яет.
   - Пущу, что с тобой сделаешь. Ладно,  ждите,  скоро  приеду,  если  в
пробках не застряну.
   Она вышла на улицу. Самарин уже сидел в машине и с  увлечением  читал
какую-то книгу. Услышав, что она открывает  дверь,  тут  же  выскочил  и
бережно усадил ее на переднее сиденье.
   - Что сказал доктор?
   - Что буду жить долго и счастливо.
   На этот вопрос за последние десять минут  пришлось  отвечать  уже  во
второй раз. А еще ребята обязательно спросят. А потом Лешка. И маме надо
будет доложить. Как бы не разозлиться  раньше  времени.  А  лучше  всего
придумать что-нибудь, чтобы вообще не раздражаться по этому поводу.  Как
Лешка  вчера  сказал?  Если  не  можешь  выбрать  действие,  то   выбери
мотивацию. Не отвечать на вопрос  она  не  может,  если  в  разговоре  с
ребятами еще можно отшутиться, то мама и  муж  потребуют  обстоятельного
отчета. Что ж, будем выбирать мотивацию и чувствовать себя свободной.
   - Куда едем? Назад в Болотники?
   - В городскую прокуратуру. Знаете, где это?
   - Конечно. Вас там нужно будет подождать?
   - Нет, Валя, спасибо, на сегодня мы на этом закончим.
   Там совещание у следователя, оно может продлиться  очень  долго,  так
что ждать меня не нужно.
   - Как же вы доберетесь до дачи?
   - Меня отвезут.
   - Ладно. А завтра мне приезжать?
   - На ваше усмотрение. Мы  с  мужем  будем  рады  вас  видеть,  завтра
суббота, и до утра понедельника он пробудет со мной.  Так  что  охранять
меня не нужно, а если заедете просто в гости - милости просим.
   Он был совершенно не нужен ей, этот безработный  филолог,  пытающийся
заработать деньги сочинением детективов, но  ведь  он  потратил  на  нее
столько времени, оказал ей любезность, помог. И потом,  это  она  сейчас
такая храбрая и может думать, что ей кто-то там не нужен, потому что она
в Москве, и еще относительно светло, и ночевать с ней будет Коротков,  а
завтра утром приедет Лешка. Но настанет понедельник, сначала утро, потом
вечер. И наступит момент, когда она очень сильно усомнится в том, что ей
никто не нужен.
   Из размышлений ее вывел осторожный вопрос Самарина:
   - А разве сотрудников, которые на больничном, вызывают на совещания?
   - И да, и нет.
   - Как это?
   -  Видите  ли,  Валя,  военизированные  организации   отличаются   от
гражданских тем, что больничный лист не дает автоматически  освобождения
от  работы.  Освободить  от  работы  может  только  начальник.  Ты   ему
показываешь больничный лист, а  он  принимает  решение,  отпустить  тебя
болеть или оставить на работе.
   - Да вы что? Неужели правда?!
   Он был так искренне изумлен, этот глубоко цивильный человек, что чуть
на красный свет не проехал.
   - Это же.., бесчеловечно! Как так можно, я не понимаю!
   - А никто не понимает, - засмеялась  Настя.  -  Поэтому  в  девяноста
девяти процентах случаев  сотрудники  звонят  начальникам  по  телефону,
сообщают, что болеют, и дальше все происходит как у всех обычных  людей.
Но  один  Процент  исключений  сохраняется.   Бывают   ситуации,   когда
начальники болеть не разрешают.
   - И это именно ваш случай?
   - Нет, не мой. У меня начальник нормальный, хороший.
   Сказала - и испугалась.  Впервые  за  без  малого  полтора  года  она
назвала Афоню хорошим начальником. Вслух назвала.  И  была  при  этом..,
искренна, да-да, совершенно искренна. Она сказала то, что думала. Откуда
в ее голове появилась эта странная  мысль?  Афоня,  Вячеслав  Михайлович
Афанасьев - хороший. Ну надо же!
   - Почему же вы едете на совещание?
   - Друзья попросили. И следователь. Они хотят, чтобы я  посмотрела  на
ситуацию свежим взглядом.
   - А что, запутанное дело?
   - Запутанное, - подтвердила Настя.
   Она ожидала, что Валентин начнет приставать с расспросами, ну как же,
запутанное дело, страшное  преступление,  а  ему  как  раз  сюжет  нужно
придумывать. Однако он ничего не спросил. Деликатный, что ли?
   Настя все время ерзала на сиденье,  потому  что  затянутый  на  талии
ремень впивался в живот, и вообще в тесных  джинсах  ей  было  неудобно.
