.
   - А зачем? Какое отношение обмен имеет к убийству?
   - Вы уверены, что не имеет?
   - Ну... это... вообще-то я не знаю. Может, и имеет.
   Допрос длился около двух часов.
   Суриков "плавал", как плохой студент на  экзамене,  давая  совершенно
нелепые и не согласованные друг с другом ответы. Татьяна спокойно  зада-
вала вопрос за вопросом, ничем не выказывая ни удивления,  ни  сомнений,
которые одолевали ее чем дальше, тем больше. Она видела, что  Сергей  не
особенно сообразителен, и боролась с соблазном подловить его, используя,
выражаясь по-научному, дезинформацию, а проще говоря - банальный  обман.
Блеф, одним  словом.  Суриков  бы  попался.  Но  Татьяне  казалось,  что
действовать таким образом в отношении недалекого, в  общем-то,  парня  -
это все равно, что пьяного обокрасть. Хотя если вспомнить о том, что  он
скорее всего убийца, то, конечно, все средства хороши. И  очень  хочется
поскорее закончить следствие и избавиться хотя  бы  от  одного  из  нес-
кольких дел, которые ей всучили "на доводку".
   Наконец Татьяна решилась.
   - Сергей Леонидович, я проверила журналы учета всех нотариальных кон-
тор города. И обнаружила странную вещь. Догадываетесь, какую?
   Суриков еще больше побледнел, и Татьяна испугалась,  что  ему  сейчас
станет по-настоящему плохо.
   - Может быть, прервем допрос и вызовем врача? - предложила она.
   Сергей молча смотрел на нее, но ей казалось, что он ничего не  видит,
судорожно пытаясь сосредоточиться и привести мысли в порядок.
   - Так как, Сергей Леонидович? Нужен врач? - повторила она.
   - Нет, - процедил он сквозь зубы. - Будем разговаривать.
   - Я обнаружила, что доверенность на имя Зои Николаевны  Гольдич  была
выдана раньше, чем доверенность на ваше имя. Вы  можете  как-нибудь  это
пояснить?
   Ловушка была сложной для такого нетренированного человека, как  Сури-
ков. Получалось, Татьяна спрашивала его о том, почему одна  доверенность
была выдана раньше, чем другая. Но кто сказал, что эта  другая  доверен-
ность вообще была? Нигде в материалах дела нет ни  одного  упоминания  о
доверенности на имя Сергея Сурикова.  Ни  единого.  Человек  посообрази-
тельнее и поопытнее, конечно, не попался бы и ответил: "Позвольте, какая
доверенность на мое имя? Я не понимаю, о чем вы  говорите".  Но  Суриков
услышал только то, что было произнесено, то есть вопрос о сроках: почему
одно раньше, другое позже. У Татьяны не было времени  проверять  нотари-
альные конторы, она предполагала сделать это на  следующей  неделе,  так
что генеральная доверенность на имя  Сергея  Леонидовича  Сурикова  была
плодом ее профессионального воображения. Вернее, плодом ее подозрений.
   - Ну... это... Бахметьева боялась, что Зоя что-нибудь не так сделает,
и на всякий случай на меня тоже выписала...
   - Спасибо. Теперь понятно. Хорошо, на сегодня достаточно, у вас уста-
лый вид. Завтра продолжим.
   Татьяна нажала кнопку и вызвала конвой. Сурикова увели.
   Дрожащими руками она закрыла папку и обхватила  голову  руками.  Вот,
значит, как дело обстоит. Существовала только  одна  подлинная  доверен-
ность - на имя Сурикова. А доверенность на имя Гольдич - подделка, липа,
как и паспорт неуловимой дамочки. "На всякий случай на меня тоже выписа-
ла". Как же! Где это видано, чтобы генеральная  доверенность  выдавалась
двум разным людям. Наивный Суриков этих тонкостей, конечно, не  знал.  В
любом случае действительным признается документ с  более  поздней  датой
составления. Так что либо Гольдич получала право совершать сделки и рас-
поряжаться имуществом от имени Бахметьевой, либо Сергей. А не оба однов-
ременно "на всякий случай".
   И Суриков старательно скрывал от следствия факт  существования  дове-
ренности на свое имя. Естественно, ведь это служит косвенной уликой, до-
казывающей, что у него был мотив убийства. Нет доверенности - нет и  мо-
тива. Но почему на первых допросах он молчал о Гольдич? Почему? Ведь на-
личие доверенности на имя Гольдич автоматически подтверждало  отсутствие
у него самого корыстного мотива.
