далеко не в последний раз.
   Июнь 1995 г.



   Александра Маринина
   Чужая маска


   Изд. "Локхид", Москва, 1996 г.
   OCR Палек, 1998 г.


   Любые совпадения имен и событий этого произведения с реальными имена-
ми и событиями являются случайными


   Глава 1

   Настя Каменская ушла в работу с головой и недовольно поморщилась, ус-
лышав телефонный звонок.
   - Ася, у тебя телевизор включен? - послышался в трубке голос мужа.
   Алексей всю неделю жил у родителей в Жуковском. В институте,  где  он
работал, начался отчетный период, и он целыми днями пропадал в своей ла-
боратории, а от дома родителей до института было не больше десяти  минут
средним шагом.
   - Нет, я работаю, - ответила Настя. - А что в телевизоре?
   - По РТР идет очень забавная передача про то, как  у  вас  в  милиции
права граждан нарушаются. Посмотри, получишь удовольствие.
   - Какое уж тут удовольствие, - вздохнула она. - Опять  небось  пинают
нас грязными сапогами.
   - Пинают, - со смехом согласился Алексей, -  но  ваши  сопротивляются
изо всех сил. Ты включи, не пожалеешь. Там приятель твой, генерал Заточ-
ный, с ними сражается.
   Настя метнулась к телевизору. Да, действительно, на  экране  возникло
знакомое худое лицо Ивана Алексеевича Заточного, одного из руководителей
главка по борьба с организованной преступностью. Впервые она увидела ге-
нерала в форме и не могла не признать, что в кителе, отлично сидящем  на
сухощавом поджаром теле. Заточный смотрелся  намного  эффектнее,  чем  в
куртке или спортивном костюме - как Настя привыкла видеть его  во  время
их постоянных прогулок.
   Противником генерала в этих теледебатах был какой-то  плюгавый  мужи-
чонка в огромных очках, то и дело сползающих по тонкой переносице на са-
мый кончик длинного носа.
   - Ко мне постоянно обращаются граждане, - вещал мужичонка, - с  жало-
бами на то, что в милиции грубо нарушались их права, в том числе и право
на телесную неприкосновенность.
   В это время на экране появились титры: "Николай Поташов,  правозащит-
ник".
   - Переводя на русский язык, - продолжал Поташов, - эти люди  жалуются
на то, что в милиции их избивают и пытаются  обманом  вынудить  признать
себя виновными в том, чего они не совершали. Вам, Иван  Алексеевич,  из-
вестны такие факты, или то, что я рассказываю, является для вас открове-
нием?
   - Мне, положим, известны и не такие факты, - усмехнулся Заточный. - А
вам, уважаемый господин Поташов, известно, что работники милиции  иногда
оказываются ворами, грабителями, насильниками и убийцами? Мы, если  пом-
ните, однажды уже пережили эпоху министра внутренних дел,  который  счи-
тал, что коль в милиции попадаются негодяи и сволочи, то она  вся  наск-
возь плохая и нужно ее немедленно всю поголовно обновить. А что из этого
получилось, тоже помните? В  нашу  систему  пришли  партийные  и  комсо-
мольские работники, которые вообще ничего в нашем деле не понимали,  за-
то, как предполагала тогдашняя идеологическая доктрина, были все до  од-
ного честные и порядочные. Правда, очень скоро оказалось, что они в пла-
не честности ничуть не отличаются от всех остальных милиционеров, а  ра-
ботать не умеют, и в результате работа по раскрытию  преступлений  и  их
предупреждению оказалась разваленной. Я это к тому говорю, что работники
милиции в своей массе точно такие же, каково население в целом.  В  нашу
систему сотрудники не с неба падают, их не в  инкубаторах  выводят.  Они
родились и выросли в нашей среде, так почему они должны быть лучше,  чем
мы все?
   - Ну, уж это ваше заявление не выдерживает никакой критики! - всплес-
нул руками правозащитник Поташов. - Зачем государству такая милиция, ко-
торая ничем не отличается от основной массы населения? Весь смысл  вашей
системы в том, что в нее должны приходить лучшие, чтобы бороться с  худ-
шими. Это принцип построения любой правоохранительной  системы  в  любой
стране.
   - А как вы собираетесь отличать лучших от худших? - иронично  поинте-
ресовался генерал. - У них что, на лбу написано?
