"проблемы в области интеллектуальной деятельнос-
ти" возникли не только у него, Герману стало  почему-то  легче.  Значит,
ничего особенного с ним не происходит.
   - А кто у вас лежит? - с детским любопытством спросил он.
   - Скажите, голубчик, вы хотели бы, чтобы у вас на работе узнали,  что
вы выработались и вам пришлось лечиться, чтобы написать вашу  программу?
Ответ очевиден, можете ничего не говорить. А известный  композитор?  Ху-
дожник? Разве захочет он, чтобы почитатели его таланта узнали, что напи-
сать прекрасную песню или замечательный портрет ему помогли  врачи?  Вот
то-то же. Анонимность - один из принципов лечения в моем отделении. Ник-
то не узнает, что вы у меня лежали. Но и вы никогда не узнаете, кто еще,
кроме вас, здесь находится. Ну так как, устраивает вас  мое  предложение
или вы хотите лечь на обследование?
   - Устраивает. Только... - Герман замялся. - Сколько это будет стоить?
   - Это зависит от того, сколько времени вам понадобится,  чтобы  напи-
сать программу. Один день пребывания здесь стоит от восьмидесяти до  ста
долларов, в зависимости от назначаемой диеты и витаминного комплекса.
   Герман прикинул, какую сумму он может позволить себе потратить на ле-
чение. Выходило впритык, но все-таки выходило.
   - Когда вы сможете меня положить? К вам, наверное, очередь?
   - Очередь, конечно, существует, - лукаво улыбнулся Бороданков,  -  но
ведь насчет вас мне звонила Наталья Николаевна, а для людей, за  которых
она просит, у меня очереди нет. Если хотите, могу положить вас прямо се-
годня. Поезжайте домой, возьмите все, что вам необходимо для  работы,  и
возвращайтесь. Я буду здесь до половины седьмого.
   - Но если я буду здесь работать, мне понадобится компьютер.
   - Пожалуйста, привозите, поставим его в палате. Никаких проблем.
   - А жена может меня навещать? У вас разрешается?
   - Конечно, пусть приходит. Но у меня, в соответствии с  моей  методи-
кой, такое правило: первые несколько дней пациент входит  в  тот  режим,
который я ему рекомендую, а потом  уже  решает,  вписываются  ли  визиты
родственников и друзей в этот режим. Видите ли,  мой  метод  основан  на
том, что человек должен полностью погрузиться в то дело, которым он  за-
нимается, и ничто не должно его отвлекать. Любой отвлекающий момент, да-
же несущий положительный заряд, может помешать продуктивному творчеству.
Поэтому вы сами посмотрите, как пойдет дело, и потом решите,  хотите  ли
вы, чтобы вас навещали.
   Через три дня Герман понял, что ничьи визиты  ему  не  нужны.  Работа
пошла так успешно и легко, что отрываться от нее хотя бы на минуту каза-
лось ему кощунственным. Он сначала попытался закончить  ту  работу,  над
которой трудился уже два месяца, но вдруг понял, что все это ерунда, что
делать нужно совсем не так, и начал все заново.  Теперь,  по  прошествии
десяти дней пребывания в отделении у доктора Бороданкова, новый  вариант
программы близился к завершению, и Герман испытывал необычайный творчес-
кий подъем, который с каждым днем делался все более мощным. На его  фоне
усиливающееся недомогание казалось ерундой, не стоящей внимания.
   Александр Иннокентьевич Бороданков обернулся на  скрип  открывающейся
двери и увидел Ольгу. Она была уже без халата, ее смена  закончилась,  и
она стояла на пороге его кабинета в красивом темно-зеленом костюме с ко-
роткой юбкой и длинным пиджаком. С гладко зачесанными назад темными  во-
лосами и большими очками с голубоватыми стеклами она  напоминала  сейчас
не медсестру, а деловитую секретаршу большого начальника.
   - Саша, Мискарьянц опять ничего не ел, - сказала она озабоченно и по-
чему-то грустно. - Похоже, дело идет к концу.
   - Второй день?
   - Да. Работает как бешеный, а тарелки все нетронутые. Неужели  ничего
нельзя сделать?
   - Глупый вопрос, детка. Раз он не испытывает чувства голода,  значит,
начались необратимые изменения. Но он хотя бы продержался дольше других,
сегодня десять дней, как он у нас, а другие едва неделю выдерживали. Мо-
жет, нам все-таки удалось нащупать методику, как тебе кажется?
