ассказывать, каким их сын был чудесным  ребенком
и все такое. Эта - ни слова. Потом-то я понял, в чем дело. Она, оказыва-
ется, была репрессирована, когда сын был еще грудным, так что она его  и
не воспитывала, и каким он был ребенком, конечно, не знала. Сейчас, сей-
час, я тут одну запись ищу... Очень показательный был разговор... Где же
она? Я точно помню, что записал в тот же день, настолько меня это  пора-
зило. А, вот, нашел!
   Макушкин вытащил из папки исписанный мелким почерком лист.
   - Я вам вслух прочту, а то вы мои каракули не разберете.  "Бахметьева
продолжает меня удивлять. Сегодня я сказал ей, что завтра  закончу  сос-
тавлять обвинительное заключение. Следствие завершено. Она меня  спроси-
ла: "Вы уверены, что поймали всех виновных?" -  "Откуда  такой  странный
вопрос, Софья Илларионовна? Вам известно, что есть и другие?" - "Нет,  я
не об этом. Если вы точно уверены, что отдаете под суд всех,  кто  вино-
ват, то все справедливо. Когда меня, например, арестовали в тридцать пя-
том, я все двадцать лет мучилась вопросом: почему я? Ну почему я? Понят-
но, что был план по отлову врагов народа, и этот план нужно было  выпол-
нять за счет кого угодно. Но по  какому  принципу  отбирались  эти  "кто
угодно"? Очевидно, что по случайному. Просто судьба тыкала пальцем и по-
падала в кого-то. Вот в меня попала. Но почему именно в меня, а не в со-
седа? Вы понимаете, о чем я говорю?  Элемент  случайности  убивает  саму
идею справедливости". Я ошарашенно смотрел на нее, не  зная,  что  отве-
тить".
   Он снова спрятал листок в папку и выразительно посмотрел на Настю.
   - Видите, какая она? Элемент случайности убивает идею справедливости.
Об этом можно монографию написать, по уголовному праву, например. Незау-
рядная женщина. Разыщите ее, очень вам советую.
   Настя поднялась, стараясь изо всех сил скрыть  разочарование.  Ничего
не вышло. Поездка впустую. Гордеев будет недоволен, она потратила  время
и казенные деньги, а результат нулевой. А она так надеялась!
   - Спасибо, Федор Николаевич. Извините, что отняла у вас время.
   - Ну что вы, что вы, - заулыбался бывший следователь, - мне было при-
ятно. Вы когда уезжаете?
   - Завтра вечером.
   - Оставьте мне телефон, по которому я смогу вас разыскать.  Вдруг  да
вспомню еще что-нибудь.
   Настя продиктовала ему домашний телефон Татьяны Образцовой и  распро-
щалась. У подъезда в машине ее ждала Ирочка, листая  какой-то  журнал  в
яркой обложке.
   - Ну как, удачно? - спросила она.
   - Нет. К сожалению, совершенно неудачно. Но ничего не поделаешь, неу-
дачи случаются чаще, чем хочется. Ладно, не смертельно. Ирочка, мы можем
откуда-нибудь позвонить Татьяне?
   - Если только из автомата. Сейчас найдем. Вам срочно?  Если  нет,  то
можно поехать домой, оттуда позвоните.
   - Нет, лучше сейчас. Может быть, придется еще в одно место съездить.
   Ладно, раз уж она все равно в Питере и времени у нее вагон, то  можно
и в самом деле попробовать найти мать Бахметьева.
   В отличие от Насти Каменской Татьяна Образцова пользовалась  космети-
кой всегда и не выходила из дому без макияжа, хотя бы легкого. На работе
все так привыкли к виду ее тщательно и умело накрашенного лица, что  се-
годня, когда она явилась без косметики, по кабинетам моментально разнес-
ся шепоток: "У Тани что-то стряслось. Она на себя не похожа, и  выглядит
плохо".
   Начальный этап составленного Татьяной плана пока шел, как и задумыва-
лось. Через пятнадцать минут после начала рабочего дня к ней  в  кабинет
стали заглядывать коллеги и с невинным видом осведомляться, все ли у нее
в порядке. Татьяна отвечала уклончиво, а после второго или третьего  ви-
зитера с досадой сказала своему соседу по комнате:
   - Никогда не думала, что буду так  плохо  себя  чувствовать.  Неужели
токсикоз начался?
   Сосед-следователь вытаращил на нее изумленные глаза:
   - Какой токсикоз? Ты что..?