   - Должен быть строгий отбор и полная непримиримость к малейшим  прос-
тупкам, не говоря уже о служебных нарушениях, - твердо заявил Поташов. -
Только так вы сможете очистить свои ряды от тех негодяев, которые  изде-
ваются над гражданами.
   - Хорошо, Николай Григорьевич, мы так и сделаем. Завтра вашу квартиру
обворуют, вы позвоните в службу "ноль-два", а там вам никто не  ответит:
мы всех девушек уволили, потому что они или на работу опаздывают, или  с
гражданами недостаточно вежливо разговаривают, или совершают администра-
тивные проступки, например, нарушают правила дорожного  движения.  Тогда
вы позвоните в свое отделение милиции, и там вам скажут, что всех  сыщи-
ков поувольняли и ехать к вам некому. Один дежурный остался, потому  что
должен же кто-то на телефоне сидеть. И что ж вы думаете, нам  так  легко
будет новых сотрудников набрать? Умных, образованных, вежливых,  профес-
сионально грамотных и неподкупных. Умные и образованные юристы уже давно
по фирмам да службам безопасности разбежались, им наша милицейская зарп-
лата - тьфу, даже сказать стыдно.
   - Что же, по-вашему, выходит, лучше плохие  милиционеры,  чем  совсем
никаких? - взвился Поташов. - Это уж, знаете ли, вообще ни в какие  рам-
ки...
   - Не передергивайте, Николай Григорьевич, - едва  заметно  поморщился
Заточный. - Я так не говорил. Я пытался объяснить вам, что ту  элиту,  о
которой вы мечтаете, взять негде. Нечем нам их привлечь к себе, понимае-
те? И потом, есть еще один немаловажный аспект - а где их готовить?  Сы-
щиков и следователей учить нужно,  а  где?  Вы  хотя  бы  приблизительно
представляете себе, какие здесь существуют проблемы?
   - Насколько я знаю, только в одной Москве существует целых три высших
учебных заведения МВД. Неужели этого мало?
   - Увы, - развел руками Заточный, - мало. Я вам  приведу  только  один
пример - Московский юридический институт.  Площадей  не  хватает,  прием
слушателей на первый  курс  ежегодно  увеличивается,  институт  вынужден
арендовать учебные помещения по всей округе, занятия идут в три смены  в
четырех разных зданиях. А сколько за  эту  сумасшедшую  работу  получают
преподаватели? В переводе на общепонятный коэффициент  -  около  трехсот
долларов, это вместе с доплатами за офицерское звание, за выслугу лет  и
за ученую степень. Так скажите мне, уважаемый Николай Григорьевич, кто в
таких условиях будет учить будущих работников милиции? Да пусть у нас  в
Москве будет не три, а десять высших учебных заведений, где ж мы наберем
преподавателей для этой адской работы? Опять-таки, я говорю все  это  не
для того, чтобы вас разжалобить, а для того, чтобы вы поняли, что в  ны-
нешних условиях милиция - это то же самое население, не хуже,  но  и  не
лучше. А для того, чтобы заниматься отбором элиты, нужно, чтобы к нам на
работу стояла очередь...
   Насте стало скучно. Все это она слышала неоднократно, да и не  только
слышала, а сама много раз говорила.
   - И все-таки все эти ваши трудности не оправдывают  фактов  нарушения
прав граждан работниками милиции. Никакими трудностями нельзя  оправдать
нарушения закона. Люди идут в милицию со своей бедой, надеются на помощь
и сострадание, а что они видят?
   - Минуточку, - поднял ладонь Заточный. - Мы о чем с вами  говорим?  О
том, что в милиции плохо обращаются с потерпевшими или все-таки с  прес-
тупниками? То, что с потерпевшими бывают недостаточно вежливы и терпели-
вы, нас не украшает, но нарушения гражданских прав  здесь  нет,  поэтому
давайте не будем уходить от темы нашей дискуссии...
   Настя ушла на кухню и поставила чайник на огонь. Раз уж она все равно
оторвалась от работы, так хоть поест заодно. Плохо, когда Лешки нет, го-
товить для себя она ленится, приходится перебиваться бутербродами и  ко-
фе. Отрезав два толстых ломтя буженины, Настя щедро полила их  кетчупом,
немного подумала и выложила из банки на тарелку несколько ложек  консер-
вированного зеленого горошка. Вполне приличная имитация мяса с овощами.
