ась голова и слабели ноги.
   - Вам плохо? - шепотом спросил Борис, осторожно усаживая ее на мягкий
диван.
   - Хуже не бывает, - пробормотала она, прикладывая ко лбу ледяную  ла-
донь и стараясь выровнять дыхание. - Ничего, сейчас пройдет. Борис...
   - Да?
   - Я, кажется, поняла. Мы влипли в чудовищную историю. Это может  ока-
заться крайне опасным. Поэтому уезжайте отсюда, уезжайте прямо сейчас. Я
как-нибудь сама доберусь.
   - Не говорите глупостей, Анастасия. Я никуда не уеду.
   - Поймите же, я не имею права втягивать вас в это. Мне за риск  зарп-
лату платят, а вы, посторонний человек, можете при этом пострадать.  По-
жалуйста, прошу вас, уезжайте. Если с вами что-нибудь случится,  я  себе
никогда не прощу.
   - Нет. Не уговаривайте меня. Если не хотите,  чтобы  я  присутствовал
при разговоре, я могу посидеть в машине. Но одну я вас здесь не оставлю.
   Настя попыталась было возразить, но в комнату вернулся хозяин, толкая
перед собой сервировочный столик на колесах.
   - Вот и чай! Батюшки, какая вы бледная, - охнул он, взглянув на  Нас-
тю. - Не заболели?
   Она уже почти пришла в себя, даже улыбнулась.
   - Я всегда такая, не обращайте внимания.
   Они пили чай, заваренный с мятой, зверобоем и  брусничным  листом,  и
Григорий Федорович Смеляков рассказывал им про дело об убийстве,  совер-
шенном Тамарой Ереминой. Бывший следователь ничего не  скрывал:  слишком
много лет прошло, чтобы оправдываться. Да и модно стало в последние годы
писать и говорить о том, как коммунистическая партия  творила  в  стране
произвол. Партию ругали, попавших под ее беспощадный пресс жалели, и при
таком раскладе Смеляков не видел ничего неприличного или опасного в том,
чтобы поведать свою историю.
   ...На другой день после убийства, когда Тамара была  уже  арестована,
его вызвал к себе один из секретарей горкома партии. Из кабинета  секре-
таря следователь Смеляков вышел начальником городского отдела внутренних
дел в Подмосковье и владельцем огромной четырехкомнатной квартиры. Прямо
из горкома Григорий Федорович отправился на работу, аккуратно  изъял  из
папки часть документов, заменил их новыми, подделав  подписи  понятых  и
свидетелей, и позвонил эксперту Батырову, который вместе с  ним  выезжал
на место происшествия. Батыров пришел не сразу. По его лицу Смеляков до-
гадался, что того тоже вызывали в горком.
   - Чего делать будем, Гриша? -  затравленно  спросил  Батыров.  -  Мне
предлагают должность в Кирове, с повышением.
   - А мне - в Подмосковье, тоже с повышением. Ты согласился?
   - А куда деваться-то? Откажусь - сгноят. Припомнят, что мои  родители
- переселенные крымские татары.
   - Я тоже согласился. У меня шестеро детей, а живем в двух комнатах  в
коммуналке, друг у друга на головах.
   - Да разве в этом дело? - грустно сказал эксперт.
   - А в чем?
   - В том, что нам с тобой ничего не предлагают. Нам приказывают. Квар-
тиры и должности - это уж так, для благородства,  от  широты  души.  Нам
приказывают сфальсифицировать уголовное дело и убирают с глаз  подальше.
А мы с тобой совершаем преступление.
   - Ну что ты, Рашид, - заволновался Смеляков, - какое же тут  преступ-
ление? Никто не пострадает. Еремина - убийца, это очевидно, да она и са-
ма не отрицает. От нас только хотят, чтобы свидетели, которые были у нее
в квартире в момент убийства, в деле не фигурировали. Ну и ладно,  пусть
их не будет. Кому от этого плохо? Хорошие мальчики,  студенты,  случайно
оказались дома у Ереминой, так это дело молодое, с кем не бывает. Они  в
таком институте учатся! Если там только  узнают,  что  они  пьянствовали
вместе с проституткой-алкоголичкой, их сразу же исключат,  из  комсомола
выгонят, - и прощай, карьера. Зачем же ребятам жизнь портить из-за ерун-
ды?
   - Может быть, ты и прав, - сухо ответил Батыров. - Что от меня требу-
ется?
   - Протокол осмотра места происшествия, - быстро ответил  следователь.
