мое. Человек в пятнадцать лет  слы-
шит в песне одно, а станет старше - и слышит уже совсем другое. Но  ведь
и певец, исполнитель этой песни, не стоит на месте. В его жизни тоже го-
ды идут, что-то происходит, он из-за чего-то страдает,  мучается.  Ты  -
живой человек, а не записанный  раз  и  навсегда  диск,  ты  становишься
взрослее, и ты сам уже должен петь свои песни по-другому. Уловил?
   - Не понимаю, чего ты цепляешься. - Игорь резко вскочил с дивана, по-
дошел к широкому низкому столу, стоящему посреди комнаты, и схватил  ле-
жащую на нем охапку афиш. - А вот это что? Я тебя спрашиваю, что это та-
кое? Воронеж, Нижний Новгород, Астрахань, Кемерово - это что, так,  нап-
левать? Я пока еще выступаю, и, заметь себе, не перед  пустым  залом.  У
меня куча фанатов, они меня любят, обожают меня и приходят  слушать  мои
концерты. Чего тебе еще надо?
   Зотов молча встал и вышел на кухню. Здесь царил такой же  беспорядок,
как и всюду. Хорошо еще, что Лера приходит два-три раза в неделю и наво-
дит чистоту, а то через месяц в этом жилище гения шагу нельзя будет сде-
лать, чтобы не наступить на брюки, немытую чашку или  брошенный  на  пол
компакт-диск. Одно время Вячеслав Олегович подозревал, что  у  Игоря  не
все в порядке с головой, ибо его питомец казался существом абсолютно не-
цивилизованным. Он не читал книг, писал с ошибками и  не  понимал  самых
элементарных вещей вроде простых истин, что надо хотя бы иногда мыть  за
собой посуду и вешать одежду в шкаф. Несколько лет назад Зотов пригласил
к Игорю знакомого психиатра, привел его под видом своего приятеля. Поси-
дели, попили кофе, психиатр увлеченно болтал с Игорем обо всем на свете,
а потом сказал Вячеславу, что с головой у парня все в  порядке,  никакой
олигофрении в степени даже легкой дебильности не наблюдается. Есть такое
понятие, сказал он, "конституциональная глупость".
   Вот именно это у Игорька и наличествует. Ну и  дефекты  воспитания  в
раннем возрасте, это уж как водится. Не приучили мальчонку сызмальства к
порядку и чистоте, к вежливости и чтению книг, вот  и  результат.  Зотов
встретил Игоря, когда тому было  уже  пятнадцать,  перевоспитывать  было
поздно. Маленький бродяга, убежавший из дома в девять лет и плавно чере-
довавший свободу со спецприемниками для  несовершеннолетних  и  какимито
интернатами, успел забыть своих родителей давно и прочно, впрочем, как и
они забыли о нем, окончательно пропив мозги.  Зато  за  годы  странствий
Игорек прочно усвоил, что дороже всего на свете личная свобода.  Она  на
первом месте, на втором - деньги, а посему жертвовать  этой  драгоценной
свободой имеет смысл только ради денег, а не ради  каких-то  там  сомни-
тельных ценностей вроде образования, здорового  образа  жизни  и  чистой
одежды. У Зотова Игорь остался  только  потому,  что  тот  пообещал  ему
деньги. Большие деньги. Правда, предупредил, что нужно будет  стараться,
много работать, изучать нотную грамоту и учиться играть на пианино, сра-
зу вокалом заниматься все равно нельзя, нужно подождать пару  лет,  пока
закончится мутация голоса. Игорю это, конечно  же,  не  понравилось,  уж
больно много условий было выставлено. Он капризничал, торговался,  отка-
зывался, убегал от Зотова, но в конце концов сдался, ибо  Зотов  выложил
еще один козырь, на этот раз решающий. Это было уже  серьезно,  и  Игорю
ничего не оставалось, как признать правоту своего патрона. Повздыхав над
утраченной свободой, он нехотя принялся учить ноты. Как  давно  это  бы-
ло...
   Не умеет Игорь ставить перед собой большие цели. Не умеет, и все тут.
