Григорьевна  Кабалкина  и  единокровный   брат   Валерий
Станиславович Риттер.
   Из беседы с матерью и отчимом Волковой Зарубин  ничего  толкового  не
узнал. Зоя  Петровна  сказала,  что  поскольку  они  с  Анитой  виделись
накануне, в воскресенье, и вдоволь наговорились,  то  в  понедельник  не
созванивались.
   О планах дочери на вечер понедельника ей ничего не было  известно,  и
была ли та дома, тоже сказать не может. Нет,  и  фамилию  Дронова  Анита
никогда при них не произносила.
   Два часа оказались потраченными впустую, ведь это только кажется, что
дел на пять минут: пришел, задал два вопроса и ушел. Волкова  пока  даже
не подозреваемая, она всего лишь свидетель, и в отношении ее ни  в  коем
случае  нельзя  действовать  топорно,  иначе,  во-первых,  всех   вокруг
перепугаешь, тень на плетень наведешь, а  потом  окажется,  что  человек
чист, аки младенец, во-вторых же, этот свидетель немедленно узнает,  чем
конкретно  интересуются  сыщики   и   что   именно   предпринимают   для
удовлетворения своего любопытства. Поэтому для всех,  с  кем  предстояло
побеседовать, нужно придумать красивую легенду, в подтверждение  которой
приходится задавать сотни других вопросов.
 
*** 
 
   Любовь  Григорьевна  Кабалкина  смотрела  на   Зарубина   несчастными
глазами, в которых стояли слезы.
   - Не надо с отчеством,  называйте  меня  просто  Любой,  мы  с  вами,
наверное, ровесники, - тихонько сказала  она  Сергею.  -  Мне  мама  уже
звонила. У Аниты какие-то неприятности?
   - Нет, ни в коем случае, - поспешил успокоить ее  Зарубин.  -  Просто
идет  следствие  по  серьезному  преступлению,  и  нужно  уточнить   все
показания, которые фигурируют в деле. Речь идет об убийстве актрисы Юлии
Халиповой.
   Может, слышали?
   - Да, по телевизору, - кивнула Люба. - Анита была с ней знакома.
   - Ваша сестра что-нибудь рассказывала о Халиповой?
   - Мало что, Анита вообще сплетничать не любит.
   Она внезапно всхлипнула,  быстро  вытерла  слезы  зажатым  в  кулачке
платком и отвернулась:
   - Извините.
   Чего это  она?  Вроде  Сергей  ничего  такого  ей  не  сказал,  да  и
разговаривают они об убийстве совершенно постороннего человека.
   - Так что она рассказывала о Халиповой? - настойчиво повторил  Сергей
свой вопрос.
   - Что она взбалмошная и безответственная.
   - И все?
   - Ну, еще.., что она любовница самого Островского.
   - А еще что?
   - Больше ничего, честное слово. Анита знаете какая?
   Она свои дела ни с кем не обсуждает, но и чужие кости  за  спиной  не
перемывает.
   - А с Островским у нее хорошие отношения?
   - Нормальные. Простите, вы не могли бы побыстрее переходить  к  сути?
Мне нужно детей от мамы забирать, им скоро спать ложиться.
   О, плакать перестала, зато занервничала. У вас,  Любовь  Григорьевна,
тоже свои скелеты в шкафах пылятся? Впрочем, кажется, если в шкафах,  то
не пылятся... А что они там делают? Сохнут?  Ладно,  пока  будем  делать
вид, что ничего не происходит.
   - Так я уже вплотную к сути-то подошел. Ваша сестра говорила вам, что
у Островского в прошлую субботу было шестидесятипятилетие?
   - Говорила, конечно.
   - Она собиралась пойти на банкет?
   - Понимаете, ее с Антоном пригласили как  раз  на  воскресенье,  а  в
воскресенье день рождения нашей бабушки.
