лос  Андрея,  -  может  быть,  накрыть
обед?
   Настя не спеша выпрямилась и сладко потянулась.
   - Это правильно, Соловьев, гостей надо кормить. Даже незваных. Вы ме-
ня извините, Андрей, но помогать вам на кухне я не буду. Повар  из  меня
никакой. Я лучше посижу с Володей и буду наслаждаться его обществом, ко-
торого я была лишена столько лет. Ты не возражаешь, Соловьев?
   Она снова уселась на диван и поднесла к губам чашку с остывающим  ко-
фе.
   - Как мама? - спросил Владимир Александрович.
   - Цветет. Несколько лет работала в Швеции, теперь вернулась. Признай-
ся, Соловьев, ты был в нее тихо влюблен, да?
   Он рассмеялся, и смех его был легким и радостным. Он  всегда  с  удо-
вольствием вспоминал свои аспирантские годы и своего научного  руководи-
теля - Надежду Ростиславовну Каменскую, женщину столь же одаренную в на-
учном плане, сколь красивую и элегантную.
   - Это точно. В нее влюблялись все мужики от мала до велика. Но я  пе-
ред ней благоговел, И боялся ее ужасно. Кстати, Ася, мне попадались кни-
ги, на которых в качестве переводчика значилась некая Каменская.  Уж  не
ты ли?
   - Я, знамо дело. Маменька  столько  сил  приложила,  чтобы  в  раннем
детстве впихнуть в меня знание языков. Не пропадать же трудам. Мне  удо-
вольствие, кошельку - приварок.
   Постепенно они расслабились, напряжение исчезло, и во время обеда они
уже болтали, будто и не расставались на много лет. Андрей сидел с непро-
ницаемым лицом, словно их разговор никоим образом его не  касался  и  не
интересовал. Настя сделала несколько неловких попыток втянуть его в  бе-
седу, но помощник вежливо отделывался короткими репликами или вообще от-
малчивался, то и дело отходя то к плите, то к холодильнику, то к  мойке.
Когда около половины седьмого раздался звонок в дверь, он, казалось, да-
же вздохнул с облегчением.
   Настя с любопытством всматривалась в новых гостей - руководителей из-
дательства "Шерхан", с которым тесно сотрудничал Соловьев. Это были  ти-
пичные "новые русские", прикатившие на сверкающих дорогих иномарках и не
расстающиеся с сотовыми телефонами, небрежно рассуждающие  о  миллионных
кредитах, процентных ставках и "белом откате". Настя то и дело ловила на
себе их настороженные взгляды, хотя все трое изо всех сил  старались  ее
не замечать, обращаясь исключительно к имениннику или  его  помощнику  и
ведя разговоры на сугубо производственные и только им понятные темы.  Ей
быстро надоела эта демонстрация превосходства. В других  обстоятельствах
она бы уже давно уехала отсюда, но сейчас  она  была  на  работе.  Стало
быть, эмоции в сторону, никаких обид и претензий, а гонор  спрятать  по-
дальше. Ей нужен этот коттеджный микрорайон, ей нужен этот дом.  Значит,
ей нужен Соловьев, и она должна терпеть, как бы с ней здесь  ни  обраща-
лись.
   Стараясь не привлекать к себе внимания, она прошла из комнаты в прос-
торную, красиво отделанную прихожую-холл, достала из стенного шкафа свою
куртку и, набросив ее на плечи, вышла на крыльцо, с одной стороны  кото-
рого были ступеньки, а с другой - пологий съезд для  коляски.  Все  окна
первого этажа были ярко освещены, до нее доносились оживленные голоса  и
смех, и она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой, никому не  нужной,
лишней.
   Опершись на перила, она вытащила сигареты и закурила.  Что  они  себе
думают, эти издатели? Что она - нищая дурнушка, рассчитывающая подцепить
богатого мужика, воспользовавшись тем, что он инвалид и -  уже  вряд  ли
может претендовать на любовь молодой красавицы? Наверное, именно так они
ее и воспринимают. Поэтому и смотрят искоса и явно неодобрительно,  поэ-
тому и демонстрируют ей свое пренебрежение. Ты, дескать, девочка, ни  на
что не рассчитывай, это не твой круг. Не видать тебе состоятельного  Со-
ловьева как своих ушей. Интересно, как бы они посмотрели на нее, если бы
она накрасилась и надела роскошные тряпки, которые мать исправно  приво-
зила ей из Швеции? Стоит ей захотеть, и она может выглядеть  как  киноз-
везда. Только дело в том, что ей этого никогда не  хочется.  Если  нужно
для дела - тогда, конечно, другой разговор. Но по собственной инициативе
Настя Каменская никогда этого не делает. Ей это неинтересно.