   - Ну да. Потому и уезжаю в Москву. К мужу поближе. Прямо не знаю, как
мне все эти дела закончить. В больницу бы не попасть.  Пойду,  наверное,
сегодня к Исакову, попробую еще раз его разжалобить. Да  какой  из  меня
сейчас работник, ну ты сам подумай! Голова болит, мутит, спать все время
хочется. Веду допрос и плохо понимаю, что мне говорят. По десять раз од-
но и то же переспрашиваю.
   - Конечно, сходи, - поддержал ее коллега. - Исаков нормальный  мужик,
говнистый, конечно, но такие вещи понимает. У него самого трое детей.
   Еще через час по коридорам пронесся слух, что Образцова  беременна  и
ей удалось уговорить начальника отпустить ее прямо сейчас.
   Еще через полтора часа Татьяна умирающим голосом заявила своему сосе-
ду по кабинету, что ей нужно съездить к врачу. Она  уже  надела  пальто,
когда на ее столе зазвонил телефон.
   - Танюша, здравствуй, - услышала она голос Насти Каменской. -  Сильно
занята?
   Татьяна украдкой бросила взгляд на коллегу, который  сидел  за  своим
столом, уткнувшись в бумаги.
   - Частично, - осторожно ответила она.
   - Слушать можешь?
   - Да.
   - Мне нужно разыскать одну женщину. Не лично, только адрес. Поможешь?
   Татьяна достала листок и карандаш и склонилась над столом.
   - Диктуй фамилию и имя.
   - Бахметьева Софья Илларионовна. Она очень пожилая, может быть, уже и
в живых ее нет.
   Татьяна молчала. Сейчас она не слышала ничего, кроме стука пульсирую-
щей в голове крови.
   - Алло! Таня, ты меня слышишь?
   - Ты сейчас где?
   - На углу Невского и канала Грибоедова.
   - Мне нужно отъехать по делам. Через полчаса я буду на Фонтанке, воз-
ле поликлиники. Ира знает, где это. Она с тобой?
   - Да.
   - Все, договорились.
   Она швырнула трубку и пошла к двери, стараясь выглядеть спокойной.
   - Тань, - окликнул ее коллега, - что говорить-то, если будут  спраши-
вать?
   - Говори как есть. Стало плохо, пошла к врачу. Я у  Исакова  отпроси-
лась, он в курсе.
   Выйдя на улицу, Татьяна перевела дыхание. Что-то происходит  непонят-
ное. Зачем Насте старуха Бахметьева? Неужели в Москве обнаружились концы
этого убийства?
   Сергей Суриков был не из тех людей, которые любят  что-то  анализиро-
вать и сопоставлять, делая выводы, обнаруживая недостаток  информации  и
стараясь его восполнить. Во всяком случае, именно таким  он  был,  когда
попал к Бахметьевой. Со временем мозги  его  начали  обретать  некоторую
гибкость и даже быстроту действия. Происходило это под воздействием пос-
тоянного общения с Софьей Илларионовной, которое  стало  для  Сергея  не
только источником самой разнообразной и интересной информации, но и  ме-
няло его представления о самом себе и о жизни вообще. На многое  он  те-
перь смотрел совсем другими глазами, даже не отдавая себе отчета, что на
самом деле это глаза не его, а Бахметьевой.
   Он давно уже хотел спросить у своей хозяйки, почему  так  вышло,  что
она живет одна. Хотел, но отчего-то не решался. Сначала этот вопрос  ему
и в голову не приходил, но потом он припомнил,  что  Софья  Илларионовна
сказала как-то: "Мужа расстреляли, хорошо хоть сына удалось спасти". Сы-
на. Значит, у нее есть сын. Где же он? Прошло больше года с тех пор, как
Суриков поселился у нее, а от сына ни слуху ни духу. И не рассказывает о
нем старуха, будто и нет его совсем. Как же так?
   Но однажды Сергей все-таки спросил:
   - Почему вы живете одна? У вас же есть сын. Он вам совсем не  помога-
ет?
   Софья глянула исподлобья, губы поджала.
   - Нет у меня сына.
   - Но вы же сами говорили: когда вас в Сибирь отправили, в лагеря, сы-
на удалось спасти, - упрямился Сергей.
   - Он умер. Убили его.
   - Бандиты?
   - Ну, можно и так сказать. Ладно, расскажу,  раз  спрашиваешь.  Какие
секреты между своими.