   Когда чайник закипел, она налила себе огромную чашку  крепкого  кофе,
поставила ее на поднос вместе с бужениной  и  горошком  и  устроилась  в
кресле перед телевизором.
   - ...практикуются незаконные осуждения, в местах лишения свободы ока-
зываются невиновные. Эти люди пишут мне из колонии, а после освобождения
приходят сами и просят защитить их, добиться правды  и  реабилитации.  Я
допускаю, что нераскрытое преступление может оказаться следствием недос-
таточной квалификации следователя и  оперативного  работника,  но  когда
преступление, с позволения сказать, раскрывается таким вот  образом,  то
есть за счет невиновного, это уже может  быть  связано  только  со  злым
умыслом. И оправдания этому нет и быть не может! - горячо говорил  Пота-
шов.
   - У вас есть конкретные факты? - вмешался ведущий. - Если вы предста-
вите нам документы по таким фактам, мы пригласим экспертов из числа наи-
более компетентных сотрудников правоохранительной системы и  попросим  в
нашей следующей передаче прокомментировать их. Наше время, к  сожалению,
подходит к концу. Я благодарю всех участников передачи и напоминаю,  что
спонсором нашей программы является...
   Настя выключила телевизор и снова погрузилась в размышления об анали-
тической справке, которую готовила для своего начальника. Конец года - у
всех отчетный период, не только у научных работников, таких, как ее  муж
Алексей Чистяков. Хорошо, что завтра воскресенье. Если ничего экстренно-
го не произойдет, она, пожалуй, сумеет закончить справку и в понедельник
отдаст полковнику Гордееву. Но от разноса на оперативном  совещании  это
ее все равно не спасет: убийство модного молодого писателя  Леонида  Па-
раскевича висит на ней мертвым грузом и вот уже две недели ни с места.
   Поскольку в чашке еще оставался кофе, а вставать с уютного кресла  ей
не хотелось, она решила позвонить Заточному.
   - Иван Алексеевич, вы стали телезвездой, -  шутливо  поприветствовала
она генерала.
   Да ну вас, - отмахнулся тот. - Будете теперь издеваться.  Вам  только
попади на язычок.
   - А вы не попадайтесь. Нет, правда, вы выглядели очень уверенным,  не
то что ваш оппонент. Откуда он взялся?
   - Понятия не имею. Меня с ним уже в студии  познакомили.  Должен  вам
сказать, он не такой уж противный, каким кажется на первый взгляд. Мане-
ры, конечно, чудовищные, но мужик он толковый. Кстати, почему вы  перес-
тали гулять в парке? Мы с вами почти два месяца не встречались.
   - Холодно, декабрь же.
   - Не годится; Гулять надо обязательно, иначе потеряете  работоспособ-
ность. Завтра жду вас в восемь утра там же, где обычно.
   - Иван Алексеевич, спать хочется, рано уж очень. Может, хотя бы в де-
сять?
   - В восемь, - рассмеялся генерал. - Мир  принадлежит  тем,  кто  рано
встает. И потом, не надо нарушать традиции.
   - Ладно, - тяжело вздохнула Настя, - не будем нарушать.
   Санаторий располагался в двадцати километрах от кольцевой автодороги,
добираться туда было удобно, и Сергей Николаевич Березин  навещал  Ирину
ежедневно, а иногда и по два раза в день.
   Они неторопливо прогуливались по заснеженным  аллеям,  изредка  кивая
идущим навстречу людям. Ирина находилась здесь уже три недели и со  мно-
гими была знакома.
   - В понедельник я тебя заберу домой, - сказал Березин. - Два дня  по-
будешь дома, а в среду у нас мероприятие. Ты готова?
   - Я боюсь, - тихо сказала Ирина. - А вдруг у меня не получится?
   - А ты настройся. Ты - моя жена, все время помни об этом и  не  теряй
уверенности. Тогда все получится.
   - Вдруг я что-нибудь ляпну? Я же ничего в ваших делах не понимаю.
   - А ты и не должна понимать. Политика - это не женское дело, так всем
и говори. Будь милой, приветливой, улыбайся, в дискуссии не  вступай,  и
все будет в порядке. Ты несколько месяцев лежала в  клинике,  потом  три
недели провела в санатории, вполне естественно, что ты не в  курсе  пос-
ледних событий. И самое главное - не стесняйся говорить, что ты  чего-то
не помнишь. Ты же попала в аварию, у тебя было сотрясение  мозга,  после
этого вполне нормально, что начались проблемы с памятью.  Все  же  люди,
все это понимают. Если почувствуешь, что-то не так, у тебя  начнет  кру-
житься голова - разыщи меня в этой толпе. Не бойся,  Ирочка,  все  будет
хорошо.