   - Отдыхаете от веселья? - раздался голос совсем рядом с ней.
   Настя обернулась и увидела забавного человечка лет  сорока  или  чуть
меньше, плешивого, с густыми и длинными усами, как у картинных запорожс-
ких казаков. Человечек был в хорошем костюме и при галстуке и держал под
мышкой небольшой пакет. Он пришел пешком, и Настя сообразила,  что  это,
наверное, сосед.
   - Скорее даю возможность другим гостям отдохнуть от меня, - приветли-
во ответила она. - Я такая серьезная, а их, похоже, это угнетает.
   - Много народу собралось? - спросил "запорожец", как  ей  показалось,
испуганно.
   - Да нет, всего трое. Заходите, пожалуйста, дверь открыта.
   - Неудобно, - отчего-то засмущался "запорожец". - Я думал, еще никого
нет, хотел поздравить Владимира Александровича, подарок принес. Но  если
там гости, я, наверное, не буду заходить.
   - Отчего же?
   - Ну... - Он смутился еще больше и вдруг стал Насте  ужасно  симпати-
чен. - Неудобно как-то. Я там никого не знаю. Нет, я лучше завтра зайду.
   - Глупости, - решительно оборвала его Настя. - Подарок и поздравления
хороши именно в день рождения, назавтра они уже теряют всю  прелесть.  Я
ведь тоже никого там не знаю. Давайте познакомимся, войдем вместе и сос-
тавим вдвоем единый фронт чужакам.
   Она весело подмигнула обладателю картинных усов и протянула ему руку.
   - Меня зовут Анастасия. Я старая знакомая Соловьева, он много лет на-
зад учился в аспирантуре у моей мамы.
   - А я - сосед. - Он крепко пожал ей руку. - Женя меня зовут.
   Настя подхватила его под руку, выбросила докуренную сигарету  и  бук-
вально втащила беднягу в дом.
   - Я привела нового гостя, - громко объявила она  с  порога,  со  зло-
радством отметив мелькнувшее на лицах издателей  неудовольствие.  -  Это
Женя, сосед Володи. Прошу любить и жаловать. Женя, ваш тост.
   Андрей с непроницаемым видом тут же налил шампанское в красивый бокал
и на маленьком подносе подал соседу. Троица из "Шерхана" с неохотой пре-
кратила обсуждение чего-то очень животрепещущего, все подняли бокалы и с
выражением вежливого ожидания  уставились  на  "запорожца".  Тот  совсем
сконфузился и долго не мог подобрать слова.
   - Володя... Я вас поздравляю с днем рождения... Даже и не знаю,  чего
вам пожелать... Я хотел сказать, что... В общем, я очень рад, что у  вас
есть близкие и друзья, которые приезжают к вам. Это очень  важно,  чтобы
были люди, которым ты нужен и интересен и которые приезжают  не  потому,
что так положено, а потому, что сами этого хотят. В конце концов,  самое
главное в жизни - быть кому-то нужным. Я хочу вам  пожелать,  чтобы  ваш
дом никогда не был одиноким и забытым.
   - Спасибо, Женя, - тепло произнес Соловьев. - Я очень благодарен  вам
за то, что вы пришли. И с удовольствием пью за ваши слова.
   - Пойдемте поближе к столу, - шепнула Настя соседу. - Они  там  ведут
производственное совещание, нам с вами это неинтересно, а на столе масса
всяких вкусных вещей. Ну их, с их деловыми разговорами.
   Женя покорно поплелся следом за ней к дивану, куда Настя усадила  его
почти насильно. Было видно, что ему не по себе и хочется уйти.
   - Вы давно здесь живете? - спросила она,  накладывая  в  его  тарелку
разные закуски.
   - С самого начала, как застроились. Я один из первых  въезжал.  Почти
одновременно с Володей.
   Странно, подумала Настя. Так давно живут рядом, а он стесняется  лиш-
ний шаг сделать, лишнее слово сказать. Как будто первый  день  знаком  с
Соловьевым. И вообще непонятно, как такой неловкий и застенчивый челове-
чек может в наших условиях  оказаться  владельцем  дорогого  престижного
коттеджа. Чтобы заработать такие бешеные деньги, нужно быть акулой, нах-
рапистой и клыкастой, А он?
   - Чем вы занимаетесь, Женя? Или с моей  стороны  неприлично  об  этом
спрашивать?
