олынная горечь, в которой смешались  запахи
парфюмерии и разгоряченной кожи, буквально ударила ей в нос. На протяже-
нии последних восемнадцати часов Насте удавалось действовать  более  или
менее разумно и сознательно, но теперь силы покинули ее, механизм психи-
ческого вытеснения дал сбой и заглох, и страшная мысль о смерти пронзила
ее непереносимой болью.
   Сначала начали трястись руки, потом от озноба застучали  зубы.  Настя
заметалась по квартире, сама не зная, что она ищет, бессмысленно  перед-
вигаясь из кухни в комнату и обратно. Периодически она  ловила  себя  на
том, что, оказавшись в комнате, ищет глазами плиту и холодильник, а вой-
дя в кухню, пугается, оттого что не видит компьютера. Она  теряла  конт-
роль над своими мыслями, не замечая, как переходит из одного помещения в
другое. Она смотрела на часы, отмечая про себя время, и через  несколько
секунд забывала, который час, и снова искала глазами циферблат. Ей каза-
лось, что, если она сможет закричать, даже тихонько, ей станет легче, но
горло словно свело судорогой, и ей не удалось выдавить из себя ни звука.
   Состояние ее быстро ухудшалось, к ознобу и дрожи  присоединилась  го-
ловная боль, потом начало покалывать сердце, стала  неметь  левая  рука.
Она хотела было позвонить Леше и попросить его  приехать,  но  почему-то
никак не могла правильно набрать его номер. Это было  похоже  на  дурной
сон, в котором тебе очень нужно позвонить, но на циферблате не  оказыва-
ется нужных тебе цифр или вообще телефон устроен как-то непонятно  и  ты
никак не можешь разобраться в хитрой механике. Настя несколько раз попа-
ла не туда и в отчаянии махнула рукой на свои бесплодные попытки  дозво-
ниться до Чистякова. Ей показалось, что она просто забыла номер его  те-
лефона, и от этого еще больше расстроилась. Память всегда была ее безот-
казным орудием, и если она не может вспомнить номер телефона, по которо-
му звонила много лет, значит, у нее действительно плохо с головой.
   Настя утратила контроль не только над мыслями,  но  и  над  временем.
Когда позвонил Зубов, ей казалось, что он только что ушел, хотя на самом
деле с того момента прошло не меньше трех часов.
   - Все правильно, - сообщил он. - Провода оборваны примерно  семьдесят
пять - семьдесят восемь часов назад. Получается, это произошло в  среду,
первого марта, с пятнадцати до восемнадцати часов.
   После звонка эксперта ей стало немного легче. Она заставила себя  ду-
мать об убийстве Галактионова, самоубийстве Войтовича и трех  покушениях
на себя не как о смертях, несущих людям боль утраты, а как  о  событиях,
из которых нужно складывать единую картину.  Поменьше  эмоций,  поменьше
моральных оценок, сейчас нужно оперировать только сухими фактами,  чтобы
успокоить мозг привычной аналитической работой, логическими  построения-
ми, не дать страху взять верх и лишить ее, Настю,  работоспособности.  В
конце концов нужно взять себя в руки и позвонить Вадиму. Он  обещал  се-
годня объяснить ей какую-то деликатную вещь. Конечно, было бы лучше, ес-
ли бы она разговаривала с ним, уже получив информацию от Короткова и До-
ценко, но откладывать звонок было нельзя.
   Правильно набрав номер с первой же попытки, она резко выдохнула и ед-
ва заметно улыбнулась. Кажется, ей удается преодолеть себя.
   - Ну как, вы получили указания? - спросила она, не сочтя нужным  даже
поздороваться. - Я могу наконец услышать ваши объяснения?
   - Да, - твердо ответил Вадим. - Где я могу с вами встретиться?
   Настя взглянула на часы. Половина  десятого  вечера.  Поздновато  для
свиданий с малознакомым мужчиной, которому ты к тому же не доверяешь.
   - А по телефону нельзя? - спросила она.
   - Не хотелось бы. Эта история не для телефона.
