н каждый ваш шаг, поэтому лгать не имеет смысла. Вы
должны постоянно помнить, что я за вами наблюдаю,  и  очень  внимательно
наблюдаю. Мои люди всюду следуют за вами как тень.  Всюду.  Вы  слышите?
Двадцать четыре часа в сутки они держат руку на пульсе вашей  жизни.  Не
забывайте этого. Потому что, когда вы устанете от этого, вы сами придете
ко мне и предложите свою дружбу.
   - Ваши люди - дураки, бездельники и лентяи, - услышал он в ответ рав-
нодушный холодный голос. - Я сегодня ужинала в ресторане с Эдуардом Пет-
ровичем Денисовым. Вы, кажется, с ним знакомы? Спросите у него,  он  вам
подтвердит. И простите, но я устала и хочу спать.
   В ухо Арсену ударили короткие гудки отбоя. Он и не припомнил, когда в
последний раз чувствовал себя таким растерянным.


   ГЛАВА 12

   Ольга Решина шла на работу в клинику в превосходном настроении. Пого-
да снова стояла солнечная, а настроение у Ольги всегда зависело от того,
было ли на улице ясно или, наоборот, пасмурно.  Если  вчера  ситуация  с
Юрой Обориным начала ее беспокоить, потому что не сдвигалась  с  мертвой
точки, то сегодня утром она нашла, как ей казалось, верное  решение.  Он
лежал в клинике уже четыре дня, а ей так и не удалось выяснить,  расска-
зывала ли ему Тамара о событиях в Австрии, и если да, то не рассказал ли
он сам об этом кому-нибудь еще. А вдруг он умрет раньше, чем ей  удастся
все узнать? И может получиться так, что Оборин-то умолкнет навсегда,  но
останутся люди, которые тоже знают то, что знать им не положено.  И  кто
эти люди? Где их искать? Как много он им рассказал?
   У Ольги было не  так  уж  много  возможностей  проводить  с  Обориным
столько времени, сколько нужно для того, чтобы раскрутить его. В дневную
смену она вообще могла забегать к нему только урывками, потому что в от-
делении неотлучно находился муж. В ночную же смену вести долгие разгово-
ры "о жизни" тоже было не совсем удобно: Юрий, как все нормальные  люди,
днем бодрствовал и работал, а ночью  откровенно  хотел  спать,  особенно
после занятий любовью. И потом, она сама напела ему о персонале, с кото-
рым ее ревнивый супруг хорошо знаком и который немедленно  доложит  ему,
если она будет слишком часто подолгу задерживаться в одной и той же  па-
лате.
   Значит, Обориным должен заниматься кто-то другой. Но кто? Выбор-то не
особенно велик. Понятно, что это должен быть кто-то из "своих".  А  круг
этих людей очень узок. Главный врач клиники, патологоанатом, трое фарма-
цевтов, две медсестры, Бороданков и сама Ольга Решина. Главный врач, па-
тологоанатом, Бороданков и  Ольга  отпадают.  Фармацевтов  тоже  трогать
нельзя, они работают очень напряженно, да и трудно придумать  повод  ин-
тенсивно общаться с одним из пациентов, если учесть постоянные напомина-
ния об анонимности пребывания в отделении и о нежелательности  контактов
пациентов с кем-либо, кроме врачей и медсестер.  Остаются,  стало  быть,
медсестры, потому как никаких  других  врачей,  кроме  Александра  Инно-
кентьевича, в отделении нет.
   Ольга понимала, что и с медсестрой дело вряд  ли  выгорит.  Для  того
чтобы ее визиты к Оборину выглядели естественно, нужно, чтобы между ними
сложилось хотя бы подобие близких отношений, а это, учитывая его роман с
Ольгой, вряд ли возможно. Обе медсестры были из числа тех самых "своих":
одна - жена фармацевта, другая - сестра главного врача. У  них  не  было
никакого медицинского образования, даже среднего, жена фармацевта вообще
не имела за плечами ничего, кроме десяти классов средней школы, и раньше
работала машинисткой в каком-то учреждении, а сестра главного врача была
по образованию педагогом, учителем младших классов. Для работы в отделе-
нии они вполне годились, потому что никакие специальные навыки здесь  не
были нужны, уколов и прочих процедур никому не делали, а для того, чтобы
разносить в белоснежном халатике еду и микстуру, особая профессиональная
подготовка не требовалась. Для решения всех медицинских вопросов  вполне
хватало самого Бороданкова и Ольги.
