л на нее внимания, люди проходили мимо, занятые сво-
ими мыслями и заботами, и ни у кого не вызывала  удивления  плачущая  на
платформе молодая женщина.
   Парыгин подошел и встал прямо перед ней, но девушка, похоже,  его  не
заметила. Евгений положил руку на ее плечо, ласково погладил.
   - Не плачь, - негромко сказал он, - он не стоит твоих  слез.  Раз  он
мог так поступить, значит, нечего по нему убиваться.
   Она не подняла глаз, не посмотрела ему в лицо,  а  обхватила  Евгения
руками и прижалась головой к его куртке. В грохоте приближающегося поез-
да он сперва не услышал ее отчаянных рыданий, и только по  вздрагивающей
спине понял, что девушка больше не сдерживается и дала волю своему горю.
   Евгений не боялся женских слез. Он знал, что некоторые,  да  что  там
некоторые - большинство мужчин их не переносят, теряются, не знают,  что
делать, и от этого либо становятся агрессивными и  грубыми,  либо  сразу
идут на попятный и уступают плачущей женщине. С ним такого не происходи-
ло. В сущности, он не видел разницы между женщиной плачущей и смеющейся.
И в том, и в другом случае это было физиологическое  проявление  сильных
эмоций, а полюс, положительный или отрицательный, значения не имел. Поэ-
тому он молча стоял перед рыдающей девушкой, не испытывая  ни  малейшего
психологического дискомфорта, и терпеливо ждал, когда истерика закончит-
ся.
   Ждать пришлось недолго, за это время успели пройти только четыре  по-
езда. Девушка расцепила сомкнутые за спиной у Парыгина руки и полезла  в
карман за платком. Евгений уселся рядом с ней, просунул руку ей под  ло-
коть.
   - А теперь рассказывай, кто посмел тебя обидеть.
   - Зачем? - всхлипнула она, вытирая нос. - Защищать меня будете?
   - Ну, это не обязательно. Ты человек самостоятельный, если надо - са-
ма себя защитишь.
   - Чего же вы хотите?
   - Хочу, чтобы ты не плакала и не расстраивалась. Хочу, чтобы ты  улы-
балась, потому что у тебя милая улыбка и хорошие зубы, а от слез у  тебя
нос краснеет, и это не очень-то красиво, согласись.
   - Откуда вы знаете, какая у меня улыбка?
   - А я у тебя несколько раз журналы покупал. Не помнишь?
   Она отрицательно помотала головой и снова высморкалась. Теперь, после
рыданий, она была не просто некрасивой - почти уродливой,  с  заплывшими
глазами, опухшим лицом и красными пятнами на щеках.
   - Так что случилось? Он не пришел?
   Она кивнула, уткнувшись глазами в пол.
   - И ты думаешь, что он уже никогда не придет?
   Снова кивок, сопровождаемый коротким всхлипыванием.
   - И для тебя это трагедия? Ты сильно к нему привязана?
   Еще один кивок.
   - Ну что ж, значит, тебе придется смириться  с  тем,  что  любовь  не
всегда бывает взаимной. Ты взрослый человек, и я никогда не поверю,  что
эта первая в твоей жизни неразделенная любовь. Ты ведь уже проходила че-
рез это, правда?
   Парыгин нутром чуял неладное. Девушка не вступала  в  разговор,  хотя
после истерики женщины обычно успокаивались и с каждой минутой  станови-
лись все более общительными,  начиная  с  возрастающим  гневом  обвинять
"этого подонка" во всех смертных грехах. А эта, наоборот, с каждой мину-
той, казалось, все больше уходила в себя, закрывалась в своей  раковине.
Это Парыгина совсем не устраивало,  не  для  того  он  мерз  черт  знает
сколько времени на улице и стоял на платформе за колонной, чтобы  в  ре-
зультате познакомиться с молчуньей, из которой надо  слова  клещами  тя-
нуть. Такая и не расскажет ничего путного. Надо ее расшевелить, не  дать
замкнуться окончательно.
   - И я через это проходил, поэтому знаю, как тебе сейчас больно.  Зна-
ешь, я ведь давно за тобой наблюдаю. Мне часто приходилось бывать в этом
районе, и я всегда покупал у тебя газеты или журналы. Только ты меня  не
замечала, не обращала на меня внимания. Однажды я уже совсем  было  наб-
рался храбрости и хотел заговорить с тобой, а к тебе подошел такой высо-
кий красавец, подарил тебе цветы, и я понял, что у меня шансов нет.  Мо-
жет быть, тебе это покажется удивительным, но я даже в свои годы  иногда
бываю робким. Смешно, да?