   Почему молчал? Потому что никакой доверенности на имя  Гольдич  в  то
время еще не существовало. Она появилась потом. В тот период, когда дело
вел второй следователь. Совсем интересно!
   Но если это действительно настолько интересно, насколько ей  кажется,
то она, похоже, влипла.
   Эксперт Кузьмин смотрел на Татьяну с нескрываемым любопытством.  Пол-
часа назад она принесла в лабораторию извлеченную из материалов  уголов-
ного дела доверенность на имя Гольдич и терпеливо ждала,  когда  эксперт
выкроит минутку, чтобы проверить ее на специальном  приборе  хотя  бы  в
первом приближении.
   - Ну Тань, ты и лохушка, - саркастически  произнес  Кузьмин,  который
был знаком с ней много лет и даже какое-то время крутил роман с Ирочкой,
поэтому в выражениях не стеснялся. - Это ж такая липа, что невооруженным
глазом видно.
   - Откуда видно? Бланк поддельный?
   - Да нет, бланк-то как раз настоящий. И печать подлинная.
   - А что же тогда?
   - Подпись доверителя. Ее делали старым дедовским способом, на оконном
стекле. Подложили под доверенность документ, на котором стоит  собствен-
норучная подпись старушки Бахметьевой, прижали к стеклу и обвели. Все бы
ничего, но прижимали сильно, и краска с того документа перешла на оборот
доверенности. Иди сюда, на аппарате видно.
   Татьяна наклонилась к окуляру. Да, действительно, на обороте явствен-
но проступали следы типографской краски, расположенные по контуру подпи-
си. Она вытащила доверенность  и  посмотрела  повнимательнее.  Нет,  при
обычном визуальном осмотре ничего не видно. Абсолютно ничего.
   - Но бланк и печать точно настоящие? - на всякий случай  переспросила
она. - Ты уверен?
   - Тань, ну я ж не мальчик. Собаку на этом деле съел. Не веришь - сама
смотри. Вот эталонные образцы, подлинность которых  гарантирована  госу-
дарством и руководством всех нотариальных контор города, а вот твой  об-
разец. Смотри на экран и сравнивай, если тебе моего слова недостаточно.
   Через пятнадцать минут Татьяна Образцова вышла из лаборатории и  пое-
хала домой. Сердце у нее сжималось от дурных предчувствий. Завтра  прямо
с утра она свяжется с ребятами из уголовного розыска и попросит их  пок-
рутиться вокруг той нотариальной конторы, которая  выдала  доверенность.
Если оправдаются самые худшие ее предположения, то встанет вопрос: а что
ей со всем этим делать? Идти к руководству, после чего ежедневно  ждать,
что ее либо искалечат, либо вообще убьют? Или сделать вид, что ничего не
заметила?
   Как же поступить?
   Сурикова привели обратно в камеру. Он здесь был старожилом, во всяком
случае сидел под арестом дольше остальных сокамерников, поэтому  пользо-
вался некоторым уважением. По крайней мере никто не  приставал  к  нему,
если он был не в духе.
   Сергей молча прошел к своему месту и лег, отвернувшись к стене.  Нет,
ничего у него не получается. На словах-то все выходило гладко, а вот по-
ди ж ты... Они же обещали, что накладок не будет, мол, есть доверенность
на имя совершенно другого человека, а с тебя все подозрения снимут,  по-
тому как бабку убить ты мог только за квартиру, больше ничего ценного  у
нее не было, а если ты квартиру не получаешь, то и убивать ее тебе неза-
чем. Помаринуют еще пару недель да и отпустят. Он, дурак,  поверил,  тем
более что следователь никаких вопросов про эту Гольдич не задавал. И про
ту, другую, доверенность тоже ничего не спрашивал. Сергей и  решил,  что
все обошлось. Ан нет.
   Он никак не мог привести мысли в порядок. Чувствовал, что что-то пош-
ло не так, что где-то его обманывают, но как ни силился, не мог  понять.
Ума не хватает. Или мудрости? Ах, была бы рядом старая Софья, она бы все
по полочкам разложила. Уж она-то точно знала, где нужен ум, а где - муд-
рость.
   - У тебя когда день рождения? - как-то спросила Бахметьева.
   - В апреле, восемнадцатого.
   - И сколько тебе стукнет? Двадцать один?
   - Угу, - промычал Сергей.
   - Английское совершеннолетие, - произнесла старуха загадочные слова.
   - Чего-чего?