   Конечно, медсестры - люди надежные, проверенные,  заинтересованные  в
деле, но на контакт с ними Оборин не пойдет. Значит, нужен  новый  чело-
век. Нужен мужчина.
   Ольга вошла в парк, окружающий клинику,  обошла  вокруг  центрального
корпуса и подошла к небольшому аккуратному двухэтажному зданию. На двери
стоял кодовый замок, но в последние полгода он работал только по сигналу
изнутри, из отделения. Нажатием кнопок снаружи открыть его было  нельзя.
Такое правило ввел Александр Иннокентьевич. Она нажала несколько раз  на
звонок.
   - Кто? - послышался голос дежурного фармацевта.
   - Это я, Ольга.
   Замок зажужжал и щелкнул. Она толкнула тяжелую дверь и вошла  внутрь.
В глубине, между двумя колоннами, виднелась лифтовая шахта. Ольга  услы-
шала, как загудел лифт. Через несколько секунд решетчатая дверь  распах-
нулась, в лифте стоял тот самый  фармацевт,  который  открыл  ей  дверь.
Лестницы в корпусе не было, вернее, она, конечно; была, но находилась за
потайными дверьми, здание было спроектировано таким  образом,  что  даже
если кто-то из посторонних и проникнет через  входную  дверь  на  первый
этаж, то на второй без ведома персонала он подняться  не  сможет.  Дверь
лифта запиралась на ключ на первом этаже изнутри, на втором  -  снаружи.
Конечно, пациентам об этом не сообщали. К приходу каждого нового челове-
ка готовились заранее, и, когда Александр Иннокентьевич приводил очеред-
ного подопытного кролика, дверь корпуса была открыта, а лифт с распахну-
той дверью стоял на первом этаже. Это делалось ровно за три  секунды  до
их появления и столь же быстро приводилось  в  первоначальный  вид,  как
только за пациентом закрывалась дверь его персональной палаты.
   Ольга прошла в комнату медсестер, повесила в шкаф плащ и весело  кив-
нула сестре главврача, закончившей ночную смену.
   - Что у нас происходит? - спросила она, надевая халат  и  шапочку.  -
Есть новости?
   - Все спокойно, - ответила та. -  Практически  без  изменений.  Поэту
стало немножко хуже, он совсем ослабел, я его перед завтраком еле  добу-
дилась.
   Режиссер пока творит, аппетит пропал несколько дней назад, но  других
ухудшений нет.
   - А юрист? Как он себя чувствует?
   - Не жалуется, - пожала плечами сестра главврача. - Ест много.  Вчера
работал почти до часу ночи, в половине первого попросил  чаю  и  переку-
сить. Я зашла к нему - бумаги по всей комнате, а он что-то на  калькуля-
торе считает. Труженик!
   Она быстро переоделась, подкрасила губы, схватила сумку.
   - Все, Оля, я побежала.
   - Счастливо, - пробормотала Ольга машинально, не глядя на нее.
   Через час после начала смены она зашла в палату к Оборину.
   - Оленька! - радостно кинулся к ней Юрий. - Наконец-то! Я соскучился.
   Он ласково обнял ее, заглядывая глаза и целуя. Ольга осторожно высво-
бодилась из его рук.
   - Тише, Бороданков в коридоре, - сказала она вполголоса. -  Как  твои
дела?
   - Отлично! Просто отлично.
   - Работа двигается?
   - Семимильными шагами. Ты даже не представляешь; как  много  я  успел
сделать за эти дни. У меня такое ощущение, что если я пробуду здесь  еще
две недели, то напишу полностью первый вариант диссертации. Правда, здо-
рово?
   - Здорово, - согласилась она. - А как ты себя чувствуешь?
   - Ты знаешь, Олюшка, оказывается, не зря говорят, что работа - лучший
лекарь. Я никогда не чувствовал себя так хорошо, как сейчас.  Голова  не
болит, тахикардии и след простыл. Вот  что  значит  регулярно  питаться,
много спать и вести размеренный образ жизни.
   - А что, раньше тебя беспокоили головные боли? - встревоженно спроси-
ла Ольга.
   - Постоянно. Каждый день к вечеру начинала болеть голова, а иногда  и
днем. А здесь за четыре дня - ни разу. Просто удивительно.
   - Я рада. Но ты не вздумай сказать об этом Александру Иннокентьевичу.
   - Почему? - удивился Оборин.
