жигу-
ли" так и остались стоять у здания министерства.
   "Хорошо, что Мукиенко не знает про Тарасова, - думал Платонов, стоя в
углу качающегося вагона метро и тупо вглядываясь в мелькающую перед гла-
зами черноту. - Но я-то знаю. И я не могу закрыть на это глаза. Три  дня
назад убит Юрий Ефимович, вчера - Славка. И этот денежный перевод. Круто
меня обложили. Но кто? Кто? Господи, как Славку-то жалко!  Такой  парень
хороший... Как же он не уберегся? У него ведь оружие было, я точно знаю,
сам видел, когда он куртку расстегнул. И  Валентину  сюда  же  приплели.
Когда они успели проверку-то устроить? Вчера, что ли? Дурак я, надо было
вчера домой ехать после работы, а не к Алене, тогда бы я уже вчера  знал
про деньги от "Артэкса" и сегодня не выглядел бы так плохо в кабинете  у
Мукиенко. И еще одно плохо: кто-то вычислил Тарасова".
   Он вышел из метро на станции "Беляево", купил в кассе жетон для теле-
фона и позвонил жене.
   - Валя, у меня неприятности, - сказал он сразу  же,  как  только  она
сняла трубку. Это означало, что разговор будет предельно сжатым, времени
мало, и нужно постараться свести к минимуму ахи и охи.
   - Представь себе, у меня тоже, - сухо ответила Валентина, которая  не
любила, когда Платонов не ночевал дома, даже если причина для этого была
более чем уважительная.
   - Что случилось?
   - Сегодня с утра приходили твои дружки из Управления по борьбе с  ор-
ганизованной преступностью и обнаружили на наших счетах  какие-то  непо-
нятно откуда взявшиеся деньги. Всю душу вынули.
   - Много денег?
   - Двести пятьдесят.
   - Чего? - не понял Платонов.
   - Тысяч долларов, чего же еще, - сердито вздохнула Валентина.  -  Мо-
жет, ты знаешь, откуда они взялись?
   - Знаю. Поэтому и ухожу в подполье. Валя, у  меня  цейтнот,  давай  я
скажу все коротко. Кто-то хочет меня  прижать  в  углу,  и  крепко.  Эти
деньги - один из способов свернуть мне шею, обвинить во взятке. Я  исче-
заю. Если опросят, где я, честно отвечай, что я тебе позвонил и  сказал,
что уезжаю срочно в командировку. Куда - не знаешь. Я очень торопился, а
ты не спросила. Или нет, давай так сделаем: ты сейчас включи  автоответ-
чик, я тебе позвоню и все скажу как надо. Тогда к тебе вопросов  не  бу-
дет, мол, как же ты не спросила, что случилось, да куда я еду, да почему
такая спешка. Тебя вообще дома не было, когда я звонил. Ладно?
   - Хорошо. Что еще?
   - Давай договоримся о встрече. Принеси мне деньги. Как можно  больше.
Я не представляю, сколько времени буду в бегах, поэтому возьми все,  что
есть. Зубную щетку, пасту, мыло, полотенце, бритву, белье, носки и  пару
сорочек. Возьми мой "дипломат" в шкафу, сложи все в него.
   - Хорошо, я поняла. Когда и где?
   - Переход с "Новокузнецкой" на "Третьяковскую", первая лестница.  Вы-
ходи из дома через пятнадцать минут, будет семнадцать тридцать. Примерно
в пять-семь минут седьмого приедешь на  "Новокузнецкую",  постарайся  не
опаздывать. Стой у первого вагона и смотри на часы. Как только загорится
"восемнадцать десять", начинай движение. Поднимаешься наверх  по  первой
лестнице, я буду идти во встречном потоке. Поняла?
   - Поняла, Митя. Я все сделаю, ты не волнуйся. Сейчас я включу автоот-
ветчик, ровно в половине шестого выйду из дома, в десять минут  седьмого
пойду на переход с "Новокузнецкой" на "Третьяковскую". Не бойся, я ниче-
го не перепутаю. Ну, все? Ты ничего не забыл?
   - Я тебя люблю, - благодарно произнес Платонов.
   - И я тебя люблю. До встречи.
   Валентина повесила трубку. Он задумчиво постоял несколько секунд воз-
ле телефона-автомата, потом пошел к кассе и купил еще один жетон.
