оенных вуза съели почти полтора месяца, и нужно было искать  инс-
титут, где вступительные экзамены проводятся в августе.  Так  и  получи-
лось, что Асланбек, он же Мирон, смог стать студентом как раз того  инс-
титута, о котором мечтал, - физико-технического.
   Он долгое время закрывал глаза на ту деятельность  отца,  которая  не
была связана с его службой. Не замечал, гнал от  себя  тревожные  мысли,
старался не думать об этом, убеждая себя, что ему кажется, что он просто
чрезмерно мнителен. Он не разделял ненависти отца к русским и не понимал
его, хотя печальную историю его насильственно  переселенной  семьи  знал
наизусть - так часто ее рассказывал отец. Из Ужгорода они уже давно  пе-
ребрались во Львов, где Аслан и закончил школу. В доме часто  появлялись
люди с заросшими бородатыми лицами, говорившие на языке, которого  Аслан
не понимал. Вместе с отцом они спускались в подвал,  где  жильцы  каждой
квартиры имели собственный огороженный и запирающийся  на  замок  отсек.
Потом снова поднимались в квартиру и долго о чем-то разговаривали. Пери-
одически в почтовом ящике появлялись  огромные  многотысячные  счета  за
междугородные телефонные переговоры, и по проставленным в  счетах  кодам
городов Аслан без труда определил, что звонил отец чаще всего в  Москву,
Грозный, Нальчик и Махачкалу. Хуже всего было то, что Аслан ни  разу  не
видел, чтобы отец звонил по межгороду. Это означало, что звонки  эти  он
делал, когда сына нет дома. Значит, скрывал. Стало быть, коль есть,  что
скрывать, это чтото противозаконное. Но Аслану  не  хотелось  думать  об
этом. Он уже сдал  экзамены  за  четвертый  курс  и  собирался  ехать  с
друзьями в Крым, под Симферополь, когда отец неожиданно сказал:
   - Асланбек, ты должен отменить поездку. Ты  нужен  здесь.  Оказалось,
нужно будет ехать в Карпаты, куда-то между Кутами и Косовом, чтобы зани-
маться математикой с какой-то девчонкой. Аслан решил,  что  отец  просто
порекомендовал его в качестве репетитора и нужно подготовить  девочку  к
вступительным экзаменам в институт, а заодно и  денег  подзаработать  на
карманные расходы. Это не вызвало у молодого человека отрицательных эмо-
ций, совсем наоборот, он любил бывать в Карпатах,  часто  ездил  туда  с
друзьями, зимой катались на лыжах, летом собирали грибы, которых  в  тех
лесах было видимо-невидимо. Правда, в Крым  вместе  с  ним  должна  была
ехать его девушка, но он не посмел даже заикнуться отцу об этом. Отказы-
ваться от работы и от денег ради женщины? Это позор для мужчины. Никакая
женщина не может быть причиной, по которой мужчина меняет свои планы.
   Асланбек поехал в Карпаты. На маленьком аэродроме в Коломые его  ждал
высокий крупный мужчина с копной  волнистых  волос  и  улыбчивым  лицом,
представившийся Василием Игнатьевичем.
   - Ты в курсе того, что тебе придется делать? - спросил Василий, когда
они сели в машину и поехали в сторону гор.
   - Отец сказал, я должен позаниматься математикой с  какой-то,  девоч-
кой, - неуверенно ответил Аслан.
   - Это не совсем так, - засмеялся Василий, - но в целом верно.  Именно
математикой и именно с девочкой. Но это не репетиторство. И девочка  эта
не обычная школьница. Она тяжело больна и  уже  шесть  лет  находится  в
больнице, вернее, находилась, пока мы ее оттуда не забрали. Говорят, что
у нее выдающиеся способности к математике, но те, кто это утверждает, не
являются, скажем так, экспертами в данном вопросе. Поэтому нужно,  чтобы
ты проверил уровень ее знаний и подготовленности. Поясню сразу:  мне  не
так важно, много ли она знает в математике, для меня гораздо  важнее  ее
потенциальные способности. Ее мозги, ее интеллект. Я человек  трезвый  и
понимаю, что, лежа в больнице, без учителей и школьных занятий, много не
узнаешь, так что насчет объема ее знаний я не обольщаюсь.  Но  я  должен
точно знать, обладает ли она выдающимися способностями, или  это  чистый
блеф, вымысел, иллюзия. Ты понимаешь разницу между знаниями и способнос-
тями?