   Она не улыбнулась, но голову все-таки повернула. Уже что-то.
   - Вы кто? - спросила она невыразительным голосом.
   - Меня зовут Евгений Ильич. А тебя?
   - Анна.
   - Тебе есть куда поехать ночевать?
   - Домой, - коротко произнесла она.
   - А там кто? Родители?
   Снова кивок. Ну-ка, Парыгин, напрягись, включай смекалку,  она  опять
перестала разговаривать и начала уходить в себя, давай, тормоши ее, сде-
лай так, чтобы она встряхнулась.
   - Тогда домой нельзя, - решительно сказал он. - По  себе  знаю,  хуже
нет, чем в таком состоянии, как у тебя, показываться родителям.  Они  же
всю душу вынут. Близкая подруга есть?
   - У меня есть где ночевать.
   - Ты пойми, - горячо заговорил Евгений, - тебе  нельзя  сейчас  ехать
туда, где живут твои знакомые, друзья или родственники. Они замучают те-
бя вопросами, дурацкими советами и унизительной жалостью, и тебе  станет
еще тяжелее. Нужно место, где никого нет. Есть такое?
   Она опять кивнула.
   - Тогда поехали, я тебя отвезу. Пойдем, пойдем, - он встал со скамей-
ки и потянул ее за руку, - поймаем машину и поедем.
   Анна послушно поднялась и пошла рядом. Парыгин крепко держал  ее  под
руку, у него было такое впечатление, что она ничего не видит под  ногами
и может в любой момент споткнуться, особенно на ступеньках. Он вывел  ее
на улицу, встал у самой кромки тротуара и поднял  руку.  Машину  удалось
поймать почти сразу. Евгений буквально втолкнул Анну в салон, потому что
она так глубоко ушла в себя, что, похоже, не видела ничего вокруг.
   - Куда едем? - спросил веселый паренек, оборачиваясь назад, к  пасса-
жирам.
   Парыгин сжал локоть девушки, стараясь причинить ей боль,  чтобы  вер-
нуть к действительности.
   - Аня, куда ехать? - тихонько спросил он.
   - А? Да... На Мосфильмовскую.
   Несмотря на молодость, водитель оказался  опытным  и  осторожным,  по
скользкой дороге не гнал и правил не нарушал. Несмотря на умеренную ско-
рость, доехали они быстро. Парыгин расплатился и помог Анне выйти из ма-
шины. Она молча, не сказав ни слова благодарности, пошла к подъезду, Ев-
гений так же молча шел следом, словно было само собой разумеющимся,  что
он проводит ее до самой квартиры. Выйдя из лифта, девушка долго искала в
кошельке ключ. По тому, как неуверенно и неумело  она  открывала  замок,
Парыгин понял, что это чужая квартира и бывать здесь Анне если и  прихо-
дилось, то нечасто. Вместе с ней он вошел в маленькую тесную прихожую.
   - Чья это квартира?
   Анна, будто не слыша вопроса, сделала шаг и села на табуретку,  стоя-
щую рядом с вешалкой. Плечи ее опустились, глаза  уткнулись  в  покрытый
дешевым линолеумом пол.
   - Аня! Ты меня слышишь?
   Никакой реакции. Парыгин быстро стянул куртку, прошел на кухню, поис-
кал глазами чайник, налил в него воды и поставил на огонь. Потом  загля-
нул в холодильник. Непохоже, чтобы в квартире кто-то жил.
   Он снова вернулся в прихожую и опустился на корточки перед  безмолвно
застывшей девушкой.
   - Аня, встряхнись. Надо раздеться и умыть  лицо.  Сейчас  будем  пить
чай. Ну Аня, девочка, давай, возьми себя в руки. Я понимаю, тебе тяжело,
наверное, даже жить не хочется, но это нужно в себе  перебороть.  Давай,
моя хорошая, поднимайся.
   Он говорил еще какие-то слова, стараясь  не  умолкать,  чтобы  звуком
своего голоса вернуть ее из той глубины, в которую девушка погрузилась и
откуда не хотела выходить в этот мир, наполненный болью и обидой.  Нако-
нец Анна подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
   - Чего вы со мной возитесь? Кто я вам?
   - Ты - девушка, с которой я хотел познакомиться. Разве этого не  дос-
таточно?
   - Уходите, - глухо сказала она. - Я хочу остаться одна.
   - Вот уж нет, - Парыгин улыбнулся. - Нельзя быть неблагодарной.  Если
бы не я, ты бы до сих пор ревела в метро. А потом поехала бы домой,  где
родители сейчас доставали бы тебя со страшной силой. Неужели я не заслу-
жил час отдыха и чашку чая?