Ничего, думала она, потерпишь, любишь конфеты есть - вот и получи.
 
*** 
 
   Коротков ждал ее на улице.  Едва  машина  остановилась,  Юра  тут  же
кинулся  помогать  Насте  выходить.  От  нее  не  укрылся   пристальный,
заинтересованный взгляд, который он кинул на  Самарина.  "Нравственность
мою блюдет, - со смехом подумала она. - Интересуется, кто  же  это  меня
возил, если не муж. Не  старший  товарищ  по  работе,  а  просто  дуэнья
какая-то".
   - Это кто? - строго спросил Юра, крепко держа Настю под руку  и  ведя
по лестнице вверх.
   - Самарин, про которого ты мне вчера справки наводил.
   - А-а.., тогда ладно. Ты мне в двух словах все-таки скажи, что доктор
говорил?
   Началось. Какую выберем мотивацию?  Ты  любишь  всех  людей,  которые
зададут тебе этот вопрос, ты желаешь им  только  добра,  ты  не  хочешь,
чтобы они попусту беспокоились и тратили свои бесценные нервные  клетки,
которые не восстанавливаются. Поэтому ты с удовольствием расскажешь им о
том, что у тебя все хорошо, что процесс  восстановления  сломанной  ноги
идет даже быстрее, чем можно было ожидать, и что врач сам удивился тому,
насколько все отлично, тем более если недавно все было совсем  плохо.  И
все будут рады это услышать, и всем станет весело и легко.
   Господи, как же он обрадовался, старый верный друг Юрка!  Измученное,
осунувшееся лицо просияло, он обнял Настю и расцеловал в обе щеки  прямо
посреди   лестничной   площадки   на   глазах   у   строгих   работников
горпрокуратуры.
   - Ну слава богу, хоть что-то радостное есть в этой тухлой жизни.
   А она-то чему так радуется? Почему ей вдруг  стало  так  хорошо,  так
тепло внутри?
   Настя давно не была в кабинете Ольшанского, еще с  весны,  как-то  не
доводилось им в последние месяцы вместе  работать.  Ее  приятно  удивили
произошедшие  перемены:  в  кабинете  сделали  ремонт,  обставили  новой
мебелью, и из берлоги он превратился  в  нечто  официальное.  Правда,  в
берлоге так хорошо работалось, было захламлено, пыльно и уютно, а теперь
здесь хотелось только руководить. Во всяком случае, впечатление у  Насти
сложилось именно такое.
   Ну что, спросят или нет?
   Конечно, спросили. Вероятно, выбор мотивации для подробного ответа  о
видах на урожай был сделан правильно, Настя больше  не  раздражалась,  а
ребята так искренне радовались! Даже Ольшанский,  обычно  скуповатый  на
проявления эмоций, счастливо улыбался, словно речь  шла  не  о  Настиной
сломанной ноге, до которой ему, в сущности, не было никакого дела, а  по
меньшей мере о присвоении  ему  звания  заслуженного  юриста  Российской
Федерации.
   - Я был сегодня у начальника  управления,  -  сообщил  Ольшанский,  -
ребята  уже  знают,  но  для  тебя,  Каменская,  так  и  быть,  повторю.
Прозондировал почву насчет объединения дел об убийствах Ларисы Риттер  и
Аничковой. Начальник, конечно, потребовал  аргументы,  но  вот  Селуянов
обещает мне все  хвостики  подобрать,  так  что  можно  считать,  что  в
ближайшие дни оба дела буду вести я. Тем паче следователь, который ведет
дело Аничковой, только рад будет от обузы избавиться.  Мы  тут  все  уже
пережевали, пока тебя не было, так что давай прямо с тебя и начнем. Есть
идеи?
   - Есть, - сказала она, - но глупые. Говорить?
   - Валяй, - подал голос Сережа Зарубин, - хоть посмеемся, а то все так
серьезно, так серьезно, прямо повеситься хочется.
   Сидящий рядом с ним Миша Доценко  тут  же  отвесил  Сереге  увесистый
подзатыльник.
   - Не обращай внимания, Настя. Говори.
   - Ну вот... - она набрала в легкие побольше воздуха. - Только  вы  не
ругайтесь, это все на бред похоже. Но я же  понимаю,  что  все,  что  не
бред, вы уже проговорили и продумали.
   -  Кончай  с  реверансами,  не  на  балу,  -  грубовато  оборвал   ее
Ольшанский.