   Сын Софьи Илларионовны был человеком богатым. Очень богатым.  Он  был
связан с бакинскими и казахскими цеховиками и в шестидесятые годы  делал
огромные деньги на черной  и  красной  икре,  бриллиантах  и  золоте.  В
семьдесят третьем его арестовали, а в семьдесят четвертом расстреляли по
приговору суда. Ему было тридцать девять. Осталась жена с двухлетним сы-
нишкой, внуком Софьи Илларионовны.
   При аресте и обыске изъяли только малую часть, Бахметьев был  челове-
ком предусмотрительным и свои богатства сохранять умел.  "Если  со  мной
что случится, - неоднократно говорил он матери, - ни ты, ни Елена по ми-
ру не пойдете. В золоте купаться будете". Его вдова через какое-то время
после расстрела получила доступ к спасенным деньгам, но пользоваться ими
сразу не стала, боялась. Она быстро утешилась, не  прошло  и  года,  как
снова вышла замуж. Новый муж мальчика усыновил и растил как своего. Жила
невестка с новым мужем в Москве, и  Софья  не  знала,  что  деньгами  ее
расстрелянного сына уже пользуются вовсю. К себе в гости они ее не звали
и сына в Питер повидаться с бабушкой не отправляли. Первое время  ситуа-
ция была понятной: ребенок должен сменить фамилию и считать нового  мужа
Елены своим родным отцом, чтобы никогда не упала на него  тень  расстре-
лянного валютчика, контрабандиста и  вора  Бахметьева.  Потому  и  столь
быстрое новое замужество невестки не вызвало протеста у  Софьи  Илларио-
новны, ибо подавалось как вынужденная мера. "Надо успеть,  пока  ребенок
маленький, - говорила Елена своей свекрови. - Пусть он вообще не  знает,
что было время, когда у него не было папы, а до этого был какой-то  дру-
гой папа. Да и в садик его надо отдавать. Если в документах будет  напи-
сано, что отца нет, а потом он появится, обязательно найдутся доброжела-
тели, которые сунут нос не в свое дело и начнут язык распускать. Вы  са-
ми, Софья Илларионовна, должны понимать, каково  мальчику  будет  расти,
если все кругом будут тыкать в него пальцем и кричать, что  его  отец  -
преступник, которого по суду расстреляли". Софья соглашалась  с  невест-
кой, а если бы и не соглашалась внутренне, все равно  не  возражала  бы,
ибо чувствовала свою вину. Конечно, Елена с самого начала знала, чем за-
нимается Бахметьев, более того, она и замуж-то за него пошла только  по-
тому, что у него денег было - море, не посмотрела, что он на  семнадцать
лет старше ее, ей девятнадцать, ему - тридцать шесть тогда  было,  а  уж
выглядел он на все пятьдесят, толстый, лицо жиром лоснится, волосы  ред-
кие, лысина в полголовы. Так нет, захотела стать его женой и  обвешаться
бриллиантами с ног до головы. Знала ведь, что бриллианты эти ворованные.
Так что предъявлять свекрови претензии наподобие: "Я думала, ваш  сын  -
порядочный человек, а вы, оказывается, вора и расхитителя вырастили" - у
нее никакого права не было. Но, с другой стороны, он - сын Софьи, и  она
вроде как несет за него ответственность. Конечно, не она его таким  вос-
питала, с двухмесячного возраста и до двадцати лет мальчик  был  отлучен
от матери, его сначала взяли к себе родственники Софьи Илларионовны, по-
том оказалось, что растить чужого ребенка им не под силу. Мальчика отда-
ли в детский дом. Когда Софья в пятьдесят пятом году вернулась в Питер и
разыскала сына, перед ней был вполне сформировавшийся  негодяй,  наглый,
хитрый, циничный, с выраженной, несмотря  на  голодное  детство,  склон-
ностью к полноте. Повлиять на его характер Софья уже не могла,  в  двад-
цать лет делать это бессмысленно и глупо. В этом возрасте  можно  дурака
научить уму-разуму, но перевоспитать вора и мошенника  и  заставить  его
стать хорошим уже невозможно. Так, во всяком случае, считала Софья Илла-
рионовна Бахметьева. Поселившись вместе с сыном,  она  пыталась  сделать
все возможное, чтобы он вел нормальную жизнь, но ее попытки упирались  в
стену наглого упрямства. "Ты сама виновата в том, что я такой. А что  ты
хочешь? Я же с младенчества в детдоме. Там все просто: не украдешь  -  с
голоду сдохнешь, потому что твою собственную пайку уже давно кто-то дру-
гой украл. Там, мамуля, законы были волчьи. А вот если бы  ты  не  вышла
замуж за врага народа, то ничего этого не случилось бы. Так что себя ви-
ни, других виноватых нет". Бесполезно было объяснять ему, что врагом на-
рода в тридцать пятом году мог оказаться кто угодно - и академик, и нег-
рамотный деревенский старик, и всенародно любимый заслуженный артист,  и
скромный бухгалтер, потому что расстреливали человека не за то,  что  он
враг народа, а наоборот, объявляли его врагом, потому что он кому-то ме-
шал и его нужно было расстрелять.