   - Валюша, мне срочно нужно уехать в командировку, - торопливо загово-
рил он, услышав тонкий писк включившегося магнитофона в автоответчике. -
Может быть, я сумею заскочить домой, взять кое-что необходимое, но  ско-
рее всего просто не успею. Когда вернусь - неизвестно. Времени в  обрез,
поэтому машину оставил на Житной, возле министерства. Там  она  будет  в
сохранности. Не волнуйся, я буду звонить. Целую тебя и Мышонка.
   Он снова спустился в метро и поехал обратно в центр. Выйдя на станции
"Третьяковская", неторопливо пошел к эскалатору, считая про себя  секун-
ды. Запомнил, на какой цифре подошел к лестнице и на  какой  -  закончил
спуск на "Новокузнецкую". Потом, продолжая счет, прошел от  лестницы  до
первого вагона поезда с той стороны, откуда должна  приехать  Валентина.
Проделал весь путь в  обратном  направлении,  проверяя  отсчет.  Кое-что
уточнил, взглянул на часы и подумал, что не нужно ему сидеть целых двад-
цать минут на платформе, глаза мозолить. Лучше проехать четыре остановки
в любую сторону и вернуться.
   Через двадцать минут он с толпой пассажиров начал медленный спуск  по
лестнице. Согласно  висящему  наверху  знаку,  лестница  предназначалась
только для движения вниз, однако слева  всегда  протискивался  тоненький
ручеек упрямых глупых пассажиров, которым лень было сделать еще три шага
до следующей лестницы, по которой люди шли вверх.  Валентину  он  увидел
издалека. Она шла не поднимая головы, не озираясь, глядя под  ноги,  что
было вполне оправданно, ибо идти  навстречу  спускающемуся  по  лестнице
многоголовому и многоногому монстру в час пик было небезопасно. Платоно-
ву даже показалось, что он чувствует запах ее духов. "Я никогда не смогу
уйти от нее", - почему-то подумал он совершенно некстати. Поравнявшись с
женой, он чуть-чуть  сдвинулся  влево,  задевая  ее  плечом  и  разжимая
пальцы. Тут же в ладонь удобно легла пластиковая, обтянутая  натуральной
кожей ручка "дипломата". Он едва успел ласково провести пальцами по неж-
ной ладони женщины. Вот и все. Еще минуту, еще двадцать секунд назад  он
был обыкновенным человеком, идущим на встречу  с  собственной  женой.  А
сейчас, взяв у нее портфель и позволив ей уйти, он превратился в  бегле-
ца, скрывающегося от правосудия. Он - вне закона.
   Дмитрий Платонов буквально спиной чувствовал, как удаляется  от  него
Валентина, и вместе с ней - нормальная законопослушная жизнь,  легальная
и открытая, словно вместе с женой от него отодвигалась та граница, кото-
рая только что разделила ТОТ мир и ЭТОТ.
   В машине было тепло и душно. Андрей Чернышев, оперативник из  област-
ного управления внутренних дел, приехал на Петровку за Настей  Каменской
прямо с бензозаправки, и в салоне все еще витал  весьма  ощутимый  запах
бензина.
   - Я открою окно, - полувопросительно сказала Настя, берясь за ручку.
   - Смотри, чтобы тебе не надуло, - откликнулся Чернышев, которого  мо-
ментально прохватывало даже на малюсеньком сквозняке.
   - Да черт с ним, пусть надует, -  беззаботно  откликнулась  Настя.  -
Иначе я в обморок свалюсь, я же духоту не переношу.
   - Интересно, а как же ты летом на юг ездишь?
   - Никак, - пожала она плечами.
   - Как это - никак?
   - А я не езжу летом на юг.
   - А когда ездишь? Осенью, в бархатный сезон?
   - Не-а. Я вообще никуда не езжу. Во время отпуска сижу  дома,  деньги
зарабатываю переводами.
   - А дача?
   - Да Бог с тобой, - она испуганно всплеснула руками. - В нашей  семье
сроду дачи не было.
   - Интересно, почему? Сейчас мало людей найдется, у которых  дачи  нет
или участка садового. В основном у всех есть какой-никакой сад-огород.
   - Трудно сказать, Андрюша. Сколько я себя помню, этот вопрос  даже  и
не поднимался. Мама много работала, в выходные тоже все время что-то пи-
сала, на компьютере работала. Какая ей дача? Папа  в  уголовном  розыске
трубил, ему бы на сон пять часов в неделю урвать - уже радость. Ну и я с
детства к природе не приучена, выросла городским ребенком, у меня и тяги
такой нет, чтобы в лес выехать или там на  полянку  какуюнибудь.  Стыдно
признаться, но меня это раздражает. Обязательно что-то  колется,  что-то
кусается, воды горячей нет, мягкого дивана нет, телефона нет. Ну  и  так
далее.