Привык с детства довольствоваться малым, есть кусок хлеба  и  крыша  над
головой - и спасибо судьбе, а о ресторанах и дворцах и не помышлял.  Да,
деньги он любил  и  ради  них  готов  был  на  определенные  жертвы,  но
деньги-то ему нужны были только для одного: для обеспечения своей личной
вожделенной и любимой свободы. Не для роскоши и праздности, не для влас-
ти и крутого бизнеса, а только лишь для свободы, для того,  чтобы  спать
допоздна, не ходить на работу и трахать тех девок, которые понравятся, а
не тех, на которых денег хватит. В убогое понятие свободы Игорь  Вильда-
нов вкладывал только такой вот скудный набор благ. Но откуда  другому-то
взяться? Он ведь умом и душой как был маленьким бродягой, так и остался.
   Зато Зотов умеет большие цели ставить. И понимает, что  потенциала  у
Игоря достаточно, чтобы эти цели оказались достигнутыми, но  именно  по-
тенциала, который нужно вытащить из глубин Игорьковой умственной лени  и
умело задействовать. Сейчас он дает самые обычные концерты,  за  которые
получает две - максимум три тысячи долларов, а нужно, чтобы  он  собирал
целый стадион, спортивную арену. За такие  концерты  можно  получить  до
двадцати тысяч. Нужны зарубежные гастроли. Нужны не тысячи  поклонников,
а миллионы. Но для этого надо работать, чтобы, приобретая новых фанатов,
не терять старых. Пока Игорь так божественно красив,  его  будут  любить
все новые и новые генерации подрастающих девочек, но, если к этой красо-
те ничего не прибавлять, повзрослевшие девочки  превратятся  в  замужних
женщин и перестанут ходить на его концерты. Красивый мальчик с юношеской
манерой исполнения больше не будет их привлекать, он будет  казаться  им
наивным и простоватым. Певец должен взрослеть вместе с ними, и тогда те,
кто однажды полюбил его, уже не покинут ряды слушателей, а новые поколе-
ния будут в них вливаться. Вот тогда будут и  стадионы,  и  сотни  тысяч
долларов. Игорю с его скудным умишком эти сотни тысяч не нужны,  но  они
нужны Зотову, получающему тридцать процентов с каждого концерта. Так они
с Игорем договорились когда-то.
   Но дело не только в деньгах. В них-то - во вторую очередь, а в первую
- дело в том, что на Игоря Вячеслав Олегович  Зотов  поставил  всю  свою
жизнь, все, что он умел и знал. Он подобрал  пятнадцатилетнего  грязного
бродяжку с иконописными глазами и удивительным артистическим даром,  вы-
тащил его из дерьма, оставил жить в своей квартире, потому что разглядел
в нем уникальный талант, такой талант, какого был лишен он сам. У Зотова
было все: музыкальное образование, тонкий изысканный вкус, хороший голос
и безумная, всепоглощающая любовь к пению. Не было только  одного:  спо-
собности заставить себя слушать. Он хотел петь, он готов был петь  сутки
напролет, но почему-то не находилось людей, которые так же сутками гото-
вы были его слушать. Им быстро становилось скучно, они не слышали  и  не
понимали тех чувств, которые вкладывал Слава Зотов в каждую пропетую  им
ноту. Сначала он с негодованием думал, что они просто тупые  и  лишенные
музыкального чувства существа. Потом понял, что со слушателями его все в
порядке, дело в нем самом. Ему только кажется, что он вкладывает в песню
всего себя, всю свою душу. На самом деле этого никто не слышит и не  мо-
жет слышать, потому что у него нет дара сделать это слышимым. Он записы-
вал свое пение на магнитофон и внимательно слушал. Это  было  пресным  и
действительно скучным, хотя и исполнено технически  безупречно.  Недаром
же книга великого Карузо "Тайны вокальной речи" много лет была его учеб-
ником, который он выучил наизусть, да и учителя вокала у Славы были пре-
восходные. Ему поставили голос и научили им владеть в  совершенстве,  но
той маленькой детальки, без которой никогда не заработает  механизм  под
названием "певец", они дать ему не смогли. И не потому,  что  не  сумели
или не захотели, а потому, что она от Бога. Она или есть,  или  ее  нет.
Если она есть, люди плачут, слушая песню, а если ее нет, они  не  слышат
ни песню, ни певца.
   У маленького бродяжки эта деталька была. Кроме того,  был  абсолютный
слух, зачатки природной музыкальности и здоровые миндалины, что позволя-
ло надеяться пусть на небольшой, но все-таки  голосок.  Мальчишка  любил
петь, он напевал постоянно, и казалось, петь для него -  все  равно  что
дышать. Правда, в пятнадцать лет голос уже ломался, и  частенько  вместо
нормальной ноты из его глотки вылетал "петух", но Зотова это не смущало.