   Он смутился еще больше.
   - Ничем, в сущности. Детей воспитываю, хозяйство веду.  У  меня  жена
бизнесом занимается. А я так... Дома сижу, одним словом.
   Она вспомнила. Акимовы. Коттедж номер 12. Жена - генеральный директор
крупной фирмы, торговля мебелью, сантехникой,  отделочными  материалами,
ремонт квартир и офисов. Муж нигде не работает.  Вот,  значит,  как  это
выглядит на самом деле. Читая документы и раскладывая их  по  конвертам,
приклеенным на стене под схемой "Мечты",  Настя  представляла  себе  эту
семью совсем иначе. Деловая хваткая дама средних лет, не очень привлека-
тельная, купила себе красивого сексуального мужа, позволяя ему сидеть на
своей шее не работая. А оказалось, что они просто поменялись ролями. Она
зарабатывает деньги, он занимается домом и детьми. Что ж, может,  это  и
правильно.
   - Сколько у вас детишек?
   - Трое.
   - Ого! Ваша работа, пожалуй, потруднее многих других.
   - Справляюсь. - Он робко улыбнулся. - От жены нареканий нет.
   Ей удалось втянуть его в разговор о жителях коттеджей. В  отличие  от
Соловьева, который жил замкнуто и практически ни с кем не общался.  Женя
Якимов был хорошо знаком почти со всеми, потому что целые  дни  проводил
здесь. С ним частенько оставляли детей, если родителям нужно было  отлу-
читься, и всегда звали на помощь, если где-то что-то ломалось и выходило
из строя.
   Настя работала, с милой улыбкой задавая заранее продуманные  вопросы,
бросая короткие, ничего не значащие реплики, в ответ  на  которые  сосед
Женя начинал рассказывать то, что ей хотелось  услышать.  Ничего  нельзя
было записывать и желательно было ни о чем не переспрашивать и не  уточ-
нять, беседа должна выглядеть непринужденно, а Настиного интереса к каж-
дому слову Якимова никоим образом нельзя было демонстрировать. Она  впи-
тывала в себя как губка каждое слово усатого "запорожца", каждую  репли-
ку, каждое вскользь сказанное междометие, при этом делая вид, что лениво
поедает многочисленные закуски и слушает вполуха. То и дело  она  ловила
на себе недоумевающий взгляд Соловьева. Ведь она приехала к нему, именно
к нему, а не к застолью и не к его гостям. Почему же она так легко  сми-
рилась с тем, что он не уделяет ей никакого  внимания,  что  им  всецело
завладели трое деловых  респектабельных  мужчин,  а  она  вынуждена  до-
вольствоваться обществом соседа, которого видит в первый раз и  которого
сам Соловьев почти не знает? Так могла бы себя повести ТА Настя  Каменс-
кая, которую он знал много лет назад, влюбленная до беспамятства  девоч-
ка, забывшая о самолюбии и гордости. А нынешняя  Анастасия,  не  моргнув
глазом обсуждающая с ним свои прошлые чувства, готовая  под  микроскопом
рассматривать чувства сегодняшние и не испытывающая при этом ни малейше-
го смущения, вряд ли стала бы мириться с тем, что ей  не  нравится.  Что
же, выходит, ее все это устраивает?
   Соловьев поглядывал на нее все чаще, то и  дело  отвлекаясь  от  того
предмета, который пытались обсудить с ним издатели. Вслед за  ним  начал
оборачиваться на Настю и крупный высокий мужчина с добродушным симпатич-
ным лицом - главный редактор "Шерхана" Семен Воронец. Первый этап  прой-
ден благополучно, отметила она про себя. Все  наконец  начали  понимать,
что я имею право на приватную беседу с хозяином. За дело, Настасья!
   Она медленно поднялась с мягкого, обитого светло-кофейной кожей дива-
на и неторопливо подошла к Соловьеву.
   - Ну что, гений восточной словесности? - насмешливо спросила  она.  -
Не пора ли уделить даме несколько минут? Тем более что дама скоро поедет
домой.
   - О, прошу прощения, - рассыпался в  извинениях  невысокий  бородатый
Есипов. - Мы совсем замучили Володю деловыми разговорами. Как жаль,  что
вам нужно уезжать так рано.
   - Да? - невинно удивилась она. - А почему вам жаль? Вы  что,  собира-
лись поухаживать за мной?
   Она выразительно посмотрела на Есипова сверху вниз - он был почти  на
голову ниже ее ростом.
