личка на двери  гласила,
что чебуречная работает с 9.00 до 22.00.
   - Чебуреки отменяются, - сказал я преувеличенно бодрым тоном,  сгорая
от стыда перед разбуженным ни свет ни заря голодным чадом. - Какие  есть
предложения? Мороженое? Или хочешь, дойдем до базара и купим персиков?
   - Папа, еще рано, мороженое не продают, -  сказала  моя  умная  дочь,
глядя на меня с жалостью, как на инвалида умственного труда. - И магази-
ны все закрыты. Пойдем лучше в парк, посидим на лавочке до восьми часов,
а потом магазины откроются, и мы купим хлеба и чего-нибудь для бутербро-
да. И бутылку воды.
   Это показалось мне разумным. Конечно, Лиля  преследовала  свои  цели:
"посидеть на лавочке" означало "почитать книжку", а под "чем-нибудь  для
бутерброда" подразумевалась, несомненно, очередная  порция  сырокопченой
колбаски. Но в любом случае в такую рань ничего лучшего в плане завтрака
мы бы не придумали.
   Мы доплелись до парка и уселись на зеленой тенистой аллее.  Лиля  тут
же уткнулась в толстую голубую книгу, а я занялся своими  эгоистическими
расчетами, не спеша покуривая и разглядывая какие-то  экзотические  цве-
точки на клумбах. За этим занятием нас и нашел невесть откуда  взявшийся
Сережа Лисицын.
   - Доброе утро, Владислав Николаевич, - произнес он, усаживаясь  рядом
с нами на скамейку.
   - Какими судьбами? - хмуро откликнулся я. Сегодняшний  день  мой  ан-
гел-хранитель бодро начал с двух несчастливых билетиков. Сначала мне  не
повезло с завтраком, теперь еще вот это...
   - Искал и нашел.
   Он обезоруживающе улыбнулся, но глаза у него были грустные и еще  бо-
лее щенячьи, чем вчера днем. Я подумал, что он не спал две ночи  подряд,
занимаясь убийствами в гостинице, и вдруг испытал острую жалость к этому
совсем молоденькому пареньку, которого бросили, как кутенка в  воду,  на
такие сложные преступления, дав ему в напарники двоих помощников, от ко-
торых толку как от козла молока. Как вчера сказала Таня? Он работает во-
семь месяцев, и за это время ни одного  раскрытия,  которым  можно  гор-
диться, все по мелочи. И учить его некому, наставником назначили пьющего
пенсионера, за показатели голову не снимают, теперь ведь, наоборот, мод-
ным стало кичиться количеством нераскрытых тяжких преступлений. Дескать,
посмотрите, в какой невыносимой оперативной обстановке мы живем,  каждый
день по десять трупов и пять взрывов, людей не хватает, все толковые сы-
щики поувольнялись на гражданку и в коммерцию или в частную охрану пода-
лись, раскрывать ничего не успеваем. И бьется бедный парень Серега Лиси-
цын как рыба об лед, и ничего-то у него не получается, и  поплакаться  в
жилетку некому, и помощи ждать неоткуда. И вдобавок начальник такой спе-
цифический... А сыщицкая хватка у него, похоже, есть, если он нашел меня
в этом парке.
   - Чем порадуешь? - спросил я, искоса поглядывая на Лилю.
   Она была целиком поглощена изучением Татьяниного творения, но  я  по-
дозревал, что ушки у нее настроены на нашу волну. Сергей перехватил  мой
взгляд и едва заметно кивнул.
   - Лиля, нам с дядей Сережей нужно поговорить. Сиди здесь,  никуда  не
уходи, а мы походим по аллее.
   - Хорошо, папа, - пробормотала она, не отрывая глаз от раскрытой кни-
ги.
   Мы поднялись и начали прохаживаться взад и вперед по тенистой, напол-
ненной утренней прохладой аллее. Сергей поведал мне, что, когда  бригада
закончила работать в номере Казальской, ту попросили посмотреть, все  ли
вещи на месте. Оказалось, что пропала шкатулка с драгоценностями.  Самое
забавное, что несколько очень дорогих украшений лежали на самом виду, на
туалетном столике, но преступник (или преступники?) их обошел своим вни-
манием, а позарился на запертую на ключик шкатулку. В этом была своя ло-
гика: если цацки на много тысяч долларов валяются без присмотра на  сто-
ле, то не исключено, что это - хорошая подделка, а вот то, что находится
в запертой шкатулке, наверняка стоит того, чтобы оказаться  запертым  на
ключ и лежать не на виду, а в шкафу, среди женского белья.  Таким  обра-
зом, две первоначальные версии плавно переросли в три:  убийство,  целью
которого была Казальская; убийство, целью  которого  была  Люся  Довжук;
убийство с целью ограбления. Час от часу легче не делалось.