   - Знаешь, многие считают, что жена политика должна быть его  соратни-
цей и разбираться во всех его делах. Если я окажусь круглой дурой,  меня
просто не поймут.
   - А мы с тобой считаем, что жена  должна  обеспечивать  мужу  крепкий
тыл, оказывать ему моральную поддержку во всех начинаниях, быть хозяйкой
и просто любимой женщиной. Потому что ни один мужчина не в состоянии за-
ниматься своим делом, если у него за спиной не стоит любимая  и  любящая
женщина, в которой он уверен. Запомнила?
   - Запомнила, - слабо улыбнулась Ирина. - А вдруг меня начнут  спраши-
вать про твою первую жену?
   - А ты ничего не знаешь, это вообще не твое дело.
   - Но ведь считается, что это я вас развела. Если я начну напирать  на
крепкий тыл и любимую жену, разговор может выйти на нее. Как тогда быть?
   - Мило улыбайся и отвечай, что эта тема  тебе  неприятна.  Что  может
быть естественней? Ирочка, я еще раз повторяю, если ты  сама  не  будешь
бояться, все пройдет отлично. Пойдем, я провожу тебя до корпуса, ты, на-
верное, замерзла.
   - Да, немного. - Она зябко повела плечами. - Эта шуба такая холодная,
никак к ней не привыкну. Моя дубленка была теплее.
   - Что поделать, привыкай. Жена политика не должна ходить в  дубленке,
это неприлично.
   - Ты уже говорил, я не забыла.
   Они молча дошли до ярко освещенного входа в корпус и  вошли  в  холл.
Березин нежно поцеловал ее в щеку, дождался, пока  за  Ириной  закроются
двери лифта, и вышел на улицу. Несмотря на все успокаивающие слова,  ко-
торые он ей говорил, сам Сергей Николаевич нервничал ничуть не меньше. А
может быть, и больше. Две Ирины в его жизни. Две Ирины.  Одна  оказалась
сущим адом, проклятием. А чем окажется другая? Спасательным  кругом  или
ловушкой, в которую он сам себя загоняет?
   Тяжело переставляя ноги, Галина Ивановна Параскевич шла домой из  ма-
газина. Сумки с продуктами были неподъемными, и она все пыталась взять в
толк, для чего она столько накупила.  По  привычке,  наверное.  Двадцать
семь лет они в семье справляли Новый год торжественно, обязательно с ел-
кой и подарками под ней, приглашали друзей и родственников. Потом, когда
Ленечка подрос, на Новый год приходили его друзья, потом и девушки. А уж
когда женился, то и Светочкины родители и подружки. В доме  Параскевичей
этот праздник любили, готовились к нему загодя и отмечали шумно и  весе-
ло. А теперь Ленечки нет больше... Две недели как схоронили. И зачем она
тащит домой все эти продукты? Какой теперь праздник? Горе,  одно  безыс-
ходное, нескончаемое горе.
   В декабре темнеет рано, еще только семь часов, а кажется, будто ночь.
Галина Ивановна свернула в проход между домами, там фонари не горели, но
зато путь к дому был короче.
   - Мама, - послышался тихий и какой-то неземной голос.
   Галина Ивановна замерла, руки сами собой разжались, и сумки упали  на
снег.
   - Ленечка, - прошептала она. - Ленечка, сынок.
   - Мама... - Голос, казалось, куда-то удалялся, делался все тише и ти-
ше, но никому другому он принадлежать не мог. Только  Леониду.  -  Мама,
теперь ты довольна? Теперь все, как ты хотела.
   - Леня!!! - закричала Галина Ивановна во весь голос и тут же  опомни-
лась.
   Какой Леня? Леня на кладбище, в колумбарии. А вот душа  его,  невинно
загубленная, до сих пор успокоения не найдет, потому и мерещится ей  его
голос. В который раз уже мерещится. Никогда он ей не простит, что  Свет-
лану невзлюбила с первого дня.
   Хоть и делала вид, что хорошо  относится  к  невестке,  а  все  равно
нет-нет да и проскользнет недовольство. Ленечка чуткий  был,  настроение
матери понимал с полувздоха. Иногда в порыве говорил ей:
   - Ты была бы счастлива, если бы Светка в твоем доме не появлялась.  И
почему ты ее так не любишь? Но имей в виду, пока она моя жена, она будет
приходить сюда вместе со мной.