   - Ну что вы, я бы не рискнул, - быстро нашелся Кирилл. - А вот Семен,
по-моему, очень даже настроен поухаживать за вами. Вы обратили внимание,
как он на вас все время поглядывает?
   Ясно. Ее хотят переключить на этого редактора с улыбчивым лицом. Сей-
час он кинется изо всех сил за ней ухаживать, постарается подпоить и по-
казать Соловьеву не в самом лучшем свете, после чего ее увезут отсюда  в
полной уверенности, что хозяин потерял к ней всякий интерес. Схема  при-
митивная, рассчитанная на дураков, но тем не менее всегда срабатывающая.
Ни один мужчина не потерпит, чтобы его дама целовалась с  другим.  Какие
бы объяснения при этом ни приводились. Как, однако, они блюдут  интересы
Соловьева! Прямо три дуэньи в штанах. Откуда у них эта нелюбовь к женщи-
нам не из своего круга? Неужели они так привязаны с Володе и несут  кол-
лективную ответственность за его судьбу? Да нет, откуда? Для "новых рус-
ских" это слишком высокие чувства, они на такое не способны. Скорее все-
го дело в какой-то совершенно конкретной женщине, у которой роман с  Со-
ловьевым и чьи интересы эта троица охраняет. Может, она их близкая  под-
руга или даже родственница одного из них. Просто  сейчас  у  них  с  Со-
ловьевым вышла размолвка, она даже не приехала  поздравить  его  с  днем
рождения, но издательские мальчики зорко стоят на стреме и чужих  баб  к
своему переводчику не подпускают. А может быть, никакой размолвки и нет,
просто дама временно отсутствует, уехала куда-нибудь по делам или  отды-
хать.
   Настя решительно взялась за ручки на  спинке  инвалидной  коляски  и,
пренебрегая правилами хорошего тона, повезла Соловьева в кабинет. Плотно
притворив за собой дверь, она подкатила коляску к окну, а  сама  уселась
на низкий широкий подоконник лицом к Владимиру.
   - Давай поговорим десять минут, и я поеду.
   - Так рано?
   - Мне пора. Итак, Соловьев, что ты мне скажешь? Напрасно  я  приехала
сегодня или нет?
   - Тебе решать.
   Он пожал плечами и постарался скроить равнодушную мину, словно  ответ
на этот вопрос его совершенно не интересовал.
   - То, что касается меня, я сама и решу. А вот ты что скажешь?
   - Я не понимаю, чего ты добиваешься, - с  раздражением  произнес  Со-
ловьев. - Что ты хочешь от меня услышать? Задавай свои вопросы членораз-
дельно, будь любезна.
   - Хорошо. - Она вздохнула. - Двенадцать лет назад ты меня не любил, я
была тебе не нужна, я была тебе в тягость. Я тебя совершенно не  интере-
совала. Но ты тем не менее встречался со мной и даже занимался  со  мной
любовью. Должно было пройти довольно много времени, чтобы я поняла,  что
ты делал это не потому, что я тебе нравилась, а потому, что  боялся  мою
мать. Ты боялся меня разозлить, потому что думал,  что  я  могу  пожало-
ваться маме, оболгать тебя, оклеветать, наговорить невесть чего, и тогда
не видать тебе кандидатской степени. Как только до меня дошла эта непри-
ятная истина, я оставила тебя в покое. Не могу сказать, что вся эта  ис-
тория прошла для меня безболезненно. Я очень страдала, Соловьев. Я очень
тебя любила. Сегодня я пыталась понять, изменилось ли  мое  отношение  к
тебе, и с удовлетворением увидела, что воспринимаю тебя совершенно  спо-
койно. Я больше не начинаю дрожать от одного твоего взгляда и  не  теряю
голову, когда прикасаюсь к тебе. Ты стал Другим, и я стала другой. И я с
удивлением поняла, что могу снова начать любить тебя.  Я,  другая,  могу
опять полюбить тебя, тоже другого. Просто новая встреча двух других  лю-
дей. Но я, Соловьев, теперь хорошо умею управлять своими чувствами. Пов-
торяю, я МОГУ снова полюбить тебя, но весь вопрос в том,  нужно  ли  это
делать. И если я решу, что не нужно, то и не  стану  этого  делать.  Без
проблем. С другой стороны, я могу решить, что нужно, а у меня все  равно
ничего не получится. И теперь я хочу услышать твой ответ. Можно без пре-
дисловий и без длинных объяснений того, что произошло много  лет  назад.
Просто скажи, хочешь ли ты, чтобы я приезжала к  тебе.  Или  ты  хочешь,
чтобы я сейчас убралась отсюда и ты больше никогда меня не видел.