   И Анита не смогла пойти к Островскому. А Антон без нее вообще  никуда
не ходит.
   - То есть  бабушка  для  Аниты  Станиславовны  важнее,  чем  режиссер
Островский, - одобрительно подвел итог Зарубин. - Это  очень  хорошо  ее
характеризует. В наше время,  знаете  ли,  редко  кто  так  любит  своих
бабушек. Ну а как насчет понедельника? Там же  еще  было  чествование  в
Доме кино, и тоже с банкетом.
   -  Анита  как  раз  и  собиралась  в  понедельник  идти,  она  мне  в
воскресенье говорила.
   - Так почему же не пошла? - невинно спросил Зарубин.
   Запел  мобильник,  лежащий  на  столе  перед  Любой.  Та  моментально
схватила его, открыла крышку:
   - Да!
   И сразу лицо ее изменилось, будто на глазах завяло.
   Точно, она ждет чьего-то  звонка,  а  звонят  все  не  те.  Оттого  и
нервничает. И хочет разговор с сыщиком побыстрее закончить и  спровадить
милиционера, чтобы он не слышал, о чем пойдет речь,  когда  долгожданный
звонок все-таки поступит. Секреты у вас,  Любовь  Григорьевна...  Ну  да
ладно, не его дело.
   - Простите, - она закрыла телефон и положила аппарат на стол. - О чем
вы спрашивали?
   - О том, почему Анита Станиславовна не пошла  в  Дом  кино,  если  уж
собиралась, - вяло ответил Зарубин.
   Неожиданности не получилось, он задал вопрос,  а  у  Кабалкиной  было
время обдумать ответ, телефонный звонок поступил так не вовремя!
   - А разве она не пошла?
   Ему показалось, что удивление Кабалкиной было не наигранным.
   - Да вот сам не знаю, - Сергей развел руками. - Ваша сестра  говорит,
что  в  Дом  кино  не  ходила,  а  некоторые  люди,  которые  там  были,
утверждают, что видели ее в понедельник на чествовании Островского.  Вот
и разбираемся теперь.
   - Господи, почему же она не пошла? - озадаченно  произнесла  Люба.  -
Ведь она так хотела... Она собиралась, это точно. Вы не  знаете,  почему
она не пошла?
   - Люба, вы же сами только что сказали, что ваша сестра свои дела ни с
кем не обсуждает. И я не исключение.
   Анита Станиславовна просто сказала, что в понедельник в Доме кино  не
была, а почему - не объяснила.
   - Даже вам? Вы же милиция, вы ведь не просто так спрашиваете,  не  из
любопытства. Вам-то она должна была сказать.
   - Ну извините, - улыбнулся Сергей, - не оправдал надежд. Меня госпожа
Волкова не сочла достойным. Так я вот думаю, может, она все-таки  ходила
в Дом кино, раз уж так хотела. Ведь есть же  люди,  которые  утверждают,
что видели ее там. Я, признаться, думал, что они или  ошибаются,  что-то
путают, или лгут. Но, может быть, Анита  Станиславовна  почему-то  хочет
скрыть, что она там была? А, Люба?
   Как вы думаете?
   - Ой, ну что вы такое говорите! Зачем Аните это  скрывать?  И  потом,
она должна понимать, что если была в Доме Кино, так это все  подтвердят,
какой же смысл говорить, что ее там не было? Глупость же!
   - Тоже верно, - Зарубин сделал вид, что согласился. - Тогда возникает
вопрос, зачем другие свидетели лгут. Зачем говорят, что  она  там  была,
если ее не было? У них что, массовые галлюцинации?
   - Не знаю, - Кабалкина пожала плечами. - А от меня-то что нужно?
   - Ох, да сам не знаю,  -  притворно  вздохнул  Зарубин.  -  Вот  ведь
ерунда, и к убийству вроде никакого отношения не имеет,  но,  если  есть
хоть  малейшее  расхождение  в  показаниях  свидетелей,  приходится  все
выяснять досконально. Ищу теперь людей, которые могут сказать, где  была
ваша сестра в понедельник вечером, и не просто сказать,  а  подтвердить.