   - Вряд ли, - вздохнула Ольга. - Просто Герман оказался здоровее  дру-
гих. Саша, так больше нельзя, ты сам видишь, ничего у  нас  не  выходит.
Без архива Лебедева мы с места не сдвинемся. Давай наконец признаем это.
   - Нет.
   Ответ Бороданкова был тверд, как и его кулак, которым  он  стукнул  в
этот момент по колену.
   - Нет, я не отступлюсь. Если Лебедев смог придумать, то  и  я  смогу.
Мискарьянц, конечно, не старая развалина, но у него наверняка  наличест-
вуют все болячки, которые и должны быть у тридцатилетнего мужика. Он  не
может быть абсолютно здоров. Гастрит, бронхит курильщика, немножко  сер-
дечко. Ты видела, какие у него мышцы ног? Играл в футбол или в хоккей, к
гадалке не ходи. А коль играл, значит, падал, значит, незалеченные  сот-
рясения мозга, пусть и легкие, но были обязательно.  Он  не  может  быть
здоровее того художника, Вихарева. А Вихарев  продержался  всего  четыре
дня. У него всего и было-то немного повышенное  давление,  а  пожалуйста
тебе - инсульт. Я уверен, что мы на правильном  пути,  нужно  продолжать
работать с модификациями лакреола. Еще немного - и мы сделаем это.
   - Не знаю, Саша.
   Ольга бросила сумочку на кресло и подошла  к  Бороданкову.  Александр
Иннокентьевич обнял ее и усадил к себе на колени.
   - Ну что ты, Олюшка? Руки опускаются? Так всегда  бывает,  это  нужно
перетерпеть. Зато представь только, что нас ждет, когда  мы  разработаем
методику. Считай, докторская у тебя в кармане. Слава, почет, деньги.  Ты
сама подумай, ты же целый год работаешь медсестрой со своей кандидатской
степенью. Ну неужели тебе не обидно приносить такую жертву впустую?
   - Не знаю, Саша, - повторила она, обнимая его за шею и утыкаясь  под-
бородком в густые светлые волосы мужа. - Мне почему-то кажется, что  ни-
чего у нас не выйдет, они так и будут умирать, и мы с  тобой  ничего  не
сможем с этим поделать. Иногда я ловлю себя на том, что  перестаю  пони-
мать, что ты делаешь. Наверное, у меня просто не хватает мозгов  на  эту
работу. Даже если у тебя получится, докторскую я все равно не напишу.
   - У нас получится, - мягко поправил ее Бороданков. - Не у меня,  а  у
нас с тобой. У всех нас. Ты способная, Олюшка, ты талантливая, ты обяза-
тельно защитишься. Мы запатентуем изобретение и уедем отсюда к  чертовой
матери,  откроем  собственную  клинику,  станем  богатыми  и  уважаемыми
людьми. Вот увидишь, все будет отлично. Сейчас я обойду палаты, и  мы  с
тобой поедем домой. Давай сегодня сходим куда-нибудь поужинать. Ты такая
красивая в этом костюме, жалко, если ты его снимешь и начнешь возиться у
плиты. Давай?
   - Давай, - кивнула Ольга, вставая и поправляя юбку. -  Иди,  Саша,  я
тебя здесь подожду.
   Бороданков снял с вешалки ослепительно белый халат, аккуратно застег-
нул его на все пуговицы и отправился с вечерним обходом. Идя по светлому
длинному коридору отделения, он думал о том, что Ольга, конечно же, пра-
ва, без разработок Лебедева они с места не сдвинутся. Это он перед женой
корчит из себя гения, утверждая, что если Лебедев смог придумать,  то  и
он, Бороданков, сможет. На самом деле Александр Иннокентьевич  прекрасно
отдавал себе отчет в том, что с Лебедевым ему не  равняться.  Он  всегда
мог то, чего не могли другие. Это Бороданков понимал  еще  тогда,  когда
был аспирантом Лебедева. И почему он так не вовремя умер! И черт  дернул
старого дурака незадолго до смерти жениться на молоденькой женщине!  Был
бы женат на своей старухе, никуда б она из России не делась и проблем бы
не было. Отдала бы все бумажки до единой, даже не взглянув в них. А  Ве-
роника тут же нашла себе спонсора и свалила за границу вместе  со  всеми
архивами мужа. Ищи ее теперь.
   К Мискарьянцу Александр Иннокентьевич зашел в последнюю очередь. Гер-
ман сидел за компьютером, погруженный в работу.