Важно было другое: даже когда Игорек мурлыкал что-то вполголоса,  у  Вя-
чеслава Олеговича порой слезы наворачивались. Это было  главным,  а  все
остальное - вопросы техники и образования.
   И Зотов отдал мальчику все, что сам знал и умел. Он вкладывал в  него
нотную грамоту и посвящал в тайны владения голосовым аппаратом,  застав-
лял до изнеможения играть гаммы, разрабатывая непослушные и  непривычные
к быстрым и точным движениям пальцы, запрещал громко петь, пока голос не
станет крепким, учил напевать вполголоса под собственный  аккомпанемент.
Особенно "доставала" Игоря необходимость подолгу смотреть видеокассеты с
записями концертных выступлений известных оперных певцов. Он не понимал,
почему должен смотреть и слушать "эту муть старомодную, которую  прилич-
ные люди уже давно не поют и тем более не слушают". Зотов, теряя  терпе-
ние, изо дня в день объяснял, что учиться нужно у мастеров, а не  у  ре-
месленников, что надо с самого начала овладевать умением работать только
голосом.
   - Стоять практически неподвижно и в то же время уметь донести до слу-
шателя смысл и настроение вокального произведения - это высший  пилотаж,
и ты должен им владеть, - говорил он. - А намахаться руками и набегаться
по сцене ты всегда успеешь. Тут много ума не надо.
   Но Игоря как раз и устраивал тот вариант, при котором не  надо  много
ума. Во время принудительных сеансов перед видиком он дремал  потихоньку
или откровенно зевал. Его кумиром был непрерывно скачущий по сцене Майкл
Джексон. Однако Зотов оставался непреклонен.
   - Ты не будешь петь так, как он, и не будешь петь  такие  песни,  как
твой Джексон. Никогда. Понял? - жестко повторял он. - Джексонов -  тыся-
чи, и в Америке, и в России, и все скачут. Ты хочешь быть одним из  них?
Хочешь потеряться в толпе?
   Игорек пожимал плечами, ибо совершенно не понимал, что в этом плохого
и почему он не должен быть одним из них. Ну и пусть толпа, зато компания
хорошая.
   - Ты должен быть уникальным, единственным, только так  можно  зарабо-
тать славу, а значит, и деньги.
   Но до Игоря доходило только тогда, когда Вячеслав  Олегович  объяснял
ему все на пальцах и с карандашом в руках.
   - Когда ты один из многих, люди не понимают, почему они вдруг  должны
начать любить тебя, если они уже любят Тютькина и Пупкина и ходят на  их
концерты. Ну и ты точно такой же, так какая разница, кого слушать,  а  к
ним они уже вроде как привыкли. Когда вас  много,  то  люди,  которым  в
принципе нравится такая манера исполнения и такой репертуар,  разделятся
между вами примерно поровну. Чем вас больше, тем на каждого из вас  при-
ходится меньше фанатов. Стало быть, меньше людей в зале, меньше денег от
выступлений. А когда ты единственный, то все в  нашей  стране,  кому  ты
понравишься, будут безраздельно твоими.
   Объяснения на таком уровне до Игоря доходили, другое дело, что он да-
леко не всегда с ними соглашался. Зотов проявлял завидное упорство, тог-
да как юноша был не в состоянии долго упрямиться. И дело было отнюдь  не
в мягкости характера. Упрямство требует аргументации, как и любое отста-
ивание своей позиции, а с этим у Игоря явно были проблемы. Ему  недоста-
вало изобретательности и гибкости ума, чтобы приводить все новые и новые
доводы в свою пользу, и в конце концов Зотову удавалось  "додавить"  его
почти в любом вопросе.
   Он и сейчас может убедить Игоря, в этом Зотов не сомневался.
   Настя замерзла. Впрочем, ничего необычного в  этом  не  было,  зимой,
осенью и весной она мерзла всегда. Всегда, когда было холоднее, чем плюс
двадцать пять. Такое вот теплолюбивое растение. Однако  в  этой  комнате
было и в самом деле не жарко, двое находившихся здесь  сотрудниц  архива
сидели в шубках, накинутых на плечи, и то и дело пытались  согреть  руки
при помощи чашек с кипятком. В здании архива  ГУВД  что-то  случилось  с
отоплением, и все мучились уже третий день.