   - Да, конечно, - рассеянно кивнул Аслан, глядя в окно на  стоящие  по
сторонам дороги домики, утопающие в яблоневых и грушевых деревьях.
   Как он любил этот пейзаж! Как он любил Украину, которая была его нас-
тоящей родиной... Он никогда не понимал страстных монологов отца об  ис-
торической родине - Ингушетии - Алании,  о  многострадальной  Ичкерии  -
Чечне, о зеленом знамени ислама и о священной войне  против  неверных  -
газавате. Все это было так далеко  от  него,  так  чуждо,  так  ненужно.
Здесь, в Западной Украине, были его друзья, был его дом, здесь  разгова-
ривали на языке, который он хорошо знал, здесь пели  песни,  которые  он
слышал с раннего детства и от печальных мелодий которых у него слезы  на
глаза наворачивались. Слушая иногда по радио или телевизору музыку наро-
дов Кавказа, он не чувствовал ничего, эта музыка ему не нравилась, он ее
не понимал, в ней не было привычной его слуху напевности и гармонии.
   Машина затормозила перед высокими чугунными воротами. Василий  посиг-
налил, рядом с воротами открылась маленькая дверь, и  к  машине  подошел
вооруженный охранник в пятнистой полевой форме. Увидев Василия, он  при-
ветливо кивнул, потом перевел вопросительный взгляд на Аслана.
   - Это...
   Василий запнулся, так как, видимо, забыл сложное для славянского  уха
имя Асланбек.
   - Мирон, - подсказал Аслан. - Меня зовут Мирон. Так проще.
   - Да, - согласно кивнул Василий, - его зовут Мирон. Он поживет  здесь
некоторое время. Это наш человек.
   Ворота открылись, машина плавно въехала внутрь и  остановилась  перед
крыльцом большого трехэтажного здания. Кругом стояла тишина, прерываемая
только звуком шагов еще нескольких  охранников,  прогуливавшихся  вокруг
здания и взадвперед по длинным пустым коридорам.
   - Это что, чья-то дача? - спросил Мирон.
   - Ну, почти, - отозвался  Василий.  -  Скажем  так,  реабилитационный
центр. Место, где здоровье поправляют.
   - Здесь и врачи есть?
   - А как же. Не все время, конечно, но когда нужно -  есть.  Любые.  И
самые лучшие. Понятно, подумал Мирон-Аслан, здесь лечатся какие-то шишки
и воротилы, а когда их нет, то и медперсонала нет. Василий сказал, врачи
любые и самые лучшие. Наверное, их приглашают со стороны  в  зависимости
от того, чем шишка болеет. И платят соответственно. Ему отчего-то  стало
не по себе. Странно, как в  таком  заведении  могла  оказаться  девочка,
школьница, да еще тяжело больная. Что ей здесь делать? Маленькая девочка
- и целый отряд вооруженных до зубов охранников.
   Теперь, поздним вечером, когда он уже лежал в постели в  своем  новом
временном обиталище, Мирон впервые подумал о том, что попал  в  какую-то
нехорошую историю. Почему девочка не знает, где находится? Разве  ее  не
для лечения сюда привезли? И почему нельзя ей сказать, что она в  Карпа-
тах? Судя по ее разговору с Василием, ее увезли насильно. Похитили,  од-
ним словом. Но, впрочем, что толку строить догадки, можно спросить у нее
самой. Да, так он и сделает. Завтра же, во время утренних занятий.
   В институт, занимающийся проблемами  медицинской  радиологии,  Ташков
поехал вместе с Юрой Коротковым. С Валерием Васильевичем  Волоховым  они
решили заранее не договариваться, понимали, что Вера все равно наверняка
его предупредила. Кабинет Волохова был заперт, и им пришлось  битый  час
просидеть в коридоре под дверью, пока не явился его хозяин.  При  первом
же взгляде на приятное открытое лицо Валерия Васильевича Коротков понял,
что сюрпризы еще впереди. Портрет, изготовленный под чутким руководством
Миши Доценко, оказался весьма и весьма близок к оригиналу. За  неожидан-
ной удачей обычно должны следовать провалы, причем чем  ярче  и  крупнее
удача, тем мощнее и ощутимее будет фиаско, это по своей сыщицкой практи-
ке Коротков знал совершенно точно.