   - Хорошо, что ты в городском управлении работаешь, а не в  областном,
как я, - философски заметил Андрей. - А то как преступление - так приро-
да. Даже если оно совершено в доме, так до него пока доедешь - в  машине
укачает. И опять же, ехать через ту самую природу, которую ты не любишь.
   - Не передергивай, я не сказала, что не люблю, я сказала, что я к ней
равнодушна.
   Некоторое время они ехали молча, не произнося ни слова.
   - Андрюша, не тяни, - наконец сказала Настя. - Выкладывай.
   - Да нечего особенно рассказывать, - вздохнул Чернышев. - Опять та же
самая история. Выстрел в затылок, револьвер девятимиллиметровый. Труп  в
лесополосе, недалеко от дороги. Молодой мужик. Я надеялся, что ты до че-
го-нибудь додумалась.
   - А связи?
   - Ничего. Никаких связей с другими потерпевшими. По крайней мере,  на
первый взгляд. Конечно, там еще копать и копать.  Я  уже,  честно  приз-
наться, стал понедельников бояться. Как приду на работу - так  убийство.
Их по выходным дням отстреливают, что ли?
   - Похоже. Получается одно из двух: либо потерпевшие люди, до  которых
добраться можно только в выходные дни, потому что  по  будним  дням  они
всегда на людях или под охраной, либо преступник у нас такой специфичес-
кий. Сумасшедший, например. Или тоже занят полную рабочую неделю. Как ты
на это смотришь?
   - Я подумаю, - отозвался Чернышев. - Из четырех погибших один -  сту-
дент, один - коммерсант, двое нигде постоянно не работают.  Может  быть,
дело действительно в их образе жизни. Но где они могли пересечься? Поче-
му их убивает один и тот же человек?
   - Стоп, стоп, Андрюша, не один и тот же человек, а из одного  и  того
же оружия. Ну и, если угодно, одним и тем же способом.  Но  в  том,  что
убийца тот же самый, мы не можем быть уверены.
   - Да ладно тебе. Судя по заключению экспертов, во всех четырех случа-
ях выстрел произведен с расстояния 22-24 метра человеком,  имеющим  рост
примерно 168 сантиметров. Если убийцы разные, то их что,  по-твоему,  по
росту подбирали? Тебе не кажется, что это маловероятно?
   - Я не знаю такого слова, - пожала плечами Настя.
   - То есть?
   - Мы в своей работе не должны заниматься оценкой вероятности. Это од-
на из самых больших наших ошибок. Мы должны предусмотреть  все,  понима-
ешь, все без исключения. У большинства из нас мышление организовано неп-
равильно.
   - Интересно ты рассуждаешь. А как же правильно?
   - А правильно -  это  как  у  компьютера.  Ты  когда-нибудь  играл  с
компьютером в преферанс?
   - Приходилось, - хмыкнул Андрей.
   - Тогда ты должен помнить, что, если на одних руках, к  примеру,  се-
мерка, десятка и туз, машина очень долго думает, какую карту снести. Че-
ловек просто помнит, что семерка меньше, туз - больше, и  бросает  карту
не задумываясь, а машина, прежде чем сделать ход, каждый раз просчитыва-
ет расстояние от семерки до десятки и дальше до  туза,  и  только  после
этого делает ход. Она не может запомнить, что семерка всегда меньше  де-
сятки, она эту истину открывает каждый раз заново. Кстати, я это  всегда
учитываю, когда играю. По тому, сколько  времени  машина  думает,  можно
примерно определить, какие карты на руках у противника. Если сброс карты
идет сразу, значит она в данной масти либо вообще единственная, либо там
лежат две подряд, например, семерка с восьмеркой или дама с королем. Ес-
ли долго думает, значит, либо карт много,  либо  между  ними  расстояние
большое. Так и мы с тобой: в каждом преступлении мы  должны  все  истины
открывать заново, а не оценивать степень вероятности каждой из них. Дру-
гое дело, что планировать работу мы начинаем с проверки наиболее вероят-
ных версий, но держать в голове мы должны все, даже самые невероятные.
   К Настиному дому они подъехали около десяти вечера.
   - Может, на завтра перенесем? - осторожно предложил Чернышев. - Позд-
но уже, неудобно.
   - Почему неудобно? - удивилась она. - Нормально. Пошли, не выдумывай.