- Чтобы никаких следов пребывания в квартире лишних людей. Только Ереми-
на и потерпевший.
   - А девочка, дочка Ереминой?
   - Девочку оставь. Все знают, что она там была.
   Уголовное дело забрали в прокуратуру, а Смеляков и  Батыров  благопо-
лучно разъехались, один - в Подмосковье, другой - в Киров. Григорий  Фе-
дорович вышел на пенсию четыре года назад. Шестеро его детей  давно  вы-
росли, обосновались в Москве, обзавелись семьями. Трое сыновей  занялись
бизнесом. Тогда и решили продать четырехкомнатную квартиру  и  построить
отцу роскошный дом, где ему, недавно овдовевшему, будет уютно и удобно и
куда можно приезжать с семьями и друзьями поплавать в озере,  покататься
на лыжах, попариться в бане и вообще как следует отдохнуть.
   Григорий Федорович против такого решения не возражал, наоборот, обра-
довался, что сможет на старости лет воплотить в жизнь свою давнюю  мечту
о доме с камином, библиотекой,  креслом-качалкой  и  большими  собаками,
благо денег у сыновей-бизнесменов было много. Обустроив по  собственному
усмотрению и вкусу дом и насладившись комфортом и покоем, Смеляков решил
попробовать себя в литературе. Это было еще одной его  заветной  мечтой.
Написал сначала несколько документальных очерков, как говорится,  распи-
сался, а потом замахнулся на повесть, в которой изложил  то  самое  дело
Тамары Ереминой. Написал так, как было на самом деле.
   - А на самом деле в кухне на стене было вот это?
   Настя протянула ему рисунок, сделанный Карташовым со слов Вики.  Сме-
ляков кивнул.
   - Где же все-таки опубликовали мою повесть?
   - Боюсь, что нигде, Григорий Федорович.
   - Значит, вы прочли рукопись в редакции?
   - Нет, вашу рукопись я не читала.
   Смеляков впился в нее тревожным и подозрительным взглядом.
   - Тогда как вы узнали?
   - Прежде чем я отвечу, позвольте, я кое-что прочту вслух.
   Она достала из сумки "Сонату смерти", предусмотрительно обернутую бу-
магой, чтобы скрыть рисунок на обложке, открыла в том месте, где  лежала
одна из многочисленных закладок, и начала переводить с листа. Прочтя два
абзаца, она подняла глаза на Смелякова.
   - Нравится?
   - Что это? - с ужасом спросил он. - Откуда вы это взяли? Это же  мое,
из моей повести. Вид из окна моего служебного кабинета.  На  обшарпанной
стене дома огромный транспарант "Слава КПСС". А под ним  мальчишки-хули-
ганы нарисовали свастику. И под всем этим художеством каждую субботу ва-
лялся один и тот же пьяный, которого потом забирали в вытрезвитель.  Это
ведь нельзя случайно придумать, правда?
   - Послушайте еще.
   Она открыла книгу в другом месте и перевела еще отрывок.
   - Я ничего не понимаю. Мистика какая-то. Имена другие,  в  целом  все
другое, но детали, сравнения, даже отдельные фразы - мои,  я  могу  пок-
лясться.
   - Куда вы отдали свою рукопись?
   - В журнал "Космос".
   - Кому конкретно?
   - Сейчас я посмотрю, у меня координаты записаны.
   Григорий Федорович открыл ящик письменного стола,  порылся  в  нем  и
извлек визитную карточку.
   - Вот, - он протянул карточку Насте. - Там на обороте от руки записа-
но. Его фамилия Бондаренко. Когда я принес рукопись, он записал мой  ад-
рес, а я - его телефон. Он все искал, на чем записать свой  номер,  взял
со стола чью-то визитку и на чистой стороне... Боже мой, да что с  вами?
Сейчас, сейчас, - он стал суетливо рыться в  карманах  вязаной  домашней
кофты, - у меня где-то был нитроглицерин...
   - Не надо, не беспокойтесь, - еле слышно сказала Настя, пряча визитку
в сумку. Пальцы плохо слушались, замок не хотел открываться. -  Уже  все
прошло. Здесь немного душно.
   Хозяин проводил гостей до машины. Вдохнув сырой холодный воздух, Нас-
тя почувствовала себя лучше.
   - Григорий Федорович, вам не страшно жить одному?
   - Да нет, у меня собаки, ружье. И соседи близко.
   - И все-таки...
   - Что - все-таки? Вы чего-то недоговариваете?