   Волохов прошел мимо них, не обратив  на  оперативников  ни  малейшего
внимания, открыл кабинет и скрылся за дверью. Александр и Юрий  перегля-
нулись, выждали несколько секунд и вошли следом.
   - Добрый день, Валерий Васильевич, - вежливо поздоровались они.
   Волохов поднял на них глаза и недоуменно прищурился.
   - Добрый. Слушаю вас. Оперативники представились и  коротко  изложили
причину своего визита. Волохов был абсолютно спокоен.
   - К сожалению, я вряд ли смогу быть вам полезным. Мужа Веры Николаев-
ны я никогда не видел и практически ничего о нем не  знаю,  кроме  того,
что он был мужем моей пациентки.
   - Видите ли, нас в большей степени интересует та его знакомая,  кото-
рую он собирался к вам привести, - вдохновенно врал Короткой. - Нам обя-
зательно нужно выяснить, кто она такая. Возможно, она имеет отношение  к
его смерти или знает что-нибудь важное.
   - Но я-то тем более не знаю, о ком шла речь, - пожал плечами Волохов.
- Вера Николаевна, ссылаясь на мужа, говорила, что это сестра кого-то из
его коллег. Вот, собственно, и все, что мне известно.
   - Может быть, вы припомните еще какие-нибудь детали? - жалобно попро-
сил Коротков. - Вы же понимаете, коллег у покойного было множество, и  у
половины из них есть сестры. Каким заболеванием она страдала?
   - Откуда же мне знать? - развел руками Волохов. - Я  эту  больную  не
видел. Насколько я понял, вопрос как раз в том и был, чтобы  установить,
чем она болеет.
   - Вера Николаевна сказала, что первоначально визит  был  назначен  на
один день, а потом перенесен на другой, у вас  возникли  сложности.  Это
так?
   - Да, так.
   - Вы предупредили мужа Веры Николаевны об этом?
   - Разумеется. Я сделал это заранее, за день до  первоначально  назна-
ченного срока.
   - Каким образом вы это сделали? Через Веру Николаевну?
   - Нет, я позвонил ему сам.
   - Когда?
   - Утром, как только пришел на работу. А какое это имеет значение?
   - Видите ли, нам важно проследить все передвижения Олега в  последние
дни перед гибелью, поэтому для нас ценность представляет любая  информа-
ция о том, в какой час и где конкретно он находился. Вы звонили ему  до-
мой?
   - Конечно. Никакого другого телефонного номера у меня нет.
   - В котором часу?
   - Ну примерно... Около восьми утра. Между восемью и четвертью девято-
го, так будет точнее.
   - Вы долго разговаривали?
   - Вовсе нет. Я объяснил ему ситуацию и попросил перенести  консульта-
цию с пятницы на понедельник. Он согласился. Вот и весь разговор.
   - Скажите, пожалуйста, вы давно знакомы с Верой Николаевной? - перех-
ватил инициативу Ташков, до этого исподтишка наблюдавший за Волоховым.
   - Столько, сколько я ее наблюдаю, - отозвался Волохов.  -  Наше  зна-
комство - это знакомство врача и пациентки.
   - А конкретнее?
   - Около года.
   - Это достаточно долго, - заметил Ташков. - Вера  Николаевна  никогда
не делилась с вами семейными проблемами? Не рассказывала, что у ее  мужа
есть враги?
   - Голубчик, вы путаете разные вещи, - снисходительно улыбнулся  Вале-
рий Васильевич. - Враги ее мужа - это отнюдь не семейные проблемы, а его
личные и служебные. Что же касается семейных дел, то, разумеется, я пос-
тоянно расспрашиваю о них Веру Николаевну, ибо  сейчас  медициной  точно
установлено, что подавляющее большинство болезней,  особенно  у  женщин,
развиваются как ответная реакция на семейное неблагополучие. Можно года-
ми лечить пациентку от, например, экземы и только диву даваться,  почему
самые лучшие лекарства ей не помогают, а на самом деле у нее  дома  черт
знает что творится, она вся на нервах с утра до вечера. Конечно,  экзема
при таком образе жизни пройти не может, как бы ее ни лечили.
   - Значит, по поводу ее мужа вы нам ничего интересного  рассказать  не
можете?
   - Увы, - вздохнул Волохов. - Мне жаль, что вы напрасно  потратили  на
меня время.
   - Что ж, извините за беспокойство, - поднялись сыщики. - Всего добро-
го.