   - Кто осматривал вещи Доренко после ее убийства? - спросил я. Мне  не
давала покоя мысль о том, куда же ходила Ольга перед  пресс-конференцией
и откуда она принесла уродливый пакет, фиолетовый с желтыми ручками.
   - Яковчик и я. А что?
   - Ты не помнишь, была ли среди ее вещей пластиковая  сумка,  фиолето-
вая, желтые ручки, внутри что-то по габаритам похожее на  книгу.  Книга,
коробка конфет или печенья, небольшой сверток.
   - Не помню. Кажется, не было.
   - Где сейчас ее вещи?
   - В номере Казальской. Довжук, когда  переезжала,  сложила  все  вещи
убитой и перенесла вместе со своими. Хотите, чтобы я еще раз посмотрел?
   - Хочу. Вернее, это ты сам должен хотеть,  -  тут  же  поправился  я.
Нельзя говорить "хочу": это означало бы, что я согласился взять на  себя
функцию помощника-руководителя. А я еще не согласился. И не соглашусь ни
за что. - Я тебе просто советую. Я знал Ольгу несколько лет, и могу ска-
зать тебе совершенно точно: для того, чтобы она опоздала на деловое  ме-
роприятие, нужны очень веские причины.  Очень.  Покопайся  здесь.  Может
быть, ее шантажировали, и она ходила на переговоры с шантажистом.  Может
быть, ее даже шантажировали какими-нибудь пикантными фотографиями, и она
ходила их выкупать. Ушла с деньгами в сумочке, а вернулась с пачкой  фо-
тоснимков, которые по габаритам в сумочку не поместились, поэтому  приш-
лось купить пакет в первом попавшемся магазине. Может быть,  она  завела
роман с кем-нибудь вне гостиницы, бегала к нему на свидание,  а  возлюб-
ленный возьми и сделай ей подарок. Отказаться -  обидеть,  выбросить  по
дороге - жалко, а в сумку не влезает. Короче, Сережа, я советую тебе по-
рыться в позавчерашнем дне. Тут что-то не так.
   - Значит, вы уверены, что оба убийства между собой не связаны?
   - Ни в чем я не уверен. В случае с Казальской есть три объяснения,  в
случае с Ольгой - только одно. Пока. Если убийства  связаны,  то  убийцу
надо искать среди женщин, которые могут получить пятьдесят тысяч  долла-
ров за лучшую женскую роль. Их всего было сколько?
   - Шесть, - вздохнул Лисицын. - И с исчезновением тех, кто возглавляет
список, шансы остальных увеличиваются. Премию-то все равно надо вручать.
   - И кто у нас там остался?
   - Остались четверо. - Он достал из кармана блокнот и заглянул в него.
- Так, Регина Голетиани, литовка, замужем за грузином, семья очень обес-
печенная, за пятьдесят тысяч долларов мараться вряд ли станет.
   - А слава? Серега, для артиста слава дороже денег, потому что  первая
премия на фестивале обеспечивает кассовость будущих фильмов с его  учас-
тием, а это - тоже деньги, прибыли, причем зачастую огромные. Кто следу-
ющий?
   - Екатерина Иванникова, двадцать один год, заканчивает ВГИК.  Знаете,
такой ангелочек, глазки большие, зелененькие, волосы белокурые,  голосок
нежненький. Я таких больше всего боюсь.
   - Почему?
   - Потому что при нашей поганой жизни ангелом быть невозможно. Неотку-
да взяться ангельскому нутру, условия не способствуют. Поэтому  женщина,
которая производит впечатление ангелочка, вызывает у меня ужас.
   Она мало того, что притворщица, так еще скорее всего и стерва первос-
татейная.
   Я с любопытством глянул на Сергея. Надо же, в его-то годы - и уже та-
кой печальный, но полезный опыт. Интересно было бы посмотреть на ту кра-
савицу, которая так обошлась с симпатягой Лисицыным. О Кате  Иванниковой
я слышал от Риты, разумеется, только плохое, но это не было показателем.