   - Вы - профессионал и не хуже меня должны понимать, что вы куда более
опасны, чем дочь Тамары Ереминой. Вы знаете гораздо больше ее. И уж если
кто-то испугался Вику, да так, что убил ее, то и над вами  может  повис-
нуть серьезная угроза. Я понимаю, мой опыт не сравнится с  вашим,  и  вы
сами прекрасно знаете, что вам делать и чего не делать. Я  не  могу  вам
советовать, могу только помочь, если нужно.
   - Забавно, - усмехнулся Смеляков. - Я ведь собирался вам  сказать  то
же самое. Вы умны, у вас есть хватка, вы достаточно смелы, но еще  более
осторожны, это чисто женское, но весьма полезное  качество  в  розыскной
работе. И я не беру на себя смелость давать вам советы. Но  если  нужно,
могу помочь.
   Обратно Настя и Борис ехали молча. У него на языке вертелись  десятки
вопросов, но он не решался начать разговор.
   - Едем к яхт-клубу? - наконец спросил он.
   - Нет, в Москву. - Настя достала визитку, полученную у  Смелякова.  -
Попробуем найти редакцию журнала "Космос".
   Она перевернула карточку и задумчиво уставилась на глянцевую  поверх-
ность, на которой золотыми буквами было выведено: "ВАЛЕНТИН ПЕТРОВИЧ КО-
САРЬ".
   Чтобы "сохранить лицо", Насте надо было непременно попасть в поликли-
нику до того, как врачи закончат прием, и демонстративно уйти  оттуда  в
своей вызывающе яркой куртке. Из поликлиники Настя вышла около семи  ча-
сов вечера, одетая, как и утром, в ярко-красную куртку и пушистую  мехо-
вую шапку. Она уже знала, что ее проверяли, и была готова к тому, что ее
будут "провожать" до дома. Поэтому по дороге она никуда не звонила, что-
бы не нервировать своих наблюдателей и не провоцировать их на  очередные
полночные "страшилки". Зашла в несколько магазинов, купила  продукты,  с
удовольствием предвкушая, какой замечательный ужин приготовит из них Ле-
ша Чистяков.
   Визит в редакцию журнала "Космос" удался лишь частично. Сергей Бонда-
ренко там действительно работал, но в данный момент он болел и находился
дома. Настя позвонила ему, но к телефону никто не подошел. Жаль было те-
рять выигранный у них день, но ничего не поделаешь. Они с Карташовым си-
дели в машине неподалеку от дома, где жил Бондаренко, и  каждые  пятнад-
цать минут звонили ему из автомата. Наконец, в шестом часу трубку  сняла
женщина и сообщила, что Сергей будет дома часов в десять. Так что разго-
вор с Бондаренко пришлось взять на себя Чернышеву. Он  попробует  разыс-
кать редактора до того, как тот вернется домой. Сегодня каждая минута на
счету, пока они думают, что Настя ходит по врачебным кабинетам,  а  дело
не двигается. Завтра она снова будет на глазах у всех, и снова  начнется
утечка информации, если только она что-нибудь не придумает, чтобы  замо-
рочить им голову.
   Телефон, отрегулированный на минимальную громкость,  трещал  шепотом,
еле слышно, но Арсен все равно проснулся. Посмотрев на табло определите-
ля номера, он быстро повернул рычажок, окончательно убрав  звук.  Теперь
только красная сигнальная лампочка свидетельствовала о том,  что  кто-то
звонит сюда. Трубку Арсен не снял. Рядом спала жена.
   Через несколько секунд лампочка снова  замигала.  Когда  позвонили  в
третий раз, на часах было 2.05. Арсен, стараясь не шуметь, вылез из пос-
тели и на цыпочках вышел в другую комнату. Три звонка в промежутке между
2.00 и 2.05 - это просьба о срочной встрече в оговоренном месте. Точнее,
это сигнал от инвалида о том, что такая просьба поступила.
   Арсен быстро оделся, влез в темную теплую куртку, тихо отпер дверь  и
вышел из квартиры. Его всегда раздражали грязь и темнота на улицах, но в
подобные минуты он мысленно благодарил городские власти, доведшие Москву
до такого состояния: прохожие в ночное время попадались крайне редко.
   Он шел быстрым упругим шагом. Через пятнадцать минут он увидел на уг-
лу статную фигуру.
   - Что у вас?
   - Они добрались до "Космоса".
   - Когда?
   - Сегодня.
   - Как вы узнали?
   - Мне сообщил заместитель главного редактора.
   - Они нашли Бондаренко?
   - Кажется, пока нет. Но завтра найдут, вернее, уже сегодня.