   - Да ничего. У нас совершеннолетие считается в восемнадцать лет, а  в
Англии - в двадцать один. Это правильно.
   - Почему правильно? - не понял Суриков.
   - Потому что в восемнадцать в голове еще одна дурь. А в двадцать один
ты уже взрослый. По-настоящему взрослый. Ты по себе разве не чуешь?
   - Не-а, - помотал головой Сергей. - А что я должен чуять?
   Они сидели на кухне и пили чай.  Был  холодный  февральский  вечер  с
пронзительно воющим за окном ветром, но в квартире  было  тепло:  Сергей
заделал все щели и даже купил с зарплаты дешевенький электрический обог-
реватель.
   Суриков уже привык к мудрености своей хозяйки и даже  начал  находить
некоторое удовольствие в их длинных вечерних беседах,  потому  что  стал
понимать Бахметьеву гораздо лучше. Вольно или невольно он учился у  нее,
слушал ее рассказы и объяснения. Если ему удавалось  уразуметь  какую-то
более или менее внятную мысль, он обязательно пересказывал ее на работе,
и когда после этого ловил на себе бросаемые украдкой восхищенные взгляды
продавщиц, все у него в душе начинало петь: "Ничего, что школу не  окон-
чил, не хуже вас, не дурее!" Особенно потрясло работников универсама ав-
торитетно выданное им сообщение о том, что  Жанну  д'Арк  не  сожгли  на
костре, как было написано во всех учебниках. Даже в кино про это показы-
вали.
   - А вот и не сожгли, - уверенно говорил Сергей. -  Она  отсиделась  у
папы римского, пока скандал не стих, потом вышла замуж  за  дворянина  и
родила двоих детей.
   Об этом накануне рассказывала ему Софья Илларионовна, и он  тоже  был
потрясен. Уж про Жанну-то он слышал, ее еще в седьмом классе  проходили,
да и имя на слуху.
   - И откуда ты все это знаешь? - удивлялись продавщицы. - Надо же, та-
кой начитанный, а грузчиком работаешь. Тебе бы в институт  поступить,  а
не ящики таскать.
   В институт! В гробу он видал эти институты. Очень надо. Да у  него  и
школьного аттестата нет. Нет, учеба - это не по нему. Хотя, конечно, уз-
навать что-то новое интересно, особенно когда бабка Софья  рассказывает.
Вроде как пелена какая-то в голове прорывается потихоньку  и  проступают
четкие яркие картинки. Что у него в голове раньше-то было? Потусоваться,
выпить, глотнуть, ширнуться, потрахаться, поесть,  переночевать.  Вот  и
все содержимое его нетренированных мозгов. А тут прямо словно бы  движе-
ние в голове начинается,  и  бабкины  рассказы  становятся  понятнее,  и
собственные мысли откуда-то стали рождаться. Чудеса, да и только. Потому
и полюбил непутевый Сережа Суриков вечерние посиделки с Бахметьевой. Та-
кие, как в этот длинный темный февральский вечер.
   Что она там про совершеннолетие говорит? Он должен что-то чуять?
   - Ты должен почувствовать, что стал другим, - пояснила она.
   - Не, - он снова помотал головой, - ничего не чувствую. Мура все это.
Какой был, такой и есть.
   - Ошибаешься, - старуха хитро улыбнулась и приняла свою любимую позу:
подперла подбородок маленьким коричневым от пигментных пятен кулачком. -
Ты другим стал, Сереженька, не сравнить с тем, каким ты был, когда  при-
шел ко мне. Совсем другим.
   - Да ну? - Суриков неподдельно удивился.
   Чего она выдумывает-то? Не изменился он ни капельки.
   - Вот тебе и "да ну". До двадцати одного года тебе два месяца еще,  а
через два месяца ты и вовсе себя не узнаешь. Не зря считают,  что  двад-
цать один год - это рубеж. Ты, Сереженька, мудреть начал.
   - Это как? Знаний, что ли, в голове прибавляется? Так это от вас все,
от ваших рассказов. У меня в магазине все прямо тащатся, когда я им  пе-
ресказываю, думают, это я такой начитанный. Но это  они  так  думают,  а
вы-то знаете, что я книжек не читаю.