   - Он сразу же тебя выпишет. Раз у тебя все в порядке, то тебе  нечего
здесь делать, понимаешь? Ты  же  пришел  сюда  потому,  что  плохо  себя
чувствуешь и это мешает тебе работать над диссертацией. Мы с  тобой  его
обманули, теперь нельзя отыгрывать назад.
   - Ладно, - согласился он. - Ты меня проинструктируй, что я должен ему
говорить, чтобы он меня не выпер отсюда.
   - Жалуйся на слабость, головокружение, отсутствие аппетита.
   - Ничего себе! - фыркнул Оборин. - Отсутствие аппетита! Да  ему  мед-
сестра скажет, что я все съел подчистую. У меня аппетит зверский, я даже
сегодня ночью просил сестричку принести что-нибудь поесть.
   - А ты скажи ему, что силком заставляешь себя все съедать, потому что
понимаешь, как важно для поддержания сил нормально  питаться.  Мол,  да-
вишься, мучаешься, но ешь. Понял? И физиономию делай кислую.
   - Как скажешь.
   - Все, дружок, я ухожу, у меня работы много.
   Увидимся в обед. Бороданков с трех до пяти уйдет в центральный корпус
на консультацию, тогда я прибегу к тебе на часок. Договорились?
   Оборин попытался было снова обнять ее, но она ловко увернулась, чмок-
нула его в щеку и закрыла за собой дверь палаты. Оказавшись снова в  ко-
ридоре, она сунула ключ от двери Оборина  в  карман  халатика  и  быстро
прошла в комнату, где была устроена лаборатория фармацевтов.
   - Леня, какой состав давали юристу? - спросила она маленького кругло-
голового очень смуглого человека.
   - Сейчас посмотрю, - откликнулся он, отрываясь от  какого-то  хитрого
прибора и доставая с полки толстый журнал.
   - Так, юрист... юрист... -  бормотал  он,  листая  страницы.  -  Вот,
юрист, двадцать девять лет, жалоб нет, хронические заболевания отрицает.
Этот?
   - Этот, этот.
   - Первый день - сорок второй вариант, начиная со второго дня -  сорок
четвертый.
   - А сорок третий?
   - На сорок третьем у нас поэт. Александр Иннокентьевич  сказал,  что,
если сорок четвертый у юриста не пойдет, давать поэту сорок  пятый,  ре-
жиссеру сорок шестой, юристу сорок седьмой.
   - Хорошо, Леня, я поняла.
   - А в чем дело, Ольга Борисовна? Что-нибудь не так?
   - Нет-нет, все в порядке. Просто юрист в прошлый раз жаловался на не-
домогание, и я подумала, что ему давали какой-то совсем неудачный  вари-
ант.
   Она вернулась в комнату медсестер и заперлась изнутри. Ей нужно  было
подумать.
   Значит, у Саши получилось. Он сделал-таки этот препарат.  Сорок  чет-
вертый вариант лакреола не давал никаких неблагоприятных побочных эффек-
тов, не заставлял сердечную мышцу и сосуды головного мозга  изнашиваться
с катастрофической скоростью. Он добился своего.
   Но Юрий Оборин должен умереть, не выходя отсюда. Это даже не обсужда-
ется. А умереть он может только в том случае, если будет три раза в день
пить старую микстуру. Ему нельзя давать сорок четвертый вариант. И нико-
му нельзя. Пока. Для этого необходимо, чтобы Саша не узнал о том, что  у
него все получилось.
   Настя совсем завязла в текущих делах. Как назло, в начале октября по-
сыпались одно за другим изнасилования с убийствами. Ей был  знаком  этот
раннеосенний феномен: мальчики пятнадцати-шестнадцати лет возвращались в
Москву после каникул. Весь год они сидели в классе с  девочками-ровесни-
цами, которые привыкли не воспринимать их всерьез, потом "отрывались"  и
начинали общаться с совсем другими девочками, в том  числе  и  постарше,
для которых были чужими и непривычными, а значит, воспринимаемыми доста-
точно серьезно. С этими девочками приобретался определенный  сексуальный
опыт, мальчики возвращались в свой класс, к своим ровесницам,  обогащен-
ные новым стереотипом поведения и новыми знаниями, и тут же кидались  во
все тяжкие доказывать одноклассницам и подружкам по двору, какие они те-
перь взрослые и крутые. Процесс доказывания сводился  преимущественно  к
сексуальным посягательствам и дракам. Били мальчиков, которые  нравились
девочкам, били самих девочек, которые позволяли кое-что до определенного
предела, а потом испуганно просили остановиться. Ну и убивали, конечно.