   Войдя в квартиру, Настя первым делом кинулась на кухню ставить чайник
на огонь. Ей никак не удавалось нормально работать  без  чашки  крепкого
кофе.
   - Извини, у меня еды никакой нет, могу предложить только бутерброд  с
сыром. Будешь?
   - Буду. Аська, скорей бы ты уже замуж вышла, что  ли.  У  тебя  холо-
дильник - как у старого холостяка.
   - Думаешь, я после свадьбы готовить начну? -  засмеялась  она.  -  Не
обольщайся. Мне скоро тридцать пять, меня уже не переделать.
   - Как же ты своего Чистякова кормить собираешься?
   - А он сам себя прокормит. И меня заодно.
   Она включила компьютер и разложила перед собой записи, которые Черны-
шев сделал, работая по четырем убийствам.
   - Начнем с места преступления. Говори точные координаты.
   На мониторе появилась карта Московской области, на которую Настя  ак-
куратно нанесла четыре точки, обозначающие места, где были найдены четы-
ре трупа с огнестрельными ранениями в затылок. Все точки  находились  на
разном расстоянии от центра Москвы, самая ближняя - в сорока километрах,
самая дальняя - в ста десяти.
   -  Пока  ничего  не  видно,  -  задумчиво  прокомментировала  она.  -
Единственное, что можно сказать: все эти точки находятся примерно в оди-
наковом удалении от Хорошевского района. Об этом имеет  смысл  подумать,
если" исходить из того, что все дело в преступнике. Может быть, он живет
где-то в этом районе. Знаешь, люди очень подвержены привычкам. Если  че-
ловек выбирает из двух-трех маршрутов в первый раз какой-то  один  и  на
этом маршруте с ним не происходит ничего плохого, в  девяти  случаях  из
десяти он остальные маршруты и пробовать не станет. Убийца в первый  раз
завез свою жертву на расстояние примерно в семьдесят километров. Убедив-
шись, что все прошло благополучно и его в течение недели не поймали,  он
автоматически начинает считать семьдесят километров оптимальным безопас-
ным расстоянием. Ближе - рискованно, дальше -  нет  необходимости.  Ведь
такое может быть?
   - Может, - согласился Андрей. - Только не очень  похоже,  что  убийца
специально увозил будущую жертву  за  семьдесят  километров  от  города.
Родственники погибших в трех случаях из четырех знают, куда и зачем еха-
ли эти люди. Студент - на дачу к родителям, коммерсант - на  завод,  вы-
пускающий телевизоры, это в Талдомском  районе,  из  двоих  неработающих
один ехал к друзьям.
   - А четвертый?
   - Вот четвертый совершенно непонятно зачем отправился за  город.  Те,
кто его знают, говорят, что никогда не слышали от него ни о каких знако-
мых, живущих в районе Истры. Чего он туда потащился? На свою голову...
   Настя стала  быстро  записывать  в  компьютер  информацию  о  четырех
убийствах. Некоторое время в комнате стояла  тишина,  нарушаемая  только
мягким пощелкиванием клавиш и звонкими сигналами, которые издавала маши-
на, когда набиралось незнакомое ей слово.
   - Попробуй поискать в Хорошевском районе какого-нибудь  сумасшедшего,
- посоветовала Настя. - Планомерный отстрел молодых мужчин сильно смахи-
вает на нарушения психики. Ведь у нас все потерпевшие - молодые, верно?
   - Верно, от девятнадцати до двадцати пяти.
   - И все - по выходным дням?
   - Все.
   - Черт знает что... - устало вздохнула она. - Ну, будем пробовать.
   - Аська, сегодня уже четверг. А вдруг в понедельник опять?  Я  с  ума
сойду, ей-Богу. На тебя вся надежда.
   - Не надо взваливать на меня ответственность, Андрюша. Ты  сам  прек-
расно знаешь, что больная психика ведет к случайному отбору жертв, а при
случайном отборе преступления никогда сразу не раскрываются. Приготовься
к тому, что тебе придется пережить еще не одно убийство, пока  ты  этого
психа поймаешь. Если вообще поймаешь.
   - Да тьфу на тебя! - взвился Чернышев. - Что ты такое говоришь?! Я  и
так сон потерял.
   - Что ж делать, миленький, - Настя сочувственно погладила его по пле-
чу. - Работа такая. Розы бывают раз в десять лет, зато дерьма -  навалом
и каждый день.