   - Черт бы побрал эту девчонку! - сквозь зубы процедил  Арсен.  -  Как
она сумела выйти на редакцию? Кто мог ее навести, как вы думаете?
   - Ума не приложу. Единственной связью между Викой с  ее  кошмарами  и
"Космосом" был Косарь. Но его уже два месяца нет в живых.
   - А автор? Я имею в виду того, кто написал про эту историю. Могла она
выйти на него?
   - Не должна...
   - Я вас не спрашиваю, должна или нет. Я хочу знать, возможно ли это в
принципе.
   - Наверное, возможно, раз он на этом свете, а не на том.
   - Наверное, наверное, - с досадой передразнил его Арсен. - Знаете,  в
чем ваша беда, Сергей Александрович? Вы не умеете быть  честным  даже  в
таких обстоятельствах, когда это жизненно необходимо для вас же  самого.
Зачем вы темнили с самого начала? Почему сразу не сказали мне  про  вашу
парижскую контору? Если Каменская, не дай Бог, вычислила Смелякова, то я
вам не завидую. Даже если мы перекроем ей кислород, это уже ни к чему не
приведет. Если она у него была и показала ему  книжку  Бризака,  которую
привезла из Рима, то Смеляков теперь и сам может начать поиски того, кто
украл его рукопись.
   И потащится в первую очередь в ваш горячо любимый "Космос", к  госпо-
дину Бондаренко. И что тогда делать?
   - А нельзя его?.. И Бондаренко заодно... Я заплачу.
   - Вы с ума сошли! После того, как она их нашла, этого ни в коем  слу-
чае нельзя делать. Каменская сразу поймет, что идет по правильному пути,
и начнет копать все глубже и дальше. Да они  там  все  на  уши  встанут!
Впрочем... Может быть, не все еще потеряно. Повторите-ка мне  как  можно
точнее, что вам сказал ваш друг из редакции. Кто именно приходил в "Кос-
мос"?
   - Он не видел. Он слышал из своего  кабинета,  как  в  общей  комнате
мужской голос спрашивал Сергея  Бондаренко.  Ему  ответили,  что  он  на
больничном.
   - Домашний телефон или адрес не просил?
   - Нет. Сказал, что зайдет через неделю. Замглавного потом  спросил  у
редакторов, как выглядел тот человек, что  приходил  к  Бондаренко.  Они
сказали, что мужчина лет за тридцать, очень высокий, волосы густые, тем-
но-каштановые, усы.
   - Он был один?
   - Один.
   - Ладно, Сергей Александрович, идите спать. Я разберусь.
   - Я очень на вас надеюсь, Арсен.
   - А вот этого не надо. Я не всемогущ и ничего вам не обещаю. Вы  сами
во всем виноваты.
   - Но кто же мог предположить, что Смеляков напишет об этом, что отне-
сет рукопись именно в "Космос" и именно она уйдет по каналу? Такое  сте-
чение обстоятельств невозможно предвидеть!
   - Врать не надо было. Спокойной ночи.
   Арсен ни минуты не сомневался, что в редакцию приходил  Борис  Карта-
шов. Конечно, перед Сергеем Александровичем Арсен делал  соответствующее
лицо, притворяясь озабоченным и напряженно думающим. На  самом  деле  он
облегченно вздохнул, поняв, что в редакцию приходил художник. Что же это
означало? А то, что он нашел-таки ту пресловутую  записку,  которую  ему
оставила Вика. Арсен был достаточно опытен, чтобы не поверить в  случай-
ность. Художник жил в своей квартире, и записка ему на глаза не  попада-
лась. А потом вдруг... Вернее, не вдруг, а сразу после того, как к  нему
домой заявился некий вор, записка волшебным образом обнаружилась.  Этому
могло быть только два объяснения. Либо сыщики  с  Петровки  связались  с
Карташовым и просили записку поискать, либо мальчонка,  посланный  дядей
Колей, не выдержал побоев и кое-что сболтнул.
   Первое объяснение, пожалуй, придется отставить: на  Петровке  думают,
что Борис еще не вернулся в Москву. И потом, если бы Каменская узнала  о
содержании записки, в "Космос" явился  бы  не  Борис,  а  она  сама  или
кто-нибудь из ее группы. А она вместо этого целый  день  проболталась  в
поликлинике, на работу не ходила и ни с кем из своих сотрудников в  кон-
такт не вступала. Судя по всему, если Карташов что-то и узнал, то дальше
него информация пока не ушла. Из этого и следует исходить.
   Арсен рассудил, что ситуация пока не особенно обостряется.