Например, вы, Люба. Вы ей не звонили в понедельник вечером?
   - В понедельник? - Она задумалась, потом тряхнула головой:
   - Точно нет. Я ведь была уверена, что она на банкете. Днем звонила...
Нет, вру, это она мне звонила днем.
   - Зачем? Вы  договаривались  об  этом  звонке?  Или  возник  какой-то
срочный вопрос?
   - Почему срочный? - не поняла Кабалкина.
   - Вы виделись накануне, на дне рождения бабушки.
   Наверное, обсудили все животрепещущее. Так что звонок  в  понедельник
днем, когда вы обе на работе, мог быть только срочным. Разве нет?
   - Ну... - Люба замялась. - Это семейный вопрос, к убийству  отношения
не имеет.
   - И все-таки. Люба, я попрошу вас ответить.
   Голос Зарубина стал жестким. Кабалкина посмотрела  на  часы  и  снова
вздохнула. В который уже раз за время их  разговора?  Сергей  сбился  со
счета. Просто какая-то машина, вырабатывающая вздохи и слезы, эта Любовь
Григорьевна.
   - У нас есть брат... Вернее, не у меня,  у  Аниты.  Сын  ее  отца  от
третьего брака. У нас с Анитой мама общая, а у нее с Валеркой - отец.
   - Да, я в курсе.
   - Простите, Сергей,  давайте  мы  побыстрее  закончим,  у  меня  дети
маленькие.
   - Давайте, -  с  готовностью  согласился  он.  -  Вы  мне  быстренько
рассказываете, зачем сестра позвонила вам в понедельник днем на  работу,
и я от вас отстану.
   -  Нет.  -  Люба  решительно  поднялась  с  дивана,  взяла  со  стола
мобильник, повесила на пояс юбки. - Я иду за детьми к маме. Если хотите,
можете меня проводить, я по дороге отвечу на ваши вопросы.  Это  близко,
на соседней улице.
   - Я знаю, я же был у ваших родителей сегодня.
   - Ну да, я забыла...
   Ему пришлось подчиниться. Маленькие дети - это серьезно. Против этого
аргументов нет и быть не может.
   Дождь кончился,  и  к  вечеру  заметно  похолодало.  Люба,  невысокая
пухленькая толстушка, в теплой красной куртке казалась  ярким  воздушным
шариком, легко подпрыгивающим вдоль тротуара. Она шла очень  быстро,  на
полшага впереди Зарубина, словно вообще забыла о  его  существовании.  А
может, разговаривать не хотела?
   - Люба, мы не закончили, - напомнил о себе Сергей. -  Вы  хотели  мне
рассказать о звонке вашей сестры в понедельник к вам на работу.
   - Да ничего  особенного,  -  она  даже  шаг  не  замедлила.  -  Анита
позвонила и сказала, что пока не виделась с Валеркой,  но,  может  быть,
встретится с ним завтра. Вот и все.
   - Что - все? - сердито спросил Зарубин.  -  Зачем  она  вам  об  этом
сообщила? Это что, событие мирового  масштаба?  Или  вы  сообщаете  друг
другу о каждом своем шаге?
   - Зачем вы так... - она уже чуть задыхалась, но темп не снижала. -  В
воскресенье я сказала Аните, что виделась с Валеркой и он показался  мне
чем-то расстроенным, озабоченным. Вот она и позвонила мне  на  следующий
день, чтобы сказать, что она помнит  о  нашем  разговоре  и  обязательно
встретится с ним и постарается все выяснить. Чтобы  я  не  беспокоилась,
если ему нужна помощь, то она все сделает.
   - А почему вы беспокоились?  Разве  это  ненормально,  когда  человек
чем-то озабочен, тем более человек деловой, бизнесмен? Разве  это  повод
впадать в панику?
