я - Кира сняла с держателя полотенце. Стук баночки с кремом
о стеклянную полочку. Дмитрию казалось, что он видит каждое ее движение,
каждый жест. Клацнула задвижка на двери, Кира вышла из ванной. Шаги  за-
мерли почти сразу - видно, она остановилась в прихожей. Платонов  понял,
что она хочет зайти на кухню и не может решиться. Наконец она подошла  к
нему, не зажигая свет.
   - Дима, - шепотом позвала она. - Ты еще не спишь?
   - Нет, - ответил он в полный голос.
   Он по опыту знал, что если женщина хочет сейчас заявить ему  о  своем
согласии на близость, то разговаривать с ней нужно  громко,  ни  в  коем
случае не понижая голос, чтобы сразу же разрушить атмосферу  интимности.
Темнота и шепот лучшие друзья соблазна и злейшие враги целомудрия.
   Неожиданно Кира зажгла свет и присела на табуретку.
   - Ты хочешь о чем-то спросить? - догадался Дмитрий.
   - Да. - Она помялась. - Знаешь, то, что ты мне рассказал... В  общем,
это звучит достаточно необычно. Мне бы хотелось тебе верить, но... Но  я
не могу. Ты прости меня, Дима. Я тебе не верю.
   Он резко поднялся и сел, спустив ноги на покрытый линолеумом пол.
   - Мне уйти? - холодно спросил он.
   - Ни в коем случае, я совсем не имела это в виду. Ты в беде, это оче-
видно, и тебе негде ночевать. Я предложила тебе свою помощь и не собира-
юсь отказываться от своих слов. Просто мне кажется, что ты меня  обманул
и твоя беда - вовсе не та, о которой ты мне рассказал.
   - Я сказал тебе правду. Как я могу тебя убедить?
   - Ты действительно работаешь в Министерстве внутренних дел?
   - Действительно.
   - Ты можешь показать мне свои документы?
   - Господи, ну конечно, - облегченно рассмеялся Платонов. - Мне  нужно
было сразу это сделать. Извини.
   Он протянул руку к висящему на спинке стула пиджаку и вытащил из кар-
мана служебное удостоверение.
   - Вот, пожалуйста.
   Кира внимательно прочитала все, что было написано в удостоверении,  и
улыбнулась.
   - Так ты подполковник?
   - А что, не похож?
   - Никогда не видела настоящих подполковников из МВД. Только  в  кино.
Ты не сердишься на меня?
   - Ну что ты, все нормально. Было бы странно, если бы ты взяла и пове-
рила мне на слово, если учесть, что мы знакомы всего несколько часов.
   В ее карих глазах Дмитрий снова уловил отблески пламени, делавшие  их
похожими на обжигающе горячий жидкий шоколад.
   - Тебя завтра разбудить, или ты сам просыпаешься? - спросила она  как
ни в чем не бывало.
   - Я сам проснусь, как только ты встанешь. У меня сон чуткий.
   - Тогда спокойной ночи. Тебе не холодно? Может  быть,  принести  тебе
еще плед укрыться?
   - Спасибо, не нужно. Мне здесь очень хорошо, правда. Спасибо тебе.
   Кира выключила свет и ушла к себе. Дмитрий услышал,  как  она  зажгла
бра над диваном и легла. Вот и все, подумал он, временное убежище он на-
шел, теперь надо подумать о том, как  ему  разобраться  с  обвинением  в
убийстве и получении взятки.
   Вдова Юрия Ефимовича Тарасова изо всех сил старалась Держать  себя  в
руках. Она снова и снова отвечала на вопросы Юры  Короткова  о  покойном
муже, подробно описывала все ступени его служебной карьеры, рассказывала
о его друзьях и приятелях, о характере и увлечениях.
   - Скажите, Клавдия Никифоровна, вам никогда не казалось, что  у  Юрия
Ефимовича есть какая-то сторона жизни, в которую он вас не посвящал?
   - Я уже говорила - нет. Мы прожили вместе больше тридцати лет, вы  же
понимаете...
   На ее глаза навернулись слезы, но она сумела удержаться и не  распла-
каться.
   - Вам никогда не казалось, что Юрий Ефимович  чего-то  боится?  Како-
го-нибудь события или, может быть, человека?
   - Он боялся инсульта. Боялся, что его разобьет паралич. Знаете, у не-
го было повышенное давление, и он очень боялся... Следил за диетой...  Я
понимаю, вы спрашиваете не об этом.
   - А почему у вас три собаки? - внезапно спросил Коротков.  -  Ведь  у
вас квартира небольшая, вам, наверное, тесно.
