепла?  Разве
ему ни разу в жизни никто не помог, не выручил?  Разве  сам  он  никогда  не
сделал ничего полезного, от чего мог  бы  испытать  чувство  удовлетворения?
Разве он ни разу не прочел книгу,  которая  принесла  бы  ему  удовольствие?
Разве ему не знакомо чувство сексуального удовлетворения? Я могу перечислять
до бесконечности, вы прекрасно понимаете, о чем  я  хочу  сказать.  В  жизни
человека есть огромное число событий и  вещей,  которые  могут  сделать  его
счастливым.  Но  далеко  не  каждый  человек  в  состоянии  это  понимать  и
чувствовать. Есть люди, и их немало, тут я с вами согласна,  которые  всегда
всем недовольны, они  постоянно  чувствуют  себя  несчастными,  обделенными,
жалуются на то,  что  не  видели  в  жизни  ничего  хорошего,  одно  плохое.
Справедливы ли они? Нет. Жизнь дала им все, что могла, они просто  не  умеют
это ценить. Они не умеют наслаждаться вкусом воздуха  после  грозы,  они  не
умеют слышать прекрасную музыку, они не  умеют  радоваться  чужому  счастью.
Поэтому им кажется, что хорошего в  жизни  не  было,  зато  все  плохое  они
чувствуют очень остро.  Что  тут  можно  сказать?  Их  душевная  глухота  не
освобождает и  не  может  освобождать  их  от  страданий,  от  необходимости
заплатить за то, что им было предоставлено. Они этим не воспользовались? Это
их проблемы. Когда человек приходит в театр и не  получает  удовольствия  от
спектакля, ему ведь не приходит в голову требовать обратно деньги за  билет,
правда? Он просто  понимает,  что  не  сумел  получить  от  этого  спектакля
удовольствие. А другие - сумели.
   - На уровне театра ваши рассуждения, может  быть,  и  справедливы,  а  на
уровне жизни - нет.
   - Почему же?
   - Потому что жизнь - это не театр.
   - Шекспир считал иначе. "Весь мир - театр, все люди в нем актеры..."
   - Шекспир не эталон для меня.
   - Жаль. Он был необыкновенно мудр. Я не призываю вас сравнивать  жизнь  с
театром, я предлагаю вам посмотреть на театр как на элемент жизни, созданный
человечеством по собственному подобию и по подобию жизни. Ведь в  театре  не
происходит ничего такого, что не происходило бы с людьми в  реальной  жизни.
Впрочем, мы удалились  от  темы.  Страдания  даются  человеку  в  противовес
счастью, а если человек не  сумел  быть  счастливым,  это  его  беда,  а  не
индульгенция, позволяющая избежать страданий. И потом, Илья  Андреевич,  кто
вам сказал, что в жизни все должно быть хорошо? Что должно быть только  одно
сплошное счастье и удовольствие?
   - Вы задаете странный вопрос. Нас так всегда воспитывали,  нам  говорили,
что если жить честно, трудиться добросовестно и не нарушать  закон,  то  все
будет хорошо. А разве вас воспитывали иначе?  Мне  кажется,  вы  не  намного
моложе меня, значит, нас в школе учили примерно одинаково.
   - Точно так же. Разница между нами состоит в том,  что  я  видела  больше
горя, страданий и слез, чем вы. И  это  заставило  меня  понять,  что  жизнь
устроена немножко не так, как нам рассказывали в школе.
   - А как же она, по-вашему, устроена?
   - В жизни вообще гораздо больше  плохого,  тяжелого  и  неприятного,  чем
хорошего и приятного. Она  так  устроена,  понимаете?  Это  не  неправильная
жизнь,  она  просто  так  устроена.  Таково  мироздание.   С   этим   трудно
примириться, но сделать это  необходимо.  Поэтому  не  следует  отчаиваться,
сталкиваясь со страданиями, и думать, что тебе не повезло, и что на тебя все
сыплется, и что тебя бог наказывает неизвестно за что.  Неприятности  -  это
нормально. И страдания - это  нормально.  А  вот  все  хорошее  нужно  уметь
видеть, ценить и радоваться  этому,  сколько  есть  сил,  радоваться  каждую
секунду, понимая, что по законам мироздания  завтра  может  начаться  черная
полоса, и желая успеть насладиться счастьем сегодня и запомнить это  чувство
надолго. Хорошего - меньше, плохого - больше. Так устроен мир,  и  вы,  Илья
Андреевич, не в состоянии изменить это устройство.
   - Значит, этот мир устроен неправильно.
   - Может быть, может быть... Но он уж таков, каков есть. И сделать с  этим
ничего нельзя.
   - Я вам не верю.
   - И не нужно. Я не собираюсь убеждать вас в том, что  вы  не  правы.  Для
меня вы не оппонент в философском споре, для меня вы преступник, убийца. И я
буду искать не аргументы, а доказательства вашей вины. Впрочем, насколько  я
понимаю, это не будет проблемой. Вы сделали все возможное  для  того,  чтобы
ваша вина была бесспорной в том случае, если вас всетаки поймают.
   - Анастасия Павловна...
   - Да?
   - Скажите... То, что говорил ваш коллега насчет признания  невменяемым  и
психиатрической лечебницы, - это реально?
   -  Успокойтесь,  вам  психушка  не  грозит.  Хотя  как   знать...   Врачи
непредсказуемы. Совершенно сумасшедшего Ионесяна по кличке  Мосгаз  признали
вменяемым. Психически здоровых  диссидентов  признавали  больными.  Так  что
ничего гарантировать не могу.
   - Мне не хотелось бы такого исхода.
   - Я понимаю. Вам нужен громкий процесс, который войдет  в  учебники.  Вам
нужна возможность выступить на суде и сказать во  всеуслышание  то,  что  вы
сказали сейчас мне. Что еще вам нужно?
   - Мне нужен смертный приговор.
   - Хотите своевременной и легкой смерти?
   - Я хочу, чтобы меня убило государство, а  не  малограмотный  врач  и  не
обезумевший бандит.
   - Ну да, и чтобы оно сделало это сейчас, пока вы еще  ничем  страшным  не
заболели и не стали слабым и беспомощным. Не слишком ли многого  вы  хотите,
Илья Андреевич? Вы прожили яркую жизнь, вы достигли больших  высот  в  своей
профессии, вы насладились признанием и уважением. Вы любили  женщин  и  были
любимы ими. Вы были хорошо обеспечены  материально  и  даже  позволяли  себе
ездить за границу отдыхать. И  теперь  хотите  скрыться  от  кредиторов,  не
заплатив за все это. Вынуждена вас огорчить, Илья Андреевич, в нашей  стране
введен мораторий на смертную казнь. Вы этого не  знали?  Смертные  приговоры
выносятся, но не  исполняются.  У  вас  хорошая  перспектива  -  пожизненное
заключение. Это обеспечит вам такой масштаб страданий, что  вы  расплатитесь
сполна. Легкой смерти вам не видать.
   - Вы злорадствуете?
   - Отнюдь. Я просто радуюсь. Без всякого зла.
   - Чему же вы радуетесь?
   - Тому, что гармония мироздания на этот раз не нарушится.

