домработница  Риттеров,  с  удовольствием
вываливающей перед сыщиками  все  свое  информационное  богатство.  Рано
радовался, Николаша, рано  ручонки  потирал,  не  бывает  таких  удач  у
сыщиков, и у тебя не будет.
   Волкова продолжала молчать, пить чай и задумчиво глядеть  на  висящую
на стене фотографию, на  которой  была  изображена  девочка-подросток  в
старинном платье с гитарой в руках.
   - Анита Станиславовна, - начал мягко подкрадываться Коля, - я понимаю
ваши затруднения, ведь речь идет о вашем брате, к которому вы привязаны,
которого вы искренне любите. Но если вы станете чего-то  недоговаривать,
у меня появятся подозрения. Понимаете?
   Она молча кивнула, не отводя глаз от фотографии.
   - Если ваш брат ни в чем не виноват, то зачем вам нужно, чтобы я  его
подозревал? Совсем это ни к чему ни вам, ни мне, ни  тем  более  ему.  Я
начну проверять свои подозрения, потрачу время и  силы,  истреплю  нервы
вашему брату, все окажется впустую, а настоящий убийца будет  гулять  на
свободе. А если  Валерий  Станиславович  каким-то  образом  причастен  к
убийству своей жены, то получится, что вы покрываете  преступника.  Тоже
как-то не очень здорово, согласитесь. Так к  каким  выводам  пришел  ваш
брат после того, как застал жену с любовницей?
   Анита перевела глаза на Селуянова. Взгляд у нее был очень серьезным и
сосредоточенным.
   - Хорошо, я скажу. Но если вы сделаете из этого не правильные  выводы
и Валерий из-за этого пострадает, я себе этого не прощу. Он  понял,  что
ситуация с Ларисой вышла из-под контроля, что ее больше  нельзя  считать
чем-то  вроде  тихого  домашнего  пьяницы,  что  в  мастерскую  приходят
случайные люди, что информация о ее склонностях  в  любой  момент  может
начать распространяться со все увеличивающейся скоростью, что она  ведет
за пределами  своей  квартиры  совсем  другую  жизнь.  И  что  если  это
немедленно не остановить, то все дальнейшие  усилия  по  продвижению  ее
творчества уже не будут иметь никакого смысла.
   А Валерий  вложил  в  раскрутку  очень  большие  деньги,  я  вам  уже
говорила. И все это пропадет, все это больше никогда не окупится.
   Она снова замолчала, но на этот  раз  взгляд  не  отвела,  продолжала
смотреть Селуянову прямо в глаза. От этого ему стало  неуютно  и  как-то
зябко.
   - Смерть всегда забирает самых лучших, -  внезапно  тихо  проговорила
она. - Вы понимаете, насколько отвратительна и оскорбительна эта фраза?
   Селуянов  понимал.  Он  слышал  эти  слова  много  раз,  особенно  на
панихидах, на похоронах криминальных авторитетов. Да и по телевизору это
говорили частенько, если погибал кто-то из  молодых  журналистов.  Можно
подумать, что те, кому посчастливилось дожить до глубокой старости,  все
сплошь бесталанные сволочи, а вот кто умный, хороший и талантливый,  тот
непременно умрет молодым. И можно подумать, что смерть  в  конце  концов
забирает не всех.
   Глупость несусветная. Волкова права, фраза, ставшая такой расхожей  и
широко употребляемой, на самом деле глубоко  безнравственна.  Каково  ее
слышать тем, кто остался жить?
   Получается, коль они  живы  до  сих  пор,  то  они  -  самые  худшие?
Интересно, неужели сами журналисты, с пафосом произносящие  эту  чушь  с
экранов телевизоров, этого не понимают? Совсем безмозглые, что ли?  Коля
вдруг   вспомнил,   как   трагически   погиб   сорокалетний    известный
тележурналист, и именно эту фразу со слезами на глазах почти  выкрикнула
ведущая  теленовостей.  А  накануне   вся   театральная   общественность
торжественно   отмечала   столетие   прекрасного    артиста,    которому
посчастливилось сохранить себя к этому дню настолько, что  он  сам,  без
посторонней помощи вышел на сцену  и  общался  с  публикой.  И  Селуянов
тогда,  помнится,   особенно   остро   почувствовал   всю   разнузданную
оскорбительность тезиса о том, что смерть всегда забирает самых лучших.
   Но не менее интересно и другое. Почему об  этом  заговорила  Волкова?
Потому что Лариса Риттер никак не может относиться к этим "самым лучшим"
и смерть пришла к ней вполне заслуженно? Или она  имела  в  виду  что-то
иное?