   Несмотря на все это, Софья испытывала чувство вины за то,  что  прои-
зошло. Она видела, как ее мальчик  "набирает  обороты",  как,  пользуясь
рассказом о несчастном детдомовском детстве и несправедливо  репрессиро-
ванной матери, выцарапывает себе поблажки и льготы... И  богатеет.  День
ото дня, год от года. Он давно уже не жил вместе с Софьей, она  и  вовсе
утратила всякую возможность влиять на него хотя бы  в  мелочах.  Но  все
равно она испытывала чувство вины за то, что  случилось.  Поэтому  и  не
возражала, когда Елена заявила, что внук Софьи  не  должен  больше  быть
Бахметьевым. Если уж ее родной единственный сын повел себя  так  неосто-
рожно и поставил молодую жену с маленьким  ребенком  на  руках  в  такое
сложное положение, то какое право мать имеет оспаривать решения  невест-
ки, тем паче направлены они, решения эти, исключительно на благо внука.
   - Как только мой новый муж усыновит мальчика, - говорила юная  вдова,
которой в тот момент едва исполнилось двадцать три года, - у вашего вну-
ка, Софья Илларионовна, будут новые дедушка и  бабушка.  Ваше  появление
рядом с нами будет вызывать массу вопросов. Вы  понимаете,  что  я  хочу
сказать?
   Бахметьева понимала. Ее сын - расстрелянный преступник, и поэтому  ее
отлучают от внука. И сделать с этим она ничего не может.
   - Может быть, потом? - робко спросила она. - Когда мальчик  вырастет?
Конечно, Леночка, я понимаю, сейчас надо скрыть эту  историю  как  можно
тщательнее, но попозже, когда он станет большим...  Ведь  ты  расскажешь
ему, правда?
   - Еще чего! - раздраженно фыркнула невестка. - Как это я буду расска-
зывать ребенку, что его отца расстреляли, потому что поймали на  махина-
циях. Вы что, Софья Илларионовна, совсем рехнулись? Никогда  мальчик  не
узнает об этом. Такой позор!
   - Но ведь вовсе не обязательно говорить ему про махинации и расстрел.
Можно просто сказать, что его отец умер или погиб много лет назад и  что
у него есть еще одна бабушка, мать покойного отца.
   Софья сама не заметила, как начала умоляюще заглядывать в глаза  Еле-
не. Мысль о разлуке с единственным внуком - последним  родным  по  крови
существом на этом свете - была  непереносима.  И  облегчить  боль  могла
только надежда. А Елена не хотела давать пожилой свекрови эту надежду.
   - Ладно, посмотрим, - милостиво снизошла  невестка.  -  Значит,  так,
Софья Илларионовна, на следующей неделе мы уезжаем в Москву. Адрес и те-
лефон я вам, конечно, оставлю, но полагаюсь на ваше благоразумие и наде-
юсь, что вы не станете ими пользоваться.
   - Зачем же тогда оставлять? - скупо усмехнулась Софья.
   - Ну, мало ли что. Заболеете тяжело, или еще какая беда приключится.
   Бахметьева молча взяла бумажку с московским адресом и  телефоном,  но
ни разу ими не воспользовалась. Слишком острым и болезненным было воспо-
минание о том, как унижалась она перед этой  соплячкой,  как  просила  и
заглядывала ей в глаза. Софья ее так и не простила. И не за новое  заму-
жество и отлучение от внука, а именно за это унижение.
   Внезапно резко похолодало, поднялся сильный ветер, который  принес  с
собой обильный колючий снег. Ира вела машину, напряженно  вглядываясь  в
дорогу, а Настя и Татьяна на заднем сиденье вполголоса обсуждали  то,  с
чем им пришлось неожиданно столкнуться.
   - Как все похоже, - задумчиво сказала Татьяна. - В течение одних  су-
ток два убийства, связанных с семьей  давным-давно  расстрелянного  Бах-
метьева, точнее, с его матерью и вдовой. И на месте преступления,  кроме
следов проживающих, следы одного постороннего. А у  моего  Сурикова  нет
алиби на весь период, охватывающий оба убийства. Плетет какую-то  беспо-
мощную чушь, дескать, ходил, шлялся где-то, выпивал с девицей, с которой
только что познакомился. Всю ночь с ней и проколобродил, часов до девяти
утра, а потом расстался, и ни адреса ее,  ни  фамилии,  естественно,  не
знает. Вот поди проверь такое алиби.