   - Вы ставите меня в сложное положение, Вадим. Вы ведь понимаете,  что
после вашего вчерашнего спектакля про случайное  знакомство  и  автобус,
который редко ходит, я не могу вам доверять. И хотя я понимаю, что вы  в
некотором роде мой коллега и действовали  как  профессионал,  ваш  обман
заставляет меня задуматься. Если бы я была случайной теткой с улицы, по-
павшей в орбиту криминальной ситуации, ваше поведение называлось бы опе-
ративной комбинацией, а ваши байки про автобус - легендой. Но  поскольку
я не случайная тетка с улицы, а занимаюсь криминальной ситуацией по дол-
гу службы, все ваши профессиональные приемы по отношению ко мне я расце-
ниваю как обман. Грубо говоря, вранье, а мягко выражаясь -  как  грязную
игру, которую мои коллеги, не знаю, правда, из какого  ведомства,  ведут
против меня и против моих интересов в данной  криминальной  ситуации.  Я
ясно объяснила? И вот теперь вы хотите, чтобы я встречалась с вами позд-
ним вечером? Где? На улице? У вас дома? У меня дома? Вы должны  отдавать
себе отчет, что для меня все эти варианты неприемлемы. Я вам не  доверяю
и вас боюсь.
   - Я даже не знаю, что вам предложить, - растерянно произнес Вадим.  -
Я согласен на любые ваши условия, кроме разговора по телефону.
   - А я, в свою очередь, не могу предложить вам ничего  другого,  кроме
разговора по телефону. И как мы будем выкручиваться из  создавшейся  си-
туации?
   - Не знаю. Хотите, я приеду к вам на работу?
   Вас это устроит?
   - Меня это устроит с точки зрения безопасности, но не устроит с точки
зрения времени. Я не могу ждать до завтра, я хочу выслушать ваши  объяс-
нения сегодня. А лучше - немедленно.
   - Ну тогда я не знаю! - раздраженно воскликнул Вадим. -  Вы  сами  не
понимаете, чего хотите. Я вам сказал, я согласен на все, кроме разговора
по телефону. Когда придумаете вариант, который  вас  устроит,  позвоните
мне.
   Услышав короткие гудки отбоя, Настя недоуменно уставилась на телефон-
ную трубку. Интересное кино! Вчера он чуть ли не стелился перед  ней,  и
расставаться ему с ней, видите ли, не хотелось, и от смерти он  ее  спа-
сал, рискуя собственной жизнью, и смотрел ласково. А сегодня  разговари-
вает так, как будто она милостыню у него  просит.  Совершенно  очевидно,
что он не станет ничего обсуждать по телефону. И этому могут быть только
две причины: либо то, что он собирается сказать, действительно составля-
ет невероятно важную государственную тайну, а у него есть основания  бо-
яться прослушивания телефона; либо он ищет повод встретиться с ней,  ему
обязательно нужно встретиться с ней. Опять же зачем? И опять  же  причин
может быть несколько. Он хочет ее убить. Со вчерашнего дня что-то  изме-
нилось, и если вчера он помешал убийству, то сегодня  считает,  что  уже
пора. Или он хочет ее, Настю, кому-то показать. Может быть, тем же убий-
цам, которые расправятся с ней несколько позже, в другом месте и в  дру-
гое время. Или он хочет записать на магнитофон ее голос  и  сделать  ка-
кой-нибудь хитрый монтаж. Или сфотографировать ее и потом сделать  фото-
монтаж. В любом случае понятно, что встреча  ему  нужна  позарез,  может
быть, не срочно, но обязательно, для какой-нибудь очередной  комбинации.
Выхода нет, придется приглашать его к себе домой, по крайней мере  можно
быть уверенной, что здесь ее не сфотографируют и никому не покажут.
   Она снова позвонила.
   - Вы можете приехать ко мне, - сухо сказала она Вадиму. - Но с  усло-
вием: выполнять все мои требования. И имейте в виду, о вашем визите, ес-
ли мы договоримся, я немедленно сообщу своему начальнику. Он будет  зво-
нить мне каждые десять минут до тех пор, пока вы не уйдете.  Если  я  не
сниму трубку, по моему и по вашему адресам тут же будут  посланы  оперг-
руппы. Ваша фамилия Бойцов?
   - Да.
   - Вы живете на Ореховом бульваре, дом  семнадцать,  квартира  пятьсот
тридцать вторая?
   - Да, верно.
   - Видите, я не блефую. Так как, Вадим, на таких условиях приедете  ко
мне?
   - Я выезжаю, - коротко ответил он.