   Конечно, он был прав, что и говорить.  Галина  Ивановна  Светлану  не
просто не любила - видеть ее не могла. И дело здесь было не  в  Светлане
как таковой, а в том, что она - жена сына, она теперь его  хозяйка,  она
видит его чаще и проводит с ним больше времени, чем мать. И сын думает о
ней больше, чем о матери. И скучает без нее сильнее, чем без матери. Что
же, выходит, она его растила, одевала, кормила, учила, лечила, а все для
того, чтобы потом этот сильный, красивый, образованный  парень  достался
уже готовеньким какой-то там... И все, и мать  побоку.  Галина  Ивановна
изо всех сил старалась найти в невестке явные и тайные недостатки, чтобы
оправдать свою ненависть к ней, и не понимала, что, будь она даже  анге-
лом во плоти, ничего бы не изменилось. Все равно не любила бы, все равно
ненавидела бы и со свету сживала. Как говорилось в старой шутке: кого бы
там себе ни выбрал, она мне уже не нравится.
   Вот теперь, после Ленечкиной смерти, и мерещится Галине Ивановне  его
голос. Упрекает ее сын, простить не может. Конечно, теперь Светлана вро-
де как уже и не член их семьи, живет отдельно, к ним в дом ходить не бу-
дет. Ну и ладно. Век бы ее не видеть.
   Подняв валяющиеся в снегу сумки, Галина Ивановна поплелась домой.
   - Чтобы не замерзнуть, Настя надела на себя три свитера -  один  тон-
кий, типа водолазки, с высоким воротом, другой - потолще, а третий  сов-
сем свободный, толстой вязки и длиной до  колен.  Обмотав  шею  пушистым
шарфом, она натянула сверху пуховик и  подумала,  что  теперь,  пожалуй,
сможет выдержать ритуальную прогулку с Иваном Алексеевичем.
   Заточный ждал ее, как обычно, на платформе метро "Измайловская",  не-
высокий, худощавый, в куртке, накинутой поверх спортивного костюма, и  с
непокрытой головой.
   - На вас смотреть холодно, - улыбнулась Настя, подходя к нему. -  Как
бы мне научиться не мерзнуть? А где Максим?
   - Наверху, по киоскам бегает, ищет подарок для своей девушки к Новому
году.
   Сын генерала заканчивал школу и собирался поступать в тот самый  Мос-
ковский юридический институт, о бедах и проблемах  которого  так  хорошо
был осведомлен Заточный. Иван Алексеевич всерьез занялся спортивной под-
готовкой Максима, потому что нормативы для поступления в  институт  были
довольно суровыми.
   Они вышли на улицу и не спеша пошли в сторону парка. Вскоре их догнал
запыхавшийся Максим.
   - Здрасте, теть Насть, - бросил он на бегу и помчался вперед.
   - Чудно как-то, когда меня называют тетей, - сказала Настя.  -  Сразу
начинаю чувствовать себя старухой. Пусть ваш сын называет меня просто по
имени, ладно?
   - Нет, не ладно, вы - человек, с которым я дружу, стало быть, вы сто-
ите на одной доске со мной. Между ним и вами дистанция должна быть такой
же, как между ним и мной. Понятно?
   - Понятно, - вздохнула она. - В угоду вашим педагогическим  принципам
я должна не только истязать себя ранним вставанием, но и  постареть  лет
на пятнадцать. Кстати, Иван Алексеевич, хочу задать вам вопрос, который,
наверное, надо было бы задать намного раньше. Вы живете вдвоем с сыном?
   Генерал помолчал, потом посмотрел на Настю в упор и коротко ответил:
   - Да.
   Ей стало неудобно расспрашивать, но ведь ответа на свой  вопрос  она,
по большому счету, так и не получила.  С  Иваном  Алексеевичем  Заточным
Настя  познакомилась  меньше  года  назад,  в  марте,  когда  занималась
убийством, совершенным в "Совинцентре". Одним из подозреваемых  оказался
подполковник Платонов, работавший в главке у Заточного. Подружились  они
как-то на удивление быстро, и Настя еще долго недоумевала: отчего ей так
нравится этот невысокий лысеющий человек, причем нравится до такой  сте-
пени, что это уже граничило с влюбленностью. Именно тогда, весной,