   - Добрый вечер, голубчик. Я вижу, работа идет полным ходом, -  весело
приветствовал его врач.
   - Да, все получается. Просто удивительно, как хорошо  мне  работается
здесь! Кажется, всю жизнь здесь провел бы, - засмеялся в ответ  програм-
мист.
   - И как скоро вы закончите?
   - Думаю, послезавтра. А может быть, даже завтра.  Скажите,  Александр
Иннокентьевич, я смогу уйти домой сразу же, как только закончу  програм-
му?
   - В ту же минуту, - заверил  его  Бороданков.  -  Вот  видите,  домой
все-таки хочется, а ведь только что говорили, что провели бы  здесь  всю
жизнь. Хорошо, с  работой,  я  вижу,  полный  порядок.  А  самочувствие?
Что-нибудь беспокоит?
   - Так, - Герман пожал плечами, - слабость какая-то, но это ерунда,  я
вас уверяю. Это оттого, что я все время сижу, не хожу совсем, не  двига-
юсь. Вернусь домой и сразу восстановлюсь, дело двух-трех дней.
   От врача не укрылось, что лоб Германа был  покрыт  испариной,  волосы
прилипли ко лбу, хотя в комнате благодаря открытому окну  было  довольно
прохладно. Вокруг губ залегли синюшные тени. Он прав,  подумал  Бородан-
ков, дело двух-трех дней. А то и меньше.
   - Как давно вы чувствуете слабость?
   - Дня четыре, наверное. Может быть, пять.
   Герман пожал плечами и радостно засмеялся.
   - Я так много работаю, что все дни слились в один. Если вы мне скаже-
те, что я у вас уже целый месяц, я вам поверю.
   - Так не годится, голубчик, - укоризненно покачал  головой  Александр
Иннокентьевич. - Даже самая продуктивная работа требует перерывов.  Отв-
лекаться, конечно, нельзя, это моя методика запрещает, а вот спать нужно
обязательно. Не забывайте, во сне мозг  продолжает  работать,  и,  между
прочим, намного лучше, чем когда вы бодрствуете. Вы целый день заставля-
ете его действовать в определенном направлении, которое вам  самому  ка-
жется правильным. Вы загружаете свой биологический компьютер  информаци-
ей, а потом начинаете указывать ему, как он должен эту информацию  пере-
рабатывать. Но в ваших указаниях зачастую отсутствует логика, в них мас-
са вкусовщины, начиная с того, что вам лично глубоко неприятен  какой-то
ученый или специалист и поэтому вы, сами того не замечая, избегаете под-
ходов, которые этот специалист предлагает, и кончая тем, что вы  раздра-
жены и вам нездоровится, оттого что вы съели на обед  что-то  не  то.  А
когда вы спите, все подобные глупости спят вместе с вами, а мозг, нагру-
женный информацией и чистыми, не замутненными никакими эмоциями теорети-
ческими постулатами, работает четко и спокойно, в том темпе и том  режи-
ме, который наиболее ему удобен. Ведь не случайно,  когда  вы  пришли  к
нам, отвлеклись от всего и успокоились, вам пришлось начать  всю  работу
заново. Ведь признайтесь, в последнее время дома вы почти не спали?
   - Верно, - удивленно протянул Мискарьянц. - Какой уж тут  сон,  когда
сроки поджимают, начальство торопит, заказчики теребят, а у меня  ничего
не получается... И захочешь уснуть, а не получится.
   - Вот видите. Спать нужно обязательно и помногу,  иначе  ни  о  каком
продуктивном творчестве и речи быть не может. Пока  вы  бодрствуете,  вы
сами себя насилуете, пытаетесь руководить собственным мыслительным  про-
цессом. А руководите вы им не всегда правильно. Только не каждый находит
в себе силы в этом признаться. Что ж, голубчик, прощаюсь с вами до завт-
ра и еще раз напоминаю: сон, сон, сон.
   Выйдя из палаты, которую занимал Герман Мискарьянц,  Александр  Инно-
кентьевич зашел в комнату, на двери которой красовалась табличка: "Лабо-
ратория". В обычных больницах за дверью  с  таким  названием  занимаются
тем, что исследуют взятые на анализ кровь, мочу, желудочный сок. В  кри-
зисном же отделении, которое возглавлял Александр Иннокентьевич Бородан-
ков, в лаборатории сидели фармацевты.
   - Кто готовит комплекс для восьмой палаты?