   - Смотрите, что получается. Сначала убивают психолога Аничкову,  и  к
этому вроде бы каким-то боком причастна Любовь  Кабалкина,  хотя  веских
улик никаких нет, только косвенные пока. Потом убивают актрису Халипову,
и мы интенсивно работаем со старшей сестрой Кабалкиной, Анитой Волковой.
И опять ничего. Потом убивают  жену  брата  Волковой,  Валерия  Риттера.
Причем ситуация уже  совершенно  классическая:  милиционеры  подозревают
мужа, обнаружившего тело и вызвавшего милицию. И Кабалкина, и Волкова, и
Риттер являются представителями в прошлом одной, но раздвоившейся семьи:
семьи  Станислава  Оттовича  Риттера  и  Зои  Петровны   Кабалкиной.   И
складывается такое впечатление, что кто-то  хочет  этой  семье  устроить
гадость. Такую,  чтобы  мало  не  показалось.  Всех  или  посадить,  или
замазать. Короче, устроить им всем неприятности, желательно с  правовыми
последствиями. Вот.
   Я все сказала.
   - Не получается, - покачал головой Ольшанский.
   - Почему?
   - С Кабалкиной и Волковой получается, а  с  Риттером  -  нет.  Ну-ка,
Коля, расскажи нам еще раз, что тебе Волкова поведала.
   - Волкова, - начал Селуянов, - намекала, что Риттер  мог  убить  свою
жену, чтобы сохранить ее реноме и сделать рекламу ее картинам. Ну,  там,
трагически  погибла,  таинственная  смерть,  в   расцвете   лет,   такая
талантливая и все такое. Поведение Ларисы приняло угрожающие формы,  она
слишком  увлеклась  наркотиками  и  беспорядочным  образом  жизни,  риск
огласки стал очень реальным,  а  денег  в  ее  раскрутку  Риттер  вложил
немерено, и вот, чтобы деньги не Пропали, он пошел на убийство.
   Н-да, этого Настя не знала. Что ж, это  в  корне  меняет  картину.  А
жаль, версия была такая симпатичная. Но, может быть...
   - Может  быть,  все  то  же  самое,  но  без  Риттера?  Кто-то  хочет
напакостить Кабалкиной и Волковой? Отсекаем из рассуждений семью Риттер,
и остается семья Зои Петровны Кабалкиной. А Лариса  Риттер  -  печальное
совпадение, - предложила она новый вариант.
   - Можно обсуждать, - кивнул следователь. - Кто начнет?
   - Я, - проворчал Коротков. - Поскольку Риттер этот  мне  просто  жуть
как не нравится, я вам скажу так: он и жену свою грохнул, и  родственниц
подставить хотел. Тогда все сходится. Только надо мотив  найти.  Ну  ты,
мать, голова! - он повернулся к Насте и  подмигнул.  -  Не  зря  я  тебя
выдернул на совещание, гляди, какую плодотворную мысль ты подала.
   - Выдернул дедка репку, - тут же пискнул со своего места  Зарубин.  -
Он первым в очереди стоял. А про Жучку никто и не вспомнил,  хотя,  пока
она не подключилась, репка не вытаскивалась.
   - Слышь ты, Жучка, я  тебя  скоро  на  цепь  посажу,  -  не  выдержал
Коротков. - Ты уймешься когда-нибудь или нет?
   - Константин Михалыч,  он  мне  угрожает,  -  Сергей  сделал  гримасу
детсадовского ябеды. - Все слышали.
   - Товарищи сыщики, я все понимаю, вы устали, я тоже устал,  -  строго
проговорил  Ольшанский.  -  Давайте  к  делу.  Кстати,  кто   занимается
убийством актрисы?
   - Николаев.
   - Это хорошо. С ним проблем не будет.  Но  не  исключено,  что,  если
версия окажется правильной, мне придется и это дело забирать, объединять
все три в одно производство. Даю вам завтрашний день  на  то,  чтобы  вы
раскопали все семейные тайны Риттеров и Кабалкиных. Завтра у нас что?
   - Суббота, - подсказал Доценко.
   - Ладно, так и быть, даю вам полтора  дня,  всю  субботу  и  половину
воскресенья. В воскресенье вечером у меня должно быть  четкое  понимание
ситуации, чтобы было с чем в понедельник  утром  идти  к  начальству,  с
вопросом об объединении двух дел или трех. Задача ясна?
   - Ясна, - нестройно загудели сыщики.
   - Хорошо. Сейчас я позвоню экспертам, они обещали к семи  часам  хоть
что-нибудь умное сказать, и приступим к обсуждению деталей.
   Он взялся за телефон, а оперативники  тут  же  принялись  шушукаться.