Еще не родился человек, о котором моя экс-супруга отзывалась бы  хорошо.
Среди того, что говорила Ритка, были и факты, свидетельствующие об абсо-
лютной безнравственности молоденькой старлетки, о ее готовности  "обслу-
жить" в любой форме кого угодно, где угодно и когда угодно, лишь бы  по-
лучить роль. Не знаю, в какой мере можно было верить этим рассказам, ну,
с учетом особенностей характера Маргариты Мезенцевой, конечно, не на сто
процентов, но вот на семьдесят или на двадцать - сказать трудно.  В  ка-
ком-то смысле Катя была полной противоположностью Алле Казальской:  если
Аллу ненавидели в основном женщины, которым она нагло и без всяких прис-
тойных объяснений отказывала в работе, то Катю, как ни странно,  ненави-
дели в основном мужики. Женщины относились к  ее  откровенному  блядству
совершенно равнодушно, считая ее дешевкой, не  способной  разрушить  ма-
ло-мальски крепкие отношения. А вот мужчины таких сучек  всегда  ненави-
дят, потому что доступное, быстрое, дешевое и острое удовольствие  явля-
ется для них наркотиком, против которого они  бессильны.  Сама  мысль  о
том, что можно в любую минуту поставить это белокурое создание на колени
и заставить открыть рот, будоражит,  греет  самолюбие,  воздействует  на
уровне подсознания на глубинное инстинктивное стремление  любого  мужика
быть хозяином и повелевать женщиной. И попадая в  зависимость  от  такой
вот поблядушки, мы ненавидим ее за то, что не можем от  нее  отказаться.
Мы ее презираем, порой она нам бывает просто отвратительна. Часто возни-
кает желание убить ее и никогда больше не видеть. А отказаться не можем.
Вот такие мы дураки.
   Могла ли Катя Иванникова, двадцати одного года, образование  незакон-
ченное высшее, за плечами - около десятка довольно заметных  ролей,  так
вот могла ли она убить или организовать убийство  двух  соперниц,  чтобы
получить первую премию? По степени сволочизма души - вполне могла. А  по
стереотипу действий - вряд ли, она привыкла все свои проблемы решать при
помощи губ и языка. Так что в этом случае она скорее стала  бы  подкаты-
ваться к членам жюри.
   Тут меня осенило:
   - А список членов жюри у тебя есть?
   Сергей открыл другую страницу в этом же блокноте и прочел мне список,
состоящий из семи фамилий. Так и есть, из семи  человек  -  три  женщины
плюс девственный Игорь Литвак, которого Катиным  знаменитым  минетом  не
проймешь. Даже если обработать привычным ей  способом  оставшихся  троих
мужчин, они не смогут обеспечить ей большинства голосов. Но в таком слу-
чае убийство становилось вполне реальным.
   В списке номинантов на приз за лучшую женскую роль стояла  и  фамилия
Сауле Ибрайбековой, которая к своим двадцати пяти годам имела кинематог-
рафический стаж лет в двадцать. Я помню, как лет двадцать назад, когда я
еще учился в школе милиции в Караганде (в Московскую школу в те  времена
принимали только после армии, а в Карагандинскую  можно  было  поступать
сразу со школьной скамьи), на экранах гремел фильм "Маленькие взрослые",
где пятилетняя Сауле, смуглая куколка с раскосыми глазами и изумительной
красоты личиком, блистательно сыграла главную роль пятилетней же  девоч-
ки, глазами которой в фильме показан чудовищный и нелепый мир  взрослых,
наполненный мелочным и ненужным враньем, плохо скрываемым  лицемерием  и
рвущейся наружу злобой. С тех пор Сауле снимали все, кому не лень,  и  в
хороших картинах, и в слабых, а порой и в просто  кошмарных.  В  девочке
был от природы заложен талант актрисы, а  бесконечные  съемки  шлифовали
его, позволяя наращивать профессионализм. Для меня было  очевидным,  что
из всех шести номинантов Сауле - самая талантливая, и на конкурсе  акте-
ров вообще она несомненно была бы на первом месте. Но здесь был  конкурс
ролей, причем ролей не всяких, а сыгранных в течение последнего года.  К
сожалению, роль, которую прекрасная москвичка  казахского  происхождения
сыграла в своем последнем фильме, была далеко не самой удачной.