   Он припарковал машину там же, где стоял три дня назад,  ожидая,  пока
наемные убийцы выйдут из дома. Включил сигнализацию,  запер  и  привычно
проверил двери. Поднимаясь в лифте на девятый этаж, чувствовал, как глу-
хо колотится сердце. Эта женщина непредсказуема. Ее главная  хитрость  -
отсутствие хитрости, к которому он не привык.  Всю  жизнь  он  оттачивал
свое мастерство в разгадывании сложных ходов и невероятных  хитросплете-
ний, здесь он чувствовал себя уверенно. Оказалось, что простота и прямо-
та тоже требуют навыка, если ты к ним не приучен. Одно дело  недомолвки,
намеки, увертки, переигрывание друг друга "на один ход", и совсем другое
- когда тебе говорят: один раз ты меня уже обманул, теперь я тебе не ве-
рю и тебя боюсь. И ты попадаешь в  идиотскую  ситуацию,  когда  вынужден
клясться и доказывать, что ты не врешь, понимая при этом,  что,  во-пер-
вых, ты все-таки врешь, а во-вторых, тебе все равно не верят.
   Вадим подошел к уже знакомой двери, из которой трое  суток  назад  он
вынимал взрывное устройство, и нажал кнопку звонка.
   - Открыто! - донеслось из глубины квартиры. - Входите!
   Он осторожно открыл дверь и вошел в освещенную прихожую.
   - Анастасия, - негромко позвал он.
   - Я здесь, - донеслось в ответ, - в кухне. Раздевайтесь, я сейчас.
   Бойцов снял легкую кожаную куртку - он не любил тепло одеваться, ког-
да ездил на машине. Повесил ее на вешалку и глянул на  себя  в  зеркало.
Женщины считали его красивым, а мужчины называли "качественным", говоря,
что в нем нет "конфетности", зато чувствуется порода.
   - Ботинки снимать? - спросил он громко.
   - Обязательно. Если вы в свитере или в пиджаке, то их тоже снимите.
   - Зачем? - удивился он, снимая тяжелые ботинки и  пристраивая  их  на
коврике так, чтобы мокрая грязь не оставляла следов на паркете.
   - Я сказала - снимайте, - услышал он в ответ холодный  голос  Каменс-
кой. - Мы же договорились: вы соблюдаете все мои требования. А они будут
достаточно жесткими, учитывая степень моего недоверия  к  вам.  Так  что
приготовьтесь.
   Бойцов покорно стянул с себя пуловер и бросил его в прихожей на стул.
   - Теперь я могу зайти на кухню?
   - Можете, только медленно. Встаньте на пороге, чтобы я вас видела.
   Вадим сделал два шага в сторону кухни и замер в дверном  проеме.  Ка-
менская стояла прямо перед ним. В одной руке она держала спортивные брю-
ки и какую-то трикотажную майку, в другой был зажат пистолет, нацеленный
прямо в живот Бойцову.
   - Возьмите, - она протянула ему брюки и майку. - Переоденьтесь.
   - Где? - тупо спросил Вадим.
   - Прямо здесь, чтобы я вас видела.
   - Но зачем?
   - А вам не понятно? Я хочу быть уверенной, что у вас в карманах ниче-
го нет и что на вашем теле не прилеплено  пластырем  что-нибудь  эдакое,
что мне не понравится. Устраивать шмон я не собираюсь, мне проще вас пе-
реодеть. И не вздумайте рассказывать мне, как вы  меня  стесняетесь,  не
будьте смешным.
   Бойцов молча ослабил узел галстука и резким движением сорвал его  че-
рез голову, расстегнул рубашку, снял и швырнул на стул,  где  уже  лежал
его пуловер. Натянул протянутую Настей майку и  нерешительно  взялся  за
брючный ремень.
   - Давайте, Вадим, не тяните резину, уже почти одиннадцать часов. При-
личным людям пора спать ложиться, а вы мне голову морочите своими  дели-
катными секретами.
   Он покорно расстегнул ремень  и  снял  брюки,  мысленно  поблагодарив
судьбу за то, что своего мускулистого пропорционального тела  ему  стес-
няться никогда не приходилось. Приготовленные хозяйкой спортивные  штаны
оказались ему коротковаты, но в данной ситуации это  не  имело  никакого
значения. Он стоял на пороге кухни в носках,  коротких  брюках  и  чужой
тесной майке, а в живот ему был нацелен пистолет, причем пистолет, несо-
мненно, заряженный. И значение сейчас имело только это.
   - Проходите, садитесь, - сказала Настя, отступая назад  и  освобождая
ему проход. - Нет, не сюда, вон туда, пожалуйста, спиной к окну.