Зарубин начал стонать по поводу опять пропавших выходных,  Миша  Доценко
спрашивал у Селуянова совета по  поводу  покупки  сантехники  для  новой
квартиры, а Коротков шептался с Настей:
   - Молодец, подруга, ты прямо как будто мои мысли читаешь.
   - Какие именно? - тоже шепотом спросила она.
   - Да насчет Риттера. Он жену убил, я тебе точно  говорю,  у  него  на
роже это написано. Только алиби непробиваемое, надо придумать, как в нем
дыру проковырять. Судмедэксперт утверждает, что смерть Ларисы  наступила
около четырнадцати часов в среду, обнаружил Риттер ее якобы  в  двадцать
два тридцать, с приема, с вечеринки этой, он ушел  задолго  до  половины
одиннадцатого, еще девяти  не  было.  Где  он  был?  Вечером  по  Москве
совершенно некуда ехать полтора часа. А от  Бережковской  набережной  до
Чистых прудов за это время можно вообще пешком дойти.
   - Юра, да какая разница, где он был, если ее все равно  убили  в  два
часа дня? На это время у него есть алиби?
   - Пока есть. Но я его растащу по ниткам, я это алиби порву, как тузик
грелку, - свирепо пообещал Коротков. - И насчет вечера ты,  подруга,  не
права. Риттер мог убить жену днем, быстро застрелить и уйти,  а  вечером
он приехал, внимательно все осмотрел, без спешки,  следы  замел,  может,
обыскал мастерскую и какую-нибудь компру на себя нашел  и  уничтожил,  и
только потом вызвал милицию.
   Вот на что время ушло. Усекаешь? Риттер мне поет, что долго  сидел  в
машине и думал, как ему правильно поступить, не хотелось ставить жену  в
неловкое положение, и водитель его подтверждает, дескать, так и было.  А
только врут они оба, у меня нюх на вранье.
   - Очень может быть, - задумчиво протянула Настя.
   - Ничего не может быть! - прогрохотал прямо  над  их  головами  голос
следователя.
   Все мгновенно замолчали и испуганно воззрились  на  Ольшанского.  Что
это с ним? Чего не может быть?
   - Всем молчать, ничего не говорить. Сейчас я скажу, а вы десять минут
молчите и думаете. Только после этого начнем обсуждать. Погодите,  дайте
с мыслями собраться...
   Народ испугался еще сильнее. Да что ж  такое  случилось-то?  Что  ему
сказали по телефону? Путч, государственный переворот,  к  власти  пришла
хунта, отменили демократию? Началась война с Ираком?
   - Значит, так, друзья мои сыщики,  -  медленно  начал  Ольшанский.  -
Лариса Риттер была здоровее нас с вами.
   В ее крови не обнаружено ни малейших  следов  каких  бы  то  ни  было
сильнодействующих препаратов. Кровь как у младенца. Более  того.  В  том
флаконе, который был изъят в  квартире  Риттеров,  хранились  совершенно
безобидные таблетки под названием  "Глицин".  Его  дают  даже  маленьким
детям для улучшения работы мозга.  Когда-то,  очень  давно,  во  флаконе
действительно содержалось то, что написано на этикетке, но  это  было  в
незапамятные времена, следы очень слабые, практически не обнаруживаются.
И срок действия препарата, указанный на той же этикетке, истек  еще  два
года назад, то есть сам  пузырек  вместе  с  содержимым  был  приобретен
гораздо раньше. А мелкая пыль и крошка, которая имеется во флаконе,  это
глицин. Вывод: Лариса Риттер  не  была  наркоманкой.  И  мне  интересно,
почему все так упорно утверждают обратное. А теперь перерыв десять минут
на подумать.
   Вот это номер!  Значит,  Валерию  Риттеру  не  было  никакого  резона
убивать жену. Или все-таки был, но какой-то другой?
 
Глава 13 
 
   Рейс из Афин задерживался на три  с  половиной  часа,  и  эти  три  с
половиной часа Михаил Доценко провел без всякой пользы, кляня  Аэрофлот,
погоду и людей, которые ухитряются уезжать в Грецию, где,  как  говорят,
все есть, именно тогда, когда они так нужны в качестве свидетелей.
   Конечно, он был несправедлив к матери убитой Ларисы Риттер, ибо  умом
понимал, что она согласилась бы никогда в жизни не ездить за  границу  и
вообще не выезжать из Москвы, если бы это могло спасти жизнь ее  дочери.
Умом-то он все понимал, майор Доценко, но ждать уже не было никаких сил.