   - Я понимаю, что вы хотите сказать, - Селуянов двигался  ощупью,  ибо
совсем даже и не понимал, что именно хочет сказать  ему  старшая  сестра
Валерия Риттера.
   - Я рада, что вы понимаете. Но у этой фразы есть еще один смысл.
   - Какой?
   - О мертвых или хорошо, или ничего. И этот второй смысл  очень  часто
эксплуатируется не вполне добросовестно. Вы и теперь меня понимаете?
   Селуянов похолодел. Вот,  оказывается,  что  пытается  ему  объяснить
Анита Станиславовна! Она хорошая сестра, любящая и преданная. Но  она  и
разумный человек, честный и порядочный, она понимает, что речь идет не о
мелочовке вроде не отданного вовремя долга размером в сто рублей и не  о
банальном адюльтере, а об убийстве.
   - Да, мне кажется, я вас  понял.  Я  ценю  вашу  деликатность,  Анита
Станиславовна. Но я хотел бы все-таки спросить: вы точно знаете, что ваш
брат подумал именно так?
   Это очень важно, поймите. Я должен быть уверен.
   - Он не только подумал об этом.  Он  произнес  это  вслух.  Простите,
Николай Александрович, мне тяжело продолжать этот разговор...
 
*** 
 
   Сергей Зарубин возвращался на Петровку  с  тяжелым  сердцем.  Полтора
часа,  девяносто  минут  беспрерывных  слез  кого  хочешь  повергнут   в
состояние уныния. А уж если  рядом  с  рыдающей  матерью  толкутся  двое
малышей, которые заражаются ее настроением  и  тоже  начинают  голосить,
потому что любому ребенку становится страшно, когда мама  так  безутешно
плачет, то этот сюжет может выдержать  только  обладатель  исключительно
крепкой нервной системы.
   Зарубин, конечно, слабым не был. Он был нормальным.
   И поэтому ему было тяжело.
   Кабалкина оплакивала Ларису. Они не были близки и  уж  тем  более  не
были подругами, но Лариса для нее  была  членом  семьи,  женой  Валерия.
Ничего  существенного,  проливающего  свет  на  преступление,   она   не
рассказала, кроме того, что и так уже было известно из бесед  с  другими
людьми: Лариса была наркоманкой, а Валерий это от всех скрывал и поэтому
не принимал мер к тому, чтобы лечить жену.  О  том,  что  Лариса  Риттер
делала сексуальные поползновения в сторону Аниты, Кабалкина тоже  знала.
Короче, ничего нового.
   И только под самый конец,  когда  Зарубин  уже  собрался  было  уйти,
Любовь Григорьевна не выдержала. Видно, нервы  сдали  окончательно.  Она
разрыдалась так  отчаянно,  что  Сергей,  уже  натягивавший  в  прихожей
куртку, остановился.
   - Люба, ну что же вы так убиваетесь, - сочувственно проговорил  он  и
осторожно погладил ее по голове.
   Этого оказалось достаточно, чтобы ее буквально прорвало.
   - Я  не  могу  больше,  я  должна  кому-нибудь  рассказать,  ну  хоть
кому-нибудь, иначе я сойду с ума! Можно, я вам расскажу? Может быть,  вы
мне поможете?
   Сергей мгновенно повесил куртку на крючок и повел Кабалкину  назад  в
комнату, осторожно поддерживая ее  за  плечи.  Ну  вот,  наконец-то,  не
напрасно он вытерпел этот беспрерывный плач в три голоса. Сейчас она ему
все и расскажет. Или про Ларису Риттер, или  про  кинезиолога  Аничкову,
Коле Селуянову на радость.
   Боже мой, как он ошибался! Жестоко и зло. Захлебываясь  и  сморкаясь,
Любовь Григорьевна Кабалкина поведала Сереже Зарубину, что у нее  пропал
любовник. Был, был - и вдруг пропал. Ни один его телефон не отвечает,  и
она совершенно не представляет, что ей делать и где его искать.
   - А в милицию-то вы  обращались?  -  скучно  спросил  Зарубин,  думая
только о том, как бы побыстрее унести ноги.
   - Нет. Он за границей. Он иностранец.
   - Люба, можно я дам вам совет на правах мужчины?
   Плюньте вы на  него.  Плюньте  и  забудьте.  Мужчины  просто  так  не
пропадают, поверьте мне.
   - Но вдруг с ним что-то случилось?