   Когда он уселся, Каменская села напротив  него,  оказавшись  рядом  с
дверью. "Грамотно, - оценил Бойцов. - Теперь я не  смогу  выйти  отсюда,
если она этого не захочет".
   Не выпуская оружие из рук, она сняла трубку стоящего на кухонном сто-
ле телефона и набрала номер.
   - Это я, - произнесла она. - Бойцов приехал. Да, хорошо,  через  пять
минут.
   - Вы говорили - через десять, - заметил  Вадим,  когда  она  положила
трубку.
   - Я передумала, - невозмутимо ответила Каменская. - Итак, я вас  слу-
шаю.
   - Нам стало известно, - начал он, - что вы восстанавливаете материалы
сгоревшего во время пожара уголовного дела Григория Войтовича. И  у  вас
возник вопрос о том, по чьему ходатайству он был освобожден из-под стра-
жи. Я уполномочен сообщить вам, что это мы ходатайствовали о  его  осво-
бождении. Документальных следов, естественно, нет никаких. Но нам бы  не
хотелось, чтобы у прокурора, который пошел нам навстречу, были какие-ли-
бо неприятности из-за этого. Уверяю вас, он не сразу  согласился  выпол-
нить нашу просьбу, но перед интересами безопасности страны  меркнут  все
остальные резоны. Вы согласны?
   - Пока нет. Что это за интересы безопасности страны?
   - Видите ли, Войтович делал для нас одну работу, он участвовал в раз-
работке сверхсекретного проекта, а убийство жены совершил в самый ответ-
ственный момент работы. Продолжать разработку без него было  невозможно,
он в этом проекте был генератором идей, без него вся  работа  застопори-
лась бы. Естественно, мы нажали на все рычаги, чтобы Григория Ильича от-
пустили домой. Речь, как вы понимаете, не шла о  том,  чтобы  освободить
его от уголовной ответственности, ведь он совершил тяжкое преступление и
должен быть наказан. Речь шла только о том, чтобы в  период,  пока  идет
предварительное следствие и судебное разбирательство, Войтович находился
дома под подпиской о невыезде и мог продолжать  научную  работу.  Вот  и
все. Он не собирался никуда сбегать, он не отрицал своей вины  и  никоим
образом не мог, находясь на свободе, мешать следствию. Он был  заинтере-
сован довести проект до конца, потому что должен был  получить  за  него
солидный гонорар, который позволил бы его матери растить  оставшегося  у
него маленького ребенка без особых материальных трудностей, пока он  бу-
дет отбывать срок за убийство. Так что он  совершенно  точно  никуда  не
сбежал бы, он был человеком совестливым и порядочным.
   - Настолько совестливым, что убил свою жену? - уточнила Каменская, не
скрывая сарказма. - Я могу узнать, о каком проекте идет речь?
   - Нет. Нам категорически запрещено это обсуждать.  Даже  я  этого  не
знаю. Я знаю только то, что сказал вам.
   - Кто-нибудь в Институте знал о том, что Войтович работал на вас?
   - Никто. С ним было заключено трудовое соглашение, где одной стороной
выступал он, а другой - некая частная фирма.
   - Какая?
   - Не знаю. Честное слово, не знаю. Я не имею отношения к стратегичес-
ким разработкам, я такой же оперативник, как и вы.
   - Значит, в Институте никто об этом не знает?
   - Я надеюсь, что нет, если только Войтович сам не рассказал  кому-ни-
будь. Но я надеюсь, что этого не произошло. Наше ведомство уже не первый
раз прибегало к услугам Григория Ильича, и  мы  знали,  что  он  человек
очень ответственный и к разглашению тайны относился серьезно. Кстати, об
этом свидетельствует и тот факт, что ваши сотрудники работают в Институ-
те целый месяц, а так и не смогли выяснить, кто ходатайствовал за Войто-
вича. Если бы он хоть одной живой душе проговорился, факт его работы  на
нас уже давно всплыл бы на поверхность, и вы бы узнали об этом.