   - Я.
   Молодой парень лет двадцати пяти, крепкий,  круглоголовый,  с  внима-
тельными темно-серыми глазами, повернулся на своем  крутящемся  стуле  и
вежливо встал.
   - Исключите из комплекса все успокоительные и снотворные препараты, -
приказал врач. - Оставьте только лакреол и витамины.
   - Хорошо, Александр Иннокентьевич.
   От фармацевтов он вернулся  в  свой  кабинет.  Ольга  сидела  за  его
письменным столом и читала дневник наблюдений, который Бороданков вел на
каждого пациента. На тетради, которая лежала перед Ольгой, была наклеена
бумажка с надписью: "Палата 8. Мужчина, 30 лет, жалоб  нет,  хронические
заболевания отрицает. Математик-программист".
   Услышав, как открывается дверь, она обернулась и  вопросительно  пос-
мотрела на мужа.
   - Ну как там дела?
   - Ничего нового, Олюшка. Ты же разносила ужин, все сама видела. Писа-
тель дрыхнет без задних ног, как поступил к нам вчера, так и  отсыпается
с тех пор. Художница работает, света белого не видит. Ей нужно  было  по
договору проиллюстрировать двадцать томов детской энциклопедии, она  че-
тыре тома сделала, и наступил кризис.  Помнишь,  она  жаловалась,  когда
первый раз приходила, что ей хочется к каждому тому найти свое  образное
решение, свой стиль, а не получается. Рисовать же просто  иллюстрации  к
тексту ей неинтересно. Сейчас она, по-моему, отоваривает по одному  тому
в день.
   - А Мискарьянц?
   - С ним не так просто, детка. Налицо все  признаки  острой  сердечной
недостаточности, по-видимому, от нее он и скончается. Но жить ему  оста-
лось как минимум еще дня два, а то и три, а свою программу он может  за-
кончить уже завтра. После этого у меня не  будет  оснований  задерживать
его здесь, он уйдет домой и умрет в своей постели. А этого, как ты пони-
маешь, допускать никак нельзя.
   - И что ты предлагаешь?
   - Я отменил ему снотворные и успокоительные, оставил только лакреол и
витамины. Это либо замедлит его работу над  программой,  либо  приблизит
конец. Ты не видела мой зонт? Черт, куда я его засунул? А, вот он.  Все,
детка, я готов. Пошли.
   Александр Иннокентьевич своим ключом открыл тяжелую дверь  служебного
входа и тщательно запер ее за собой. В кризисное отделение без ведома  и
разрешения заведующего пройти не мог никто, даже главный врач клиники.
   Ольга Решина, жена Александра Иннокентьевича Бороданкова, была  очень
счастлива в браке. Своего мужа она завоевывала  долго  и  трудно,  целых
семь лет, и теперь дорожила им, как некоторые  дорожат  автомобилем,  на
который копили деньги многие годы.
   Ставку на симпатичного холостого  доцента  кафедры  психиатрии  Ольга
сделала уже на первом курсе. Ей, приехавшей из далекого Ворошиловграда и
жившей в студенческом общежитии, казалось, что  такое  замужество  будет
очень удачным ходом, полезным и для дальнейшей жизни  в  Москве,  и  для
карьеры. Она тут же объявила, что будет специализироваться на  этой  ка-
федре, посещала все факультативы и научные кружки, ходила на  консульта-
ции, при этом стараясь попадаться на глаза доценту Бороданкову и выбирая
часы, когда он находится на кафедре.  Александр  Иннокентьевич,  конечно
же, не был столь наивен и маневр разгадал сразу. В романах со студентка-
ми для него не было ничего нового, и он достаточно ловко  умел  получать
удовольствие и при этом не попадаться на крючок. Но в этот раз  ситуация
была несколько иной. Дело было в том, что Оля Решина ему  не  нравилась.
Вкус у Бороданкова оригинальностью не отличался, он любил стройных длин-
ноногих блондинок с пышной грудью и узкими бедрами. Ольга же была совсем
другой - темноволосой, широкой в кости, с аппетитными округлыми ягодица-
ми и небольшим аккуратненьким бюстом. Одним словом, типичное  не  то.  К
тому же она была близорука и носила очки, но справедливости ради следует
отметить, что очки ей шли. Глаза у Ольги  были  хорошей  формы,  но  не-
большие, и дорогая оправа с затемненными стеклами вполне эффективно этот
дефект скрывала.