   Ну вот, она сделала все для того, чтобы он пригласил ее приезжать. Ей
нужен этот дом и его хозяин, и если для того, чтобы приезжать сюда, нуж-
но лгать, она будет лгать. Притворяться.  Строить  из  себя  влюбленную.
Когда-то ей было очень больно, так больно, что, казалось, она  не  выжи-
вет. Но прошло больше десяти лет, в ее душе нет мстительного  чувства  к
этому мужчине, в ее душе по отношению к нему нет вообще  ничего.  Пусто.
Будто никогда ничего и не было. Но если для ее  работы  нужно  причинить
боль ему, она не задумываясь на это пойдет. Больнее, чем было ей  тогда,
просто не бывает. Но даже это, как она убедилась на  собственном  опыте,
можно пережить и не умереть. Так что и Соловьев переживет, если ему при-
дется перенести несколько неприятных минут, связанных с тем, что у  него
откроются глаза на истинные чувства и побуждения женщины, к  которой  он
неравнодушен.
   Соловьев взял ее за руку и потянул к себе. Настя соскочила с  низкого
подоконника и села к нему на колени. Он целовал ее долго, очень нежно  и
очень умело, то и дело отрываясь от ее губ и проводя губами по ее  длин-
ной шее. Одной рукой он обнимал ее за спину, другой гладил и  ласкал  ее
грудь под свободным свитером. Настя чутко прислушивалась к себе. Она ни-
чего не чувствует. Боже мой, двенадцать лет назад она бы уже  умерла  от
таких ласк и прикосновений. А сейчас - ничего. Ей не было неприятно,  ей
не хотелось вырваться и скривиться от омерзения, как если бы это был со-
вершенно посторонний мужик. Но и того  восторга,  который  ее  охватывал
когда-то, тоже не было.
   Она осторожно отстранилась и высвободилась из его рук, снова  пересев
на подоконник.
   - Я не услышала ответа, Соловьев, Я так и не поняла,  хочешь  ли  ты,
чтобы я приезжала сюда.
   - Да ведь ты сама этого не хочешь.
   Он посмотрел на нее внимательно и ласково своими невероятными теплыми
глазами.
   - Не обманывай себя, Ася. Я не нужен тебе. Я - калека, а ты - молодая
здоровая женщина с нормальными физиологическими потребностями, которых я
не смогу удовлетворить. Ты ничего не чувствуешь, когда я  тебя  обнимаю.
Так зачем тебе все это?
   - Я же говорила тебе, что ты не повзрослел  за  эти  годы.  Для  тебя
по-прежнему на первом месте секс. Как был кобелем, так и остался. -  Она
улыбнулась и погладила его по руке. - И ничего-то ты не понял. Я  сейчас
поеду домой к своему заслуженному мужу, а ты на досуге подумай над  тем,
что я сказала. Завтра я снова приеду, и мы поговорим. Надеюсь, твои  де-
ловые друзья завтра не будут нам мешать. Все, Соловьев, я пошла.  Прово-
жать меня не надо, я уйду потихоньку, чтобы не прощаться с твоими акула-
ми капитализма. Отсюда выход только в гостиную?
   - Нет, вон та дверь ведет в прихожую.
   - До завтра, дорогой, - насмешливо сказала она, уже стоя у самой две-
ри.
   Он молча кивнул, не сводя с нее настороженного взгляда.
   Настя тихонько выскользнула в прихожую. Дверь в гостиную была распах-
нута, и голоса доносились оттуда громко и отчетливо. Настя сделала  пару
шагов в другую сторону и заглянула в кухню. Там  помощник  Андрей  мирно
беседовал о чем-то с длинноусым соседом Женей Якимовым.  Стало  быть,  в
комнате находятся только издатели.
   Она осторожно, стараясь не шуметь, достала из шкафа куртку, прислуши-
ваясь к разговору.
   - ...для этого дела нужна "газель", - говорил  коммерческий  директор
Автаев. - Больше никак не получится.
   - Сложно это, - неуверенно ответил Воронец. - Столько усилий, а вдруг
все напрасно?
   - Нечего тут обсуждать, - оборвал их Есипов. - Дело есть, и его нужно
сделать. Во что бы то ни стало...
   Понятно, кто из них троих хозяин, думала  Настя,  аккуратно  открывая
замок на входной двери.
   Алексей Чистяков, растянувшись на диване, смотрел по  телевизору  де-
тектив. Рядом с диваном на полу стоял поднос с пустыми