   Молча, не обменявшись ни словом, они прошли вдоль длинного коридора и
стали спускаться по лестнице вниз. Между вторым и  третьим  этажами,  на
площадке, стояла пепельница на высокой ножке,  над  которой  красовалась
яркая надпись: "Не курить". Пепельница меж тем была полна  окурков.  Ко-
ротков остановился и вытащил сигареты.
   - Что скажешь? - спросил он Ташкова.
   - Ничего. Чем тебе этот доктор не понравился?
   - Всем. Он не понравился мне тем, что как две капли воды похож на че-
ловека, которого мы подозреваем в четырех убийствах и похищении ребенка.
   - Да ладно тебе! - вытаращился на него Саша. - Серьезно?
   - Абсолютно. И по предварительным данным, наш фигурант тоже врач.
   - Так чего же ты...
   - А что я должен был делать, по-твоему? Надевать на него наручники  и
тащить на Петровку? Ордера на арест у меня нет, а под задержание  в  по-
рядке сто двадцать второй он никак не тянет. Что я его, на  месте  прес-
тупления поймал? За руку схватил? Мало ли врачей в Москве!  И  наверняка
каждый десятый подходит под то словесное описание, которое у  нас  есть.
Никуда этот Волохов теперь не денется, имя есть, адрес установим. И  бу-
дем потихонечку работать, проверять, есть ли у него алиби на те моменты,
когда были совершены убийства.
   Снизу послышались шаги, кто-то поднимался по лестнице, и  Юра  умолк.
Не хватало еще, чтобы сотрудники института услышали, как  он  тут  вслух
строит планы в отношении уважаемого  доктора  наук.  Шаги  приближались,
сначала из-за поворота показалась женская головка, потом изящная спина в
кремовом шелковом пиджаке. Женщина повернулась и  стала  подниматься  им
навстречу. В этот момент Ташков торопливо бросил недокуренную сигарету в
пепельницу, на лице его явственно проступило изумление.
   - Господи! Зоя? Ты?
   Женщина замерла, потом губы ее раздвинулись в робкой удивленной улыб-
ке.
   - Саша! Ташков! Вот не ожидала тебя увидеть.
   - И я не ожидал. Ты здесь работаешь?
   - Что ты, куда мне. Лечусь.
   - Что-то серьезное? - встревоженно спросил Ташков.
   - Да нет, скорее профилактика...


   ГЛАВА 13

   В Зою Смирнягину он был влюблен еще в школе. Она  была  на  три  года
старше и совсем не замечала смешного пятиклассника Сашу, поскольку  учи-
лась уже в восьмом и считалась признанной красавицей.  Несмотря  на  то,
что училась она довольно прилично и дисциплину не нарушала, учителя  не-
навидели Зою. Причем ненавидели люто. И знала об этом вся школа.  Наряду
с достоинствами у ученицы  Смирнягиной  был  один  огромный  недостаток:
врожденная грамотность. И если бы недостаток этот  проявлялся  только  в
безупречном правописании, это еще можно было бы стерпеть. Но  Зоя  имела
нахальство спорить с педагогами и указывать им на их собственные грамма-
тические ошибки, которые, увы, случались, и  даже  чаще,  чем  допускали
приличия. Впервые такой казус случился с ней в шестом классе. Зоя  полу-
чила после проверки письменную работу по русскому  языку,  в  которой  в
слове "пишется" буква "е" была зачеркнута учительской красной ручкой,  а
сверху стояла такая же вызывающе красная буква "и".  Девочка  оторопела,
полезла в учебник, потом в словари, но нигде странного  слова  "пишится"
не обнаружила. И с детской непосредственностью заявила об этом прямо  на
уроке в присутствии всего класса. Учительница, естественно, свою  ошибку
не признала и надменно посоветовала Зое получше учить  правила.  Правила
Зоя знала. А кроме того, могла "поймать"  неправильное  написание  чисто
зрительно, даже если не помнила точно, что по этому  поводу  написано  в
учебнике. Если написанное слово резало глаз, значит, оно написано непра-
вильно. И такой подход ее никогда не подводил. Даже в бреду или под гип-
нозом Зоя Смирнягина не могла бы сделать орфографическую ошибку или пос-
тавить не там, где нужно, знак препинания.