   - Нет, Сереженька, не в знаниях дело. Хотя и в них тоже. Они у тебя в
голове оседают, перевариваются, и от этого ты умнеешь. Но мудрость - это
другое. Мудрость - она от сердца идет, от жизненного опыта. Вот  ты  всю
жизнь, пока ко мне не попал, был одиночкой, а одиночки -  они  до  самой
смерти дураками остаются, мудрости в них не прибавляется ни на грамм.  А
все почему? Потому что не любят никого, не живут ни с кем и ни о ком  не
заботятся. Непонятно тебе? Тогда я попроще скажу.  Если  человек  каждый
день мускулы не тренирует, в нем силы не прибавится, верно ведь?
   - Ну, - поддакнул Сергей. Пока было понятно, и согласился он со  сло-
вами Софьи Илларионовны вполне искренне, не кривя душой.  Действительно,
откуда ж сила возьмется, если мускулы не тренировать? Пьяному ежику -  и
то ясно.
   - Если душу не тренировать, в ней тоже силы не прибавится. Душа - она
в точности как тело. Ты не думай, что душа -  это  выдумки,  нет,  Сере-
женька, душа - это психика плюс мозги, и то и другое нуждается в  трени-
ровках. Душа тренируется,  когда  работает,  делает  что-то,  когда  она
действует. А когда душа действует? Когда любит, ненавидит,  беспокоится,
радуется, сердится. Теперь подумай: мать, у которой, к примеру,  шестеро
детей, постоянно в душевной работе находится. Во-первых, она всех их лю-
бит и о них беспокоится. Во-вторых, у каждого из шестерых свои беды, ра-
дости, неудачи, и она эти радости и беды переживает с  каждым  из  своих
детей. Они болеют - она с ума сходит. У них с любовными делами не  скла-
дывается - она страдает. У нее душа натружена не меньше, чем руки, кото-
рыми она их кормит, одевает и обстирывает. И от этого она с годами  ста-
новится мудрой, начинает точно чувствовать, что главное, а что не  имеет
значения, что можно простить, а что нельзя. Этому не научишься  из  кни-
жек, хоть десять миллионов томов прочитай. Это рождается только из  пос-
тоянной, каждодневной работы души, из опыта совместной жизни  с  кем-то,
кто тебе небезразличен. А одиночка откуда может  этому  научиться,  если
рядом с ним никого нет? Ты был одиночкой, и твоя душа простаивала в без-
действии. А теперь ты живешь со мной вдвоем, и она у тебя заработала. Ты
даже сам не заметил, а она работает, и  с  каждым  днем  все  сильнее  и
сильнее. Потому и мудрость начала появляться.
   - Откуда вы знаете? - тупо спросил Суриков. Объяснение Бахметьевой он
понял, оно было простым и доступным даже для него, но все равно выгляде-
ло неправдоподобным. С чего это она взяла, что у него  душа  заработала?
Не чувствует он ничего такого. Врет все бабка, мозги ему канифолит.
   - Откуда знаю? Да вот знаю. Вижу, что с работы ты  приходишь  как  по
часам, в полвосьмого, а то и раньше, если в магазин не заходишь. Что те-
бе рядом со мной, медом намазано? Я ж тебя не держу, сколько раз говори-
ла: гуляй, встречайся с кем хочешь, хоть не ночуй здесь.  А  ты?  Каждый
Божий день возвращаешься сразу, как работу закончишь. Значит, тянет тебя
сюда. Тебе здесь тепло, тебя здесь ждут. Такие вещи не мозгами, а  душой
понимают. Значит, она у тебя работает, не стоит без дела. Или другой те-
бе пример приведу. Ты с прошлой недели начал мне с работы звонить.  Я  ж
тебе не любимая девушка, чтобы тебе в радость было голос  мой  услышать.
Это душа твоя стала требовать. Ей приятно, что есть  кому  позвонить,  о
ком побеспокоиться.
   Надо же, как ловко бабка Софья все по полочкам разложила! Получается,
что и в самом деле в нем душа проснулась.
   - А вы сами мудрая? - невольно вырвалось у него.
   Софья Илларионовна помолчала, потом ответила:
   - Нет, сынок, я не мудрая. Я слишком давно живу одна, если и была  во
мне мудрость, так вся вышла. Вот будем жить с тобой вместе - глядишь,  и
я потихоньку мудреть начну.


   Глава 5

   Утром, однако, ситуация предстала перед  Татьяной  в  несколько  ином
свете. Она уже позавтракала и стояла перед зеркалом, нанося на лицо  ма-
кияж, когда раздался телефонный звонок. Звонил ее  сосед  по  служебному
кабинету.
   - Таня, у нас беда. Роман Панкратов умер.
   - Как умер? Отчего?