   Ольга же подошла к решению поставленной задачи по-деловому и без  не-
нужных эмоций. На ее глазах стройные  длинноногие  блондинки  добивались
благосклонности Александра Иннокентьевича, но девицы эти все сплошь были
со старших курсов, и краткие бурные  романы  заканчивались,  как  только
проходила экзаменационная сессия или миновало страшное  мероприятие  под
названием "распределение". Девицы с первых трех курсов  Бороданковым  не
интересовались, ибо психиатрию на младших курсах еще не преподавали. По-
этому в течение первых двух лет Ольга присматривалась к удачливым конку-
ренткам, составляя их обобщенный образ и стараясь вычленить то,  что  их
всех объединяло, чтобы потом определить для себя те черты и особенности,
которых в них не было. Она не стала перекрашивать волосы, худеть и  при-
лагать усилия к наращиванию бюста. Она решила "взять"  вожделенного  до-
цента своей необычностью, непохожестью на других.
   Задача оказалась не так проста, как представлялось вначале. Изучаемые
блондинки были в основной своей массе неглупыми, а некоторые даже  отли-
чались яркой индивидуальностью, остроумием и способностями  к  избранной
специальности, и Ольге пришлось изрядно поломать голову над тем,  в  чем
можно было бы их переплюнуть.  В  конце  концов  она  разработала  план,
весьма, надо заметить, рискованный. Она решила начать с заведующего  ка-
федрой, пожилого и уставшего от студенческих глупостей  Марка  Наумовича
Бермана.
   Вюдин прекрасный день второкурсница Оля Решина явилась к Берману, за-
ливаясь румянцем смущения и робости, и  спросила,  когда  Марк  Наумович
сможет принять ее для консультации. Завкафедрой  назначил  ей  прийти  в
субботу, во время "окна" между первой и третьей парой.  На  консультацию
Оля пришла в строгом деловом костюме, держа  в  руках  красивую  кожаную
папку. Она хотела выглядеть не юной восторженной студенточкой, а челове-
ком, готовящимся к серьезной научной работе.
   - Мне удалось достать материалы конференции по психиатрии  катастроф,
- начала она, открывая "молнию" на папке и извлекая оттуда аккуратно от-
печатанные листы. - Конференция проходила в Пекине, и все тезисы  изданы
на китайском языке. К сожалению, английский вариант я не смогла достать.
Вот, Марк Наумович, я сделала перевод, но мне бы хотелось, чтобы вы  его
посмотрели. Я не уверена, что правильно перевела некоторые места.
   - Вы знаете китайский язык? - вздернул брови Берман.
   - Нет, - зарделась Ольга. - Я нашла переводчика и заплатила ему,  но,
видите  ли,  переводчик  этот  не  знает  медицины,  поэтому  он  сделал
подстрочный перевод, очень грубый, а я уже потом переписала текст  более
правильно. Но все равно у меня кое-где остались сомнения. Я на полях по-
метила трудные места. Может быть, вы посмотрите?
   Берман молча надел очки и придвинул к себе сколотые  скрепкой  листы.
Ольга поняла, что удар попал в цель. Шел 1987 год. Психиатрия  катастроф
была в тот период совсем новым направлением, толчок к ее развитию в Рос-
сии дала авария на Чернобыльской АЭС, а с тех пор прошло всего два года,
и материалов было еще совсем мало. Постоянно крутясь на  кафедре,  Ольга
знала, что вокруг конференции в Пекине было много  разговоров,  обсужда-
лось, поедет ли туда советская делегация, и если поедет, то в каком сос-
таве. И будет ли наше участие в конференции означать, что данное научное
направление станет разрабатываться и в нашей стране. Назывались  громкие
имена известных ученых, которые могли бы достойно представить  советскую
психиатрию на этом научном собрании и  которые  в  дальнейшем  могли  бы
возглавить развитие психиатрии катастроф... Но все было впустую, ибо  на
китайскую конференцию наша делегация не поехала. Как  раз  в  это  время
разразился скандал, Всемирная организация здравоохранения предъявила на-
шей стране претензии в негуманных методах лечения и использовании психи-
атрии для борьбы с диссидентами...
   - Где вы это достали? - спросил завкафедрой, не отрываясь от текста.
   - Не спрашивайте меня,  Марк  Наумович,  -  очень  серьезно  ответила
Ольга. - Это было очень трудно.
   Она выразительно вздохнула и опустила глаза. Она не собиралась  расс-