   - Вы не понимаете...
   - Конечно, я не понимаю, - легко  согласился  он.  -  Вот  вы  мне  и
объясните, чтобы я понимал.
   Лучше бы она на себя  посмотрела!  Сама-то  ведь  тоже  расстроена  и
озабочена, слезы на глазах, вздохи, ожидание какого-то звонка. И  что-то
сестра не кидается, ломая ноги, ее спасать. Ну и семейка!
   - У Валерки жена - наркоманка. Но это между нами, ладно,  Сережа?  Об
этом знают, кроме Валерки, только три человека: его мама и мы с  Анитой.
Причем Валерка думает, что мне ничего не известно и в курсе только  мать
и Анита.
   Но Анита мне сказала, у нее от меня нет секретов.  Поэтому,  когда  я
увидела, что он совершенно неадекватный,  я  испугалась,  что  его  жена
что-то натворила.
   - Что, например?
   - Например, перешла на героин. Пока она  только  таблетки  принимала,
это все-таки не так страшно, как героин, я знаю. Если героин -  то  все,
конец. И понятно, что Валерка со мной об этом говорить не станет,  я  же
вроде как не при делах. Вот я и попросила Аниту  выяснить,  что  там  да
как.
   - Понятно.
   Так, к убийству это уж точно отношения не имеет, только время впустую
потрачено.
   - И еще один вопрос, последний. - Кабалкина уже набрала код и  теперь
стояла, держась за ручку открытой двери и придерживая ее. - Ваша матушка
сетовала, что Анита Станиславовна прячет  от  нее  своего  друга  Антона
Кричевца. Вы его знаете?
   - Нет. Анита меня с ним не знакомила.
   - Вас это не задевает? Ведь они вместе уже пятнадцать  лет,  Антон  -
это значительная часть ее жизни. Неужели не  обидно,  что  она  вам  эту
часть не показывает?
   - Ничуть. Анита никого не пускает в свою жизнь, и все давно  к  этому
привыкли. Характер такой. Всего доброго.
 
*** 
 
   -  Все,  Юра,  у  меня  осталась  последняя   надежда,   -   горестно
констатировал Зарубин, сидя в кабинете Короткова. - Если  брат  Волковой
действительно встречался с ней во вторник, накануне убийства, то,  может
быть, она хотя бы ему обмолвилась, где  была  в  понедельник  вечером  и
почему не была у Островского. Если и он ничего не  знает,  тогда  совсем
плохо.
   - Серега, ты меня доконаешь. - Коротков пристально вгляделся в пустую
чашку, в которой еще совсем недавно был горячий  чай,  и  с  недоумением
убедился, что там больше ничего нет. - Ты с Каменской разговаривал?
   - Я каждый день с ней разговариваю. Ежевечерние отчеты по телефону. А
что?
   - Да ничего! - взорвался Юрий. - Я  уже  слышать  не  могу  про  этот
чертов понедельник вместе с  чертовым  юбилеем  чертова  Островского!  Я
специально ездил к ней в  эти  чертовы  Болотники,  чтобы  все  подробно
обсудить, глаза в  глаза,  а  не  по  телефону.  И  она  пообещала,  что
постарается тебя унять.
   - У нее нет чутья, - упрямо мотнул головой Сергей. - Ты сам прекрасно
знаешь, и Настя Пална это знает. У нее мозги аналитические, а чутья  нет
и не было никогда.
   - Ага, у тебя его, можно подумать, навалом, - проворчал  Короткое.  -
Чемпион по чутью. Давай так договоримся. Я сейчас делаю один  телефонный
звонок и задаю один вопрос. И после этого ты  оставляешь  в  покое  свою
затею и подключаешься к проверке багаевцев, а то ребята  уже  запарились
каждого проверять.