   - Отдыхайте, - равнодушно бросила она. - И чаю выпейте. А потом  ухо-
дите.
   Такой оборот Евгения не устраивал. Он понял, что эта  девчонка  нужна
ему для осуществления задуманного. Вопервых, у нее есть хата, на которой
можно осесть, потому что возвращаться домой  опасно,  пока  ситуация  не
прояснилась, а ночевать в одной квартире с Долитой не хочется, чтобы  не
осложнять отношения.  Во-вторых,  ему  нужна  помощница,  чтобы  достать
деньги для Лолы. Он уже придумал, где их взять, но без посторонней помо-
щи ему не обойтись.
   Парыгин встал, подхватил девушку под мышки и рывком поднял  на  ноги.
Несмотря на существенную разницу в росте и комплекции, он без труда смог
это сделать, тренированные годами мышцы служили  ему  безотказно.  Ловко
расстегнув "молнию" на ее куртке, он раздел Анну, снял с нее шапку и об-
мотанный вокруг шеи теплый шарф. Она не сопротивлялась, но и не помогала
ему, просто стояла, как тряпичная кукла, которая упадет, как  только  ее
перестанут поддерживать. Снимать сапоги с нее Евгений не стал и прямо  в
обуви повел на кухню. Дойдя до ближайшего стула,  Анна  тут  же  села  и
оперлась локтями о стол, обхватив ладонями голову.  Казалось,  она  нас-
только обессилела, что не может находиться в вертикальном положении.
   Чайник закипел, Парыгин заварил свежий чай, найдя в шкафчике нераспе-
чатанную упаковку "Липтона", поставил чашки  на  стол,  одну  пододвинул
поближе к Анне. Она не пошевелилась. Евгений спокойно  выпил  свой  чай,
налил себе еще, потом стал одну за другой открывать дверцы кухонных шка-
фов. Да, пожалуй, совершенно точно, никто не живет здесь. Чай, кофе, ко-
робка с сахаром, бутылка коньяка, баночка клубничного джема - все  нена-
чатое. И больше ничего. Джентльменский  набор  для  скромного  чаепития.
Внезапно его осенило:
   - Ты снимаешь эту квартиру?
   В ответ только молчаливый кивок.
   - Но ты здесь не бываешь, верно?
   - Не бываю, - вяло откликнулась Анна.
   - Почему? Зачем тогда снимать, если не  пользоваться?  Деньги  только
переводить.
   Молчание.
   - Ты сняла ее, чтобы встречаться с ним,  правда?  И  купила  кое-что,
чтобы чаю попить. Но вместе вы ни разу здесь не были. Почему, Аня? Он не
хотел близости с тобой?
   Она опять тихо заплакала, так же, как недавно в метро, не меняя позы,
не пряча лица, не всхлипывая. Ему все стало  ясно.  Какой  смысл  встре-
чаться с девушкой, если избегаешь близости с ней? На дворе-то,  почитай,
не викторианская эпоха, а самая что ни есть сексуальная  революция.  До-
ценко работал с ней, это очевидно. Пока была нужна - бегал  исправно  на
свидания, а стала не нужна - бросил. Как сломанную игрушку,  от  которой
все равно никакого толку.
   Он подошел с Анне, обнял ее, стал тихонько гладить по голове.
   - Поплачь, Анечка, поплачь, - ласково заговорил он. - Слезы - это де-
ло хорошее, они душу очищают.
   - Зачем вы со мной возитесь? - дрожащим голосом пробормотала  она.  -
Чего вы от меня хотите? Уйдите, пожалуйста.
   - Куда же мне идти? Метро уже не ходит, а я без машины. Выгоняешь ме-
ня ночью на мороз? А я-то думал, ты добрая.
   Анна внезапно резко вырвалась из его рук и вскочила со стула. Лицо ее
исказила такая ярость, что Евгению стало не по себе.
   - Ненавижу! - закричала она. - Ненавижу вас всех! И его  тоже!  Убью!
Своими руками задушу! Подонок!
   - Тихо! - Парыгин тоже повысил голос. - А ну-ка перестань орать, весь
дом перебудишь.
   - И вас ненавижу! Вы все одинаковые!!!