   Эпилог

   В апреле 1999 года Президент России обратился к Комиссии по помилованию с
просьбой  в  кратчайшие   сроки   рассмотреть   дела   всех   осужденных   к
исключительной мере наказания. Поскольку мораторий  на  исполнение  смертной
казни действует, Комиссия должна будет решить  судьбу  каждого  из  примерно
трехсот  осужденных,  заменив  им  расстрел  на  лишение  свободы  либо   на
длительный срок, либо пожизненно. Когда дело дошло до материалов  на  И.  А.
Казакова, Комиссия с недоумением констатировала,  что  этот  осужденный  был
единственным, кто не подавал прошения о помиловании. Тем не менее, поскольку
исполнить смертную  казнь  было  нельзя,  Казакову  было  назначено  лишение
свободы сроком на двадцать пять лет.

   Октябрь 1998 - апрель 1999



   Александра Маринина.
   Когда боги смеются.


   Мы никогда не выигрываем. Иногда нам это  кажется,  но  такова  маленькая
любезность, которой порой удостаивают нас боги.
   Джек Лондон. "Когда боги смеются"


   Глава 1
   Войдя с уличной духоты в  сумрачную  прохладу  подъезда,  Ольга  невольно
улыбнулась. Впрочем, она  всегда  улыбалась  именно  здесь,  на  ступеньках,
ведущих к лифту. Потому что именно на этом месте ей в голову приходила  одна
и та же мысль: как хорошо, что есть место, куда она  идет  с  удовольствием.
Как хорошо, что  на  свете  существует  человек,  с  которым  ей  невозможно
поссориться ни при каких обстоятельствах. Человек, который не обманет  ее  и
не предаст. Человек, с которым, как выяснилось, она не может расстаться.
   Едва распахнув дверь, Ольга крикнула:
   - Ты дома?
   - Всенепременно! - донесся голос Павла. - А ты почему так рано?
   Скинув босоножки