   Поэтому данный учительницей отпор ее не смутил и с толку не сбил. Она
взяла свою тетрадку с выправленной "ошибкой", пару учебников и  словарей
и отправилась прямиком в учительскую, где призвала в арбитры весь  имею-
щийся в наличии педсостав учебного заведения. Старенький  физик  оглуши-
тельно хохотал и подтвердил, что Зоя, конечно, права, однако реакция ос-
тальных педагогов не была такой уж однозначной. Зою попросили  выйти  из
учительской, так ничего определенного и не ответив, под предлогом  того,
что им нужно до конца перемены решить кое-какие "производственные"  воп-
росы. Когда за девочкой закрылась дверь, дамы-преподавательницы в едином
порыве набросились на физика:
   - Вы с ума сошли, Александр Наумович!  Как  можно  позволять  ребенку
критиковать учителя? Нина Степановна - опытный педагог, а вы  позволяете
шестикласснице сомневаться в ней. Как не стыдно!
   - Да разве ж я виноват, что Нина Степановна русского языка не  знает?
Это ей должно быть стыдно, а не мне и уж тем более не Зое. Вынужден  вас
огорчить, коллеги, но безупречное знание родного языка  встречается  те-
перь крайне редко. Вы все пишете с ошибками. Разумеется, их не катастро-
фическое количество, но попадаются. Так что будьте готовы,  такое  может
повториться. Это вам первый звоночек прозвенел.
   Но учителей Зоя Смирнягина в роли "звоночка" их собственной неграмот-
ности устроить никак не могла. И они, кратко посовещавшись, решили  пре-
подать девочке наглядный урок. В тот же день ее вызвали к доске на уроке
географии и поставили весьма выразительную пару, хотя отвечала она более
чем прилично, строго по учебнику, и ни разу не ошиблась, указывая те или
иные места на карте. Учительнице географии ничего не  стоило  задать  ей
несколько вопросов, выходящих далеко за пределы  школьного  курса.  Пос-
кольку ни на один из них Зоя ответить не смогла, классный журнал украси-
ла первая в ее жизни двойка.
   - Стыдно, Смирнягина, - злорадно сказала "географичка".  -  Ты  очень
плохо готовишь домашние задания. Я и раньше за тобой  это  замечала,  но
проявляла снисходительность. Больше этого не будет. Я буду теперь  спра-
шивать тебя на каждом уроке, так что учи как следует.
   До конца недели Зоя получила соответствующие отметки по всем  предме-
там, кроме физики, английского и физкультуры. Старик физик своих принци-
пов не нарушил, тем более что за свое правописание был спокоен -  старая
школа. Англичанка Алла Сергеевна сочла проблему для  себя  неактуальной,
поскольку занималась исключительно английским правописанием. Что же  ка-
сается недавно пришедшего в школу Николая Васильевича Ташкова,  препода-
вателя физкультуры, то он не смог бы поставить Зое пару,  даже  если  бы
очень захотел: у нее была прекрасная спортивная подготовка, она с перво-
го класса занималась в секции легкой атлетики. Но к чести учителя Ташко-
ва надо заметить, что желания принять участие в коллективной травле шес-
тиклассницы Смирнягиной у него не появилось.
   Педагогические дамы, однако, старались вовсю. Двойки и  тройки  сыпа-
лись на Зою со всех сторон под  аккомпанемент  презрительных  упреков  в
плохой подготовке домашних заданий и бестолковости. Однако к концу учеб-
ного года пришлось "притормозить". По выставленным  оценкам  Зоя  должна
была бы быть признана неуспевающей и оставлена на второй год,  а  второ-
годничество считалось в то время производственным браком учителей. Нужно
было выправлять положение. Двойки из обихода исчезли, их заменили тройки
и даже изредка четверки. Короче говоря, в седьмой класс  Зою  Смирнягину
перевели. За время летних каникул все как-то поостыли, и 1 сентября учи-
теля готовы были по-прежнему ставить Зое отметки по заслугам,  а  не  по
злобе. Однако не прошло и месяца, как строптивая девчонка снова показала
себя. На этот раз ее жертвой стала учительница истории, решившая  приме-
нить на уроке изысканный дидактический  прием  и  предложившая  ученикам
устроить диспут на тему "Реформы Петра Первого".
   - Вы будете выдвигать доводы в пользу его  реформ  и  против  них,  -
объяснила учительница, - а я буду на доске записывать ваши  рассуждения.
Потом подведем итог.
   С этими словами она мелом провела черту, делившую классную доску  по-
полам, и написала с одной стороны "Сторонники", а с другой  -  "Аппонен