   - Послушайте меня. Люба, - он уже терял  терпение,  горевал  о  своих
несбывшихся надеждах и мечтал о том, как уйдет отсюда и не увидит больше
опухшего заплаканного лица, - если мужчина относится к женщине серьезно,
по-настоящему серьезно, он всегда позаботится о том,  чтобы  ей  вовремя
сообщили все, что  необходимо.  Даже  когда  случается  самое  страшное,
всегда находятся люди, которые знают, что  есть  женщина,  которую  надо
поставить в известность. Ну поверьте же мне,  если  о  вас  в  окружении
вашего возлюбленного никто ничего не знает, если вашего имени,  телефона
и адреса нет в его записной книжке, это означает, что он не имел в  виду
продолжать ваши отношения. Это горько осознавать, я понимаю, но это так.
Просто так мужчины не исчезают из поля зрения женщин, которых они любят.
   - Вы жестоки, - прошептала Любовь  Кабалкина,  переставая  плакать  и
вытирая лицо мокрым насквозь платком.
   - Вы обещаете подумать над тем, что я сказал?
   Она кивнула и снова всхлипнула. Внезапно Зарубину  пришло  в  голову,
что ситуацию он использовал не до конца. А ведь чуть было не ушел... Про
Селуянова-то совсем забыл, а еще друг называется.
   - Люба, когда мы с вами встречались  на  прошлой  неделе,  вы  сильно
нервничали и, как мне показалось, ждали телефонного  звонка.  Это  из-за
него, да? Вы ждали звонка от своего возлюбленного?
   - Да. Он позвонил мне в воскресенье, это было в  последний  раз...  И
потом все, ни слуху ни духу.
   - Такое случилось впервые? Он раньше никогда вот так не пропадал?
   - Пропадал.., один раз. Летом еще.
   - Ну и что, нашелся?
   - Да, - она снова кивнула.
   - Вот видите. И сейчас найдется.
   - А если нет? - Она посмотрела так затравленно, что у Зарубина сердце
дрогнуло. Ему стало жаль ее, несчастную, брошенную любовником мать двоих
детей. Он хорошо понимал, что даже если  этот  тип  снова  найдется,  то
очень скоро опять пропадет. И на этот раз уже окончательно.
   А скорее всего, он  и  в  этот  раз  не  отыщется.  Мужчина,  который
позволяет себе таким вот образом "пропадать", никак не может  относиться
серьезно к женщине, из поля зрения которой он исчезает. Ну просто никак.
Ни один любящий мужчина себе этого не позволит.
   - А если нет, то и бог с ним, -  ответил  Сергей  очень  серьезно.  -
Значит, он вас не любит. И он вам не нужен.
   Люба, мне кажется, вам нужно обратиться к психоаналитику.
   Он сказал это без  всякого  перехода,  даже  без  подготовки.  Просто
бухнул на ровном месте. И с любопытством ждал, что же будет дальше.
   - К психоаналитику? Зачем? Вы думаете,  я  сумасшедшая,  если  я  так
волнуюсь за своего.., за своего жениха? Вы считаете, что это ненормально
- волноваться за того, кого любишь?
   - Нет, волноваться - нормально, - поспешил успокоить ее Зарубин, - но
в тот момент, когда  вы  осознаете,  что  вы  расстались  навсегда,  вам
понадобится помощь специалиста. Вы очень чувствительный  человек,  очень
эмоциональный, сейчас вы просто не можете смириться с мыслью о том,  что
он вас бросил и вы больше никогда не увидитесь.
   Но придет время, когда вам нужно будет это  признать,  вы  больше  не
сможете скрывать эту неприятную правду от  себя  самой.  И  вот  тут  вы
можете не выдержать. У вас есть знакомые психоаналитики или психологи?
   Она отрицательно покачала головой и  снова  заплакала,  на  этот  раз
тихонько и жалобно.
   - А вообще вы когда-нибудь обращались к таким специалистам?
   - Нет. Мне не нужно было.
   Сергей нащупал в кармане визитную карточку Аничковой, которую дал ему
Селуянов. Место он  уже  присмотрел,  вот  здесь,  на  подоконнике,  где
свалены в кучу газеты, журналы и мелькают какие-то разрозненные листочки
с  разными  записями  и  несколько  визитных  карточек.  Хорошо,  что  у
Кабалкиной маленькие дети, в доме, где  есть  дети,  никогда  не  бывает
идеального порядка. Чистота бывает, а порядка - никогда.
   Он ловко вытащил карточку из кармана и  бросил  на  подоконник.  Люба
продолжала плакать, уткнув лицо в платок.