   - Ох, это... - Клавдия Никифоровна разрыдалась.
   Короткову стало неловко, но он должен был об этом спросить. Анастасия
велела непременно узнать, зачем Тарасову нужны были три собаки,  да  еще
служебные, а не карманно-диванные. Чего Каменская вцепилась в  этих  со-
бак, он не совсем понимал, но раз она  просила  -  надо  сделать  обяза-
тельно. Юра часто повторял, что "голова у Аськи не понятно  как  устрое-
на", поэтому к ее просьбам и заданиям относился серьезно, даже  если  не
понимал их смысла и цели.
   - Сначала у нас был только один Наркис, он самый старший, ему уже во-
семь лет. Медалист, элита. Его с трех лет берут на плановые вязки. Когда
ему было пять лет, мы выехали на дачу, а там, ну,  знаете,  как  бывает,
любовь и все такое... Короче, у соседей по даче была  овчарка,  девочка,
хороших кровей, ничего сказать не могу, и, когда Наркис стал папой,  хо-
зяин Эльзы принес нам двух щенков. Вязка неплановая, в  клуб  щенков  не
берут, куда их девать? Сосед половину себе оставил, половину нам  отдал,
мол, продавайте. Юрий Ефимович взял малышей и поехал с  ними  на  Птичий
рынок. А там к нему подошла компания каких-то кавказцев с  девицей,  все
пьяные. Девица щенка увидела и начала требовать, дескать, купите ей  не-
медленно. Один из мужчин деньги протянул, много, даже цену  не  спросил,
просто вытащил пачку тысячных и сует Юрию Ефимовичу. И вы представляете,
Юра не смог отдать щенка. Как подумал, что у девицы этой пьяной - минут-
ная блажь, а через десять минут маленький написает ей на  пальто  и  она
его швырнет прямо на улице где-нибудь, оставит беспомощного замерзать  и
умирать, так у него сердце перевернулось. Деньги отдал обратно и с рынка
ушел сразу же. Я помню, он домой вернулся сам не свой,  Клава,  говорит,
прости меня, дурака, не могу я собак продавать, у  меня  душа  на  части
рвется, это же живые существа, а я их неизвестно в какие  руки  отдавать
должен. В общем, в следующее воскресенье он опять поехал и опять вернул-
ся со щенками. Не смог. А через две недели я и сама сказала  ему,  чтобы
не продавал, привыкли мы к ним, как к детям привыкаешь.  И  знаете,  что
удивительно? Наркис как чувствовал, что мы хотим его детей продать.  Оба
раза, когда Юрий Ефимович на Птичий рынок уезжал, Наркис выл как по  по-
койнику, у двери стоял, под ногами путался,  уйти  ему  мешал.  Ведь  не
мать, а все равно, видно, чувствовал.
   - Вам, наверное, трудно было с тремя-то? - сочувственно  спросил  Ко-
ротков. Аська велела непременно узнать, был ли покойный  страстным  при-
верженцем чистоты и порядка, и тема трех собак позволяла плавно  перейти
к интересующему его вопросу. - Шерсть, грязь, готовка...
   - Трудно. - Вдова слабо улыбнулась. - Квартира небольшая, вы сами ви-
дите, собаки крупные. Конечно, трудно было. Но мы  как-то  научились  не
обращать внимания на неудобства. Ну грязь, ну шерсть, подстилки, миски -
мы, конечно, первое время пытались поддерживать  чистоту  и  порядок  на
прежнем уровне, а потом махнули рукой. Как есть, так и ладно.  Зато  ра-
дости сколько от них - вы не представляете. Они же как люди,  у  каждого
свой характер, свои особенности. У одного аллергия  на  свинину,  другой
терпеть не может аппарат для измерения давления. Он его  боялся,  предс-
тавляете? Как Юрий Ефимович тонометр достает, так Фред опрометью кидался
ко мне и начинал скулить, когда был маленьким. И чего он в нем нашел та-
кого страшного? Теперь, когда подрос, уже не убегает,  достоинство  блю-
дет, но по глазам все равно видно, что не любит он этот аппарат.  Сидит,
смотрит на Юрия Ефимовича, а на морде мука мученическая написана. Да что
говорить! Они - члены семьи, мы их всех любили, как детей.
   - Юрий Ефимович был, наверное, добрым, мягким?
   - Добрым - да. Добрее его я человека в жизни не встречала. А вот мяг-
ким, - Клавдия Никифоровна как-то странно  посмотрела  на  Короткова,  -
мягким я бы его не назвала.