   Она попыталась оттолкнуть его и выскочить из кухни, но Евгений  ловко
перехватил ее руки и изо всех сил сжал. Несмотря на существенную разницу
в росте, Анна оказалась значительно слабее, хотя ему пришлось  приложить
некоторое усилие, чтобы ее удержать. Спортсменка, что  и  говорить.  Она
яростно вырывалась из его цепких рук и даже пыталась брыкаться, глаза ее
сверкали, лицо побледнело, губы превратились в узкую полоску. Через нес-
колько мгновений Парыгин с удивлением ощутил, что ему все труднее  удер-
живать разбушевавшуюся девушку, в ней словно нарастала  некая  неведомая
сила, придавая мускулам крепость, а движениям  -  резкость  и  быстроту.
"Идиотизм, - мелькнуло у него в голове, - стою среди ночи в чужой  кухне
и чуть ли не дерусь  с  незнакомой  девицей.  Бешеная  какая-то!  Откуда
только силы у нее берутся?"
   Анна каким-то образом ухитрилась вывернуться и схватила его за  воло-
сы. От неожиданной боли Парыгин взвыл и тут псе перестал сдерживаться  и
напоминать себе, что имеет дело с женщиной. Проведя  болевой  прием,  он
быстро уложил Анну на пол, заведя ее руки за спину. Ярость ее утихла так
же моментально, как и вспыхнула. Теперь она лежала на  полу,  уткнувшись
лицом в не особенно чистый линолеум, и, похоже, снова собралась плакать.
Евгений присел на корточки рядом с ней.
   - Ну ты чего? - спокойно спросил он. - На  людей  бросаешься...  Аня,
прекращай-ка все это. Я понимаю, тебе плохо, но ты должна перетерпеть. У
тебя другого выхода нет, понимаешь? Драками и насилием ты  ситуацию  все
равно не поправишь, твой парень тебя бросил, и он не вернется, даже если
ты меня в кровь изобьешь. Даже если убьешь совсем. Он не вернется,  и  с
этим тебе придется смириться. Ну, все? Уже можно вставать?
   Он отпустил ее руки и помог ей подняться. Лицо девушки было  по-преж-
нему бледным, но глаза снова потухли и уже не сверкали так яростно,  как
несколько минут назад.
   - Простите, - сказала она ровным голосом. - Я не должна была себя так
вести. Простите. Я забыла, как вас зовут.
   - Евгений Ильич, - напомнил Парыгин.
   - Да... Простите, Евгений Ильич.
   - Тебе уже лучше?
   - Да. Со мной все в порядке.
   Голос ее делался все тише и тише, и Евгений понял, что она снова ухо-
дит, погружается в свою депрессию. Ну и психика у этой девицы! Надо  же,
какие резкие перепады...
   Он обнял ее за плечи и осторожно повел в комнату. Анна шла, не сопро-
тивляясь, и послушно уселась рядом с ним на диван. Парыгин не был специ-
алистом в области психиатрии и плохо представлял себе, как вести себя  и
что нужно делать с такой нервной особой, поэтому положился на  интуицию.
А интуиция подсказывала ему, что нужно немедленно уложить  Анну  в  пос-
тель. Можно и на пол. Это все равно. Если она умирала по своему  черног-
лазому менту, а тот ни разу этим не воспользовался, то в ней должна быть
бездна нерастраченной сексуальности, копившейся, судя по всему, не  один
день. Только этим можно ее сейчас отвлечь и успокоить.
   Он позволил себе быть неделикатным, но выбранная им  линия  оказалась
правильной. Анна мгновенно откликнулась на грубую ласку и крепко  обняла
Евгения, подставляя губы для поцелуя и прижимаясь к нему длинным  муску-
листым телом. Все дальнейшее произошло просто и обыкновенно, Анна  отда-
валась умело и с немалым энтузиазмом, что позволило Парыгину не  испыты-
вать чувства вины. В нем было достаточно и  мужской  силы,  и  изобрета-
тельности, чтобы не дать Анне заподозрить притворство и  искусственность
своего любовного пыла.
   - Я действительно тебе нравлюсь? - спросила Анна, когда все  закончи-
лось.
   - Действительно, - промычал он, почти не разжимая губ. - Какие у тебя
могут быть сомнения?
   - А когда ты понял, что я тебе нравлюсь?
   - Давно еще, я же тебе говорил.
   - И тебя не смущает, что ты ниже меня ростом? - продолжала  она  доп-
рос.
   - Ну тебя же не смущает, что ты выше меня, - попытался отшутиться Па-
рыгин. - Давай одеваться, а то замерзнем.
   Но сбить девушку с толку ему не удалось,  она  настойчиво  продолжала
вести разговор таким образом, чтобы вырвать у него если не романтические
признания, то хотя бы комплименты. В этом деле он был не мастер, и Пары-
гину самому казалось, что все его попытки уклониться от объяснений  выг-
лядят топорно и невежливо.