   Закрыв пухлую папку с приостановленным много лет назад уголовным  де-
лом, Настя застегнула меховую куртку, натянула перчатки и тут же засуну-
ла руки поглубже в карманы. Все, что хотела, она узнала, хотя ясности не
прибавилось. Кольцо, которое она увидела на  пальчике  Леры  Немчиновой,
было очень похожим на то кольцо, которое было похищено при убийстве  без
малого десять лет назад. Примерно тогда же, когда погибли родители Леры,
только на полгода позже. Но вот вопрос: это то самое кольцо  или  просто
очень похожее? Тем убийством занимался отдел Гордеева, и  Настя  неплохо
помнила все обстоятельства. Преступление, однако, осталось  нераскрытым.
Убитая женщина была супругой  высокопоставленного  чиновника  из  Минис-
терства финансов, труп ее был обнаружен в подъезде дома, в  котором  она
жила, в ходе первоначальных следственных действий очень  быстро  удалось
установить, что дамочка давно уже  соскучилась  в  своей  размеренной  и
обеспеченной семейной жизни и предавалась вполне невинным развлечениям с
молодыми и не очень молодыми людьми. Убитый горем супруг,  обозрев  иму-
щество, сказал, что пропало кольцо с крупным бриллиантом, подаренное  им
жене на тридцатилетие. К сожалению, полностью круг любовников и  случай-
ных партнеров убитой установить не удалось, очень уж много было  в  этом
кругу людей случайных. Однако пропажа дорогого ювелирного изделия позво-
лила держаться строго в рамках версии убийства из корыстных  побуждений,
и оперативники, что называется, землю носом  рыли  в  поисках  пропавшей
драгоценности. Но недели шли за неделями, а кольцо так нигде и не всплы-
ло, ни у подозреваемых, ни у скупщиков краденого, ни в ломбардах, ни  на
таможне. Как в воду кануло. Были, конечно, коварные мыслишки о том,  что
кольцо вовсе не пропало, а было по каким-то соображениям спрятано  мужем
убитой, и эту версию отработали снизу доверху, но кольцо так и  не  наш-
лось. И вот спустя десяток лет оно появилось на тоненьком пальчике  юной
девушки. Или все-таки не оно, а просто похожее? В  архивном  деле  Настя
нашла и фотографии потерпевшей, на которых она была с  этим  кольцом  на
руке, и подробные словесные описания, данные мужем и  родственниками,  и
даже карандашный рисунок, выполненный со слов тех, кто близко видел  ук-
рашение и хорошо его запомнил. Индивидуальных примет в нем было  предос-
таточно, вплоть до надписи, сделанной гравером по просьбе мужа убитой на
внутренней стороне кольца. Дело за малым: снять колечко с  нежной  ручки
Леры Немчиновой и внимательно его рассмотреть. Да так, чтобы  она  этого
не заметила, иначе расскажет деду, а его роль во всей истории  пока  со-
вершенно неясна...
   По дороге из архива на работу Настя зашла в "Жажду"  пообедать,  сов-
местив поглощение жареной картошки с чтением купленной возле метро газе-
ты. Выпив кофе, она бодро зашагала в сторону особняка, в котором  разме-
щалось управление, и с некоторым удивлением думала о том, как изменилась
ее жизнь. Ну надо же, она стала обедать почти каждый день, а вдобавок  и
прессу почитывать, чего прежде за ней не водилось. К политике Настя  Ка-
менская всегда была безразлична, переболев ею  один-единственный  раз  в
восемьдесят девятом году во время Первого съезда депутатов, и политичес-
кие новости в газетах не читала, но ведь и кроме политики там была масса
любопытного.
   На рабочем столе ее ждала кипа документов. Конечно,  декабрь,  минис-
терство готовит коллегию по итогам года, и в материалы должен быть подан
раздел о результатах борьбы с организованной преступностью. Сначала нуж-
но подготовить доклад для Заточного, а потом сделать из него сокращенный
вариант аналитической справки для министра.
   Настя чертила очередную таблицу, когда дверь распахнулась и на пороге
возник смеющийся Коротков.
   - Ну как картошечка? Хорошо пошла?
   - А ты откуда знаешь? - удивилась она. - Опять подглядывал?
   - Нет, мне Ванечка сказал, что ты уже изволила откушать картофеля жа-
реного с грибами и отбыла.
   - Ванечка? Кто это?
   - Здрасьте! - Коротков одним движением пододвинул к себе стул и усел-
ся на него верхом. - Официант. Ванечка - это официант из "Жажды",  кото-
рый тебя сегодня обслуживал.