   - Почему? Он был неуступчивым? Упрямым?
   - Это трудно объяснить, - в покачала головой вдова. -  Просто  я  так
чувствовала. Если вы попросите меня привести пример, из которого было бы
видно, что он не был мягким, я, наверное, не  смогу  этого  сделать.  Но
внутреннее ощущение было именно такое всегда: добрый, но жесткий.
   - И все-таки, Клавдия Никифоровна, почему? Мне  это  важно,  поймите.
Только зная в деталях характер вашего мужа, я  смогу  представить  себе,
что он мог сделать такого, из-за чего погиб. Чем и кому он мог помешать,
кто мог захотеть ему отомстить, свести с ним счеты. Пожалуйста,  Клавдия
Никифоровна, я прошу вас. Я понимаю ваше горе, понимаю, как  вам  тяжело
говорить о муже, но это нужно сделать. Вы мне поможете?
   Лена Русанова растерянно смотрела на капитана  Лесникова  и  молчала.
Почему этот красивый строгий милиционер спрашивает ее о Диме? В  чем  он
провинился? Что с ним случилось?
   - Лена, вы напрасно молчите. Жена Платонова сказала нам, что  в  ночь
со среды на четверг Дмитрий не ночевал дома. Ваш брат уверен, что он был
у вас. Это правда?
   - Какое вам дело? - резко ответила она. - Даже если он и был у  меня,
то что это изменит? Чего вы лезете ко мне?
   - Вы не правы, - мягко ответил Лесников. - Дмитрий в четверг  с  утра
пришел на работу, а среди дня ушел, никому ничего не сказав, и мы до сих
пор не знаем, где он. Видимо, произошло что-то важное, что заставило его
оставить работу и где-то скрываться. И это важное могло произойти либо в
четверг в первой половине дня, либо в среду. И если в  среду  он  был  у
вас, то, возможно, рассказал что-то или хотя бы  обмолвился  о  каком-то
важном событии.
   - Ничего он не рассказывал. Он вообще никогда ничего  не  рассказывал
про свою работу. Будто вы не знаете! - презрительно фыркнула  она.  -  У
меня и брат такой же, слова лишнего от него не услышишь.
   - А о чем вы обычно разговаривали с Дмитрием?
   - Это не ваше дело, - огрызнулась Лена. - Во всяком случае, не о  ра-
боте.
   - Скажите, - внезапно сменил направление Лесников,  -  Дмитрий  много
читал?
   - Читал? - переспросила она, чуть запнувшись. - Какой  странный  воп-
рос.
   - И все-таки.
   - Ну... Мне кажется, нет. У него времени нет на книги.
   - Откуда вы знаете? Вы спрашивали его об этом?
   - Да нет, зачем же, это и так видно.
   - Откуда видно?
   - Я, например, начинаю ему рассказывать о какой-то известной вещи,  и
по его реакции вижу, что он о ней впервые слышит.
   - А вас не коробило от этого? Вы простите меня, Лена, но вы учитесь в
консерватории, вы близки искусству, вероятно, у вас повышенные  требова-
ния к общей образованности человека, а Дмитрий, похоже, этим требованиям
не очень соответствовал. Вы мирились с этим?
   - Вы говорите глупости, - сказала он сердито и немного высокомерно. -
Ценность человека не в том, сколько книжек он прочел, а в  том,  как  он
относится к другим людям. Да, Дима не знает, что такое  "гарики"  и  кто
такой Губерман, он не видел ни одной пьесы Уильямса и никогда не  слышал
музыку Губайдулиной, но он уважительно относился к людям и никогда их не
унижал. Он вообще почти никогда ни о ком не говорил плохо.
   - У вас были общие друзья? - невинно поинтересовался Лесников. Девоч-
ка дерзит, но не потому, что она злая от природы, а от  растерянности  и
испуга, и ему не составит большого труда заставить ее сказать то, что он
хочет услышать. Надо только сделать так, чтобы она не почувствовала, что
идет у него на поводу.
   - Нет.
   Лена помолчала немного, уставившись куда-то в пол.
   - Мы никуда не ходили вместе, нам было  достаточно  друг  друга,  нам
никто не был нужен, - добавила она вдруг.
   - А о каких же людях  Дмитрий  вам  рассказывал?  Кого  обсуждал?  Вы
только что сказали, что он никогда не унижал людей и не  говорил  о  них
плохо. Кого вы имели в виду?
   - Никого конкретно, - она пожала плечами. - Иногда он рассказывал мне
о людях, которых я совсем не знаю.
   - Например?