   - А мне кажется, я  тут  у  вас  видел  визитную  карточку  какого-то
психолога... Еще в прошлый раз видел... Или мне показалось?
   - Не знаю, - провыла Кабалкина, не отрывая платка от лица.
   - Погодите-ка, вроде где-то на подоконнике...
   Она замолкла, подняла голову и тупо посмотрела на него.
   - Господи, какая еще карточка! Ларку убили... И он пропал...
   - Да вот же она!
   Зарубин радостно выхватил карточку из  бумажной  кучи,  сваленной  на
подоконнике, и протянул Любе.
   - У меня глаз - алмаз, я же точно помню, что видел ее.
   Видите, Аничкова Галина  Васильевна,  психология,  кинезиология.  Это
ваша знакомая? Почему бы вам к ней не обратиться?
   - Ах, эта... - Люба снова всхлипнула. - Она умерла.
   Вернее, ее убили, недавно совсем.
   - Какой ужас, - сочувственно протянул Зарубин. - Вы ее хорошо знали?
   - Ни разу не видела. Наш зам по персоналу ее нанял, чтобы она с  нами
занималась, если кому-то нужно. И карточки всем раздал.
   - И что, кто-то ходил к ней?
   - Ходили, наверное. Я точно не знаю, никто ж рассказывать не будет.
   - А вы почему не пошли?
   - А зачем? У меня все в порядке. То есть я думала...
   В общем, неважно...
   Она снова затеялась плакать,  но  на  этот  раз  Зарубин  не  дал  ей
увлечься любимым занятием.
   - Люба, - строго сказал он, - у вас были проблемы, и они есть до  сих
пор, это очевидно даже мне. Вам предложили помощь специалиста. Почему вы
отказались? Почему не пошли к ней? Или вы  все-таки  ходили  к  ней,  но
теперь стесняетесь мне признаться, потому что думаете, что  пользоваться
услугами  психоаналитика  стыдно?  Боитесь,  что   вас   будут   считать
сумасшедшей? Любочка, вы мать, у вас растут дети, и вы должны заботиться
о том, чтобы сохранить себя в  нормальном  состоянии  еще  долгие-долгие
годы. Если есть проблемы, которые мешают вам жить, вы просто  обязаны  с
ними разбираться, чтобы не превратиться в инвалида и не стать обузой для
своих детей...
   Он нагнетал обстановку, плел  что-то  невероятное,  пугал  Кабалкину,
уговаривал, обманывал, подлавливал, и чем дальше, тем больше убеждался в
том, что Любовь Григорьевна действительно к Аничковой не ходила. Никакой
реакции ни на имя психолога, ни на упоминание ее адреса, ни на  рассказы
о ее убийстве и о беспутном племяннике.
   Или Кабалкина актриса каких поискать, или она и в самом деле  в  этом
преступлении не замешана.
   А кто  тогда  замешан?  Кто  договаривался  с  Аничковой  о  встрече,
назвавшись Любовью Кабалкиной из фирмы "Планета"? Кто  велел  племяннику
вырвать листок из ежедневника? И в конце-то концов, кто ее убил?
   Ладно, Селуянов придумал какую-то комбинацию, вчера  он  как  следует
напугал Кабалкину, сегодня попросил Зарубина еще подлить масла в  огонь,
теперь будет ждать,  что  Кабалкина  предпримет.  Возле  дома  мальчонка
пасется, наверное, тот, о котором Селуянов предупреждал, так что,  ежели
Любовь Григорьевна куда соберется, все будет под контролем.
   Посмотрим.  Свою   часть   работы   Зарубин   сделал,   можно   ехать
отчитываться.
   Только вот на душе тяжело - просто невыносимо.
 
Глава 12 
 
   Утро,  начавшееся  так  славно,  к   полудню   перешло   в   сплошную
нервотрепку.
   Чистяков поднялся ни свет ни заря, чтобы не опоздать на работу, Настя
же,  пренебрегая  обязанностями  хорошей  жены,  проспала  до  девяти  и
посмотрела очень интересный сон,  вместо  того  чтобы  приготовить  мужу
завтрак и проводить его до крыльца.
   День обещал быть недождливым  и  даже  полусолнечным,  Настя  отлично
выспалась и с  большим  удовольствием  наверстала  двухдневный  план  по
пушистым воздушным булочкам, на которые вчера  утром  даже  смотреть  не
хотела.
   Масла и джема при этом было употреблено весьма немало.
   Изрядно, можно сказать, употреблено.