   Проводив Чернышева, Настя быстро скинула джинсы и  свитер  и  залезла
под горячий душ. У нее были не очень хорошие сосуды и  от  этого  всегда
мерзли руки и ноги. Она не могла заснуть, не согревшись предварительно в
горячей воде.
   Стоя в ванной и прислушиваясь к тому, как упругие струи воды  шуршат,
попадая на пластик купальной шапочки, она приводила в порядок полученную
за день информацию. Слова Юры Короткова, произнесенные им в понедельник,
оказались пророческими. Убийство в Совинцентре, похоже, доставит им  не-
мало головной боли. Мало того, вчера совершено убийство работника  мили-
ции, приехавшего из Уральска-18, Вячеслава Агаева. Все бы ничего, да бе-
да в том, что Агаев обслуживал предприятия, входящие  в  систему  Минис-
терства среднего машиностроения. Того самого министерства, в котором так
долго работал Юрий Ефимович Тарасов. И такое милое  сочетание  Анастасии
Каменской почему-то совершенно не нравилось.


   Глава четвертая

   Когда полковника Мукиенко вызвал к  себе  генерал,  Артур  Эльдарович
приготовился к худшему. В том, что Платонов провел его, как мальчишку, и
смылся в неизвестном направлении, полковник винил только себя,  поэтому,
идя по покрытому мягкой ковровой дорожкой коридору к  кабинету  генерала
Заточного, даже не пытался  придумать  оправдания  своей  оплошности,  а
просто мужественно нес повинную голову.
   Генерала он знал давно, но близко знаком с ним  не  был,  поэтому  на
дружеское снисхождение особо не рассчитывал. Однако была у Мукиенко одна
слабость, маленькая совсем, незначительная слабость, но на слабости этой
его легко можно было взять, что называется, голыми руками. Артур  Эльда-
рович не переносил, когда на него  повышают  голос.  Он  сразу  терялся,
краснел, подмышки и ладони мгновенно делались влажными и вообще он начи-
нал чувствовать себя плохо, не мог легко и быстро найти ответ и от  соз-
нания своей беспомощности и уязвимости  делался  агрессивным.  Полковник
мог достойно вынести любой, самый неприятный разговор и  сгладить  любой
конфликт, но только лишь в том случае, когда собеседник его бывал вежлив
и сдержан. К сожалению, случалось такое нечасто.
   Но на этот раз Артуру Эльдаровичу повезло. Генерал Заточный пришел  в
министерский кабинет из сыскарей-экономистов, имел большой опыт  общения
с внешне приличными работниками хозяйственно-производственной сферы, ди-
ректорами, ревизорами, главбухами, иными словами - людьми, которых глот-
кой и нахрапом не возьмешь, с ними можно было разговаривать  только  ти-
хонько, интеллигентно, с мягким юморком, едва заметными легкими толчками
подбивая их к случайным проговоркам и завуалированным признаниям.  Когда
он был еще капитаном и старшим опером в районном управлении, один остряк
скаламбурил: "Чем тише Заточный разговаривает, тем ближе перспектива за-
точения в камеру".
   Было у генерала еще одно "секретное" оружие. Знали о нем все, кто был
с ним знаком, но уберечься почти никому не  удавалось.  Иван  Алексеевич
Заточный умел улыбаться. Да не абы как, дежурно  раздвигая  губы,  когда
глаза остаются пустыми и равнодушными, а искренне, радостно, сверкая бе-
зупречно ровными зубами. Его желтые тигриные глаза в такую минуту, каза-
лось, излучали свет, как два маленьких солнышка,  обогревая  собеседника
неожиданным ласковым теплом, а лицо выражало такую приязнь и добродушие,
что устоять было невозможно. Не счесть людей, попавшихся на эту знамени-
тую улыбку и забывших в самый ответственный момент об осторожности  и  о
том, каким опасным и непредсказуемым может быть Заточный.
   - Заходи, Артур, - приветливо произнес генерал, выходя из-за стола  и
шагая навстречу Мукиенко с протянутой рукой.
   Полковник ответил на крепкое рукопожатие и настороженно  взглянул  на
начальника. "Уж лучше сразу, чем тянуть", - решил полковник и спросил:
   - Бить будете?
   - Сначала разберусь, - улыбнулся Заточный. -  Присаживайся.  Я  люблю
новости из первых рук принимать, а не  подержанные,  как  на  барахолке.
Когда вещь через десятки рук пройдет, разве поймешь, как она  выглядела,
когда ее на фабрике сделали?
   - С само