   - Ну, например, в среду он пришел грустный и сказал, что  умер  очень
хороший и достойный человек. Попросил меня налить ему водки  и  помянул.
Знаете, мне показалось, он чуть не плакал. Конечно, я понимаю, что о по-
койниках плохо не говорят, но, если он решил выпить за упокой  его  души
не на поминках, не на людях, а один, как бы для себя, это значит, что...
   Она снова запнулась и замолчала. Игорь не  прерывал  молчания,  боясь
спугнуть девушку, он понимал, что сейчас слышит самую важную  информацию
за весь вечер.
   - Господи, как я плохо формулирую, - с досадой вздохнула  она.  -  Вы
понимаете, что я хочу сказать?
   - Кажется, да, - осторожно ответил Лесников. - Вы хотите сказать, что
есть такая вещь, как моральный долг, и что многие из нас  горазды  отда-
вать его прилюдно и во всеуслышанье, но лишь немногие способны помнить и
отдавать его в одиночку, наедине с самим собой. Кроме того, Дмитрий, ве-
роятно, был способен на сильную привязанность и  преданную  дружбу,  что
также дано не многим. Верно?
   - Да-да, верно, - торопливо и нервно заговорила девушка. -  Но  если,
как вы говорите, Дима пропал, то я не понимаю, как  его  способность  на
сильную привязанность поможет вам его найти. Я сказала  вам  лишнее,  вы
меня подловили, это нечестно. Уходите, пожалуйста. Я больше не буду  от-
вечать на ваши вопросы. Уходите.
   - Хорошо, Лена, я сейчас уйду, но, может быть, вы  скажете  мне,  кто
был тот человек, который умер и которого хотел помянуть Дмитрий?
   Лена встала с дивана и выпрямилась во весь свой небольшой рост. Глаза
ее гневно сверкали, губы побелели.
   - Вы поступаете подло, слышите, подло! Вы заставляете меня пересказы-
вать вам слова, которые предназначались только для меня. Вы  заставляете
меня предавать Диму. Да, вы меня перехитрили, и в какой-то момент я  ра-
зоткровенничалась с вами, но я раскаиваюсь в этом, а вы вцепились мне  в
горло и требуете...
   Она задохнулась от ярости и готова была расплакаться.
   - Уходите!
   Уже стоя в дверях, Игорь Лесников вдруг обернулся к ней.
   - Лена, я не хочу, чтобы вы считали меня негодяем, поэтому предупреж-
даю вас сразу: раз вы не хотите говорить со мной, я попрошу вашего брата
задать вам те же самые вопросы. Ему вы не сможете не ответить. Так  вот,
чтобы вы не думали, что я пытаюсь вас перехитрить и подсылаю к вам  Сер-
гея, чтобы выпытать какие-то секреты, я говорю вам о своем намерении за-
ранее.
   - Зачем? - холодно спросила она, уже вполне овладев собой. -  Играете
в благородство?
   - Играете вы, а не я, и не в благородство, а на скрипке. А я  пытаюсь
спасти вашего друга Платонова. И если вам нравится мне мешать, то я лич-
но от этого удовольствия не получаю. Всего хорошего.


   Глава шестая

   Телефонный звонок в кабинете следователя окружной прокуратуры  Казан-
цева раздался в тот самый момент, когда Валерий  Петрович  не  без  удо-
вольствия занимался любовью с молоденькой практиканткой университетского
юрфака. У Казанцева не было особо срочных дел, требовавших  его  самоот-
верженного выхода на работу в субботний день, но и отдельного  кабинета,
не говоря уже об отдельной квартире, у него тоже не  было,  поэтому  для
закрепления дружеских отношений с  практиканткой  пришлось  пожертвовать
одним из двух выходных.
   Был Валерий Петрович высок ростом и обладал столь мощным басом,  что,
когда он добросовестно пытался говорить  тихо,  присутствующим  начинало
казаться, что в комнате стоит ровный низкий гул.
   Звенящий телефонный аппарат оказался у самого уха  лежащей  на  столе
девушки. Она недовольно приподняла голову и вопросительно посмотрела  на
Казанцева. Валерий Петрович снял трубку, не отнимая  при  этом  руки  от
гладкого бедра будущего светила следственной работы.
   - Валерий Петрович? - послышался в трубке незнакомый женский голос.
   - Да, я вас слушаю.
   - Дима Платонов просил напомнить вам о Кате из Омска.
   Казанцев от неожиданности убрал руку с того уютного  места,  где  она
так удобно и уверенно лежала.