   Посмеиваясь над собой, она надписала и  расклеила  по  всему  первому
этажу бумажки с надписью "Снять с охраны". Полюбовалась на  расцвеченный
желтыми квадратиками дизайн и завалилась на диван с намерением предаться
очередному этапу "разгребания хлама", как называл эту умственную  работу
Павел Дюжин. Ей удалось за несколько дней  упорного  труда  "простить  и
отпустить" и начальника, и саму  себя,  но  вот  с  гордыней  предстояло
повозиться как следует. Настя даже не ожидала, что этого  замечательного
греха в ней окажется так много, и у  нее  возникало  ощущение,  что  она
словно выгребает его из себя  лопатой,  а  он  все  не  кончается  и  не
кончается. Она старательно вспоминала всю свою жизнь,  выискивая  обиды,
когда ей казалось, что с ней обошлись не так, как она того  заслуживала,
она же была такой хорошей и сделала все правильно, а ее не  оценили,  не
похвалили, а иногда даже и ругали. Она вытаскивала  на  поверхность  все
ситуации, когда пыталась думать и  решать  за  других  и  настаивать  на
правильности своей точки зрения. С ужасом и отвращением вспоминала  она,
как мучилась подозрениями в  адрес  отчима  и  как  ненавидела  себя  за
недоверие к близкому человеку, при этом ни  словом  не  обмолвившись  об
этом Чистякову. Почему? Сейчас  она  уже  не  помнила  этого  отчетливо,
прошло несколько лет. Кажется, она была уверена, что  он  не  поймет  ее
страданий.
   Или боялась упасть в его глазах, не  хотела  выглядеть  дурой,  легко
пошедшей на поводу у первого же подозрения.  Одним  словом,  заранее  за
него решила, что и как он будет  думать  и  чувствовать.  Она  же  такая
умная, так хорошо изучила характер своего мужа  и  знает  про  него  все
заранее. И что же это, если не гордыня? Она, матушка, она самая и  есть.
Высказать себе все, попросить прощения у Лешки, простить себя...
   На память пришла фраза из популярного фильма: "Прости ты  меня,  дуру
глупую!" Настя невольно улыбнулась, и на ближайшие несколько  часов  это
оказалось последним мгновением легкой и теплой радости.
   С дивана ее поднял телефонный звонок.
   - Доченька, - послышался уверенный голос матери, -  я  устроила  тебе
консультацию у очень хорошего врача. Тебе нужно быть у  него  сегодня  с
четырех до пяти, он будет ждать. Запиши адрес. ;
   - Какого врача? Зачем? - растерялась Настя.
   - Как это зачем? У тебя так долго не проходят боли, и  ваши  врачи  в
госпитале  не  знали,  почему.  Значит,  нужно  показаться  специалисту,
который в этом разбирается. Это очень хороший врач, я попросила...
   Далее  следовал  длинный  перечень  знакомых,  через  которых  матери
удалось договориться о консультации. Сегодня с четырех до пяти.
   - Мам, да у меня все в порядке, - Настя еще пыталась  сопротивляться,
хотя умом понимала всю бесполезность этой затеи. - С чего ты взяла,  что
у меня боль не проходит?
   Она проходит, честное слово.
   - Ты никогда не говоришь мне правду, я тебя знаю,  -  безапелляционно
заявила мать. - Ты же никогда  не  пожалуешься,  у  тебя  всегда  все  в
порядке, а я видела, как ты мучилась, когда в госпитале лежала. Если  бы
с ногой все было в порядке, ты бы ходила гораздо лучше.
   - Но я же за городом! Как я буду добираться?
   - Попроси Алешу, пусть приедет и отвезет тебя.
   - Он работает...
   Не рассказывать же маме, что случилось позавчера, и как она  боялась,
и как Лешка приехал ее спасать посреди рабочей недели, и что  он  только
недавно  уехал  и  было  бы  совершенно  бессовестным   заставлять   его
немедленно разворачиваться и ехать назад, чтобы  везти  ее  в  Москву  к
доктору. Матушка не должна беспокоиться за нее, Настя давно уже  выбрала
для себя роль дочери, у которой "все в порядке".
   - Значит, вызови такси. Настюша, не надо нагромождать  проблемы  там,
где их нет. Вот с ногой у тебя действительно проблемы, и ты  должна  ими
заниматься, а транспорт - вопрос абсолютно решаемый. Съезди  к  врачу  и
вечером обязательно позвони мне, что там и как.
   Настя покорно записала адрес и имя врача. Ну  и  влипла  же  она!  Не
ехать - мама смертельно обидится, вон сколько людей она на ноги подняла,
чтобы найти самого-самого крутого специалиста по переломам.  И  все  эти
люди будут ворчать и на