   Он перевернул листок на настольном календаре, нашел телефон  приемной
Дронова и снял трубку:
   - День добрый, майор Коротков, Московский  уголовный  розыск.  Будьте
любезны, мне нужна одна небольшая справочка,  я  думаю,  вы  можете  мне
помочь. Не  хочется  с  таким  пустяком  обращаться  лично  к  господину
Дронову...
   Да, спасибо. Так вот, в понедельник в Доме кино проходило чествование
режиссера  Островского.  Знаете  такого?..  О,  тогда  тем  более.   Там
произошел небольшой инцидент, у одного из присутствующих пропал портфель
с важными документами. Мы запросили весь список  приглашенных,  но  ведь
понятно, что кто-то пришел, кто-то нет, и нам нужно уточнить... Господин
Дронов числится в списке. Вы мне не подскажете, он там  был  или  нет?..
Ах, вот даже как...
   Понятно. Спасибо вам огромное. Еще раз простите за беспокойство.
   Положив трубку, Коротков выразительно посмотрел на Зарубина:
   - Вот такие дела, мой молодой друг. Господина Дронова в понедельник в
Москве вообще не было. Равно как и в воскресенье, и в субботу. Он  уехал
в деловую поездку еще в четверг и вернулся тоже в четверг, то есть через
день после убийства Халиповой.
   - Алиби себе обеспечивал, - уверенно заявил Сергей.
   - Ну, это тебе виднее, - усмехнулся Юра. - Но в  любом  случае  ни  с
Волковой, ни с Кричевцом он в понедельник встречаться не мог.  Так  что,
чем бы эта сладкая парочка ни занималась, пока Островского чествовали  в
Доме кино, к убийству это ну никак не относится.
   - Они могли встречаться не с Дроновым,  а  с  Багаевым,  -  продолжал
упрямиться Зарубин.
   - Ну конечно! Через голову Дронова? И откуда у них выход на  Руслана?
Они же не бизнесмены и не уголовники.
   Все, Серега, тема закрыта. Я согласен с тем, что  убийство  Халиповой
связано с Дроновым, но вопрос о понедельнике должен  быть  исчерпан.  Ты
меня понял? Если ты считаешь, что Дронов уехал  из  Москвы,  потому  что
знал  о  готовящемся  убийстве  своей  любовницы,  то  и  копай  в  этом
направлении. Если ты считаешь, что Волкова и Кричевец могут быть к этому
причастны, - ради бога, делай все, что считаешь нужным.  Но  забудь  уже
наконец про понедельник!
   - Ладно, - хмуро пробормотал Зарубин. -  Но  с  Риттером  я  все-таки
встречусь.
   - Твою мать! - заорал Коротков. - Ты что, глухой?
   Или я плохо объясняю?! Работы непочатый край, ребята зашиваются,  что
наши, что рубоповцы...
   - Не кричи на меня. - Зарубин был спокоен и  даже  как  будто  весел,
словно с ним на повышенных тонах разговаривал не замначальника отдела, а
какой-то совершенно посторонний мужик, чье  мнение  в  жизни  Сергея  ни
малейшей роли не играло. - Я встречусь с ним в нерабочее время.
   -  У  сыщика  не  бывает  нерабочего   времени,   у   нас   с   тобой
ненормированный рабочий день. Не забыл? О господи, да почему же ты такой
упрямый? Сам же видишь, что пустышку тянешь, а признаться не  хочешь.  И
как с тобой разговаривать, если кричать на  тебя  нельзя,  а  нормальных
слов ты не понимаешь! А кстати, почему на тебя нельзя кричать?
   Зарубин хитро улыбнулся и подмигнул. Он понял, что гроза закончилась,
Коротков выпустил пар и снова готов к человеческой беседе.
   - Потому что я маленький. У меня знаешь какой жуткий  комплекс  из-за
этого? Мной нельзя пренебрегать, меня нельзя ругать, и  на  меня  нельзя
кричать, а то я начинаю ужасно расстраиваться. А когда я  расстраиваюсь,
я тупею.