   - Я помню Катю из Омска, - ровным голосом ответил он. - Что с Димой?
   - Он в порядке, не беспокойтесь. У него к вам просьба. Выясните,  по-
жалуйста, кто на Петровке занимается расследованием убийства Юрия  Тара-
сова из Совинцентра и Вячеслава Агаева из Уральска-18. Их  имена,  фами-
лии, домашние и служебные телефоны, краткие характеристики. Когда и куда
мне перезвонить?
   - С семи до восьми вечера позвоните мне домой. Номер телефона есть?
   - Три-девять-четыре-десять-пятьдесят девять?
   - Верно. Скажите Диме, я все сделаю.
   Он не успел закончить последнюю фразу, когда в ухо ударили громкие  и
частые гудки отбоя.
   Казанцев мельком взглянул на часы. Выгонять девочку  прямо  сейчас  -
грубо и не по-джентльменски, надо быстренько закончить так приятно нача-
тое дело и проводить ее до выхода. На выполнение Димкиной просьбы  может
уйти много времени, но не выполнить ее нельзя. Еще в те  времена,  когда
они вместе учились в школе милиции, Валера Казанцев попал  в  тяжелую  и
некрасивую историю со студенткой педагогического института. История была
настолько некрасивая, что Валере  понадобилось  немало  мужества,  чтобы
рассказать о ней только одному человеку - Диме Платонову. Девушку  звали
Катей, и с тех пор слова "Катя из Омска" стали  обозначать  ситуацию,  в
которой от них требуется полное доверие друг к другу, немедленная помощь
и строгая конфиденциальность. За два десятка лет  эти  магические  слова
произносились чаще следователем Казанцевым, чем  оперативником  Платоно-
вым.
   - Спасибо тебе, малыш, - вежливо сказал Валерий Петрович.  -  Хочешь,
вечером куда-нибудь сходим?
   - Мне уходить? - обиженно спросила практикантка.  Судя  по  последним
пятнадцати минутам, расследование уголовных  дел  осталось  в  ее  жизни
единственным, в чем еще следовало бы попрактиковаться. Все остальное она
умела делать превосходно и ни в какой дополнительной практике не  нужда-
лась.
   - Малыш, ты же слышала, мне позвонили, у меня появились срочные дела.
   Казанцев быстро провел руками по костюму, проверяя, все ли на месте и
все ли пуговицы застегнуты, потом поправил на  девушке  юбку  и  ласково
погладил по плечу.
   - Порядок. Пойдем, я провожу тебя.
   - Тебе звонила женщина, - упрямо возразила практикантка, не  трогаясь
с места и убирая руки за спину, чтобы не брать протянутую Казанцевым су-
мочку.
   - Она звонила по делу. Этим делом я и должен заняться, причем  немед-
ленно. Все, малыш, хватит препираться, давай прощаться до понедельника.
   Девушка ушла, обиженно поведя плечиками, а Валерий Петрович  Казанцев
сел за письменный стол и принялся накручивать телефонный диск.
   Второй звонок Кира сделала Сергею Русанову, сказав ему точь-в-точь те
слова, которые велел передать Дмитрий.
   - Дима хочет передать вам документы...
   - Где он? - нетерпеливо перебил ее Русанов. - Я должен сам с ним  по-
говорить.
   - Его нет в Москве, - отвечала Кира, неукоснительно следуя полученным
от Платонова инструкциям. - Он уехал  и  оставил  документы,  которые  я
должна передать вам.
   - Куда он уехал?
   - Я не знаю.
   - Что это за документы?
   - Я их не читала. Они в запечатанном конверте, Дима запретил мне  его
вскрывать. Я оставлю их завтра в первой половине дня в  камере  хранения
на Киевском вокзале.  Ячейка  номер  двадцать  семь,  код  шесть-два-де-
вять-пять.
   - Откуда вы знаете, что двадцать седьмая ячейка будет свободна, когда
вы завтра придете на вокзал?
   - Я заняла ее сегодня утром. А завтра я положу туда  документы.  Если
захотите что-то передать Диме, оставьте  в  ячейке  записку.  Он,  может
быть, свяжется со мной.
   - Дайте мне ваш номер телефона на всякий случай, -  потребовал  Руса-
нов.
   - У меня нет телефона, - невозмутимо ответила Кира. - Я недавно пере-
ехала в район новостроек. До свиданья, Сергей Георгиевич.
   - Подождите! Подождите, девушка, минутку.
   - Да?
   - Скажите Димке, что все очень плохо. Его усиленно ищут, ориентировки
разосланы во все ОВД, у всех есть его