   "Пока, кажется, все идет нормально. То, что я ей рассказываю,  доста-
точно полно соответствует действительности. Мы в самом деле ходатайство-
вали за Войтовича, потому что были заинтересованы в его работе над  про-
ектом. Это чистая правда. За одним небольшим  исключением:  Войтович  не
заключал с нами никакого трудового соглашения и вообще не знал, что  ра-
ботает на нас. Он работал на какого-то неведомого "гражданского"  заказ-
чика, которому приспичило поставить у себя антенну, аналогичную той, ко-
торую недавно установил у себя Институт. Даже научный руководитель  про-
екта не знает, что работает в конечном итоге на нас, он уверен, что  его
прибор попадет к Мерханову. И сам Мерханов тоже в этом уверен. Какое ра-
зочарование его ждет... Хорошо, что в числе разработчиков оказалась Лит-
винова, на сексуальных проблемах и угрозе огласки ее подцепили быстро  и
без всяких усилий. Она вполне успешно заменила  Войтовича.  Конечно,  он
был невероятно талантлив, но в  работе  над  прибором  его  использовали
"втемную", обманывая и не показывая  истинного  предназначения  антенны.
Его руководитель оказался достаточно осторожным и ни с кем не  поделился
своим чудовищным замыслом. Он не мог не  понимать,  что,  знай  Войтович
правду, он бы спроектировал этот прибор за две недели. Но  правду  гово-
рить было нельзя, поэтому они и возятся уж" почти три  месяца.  Пришлось
открыть глаза Литви новой. До Войтовича ей далеко, она и на десятую долю
не так талантлива, как он, но, зная истинно"  предназначение  прибора  и
имея под рукой все разработки Войтовича, она продвигается вполне  успеш-
но. А тот человек, под чьим руководством он выполняет "левый" заказ, да-
же и не догадывается, что Инна Федоровна все знает. Слава Богу, в  нашей
стране сексуальные меньшинства все еще считаются чем-то  вроде  неполно-
ценных выродков".
   - Вот, собственно, все, что я должен был вам сказать.
   - А вы вместо этого ходили за мной по пятам целую неделю, - зло отве-
тила Каменская. - Зачем? Почему вы мне не сказали все это сразу? И поче-
му именно мне, а не Короткову, который постоянно работает  в  Институте,
или не моему начальнику?
   - Я должен был сам решить, кому из вас сказать об этом. Вы же понима-
ете, информация действительно весьма деликатная, ее не каждому можно до-
верить. Ни о вас, ни о Короткове, ни о полковнике Гордееве я  ничего  не
знал, и мне следовало предварительно изучить каждого из вас,  чтобы  ре-
шить, с кем первым я могу поговорить об этом. Я отдавал себе отчет,  что
эта информация должна будет принять какой-то... официальный  вид,  я  бы
так сказал. То есть следователь, восстанавливающий дело, должен иметь  в
руках веский довод, почему Войтович был освобожден и почему нигде нет об
этом никакого документа, кроме вынесенного  следователем  постановления.
Поэтому очень важным было правильно выбрать именно первого,  кому  я  об
этом скажу, чтобы найти с ним  общий  язык,  достичь  взаимопонимания  и
вместе выработать линию, которой следует  придерживаться  в  дальнейшем,
чтобы не разгласить государственную тайну и не поставить других людей  в
неловкое положение.
   - Значит, вы меня изучали, а меня в это время кто-то  пытался  убить.
Так?
   - Так, - подтвердил он, глядя на нее выразительными серыми глазами  и
стараясь сделать свой взгляд как можно более теплым и  ласковым.  Однако
под дулом пистолета это получалось плохо. Каменская сидела напротив него
с бесстрастным холодным лицом, на губах ее не мелькала даже тень улыбки,
очень светлые глаза казались острыми и пронзительными, хотя Вадим  пони-
мал, что светлые глаза почти всегда производят такое впечатление,  когда
человек сердится, даже если этот человек не обладает никакой особой про-
ницательностью.
   - И кто пытался меня убить? - продолжала она свой допрос.
   - Я не знаю. - Бойцов постарался придать  лицу  выражение  абсолютной
искренности. - Сам в догадках теряюсь.
   - Я вам не верю, - спокойно сказала Каменская, глядя  в  какую-то  ей
одной видимую точку, расположенную где-то между бровями Бойцова.
   - Но я действительно не знаю! - воскликнул он, с ужасом  ощущая,  что
внутри не загорается тот огонь театральности, который всегда помогал ему
быстро вживаться в роль и быть очень убедительным. Сегодня  его  охватил
ступор, и роль явно не получалась. То ли он  перенервничал,  то  ли  эта
женщина так на него действует. Искусство "втирания" в  доверие  требует,
чтобы ты играл роль такого человека, который наиболее приятен твоему со-
б