   Днем ей пришлось поехать в отделение милиции в Южный округ, где прои-
зошло сразу три "малолеточных" изнасилования. Нужный ей кабинет оказался
заперт, но характер доносившихся из-за двери шумов не  оставлял  никаких
сомнений по поводу того, что там происходило. Шла банальная пьянка, при-
чем посреди бела дня. Настя не стала стучать, зашла в соседний кабинет и
позвонила гуляющим сыщикам по телефону.
   - Что у вас за праздник? - спросила она недовольно, понимая, что  по-
теряла время напрасно. Никакой работы сейчас не будет.
   - Стукалкину вчера четырнадцать лет исполнилось, - объяснил ей опера-
тивник, к которому она приехала.
   - Да, это повод, - не могла не согласиться она. - Но я, к  сожалению,
уже приехала. Как поступим?
   - Присоединяйся, - предложил ей хозяин запертого кабинета. - Я сейчас
открою.
   - Ну открывай, - вздохнула Настя.
   Жора Стукалкин был многолетней головной болью всего отделения. Только
за последний год на него было оформлено двенадцать материалов об  отказе
в возбуждении уголовного дела. Он постоянно воровал,  грабил  подростков
помладше, участвовал в драках, но привлечь его к ответственности до дос-
тижения четырнадцати лет было нельзя по закону.  Преступление  раскрыва-
лось, на это тратились силы и время, а потом следователь выносил, поста-
новление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с недостижением
виновным возраста уголовной ответственности. Но сам Стукалкин - это  еще
полбеды. Самое неприятное заключалось в потерпевших, которых он ухитрял-
ся обворовать. Они постоянно обивали пороги в отделении, требуя  вернуть
украденное и наказать виновного, они не желали мириться с тем, что Жорик
уже все съел, выпил, продал, проиграл в зале игровых автоматов  и  взыс-
кать ущерб с него лично как с малолетки нельзя, а пытаться брать за жаб-
ры его непутевых алкашей-родителей бесполезно.  Потерпевшие  кричали  на
работников милиции, топали ногами, а некоторые даже плакали и  ограниче-
ния, установленные уголовным законом, воспринимали не иначе  как  пустую
отговорку, спрятавшись за которую ленивые милиционеры  просто  не  хотят
ничего делать. Если раньше таких чудных деток отправляли в спецшколы, то
теперь этим заниматься никто не хотел. Много бумаг, много возни, но в то
же время еще больше работы по другим делам, связанным с  более  опасными
преступниками, а людей, наоборот, мало. Раньше  неблагополучными  детьми
занимались хотя бы комиссии по делам  несовершеннолетних,  которые  были
при исполкомах. А где они ныне? Школы тоже трудных подростков отторгают,
переходят на престижное лицейное образование, где учиться  могут  только
лучшие, иными словами - достаточно способные и имеющие родителей,  кото-
рые в состоянии платить за обучение. А худшие оказались никому не нужны.
Поэтому симпатяга Жорик Стукалкин терроризировал все  отделение.  Недели
не проходило, чтобы он не попался на очередном подвиге.
   - Вот пусть только попадется! - с грозной решимостью повторял  огром-
ный мускулистый капитан, поднимая рюмку. - Вот в первый же раз,  как  он
мне попадется, я его упеку на максимальный срок в колонию. Господи,  ка-
кое счастье, что теперь можно его в суд отправить! Давайте выпьем, ребя-
та!
   - Мечтатель ты, - грустно сказала женщина лет тридцати с усталым  из-
мученным лицом и сильно накрашенными глазами. - Суды теперь добрые и де-
мократичные, они детишек любят и жалеют, особенно если  у  них  родители
пьющие. Не будет тебе никакой колонии. Дадут ему какую-нибудь ерунду ус-
ловно и снова на мою шею повесят. Что в лоб, что по лбу.
   Настя поняла, что женщина работала в службе по предупреждению  право-
нарушений несовершеннолетних.
   - Не повесят, - горячился рослый капитан. - Я на все пойду.  Я  судье
взятку дам, только бы убрать этого мерзавца со своей территории.