   - Погиб. Под машину попал. Я с утра на работе не  буду,  надо  помочь
семье со всякими формальностями, жену туда отправить, организовать пере-
возку тела. Прикрой меня, ладно? Шеф в курсе, но у меня куча  народу  на
первую половину дня вызвана. Извинись перед ними и попроси  всех  прийти
завтра в это же время.
   Татьяна положила трубку и обессиленно присела на край  дивана.  Роман
Панкратов. Тот самый следователь, который начинал дело об убийстве  Бах-
метьевой, а потом уехал в отпуск. Должен был вернуться  дней  через  де-
сять. Уже не вернется. Попал под машину в том городе, в котором отдыхал.
   Ужасно. Чудовищно. Или... закономерно? Если все происходило  примерно
так, как она себе представляет, то это должно было случиться. Ромка вер-
нулся бы из отпуска, и Татьяна полезла бы к нему с расспросами о  первом
этапе расследования.
   И тогда все вылезло бы. Панкратов был обречен на смерть с того самого
момента, когда дело передали ей. Даже не с этого момента, а чуть  позже,
когда она стала задавать вопросы второму следователю. Вальке Чудаеву.
   Сколько стоит квартира Бахметьевой? Тысяч сорок-сорок пять. Долларов,
конечно, не рублей же. Выходит, человеческая жизнь стоит дешевле.
   Как бы там ни было, соваться  к  оперативникам  со  своими  заданиями
нельзя. Опасно. Группа большая, и как знать, кто именно  в  нее  входит.
Можно нарваться. Панкратов уже нарвался. Как же быть? Сделать  вид,  что
ничего не заметила? Да, наверное, так и надо сделать.  Спокойно  раскры-
вать убийство Бахметьевой. Если оно совершено не из-за квартиры, то мож-
но отделаться легким испугом. А если все-таки из-за нее?  Черт,  что  же
делать?
   Она вспомнила недавно проведенные в Москве две недели. Своими глазами
видела, как работают ребята из отдела по борьбе с тяжкими насильственны-
ми преступлениями. Смотрела на них - и  завидовала.  Они  доверяют  друг
другу, не ждут каждую минуту какого-нибудь подвоха, какой-нибудь гадости
от коллег. Это, конечно, заслуга их начальника, Гордеев сумел собрать  и
сколотить хорошую команду. А может ли она  так  же  безоглядно  доверять
своим коллегам-следователям? У них ситуация на службе другая, без  конца
плетутся какие-то интриги, кто-то кого-то подставляет. Каждый  день  как
по острию ножа ходишь, только и смотришь, как бы врагов не нажить и  од-
новременно не перейти ту грань дружеского сближения, за которой  начина-
ются панибратство и попытки сесть тебе на шею - так и  проходит  рабочий
день, наполовину в расследовании преступлений, наполовину в борьбе с ок-
ружающей действительностью.
   - Таня, ты не опоздаешь? - озабоченно спросила Ирочка,  заглядывая  в
комнату. - Чего ты сидишь?
   - Так, ничего, задумалась.
   Татьяна торопливо поднялась и снова пошла к зеркалу. Руки дрожали,  и
ей никак не удавалось провести тонкой кисточкой ровную черную  "стрелку"
на верхнем веке. Линия получалась бугристой и уходила  кудато  не  туда.
Татьяна с досадой склонилась над раковиной, смыла уже нанесенный  макияж
и начала все сначала.
   Генерал Заточный обещание выполнил, но результат Настю не  порадовал.
Следователи из Баку и Алма-Аты, которые когда-то вели дело Бахметьева  и
компании, были вне досягаемости, их даже разыскать не удалось.  Московс-
кий следователь семь лет назад умер от инсульта. Оставался  только  один
человек, который мог более или менее подробно рассказать  о  Бахметьеве.
Жил он в Петербурге, находился на пенсии и пребывал, к счастью, в полном
здравии.
   - Не расстраивайтесь, Анастасия, -  говорил  ей  Иван  Алексеевич,  -
пусть только один, но зато для вас он самый ценный. Я лично с ним незна-
ком, но те, кто его знал, в один голос  утверждают,  что  этот  Макушкин
славился страстью к ведению архивов. Он, как рассказывают,  имел  склон-
ность к писательству и собирался, выйдя на покой,  начать  работать  над
мемуарами, потому и вел всяческие записи.
   Значит, надо ехать в Питер. Еще вопрос, разрешит ли Гордеев. Но  Гор-
деев, вопреки опасениям, разрешил, хотя и строго-настрого велел не  тра-
тить ни одного лишнего часа.
   - Один д