   - Таня, тебя Стасов очень любит?
   - Надеюсь. А что?
   - Он может во имя этой любви проявить чудеса оперативности?
   - Тоже надеюсь. Ты хочешь предъявить фотографию Сурикова людям, кото-
рые видели какого-то молодого человека в доме, где жили убитые супруги?
   - Хочу. И еще кое-что хочу. Только тут действительно нужно  проявлять
чудеса оперативности. Не знаю, получится ли, - с сомнением сказала  Нас-
тя. - Но надо пробовать. Так или иначе завтра вечером мы  должны  отсюда
уехать. И за это время надо успеть сделать как можно больше.
   Машина остановилась перед домом, где жили Татьяна и Ира. Татьяна  вы-
нула из сумочки связку ключей, сняла один ключ с кольца и протянула Нас-
те.
   - Держи. Иди домой и дозванивайся Стасову и своим  ребятам.  А  мы  с
Иришкой сейчас поедем ко мне на работу и постараемся обернуться  побыст-
рее.
   Настя поднялась в квартиру. Она не любила находиться одна в чужом до-
ме, даже если это был дом, где ее считали желанной гостьей. Ей  начинало
казаться, что она находится здесь незаконно, не имеет  права  ходить  по
этому полу, сидеть на этих стульях и греть воду в этом чайнике. Все вок-
руг чужое и непривычное, и ей становится грустно и неуютно.
   Ладно, решила она, долой глупые эмоции, надо делом  заниматься.  И  в
первую очередь - звонить Стасову. Это проще всего, с тех пор,  как  Вла-
дислав стал повсюду ходить с сотовым телефоном, поймать его можно было в
любой момент.
   - Владик, ты хочешь, чтобы Таня послезавтра была в Москве?  -  начала
она с места в карьер.
   - Естественно. А завтра нельзя? - весело отозвался Стасов.
   - Нельзя. А вот послезавтра - можно, если постараешься. Ты должен по-
ехать в Шереметьево, пойти в отдел милиции, найти Жору Востокова и  ска-
зать, что ты ждешь моего звонка.
   - А я дождусь?
   - Обязательно. Я туда позвоню и скажу тебе, какой рейс встречать и  к
кому подойти. Ты возьмешь пакет и отдашь его Короткову. Все понятно?
   - Ничего не понятно. А Короткову я что должен объяснять?
   - Я сама ему все объясню. К тому моменту, когда ты  привезешь  пакет,
он уже будет в курсе, я попробую его разыскать. И пожалуйста,  будь  все
время рядом с ним.
   - Зачем? Его могут украсть? - пошутил Стасов.
   - Да кто на него польстится! - рассмеялась Настя. - Не в  этом  дело.
Нам постоянно будет нужна связь друг с другом, а звонить по межгороду на
Петровке можно далеко не с каждого телефона, сам знаешь, ты же там рабо-
тал. Выход на междугороднюю есть только с телефонов начальников  подраз-
делений, а у простых смертных вроде Юрки и меня его нет. Поэтому пользо-
ваться будем твоей высокооплачиваемой трубкой. Не разоришься?
   - Да ладно, для родной жены-то...
   Значит, мне что делать сейчас?
   В Шереметьево двигать?
   - Да. Искать Георгия Востокова и терпеливо ждать моего звонка.  Может
так случиться, что ждать придется долго, так что приготовься.
   Найти Короткова оказалось куда сложнее. Набирая очередной номер теле-
фона, Настя с ужасом представила  себе  счет,  который  придет  Татьяне.
Впрочем, ее все равно уже в Питере, наверное, в то время не будет.  Куда
же Юрка подевался? Конечно, проще всего было бы найти его через Колобка,
уж начальник-то точно знает, где бегает его подчиненный. Но Гордеева  на
месте не было. Во всяком случае, телефон его не отвечал.
   Настя решилась на последнее средство и позвонила Люсе, Юриной  подру-
ге. Делать это было довольно рискованно, поскольку у Люси были не только
двое сыновей, но и до чрезвычайности ревнивый муж. По  закону  невезения
он оказался дома и даже снял трубку. Но Люся тоже была дома, и  это  уже
было везением.
   - Через сорок минут, - с ледяным спо