   Раз Карташов не стал спрашивать в редакции адрес и телефон  Бондарен-
ко, стало быть, не считает разговор с ним чрезвычайно важным и  срочным,
то есть не видит связи между редактором "Космоса" и смертью Вики. А коль
так, горячку можно не пороть. Больше  всего  на  свете  Арсен  не  любил
действовать второпях. Он был убежден, что при цейтноте решения  принима-
ются неверные и даже глупые. В юности он  увлекался  шахматами  и  очень
прилично играл на уровне мастеров спорта.
   Все это хорошо, но дядя Коля со своим мальчишкой... Как же он мог так
проколоться? Мало того, что взял в команду слабака, не вынесшего  побоев
дилетанта-художника, но и позволил этому сопливому пацану обмануть себя,
не почувствовал вранья, фальши, принял все за чистую монету.  Интересно,
как же все было на самом деле? Мальчишка сам признался, что  пришел  ис-
кать записку? Или художник затаился в темном углу и наблюдал за  гостем,
а когда тот нашел то, что искал, вышел из укрытия и  начал  бить  парня?
Никак иначе Арсен не мог объяснить тот факт, что Карташов вдруг явился в
редакцию к Бондаренко. Только через записку. А записка  -  только  через
мальчишку. Надо немедленно сказать этому хреновому Черномору - дяде  Ко-
ле, чтобы разобрался.
   Что же касается художника, нужно посмотреть за ним на тот случай, ес-
ли он захочет вступить в контакт с МУРом. Арсен полагал, что хорошо зна-
ет людей. То обстоятельство, что Борис сам пошел в редакцию, может  быть
истолковано двояко. Либо он знает телефон только Каменской, которую весь
день не мог застать, поэтому он и пошел в редакцию сам. Либо  он  вообще
не считает нужным сообщать о "Космосе" ни Каменской, ни кому  бы  то  ни
было еще из милицейской братии. Вот и нужно посмотреть, не попытается ли
он завтра связаться с Петровкой, точнее, с Каменской.  Достаточно  будет
одного дня, чтобы разобраться в намерениях художника.
   И еще одна успокоительная мысль пришла в голову Арсену. Если  Каменс-
кая пока ничего не знает, можно успеть поработать и со Смеляковым,  и  с
Бондаренко. Лучше бы, конечно, обойтись без трупов. Слишком много  смер-
тей...
   Андрей Чернышев подумал, что его силы и  способности  на  сегодняшнюю
ночь иссякли. Сначала он подлизывался к  жене  Бондаренко  и  уговаривал
сказать, где проводит время ее больной муж. Потом, уговорив жену  и  ра-
зыскав мужа в теплой, даже  жаркой  банной  компании,  Андрей  изображал
"своего парня" и втирался в доверие к Бондаренко и его приятелям, в  ре-
зультате чего ему удалось вывести, вернее - вывезти незадачливого редак-
тора из бани и даже обосноваться с ним вместе в пустой  квартире,  ключи
от которой постоянно были у Чернышева. Потом он снова по телефону подли-
зывался к жене абсолютно пьяного Бондаренко, клянясь ей всем героическим
прошлым и светлым будущим родной милиции, что Сергей проведет ночь не  у
женщины, а под его, Андрея, неусыпным надзором, и что утром трезвый, как
хрустальный бокал, муж будет на машине доставлен на родную кухню.  Оста-
валось, как говорится в одесском анекдоте, уговорить Рокфеллера: сделать
так, чтобы Бондаренко протрезвел, согласился ответить на вопросы и ниче-
го при этом не напутал.
   Чернышев сперва надеялся обойтись "легкими" мерами: поил Сергея креп-
ким чаем и кофе, заставлял засовывать  голову  под  холодную  воду.  Ре-
зультат его усилий был, однако, какимто однобоким: редактор все крепче и
увереннее стоял на ногах, но взгляд его делался все более мутным, а речь
- бессвязной. Время шло, утро было все ближе, а надежд на получение  по-
казаний все меньше. Андрей злился, нервничал, потом впал в  отчаяние.  В
момент, когда отчаяние достигло пика, в нем словно щелкнул  выключатель,
осветив ситуацию другим светом. "Представь себе, что перед тобой больная
собака, - сказал сам себе Чернышев. - Ты же не будешь злиться на нее  за
то, что она болеет. Пьяный мужик - та же больная животина. Ему тоже пло-
хо, а помочь сам себе он не может. И связно объяснить, что у него болит,
тоже не может. Если бы Кирилл заболел среди