   И плохо работаю.
   - Ты - маленький шантажист, - Коротков выставил  вперед  указательный
палец.
   - Ну да, - согласился Сергей. - А ты большой начальник. Короче,  шеф,
я все понял и сделаю, как ты сказал.
   А об остальном ты как будто не знаешь. Лады?
 
*** 
 
   То,  что  прекратились  постоянные   дожди,   это,   конечно,   Настю
обрадовало, а вот похолодание наступило одновременно  с  неприятностями.
На теплоцентрали случилась авария, и все дома в Болотниках оказались без
отопления  и  горячей  воды.  В  течение  дня  Насте  кое-как  удавалось
спасаться от холода, но проведенная в борьбе с  ним  ночь  истощила  все
запасы ее мужества. Прямо с утра она позвонила Дюжину и спросила, что  в
таких случаях нужно делать.
   - Нормальные люди топят камин и включают водонагреватель, -  спокойно
ответил Павел. - Но тебя к нормальным причислить нельзя,  во-первых,  ты
не в  состоянии  наколоть  дров,  а  те,  что  наколол  Коротков,  мы  в
воскресенье все пожгли. Во-вторых, ты не знаешь, где  и  как  включается
водонагреватель.
   - И что мне теперь делать?  Ждать,  пока  я  превращусь  в  мороженую
селедку?
   - Ждать, пока я приеду.
   - Долго ждать-то? - жалобно спросила Настя. - Я уже изнемогаю.
   - Часа полтора. Сейчас отпрошусь у Ивана и поеду.
   Вот ведь незадача! Была бы  нога  здоровой,  можно  было  бы  одеться
потеплей и полтора часа гулять по лесу быстрым  шагом,  и  для  здоровья
полезно, и согреться  помогает.  А  тут,  как  ни  одевайся,  все  равно
холодно, как будто на улице сидишь, да никакой  особо  теплой  одежды  у
Насти с собой и не было, не рассчитывала она оказаться без отопления.
   Ну хорошо,  полчаса  можно  отдать  лечебной  прогулке,  длительность
которой уже доведена до тридцати минут.
   А еще час? Настя вспомнила, как мерзла целый день  накануне  и  целую
ночь, и решила, что после таких испытаний час-то уж  точно  продержится.
Подумаешь, что такое один час, один малюсенький-коротюсенький  часик  по
сравнению с целыми сутками, холодными и бесконечными!
   Чистяков привез в Болотники много книг, но  Настя,  против  ожидания,
читала мало. Она предпочитала копаться в  себе,  выискивая  первопричины
собственных проблем.
   Она не верила в чудеса, но с того дня, как она набралась  смелости  и
сказала  сама  себе  все,  что  думает  о   собственных   отношениях   с
начальником, нога стала болеть меньше.
   Трудно сказать, почему это произошло, потому ли,  что  кончились  все
сроки для болезни и дело пошло на поправку, потому ли, что  Настя  ведет
более здоровый образ жизни, ежедневно гуляет,  много  спит  и  регулярно
ест, или же потому, что  Паша  Дюжин  был  прав.  Насте  очень  хотелось
поговорить с ним об этом, но в выходные рядом все  время  был  Лешка,  а
потом и Коротков появился, и вообще на  даче  царила  веселая  суета,  а
такой разговор ей казался серьезным и для чужих ушей не предназначенным.
Особенно для Лешкиных, ведь он, физик-математик, человек прагматичный  и
приземленный,   еще   смеяться   начнет.   Она   и   сама   училась    в
физико-математической школе и выросла воинствующей атеисткой, но  у  нее
мышление какое-то не такое, как у Чистякова. Может быть, оттого, что она
больше, чем муж, имеет дело с чужими  судьбами  и  чужими  поступками  и
хорошо знает, какие необ