Он успел прочитать три газеты и два журнала, съесть невкусный  гамбургер
и выпить две бутылки минералки и три чашки кофе, когда долгожданный рейс
наконец прибыл. Мать Ларисы не без труда разыскали  через  туристическую
фирму и сообщили ей трагическую весть, так что возвращалась  она  раньше
срока и знала, что в аэропорту Шереметьево ее будет встречать  сотрудник
уголовного розыска. Ох, до чего же не любил Доценко такие вот встречи! И
вообще  разговоры  с  родственниками  потерпевших  в  первые  дни  после
убийства превращались для него в муку мученическую. Если к виду  мертвых
тел он давно привык, то к человеческому горю иммунитет у него  никак  не
вырабатывался. Ему было  всех  жалко,  а  главное  -  он  никак  не  мог
отделаться от чувства неловкости от того, что терзает  людей  вопросами,
подчас неприятными, в такие тяжелые для них часы и дни.
   Мать Ларисы он узнал сразу же. Среди всех выходящих в зал  прилета  у
нее одной было отстраненное, будто инеем подернутое мертвое лицо,  глаза
закрыты  темными  очками,  чтобы  скрыть  красноту  и  припухлость.  Все
остальные пассажиры были либо с огромным багажом,  либо  с  отдохнувшими
свежими лицами. Кроме того, мать была очень похожа на  дочь,  хотя  если
Лариса, судя по прижизненным фотографиям,  была  очень  хорошенькой,  то
Светлана в свои без малого пятьдесят выглядела настоящей красавицей.
   Неудивительно, что после  развода  с  отцом  Ларисы  она  еще  трижды
выходила  замуж.  Сейчас,  насколько  Миша  помнил,  она  находилась   в
очередном разводе.
   - Светлана Евгеньевна, - Доценко осторожно тронул ее за плечо. -  Это
я вас встречаю.
   Она медленно повернула голову, долго о чем-то  думала,  потом  слегка
кивнула.
   - Мы будем здесь разговаривать? - спросила она ровным голосом.
   - Если не возражаете, я отвезу вас домой, и мы поговорим по дороге.
   - Хорошо.
   Миша подхватил ее сумку, оказавшуюся на удивление  легкой.  Надо  же,
ему казалось, что женщины даже для двухнедельного отдыха берут  с  собой
весь имеющийся в наличии гардероб. Во всяком случае, его жена  поступала
именно так.
   - Как это случилось? - спросила Светлана, когда они уже  выезжали  со
стоянки.
   До этого момента она не произнесла ни слова.
   - Мы пока  не  знаем  точно.  Ларису  застрелили  из  пистолета.  Это
произошло у нее в мастерской в среду днем, около двух часов. Вот и  все,
что нам известно.
   - Господи, какой ужас, - пробормотала она.
   Светлана сидела рядом с  Мишей,  на  переднем  сиденье,  сгорбившись,
зажав ладони между коленями, и смотрела прямо перед  собой,  но  Доценко
мог бы дать голову на отсечение, что она ничего не видела. Очки она  так
и не сняла.
   - Вы спрашивайте,  что  вам  нужно,  не  обращайте  внимания  на  мое
состояние, - сказала она. - Я наглоталась успокоительных  лекарств,  так
что рыдать не буду. Я уже там все отплакала.
   - Светлана Евгеньевна, расскажите мне про Ларису.
   Какой она была? Какой характер, привычки? Были ли у нее друзья? С кем
она встречалась до того, как вышла замуж за  Риттера?  Мне  нужно  знать
все.
   - Все, - тупо повторила она. - Всего никто не знает.
   Чужая душа - потемки. Особенно душа Ларисы.
   - Почему?
   - Она очень.., как бы это объяснить.., очень расчетливая и  разумная,
мне редко удавалось правильно понимать ее  поступки.  Знаете,  мы  порой
думаем, что человек делает что-то  по  совершенно  понятной  причине,  и
воспринимаем его поведение как естественное, а потом оказывается, что он
руководствовался совсем другими соображениями.
   Доценко не очень понимал, что хочет сказать  Светлана,  но  решил  не
перебивать ее. Ей и так трудно рассказывать.
   Правда, такая характеристика Ларисы абсолютно не вязалась с тем,  что
говорил про нее муж, называвший ее не приспособленным к жизни  ребенком,
легкомысленным и безответственным, но матери виднее.
   - Лариса никогда не  была  ветреной,  не  встречалась  с  несколькими
мальчиками  одновременно.  Она  всегда  воспринимала  свои  отношения  с
юношами очень серьезно.
   Для меня, знаете ли, было  полной  неожиданностью,  когда  она  вдруг
бросила Володю. Она так любила его!  Или  мне