   - Тебе завтра к которому часу на работу? - спросил он.
   - Я завтра не работаю. У меня выходные - вторник и суббота.
   - Все равно, Анечка, давай разложим диван и ляжем спать. У  тебя  был
тяжелый день, да и у меня, признаться, тоже.
   - А что мы будем делать завтра?
   - Доживем до завтра - увидим, - вздохнул Евгений, поднимаясь с пола и
помогая ей встать.
   Эмоциональная жизнь Анны Лазаревой всегда была трудной. И  не  просто
трудной, а почти болезненной. В ней странным образом уживались, с  одной
стороны, нежность и сентиментальность, а с другой - всепоглощающая нена-
висть к окружающему миру. Пожалуй, ненависти было слишком много, и,  мо-
жет быть, именно поэтому Анна инстинктивно хотела побольше тепла и  люб-
ви. Отсюда и все ее беды проистекали.
   До двенадцати лет Аня Лазарева была ничем не примечательной  школьни-
цей. Учителя уважали ее старательность, поэтому никогда  не  ставили  ей
двойки, но при всем желании оценить ее знания больше чем  на  тройку  не
могли. Иногда в дневнике появлялись четверки и даже пятерки по таким ин-
теллектуально необременительным предметам, как  рисование,  труд,  пение
или физкультура. Но в целом Аня была  твердой  троечницей.  Когда  класс
выстраивали по росту, она стояла в шеренге первой, но это  еще  не  было
поводом для насмешек, потому что второй по росту мальчик  был  всего  на
каких-то полсантиметра ниже. Одним словом, в глаза Аня не  бросалась,  в
классе были и отпетые двоечники, и почти  такие  же  высокие,  как  она,
мальчики. Ну разве что самая некрасивая...
   В двенадцать лет она вдруг начала расти и уже через год прочно завое-
вала прозвище Дылда. Жизнь в среде одноклассников стала невыносимой,  ее
дразнили, над ней грубо и глупо подшучивали, а тут еще прыщи, отнюдь  не
добавлявшие ей привлекательности. В четырнадцать лет девочки из ее клас-
са уже ходили с золотыми сережками в ушах и с накрашенными глазами,  де-
лали модные стрижки и встречались с мальчиками из старших классов, и  на
их фоне Аня Лазарева выглядела не просто гадким утенком, а чем-то  вроде
детеныша динозавра, с длинной шеей и некрасивой головой.
   Тогда же появились и вспышки  злобности.  Родители,  надо  отдать  им
должное, показывали девочку врачам, и врачи объяснили, что  рост  -  это
особенности гормонального обмена, прыщи сами пройдут  через  год-другой,
это чисто подростковое, связанное с периодом полового созревания, а  что
касается раздражительности и вспышек агрессивности, то лучше  всего  бо-
роться с этим при помощи спорта.
   Аню с удовольствием приняли в баскетбольную секцию, тем более что об-
щая физическая подготовка у нее была очень хорошая. Не прошло и  полуго-
да, как жизнь ее изменилась. Тренер пришел в школу, к директору, и  про-
сил отпустить Лазареву из 8-го "Б" класса на сборы для подготовки к меж-
республиканским соревнованиям.
   - Аня - гордость нашей команды, вся надежда только на нее, и, если вы
не разрешите ей отсутствовать на занятиях, московская юношеская  сборная
вряд ли выиграет, - убеждал он.
   Разумеется, Аню отпустили, и вся школа была поставлена в известность,
что Лазарева - восходящая звезда советского баскетбола.  Девочку  момен-
тально перестали дразнить, а ее рост,  бывший  до  той  поры  постоянным
предметом гадких насмешек, превратился в достоинство,  которому  завидо-
вать впору. Спортивная карьера пошла успешно, прыщи постепенно  исчезли,
как и обещали врачи, и все было бы ничего, если бы не сложности  на  лю-
бовном фронте. Двух с небольшим лет, прожитых Аней в роли прыщавой  дыл-
ды, оказалось достаточным для формирования в  неустойчивой  подростковой
психике комплекса неполноценности. Она хотела быть как все,  хотела  бе-
гать на свидания, носить золотые сережки, делать модные стрижки и  цело-
ваться с мальчиками. Но красивая стрижка только подчеркивала уродство ее
прыщавого лица, а на свидания ее никто не приглашал. И она люто  ненави-
дела девочек, которым повезло больше, и мальчиков, которые  не  обращали
на нее внимания, а если и обращали, то только  для  того,  чтобы  выдать
очередную порцию издевател