   Настя с недоумением уставилась на него. Официант по имени Иван?  Надо
же, три месяца она ходит туда обедать, а имя официанта узнать не  удосу-
жилась.
   - Мать, ты не перестаешь меня поражать своим невниманием к окружающей
тебя жизни, - укоризненно произнес Юра. - Даже я уже знаю, что ты всегда
садишься за дальний столик у окна, а этот  столик  обслуживают  в  одной
смене Иван, в другой - Игорь. Они прекрасно тебя помнят и знают, что  ты
всегда берешь одно и то же - жареную картошку и  капуччино.  Я,  проходя
мимо, заскочил и спросил, была ли ты сегодня. Ванечка мне и доложил, что
ты минут тридцать как отобедала. Стыдно, подруга! А  еще  сыщик  называ-
ешься.
   - Да какой я сыщик, Юра. - Настя с улыбкой махнула рукой. - Мне бы  с
бумажками возиться, с цифрами, схемами. Послушай,  ты  помнишь  дело  об
убийстве Соловьевой?
   - Это какое? - Короткой задумался, наморщив лоб. - В прошлом году ко-
торое было?
   - Нет, в восемьдесят восьмом, в марте.
   - О, махнула! Это ж сто лет назад было. Ну-ка напомни.
   - Жена ответственного чиновника из Минфина.
   Там еще кольцо с крупным бриллиантом пропало, его так и не нашли.
   - Ах, это... Что-то такое припоминаю, но смутно. А у тебя  что,  оче-
редной приступ ностальгии по прошлому?
   - Боюсь, что по настоящему. Юрик, я вчера  была  у  Леры  Немчиновой,
прикинулась заместителем начальника факультета, на котором  учился  Саша
Барсуков, и пыталась вытянуть из девочки хоть  что-нибудь  о  финансовых
делах ее поклонника. Подарки, покупки, траты и все прочее.
   - И как тебе девочка? - оживился Коротков, поерзав на стуле и занимая
позу поудобнее. - Правда, славная? Такая искренняя - просто чудо. Ей не-
возможно не верить.
   - Очень даже возможно. Юрочка, эта девочка - прекрасная актриса. И не
потому, что ей есть что скрывать, а потому, что она давно  уже  поделила
все человечество на нужных ей людей и не нужных. Ты  -  мужчина,  причем
мужчина в хорошем возрасте, вокруг сорока, ты майор милиции, ты чертовс-
ки обаятелен, ты для нее потенциальный объект для флирта. Поэтому с  то-
бой она была мила и прелестна. Я же ей не нужна, и со мной она была сов-
сем другой.
   - Да брось ты, Ася! - возмутился Коротков. - Какой флирт? Ты  что,  с
ума сошла? Во-первых, я ей ни малейшего повода не  давал,  а  во-вторых,
мне, как ты сама сказала, вокруг сорока, а ей сколько?
   - Так это ты знаешь, что она для тебя  интереса  не  представляет,  а
ей-то откуда это знать?
   - Но она же видела, сколько мне лет...
   - И что? Ты сам про себя знаешь, что молоденькие девочки не для тебя,
тебе с ними скучно, они еще слишком глупы и малоопытны. А Лерочка счита-
ет себя ужасно взрослой и интересной даже для мужчины среднего возраста.
Впрочем, не одна она так думает, все девушки впадают в это  заблуждение.
Так что для тебя она постаралась быть замечательной. Но не это  главное.
Ты кольцо у нее на руке видел?
   - Нет, внимания не обратил. А оно было?
   - Не знаю, - Настя пожала плечами. - Может, и не было, когда ты с ней
разговаривал. Но вчера оно было. Это к вопросу об убийстве Соловьевой.
   Коротков медленно покачался на стуле и протяжно присвистнул.
   - Однако! Ты уверена, что то самое?
   - Да нет же, в том-то и дело, что не уверена. С виду похоже, но  надо
посмотреть внимательно. У меня не было повода попросить ее снять  кольцо
и дать мне. С какой стати?
   - И то верно. Ты хочешь,  чтобы  я  попробовал?  Или,  может,  просто
изъять его официально?
   - Не хотелось бы. Дед меня пугает.
   - Но, Ася, он не может быть причастен к убийству Соловьевой, он в это
время уже в камере сидел за убийство сына и невестки. Чего ты боишься?
   - Не знаю. - Она вздохнула и вытащила из пачки сигарету. -  Не  знаю,
Юрик. Меня этот