   Насте хотелось поскорее уйти отсюда. Она  отозвала  в  сторонку  того
оперативника, который был ей нужен, попросила дать ей материалы по изна-
силованиям и поклялась, что вернет их не позже чем завтра. В другой  си-
туации она бы эти материалы, конечно, ни за что бы не получила. Ни  один
опер свои материалы не показывает почем зря. Но, во-первых, сыщик из от-
деления был нетрезв, а во-вторых, ему тоже очень хотелось, чтобы  девица
с Петровки убралась отсюда побыстрее и не  портила  праздник.  А  ничего
секретного в материалах все равно не было. Поэтому тоненькая  папочка  с
записями легко перекочевала в Настану необъятную сумку.
   На работу она вернулась хмурая и раздраженная, хотя сама не могла бы,
наверное, сказать, отчего у нее испортилось настроение.  Не  успела  она
раздеться, как позвонил Леша.
   - Слушай, тут в прихожей кипа газет валяется.
   Они тебе нужны или можно выбросить?
   - Выбрасывай. Это я со злости купила, чтобы отвлечься и не наорать на
Короткова.
   Остаток дня Настя потратила на подготовку к ежемесячному анализу тяж-
ких насильственных преступлений по Москве  и  административным  округам,
разложив перед собой справки, записи, статистические таблицы и карту го-
рода. Она уже собиралась уходить, когда  оперативник  из  Южного  округа
"проснулся" после пьянки и позвонил.
   - Слушай, мне материалы нужны. Я под горячую руку тебе отдал, не  по-
думавши.
   - Но я же обещала, что завтра верну. Завтра и получишь,  -  возразила
Настя.
   На самом деле материалы ей были уже не нужны,  она  выписала  из  них
все, что представляло для нее интерес, и готова была их отдать, но  впе-
чатление от визита в отделение было неприятным, и она упрямилась из  не-
объяснимой вредности.
   - Не годится, - настаивал сыщик. - Мне нужно сегодня. Давай я подъеду
сейчас на Петровку, заберу.
   - Куда ты поедешь? Девятый час уже. Я домой собираюсь.
   - Тогда давай встретимся по дороге.
   - Мне это неудобно. Мы же договорились - завтра. Завтра прямо с  утра
я их привезу. Ты что, собираешься ночью с ними в обнимку спать? Все рав-
но ведь до утра ничего делать не будешь.
   Они препирались еще некоторое время, но Настя злилась все  сильнее  и
поэтому не уступила. Выслушав в свой адрес массу "комплиментов" и  швыр-
нув трубку, она сложила в сумку свои бумаги, натянула куртку и  отправи-
лась домой.
   Оперативник из Южного округа положил трубку и растерянно посмотрел на
человека, который сидел по другую сторону стола.
   - Сегодня не отдаст. Только завтра с утра.
   - Черт! - в сердцах выдохнул тот. - Зачем ей эти материалы? Что она с
ними делает?
   - Не знаю, - пожал плечами оперативник. - Попросила, я и отдал сдуру.
Ее у нас все знают, она то и дело материалы берет. А зачем  -  мы  и  не
вникаем. Один раз была команда предоставлять ей сведения, с  тех  пор  и
повелось.
   - Короче, как хочешь, но дело должно быть сделано. Ты понял?
   - Да понял я, понял, - махнул рукой оперативник. - Сделаем, не беспо-
койтесь.
   У нее болела голова, и больше всего на свете ей хотелось  забиться  в
темный уголок, отвернуться к стенке и ни с кем не разговаривать. Она бы-
ла замужем всего пять месяцев, и сейчас с ужасом думала о  том,  что  ее
ждет не пустая квартира, где можно помолчать и расслабиться, а  Леша,  с
которым нужно будет общаться. Впервые за эти пять месяцев Настя  Каменс-
кая пожалела о том, что вышла замуж. Ей до того сильно  хотелось  побыть
одной, что она чуть было не пошла пешком от метро до дома. При  ее  фан-
тастической лени четыре автобусные остановки, пройденные  пешком,  могли
бы приравниваться к подвигу, достойному занесения в книгу рекордов. Но к
подвигам она сегодня явно не была готова, поэтому всетаки села  в  авто-
бус.
   С Лешей Чистяковым она была знакома двадцать лет, из которых  послед-
ние пятнадцать он упорно делал ей брачные предложения. Двадцать лет ста-
жа зря не прошли. Алексею достаточно было одного взгляда на Настю, чтобы
понять, в каком она настроении.
   - Ужин на плите, - сказал он. - Ты поешь одна, ладно? Мне  нужно  еще
немного поработать.
   Она кивнула и слабо улыбнулась. Хорошо, что можно еще какое-то  врем