   И завершала список претенденток на премию некая Марина Целяева, о ко-
торой почти ничего не было известно. Это была начинающая актриса, сыгра-
ла она совсем мало, в ее биографии были две проходные роли и  одна  пло-
хонькая, но главная, за которую ее и представили к премии. Как она попа-
ла в список номинантов - одному Богу известно, даже невооруженным глазом
было видно, что она не смогла бы тягаться ни с крепкой  профессиональной
Сауле Ибрайбековой, ни с несомненно талантливой и яркой актрисой  Ольгой
Доренко, ни даже с очаровательной стервочкой-потаскушкой Катюшей Иванни-
ковой. И они, и Регина Голетиани, и погибшая Люся Довжук,  при  всех  их
недостатках, были опытными актрисами, в разной степени, но  владели  ре-
меслом и даже обладали мастерством и, опять же в разной степени,  талан-
том. У Марины же Целяевой не было ничего: ни опыта,  ни  мастерства,  ни
таланта. Зато, наверное, у нее была толстая волосатая лапа,  не  столько
мощная, сколько денежная, которая захотела купить своей  девочке  первую
премию. А может, и не девочке, а главным образом себе:  сделать  девочку
победительницей, а потом тешить себя тем, что имеет в любовницах  киноз-
везду. Не хуже, чем у них там, на Западе.
   Итак, Марина Целяева. И эти разговоры о том, что Игорю Литваку кто-то
предлагал большую взятку за то, чтобы не присуждать первую премию  Ольге
Доренко. И устранение двух главных претенденток на первое место.  А  ис-
чезновение шкатулки с драгоценностями Казальской - не более  чем  прими-
тивный камуфляж, чтобы отвлечь внимание от Люси Довжук. В списке  актрис
Марина была на последнем месте. В списке же подозреваемых она  оказалась
на первом.
   Я посмотрел на часы и почувствовал угрызения  совести.  Уже  половина
девятого, а я расхаживаю по аллее с умным видом усталого комиссара  Мег-
рэ, учу жизни молоденького сыщика и совершенно не думаю о том,  что  вон
на той скамеечке меня терпеливо дожидается голодный ребенок, которого  я
выдернул ни свет ни заря из теплой постели.
   - Сережа, где тут поблизости можно позавтракать?
   - Пойдемте, я покажу.
   Мы отправились куда-то в сторону базара, где Лисицын показал нам пре-
лестное маленькое кафе, чистенькое и уютное, со столами, на которых кра-
совались скатерти в бело-синюю клетку и вазочки с цветами. В воздухе ви-
тал запах свежей выпечки, ванили и только что смолотого кофе.
   - Я вам очень советую, возьмите струдель, - сказал Лисицын,  усажива-
ясь за столик вместе с нами. - Это что-то  невероятное.  Здесь  работает
знаменитый Эдик, и весь город ходит сюда именно за струделями.
   - Кто такой Эдик?
   - Эдик - это местная достопримечательность. Он много лет работал  по-
варом на круизном теплоходе, готовит так, что можно сойти с ума. Но спе-
циализируется на кондитерке. Попробуйте, не пожалеете.
   Сергей не обманул. Кофе в этом кафе был хороший, крепкий и сладкий, а
от горячего, только что снятого с противня  струделя  возникло  чувство,
словно ангелочек  в  бархатных  штанишках  проехался  по  пищеводу.  Это
действительно был кулинарный шедевр. Лиля пила чай с молоком,  причем  я
заметил, что официантка готовила его по особым правилам: сначала  налила
в красивую большую чашку с розочками топленое молоко, которое  на  наших
глазах вытащила из печки, где оно томилось в  керамическом  горшочке,  и
только потом стала вливать в молоко крепко заваренный чай, не  разбавляя
водой. Судя по выражению лица моей дочери, чай тоже был на уровне не ни-
же фантастического струделя. Вкусный завтрак заставил меня размякнуть, и
я ухитрился совершить глупость, о которой потом много раз пожалел.
   - Сережа, у тебя есть шанс сделать доброе дело  для  одного  хорошего
человека. У тебя есть какие-нибудь материалы по пожару в Летнем театре?
   Он удивленно посмотрел на меня и поставил чашку с кофе на блюдце.
   - А зачем вам?
   - Ты ответь - есть или нет?
   - Ну, есть, конечно. Полно.
   - Ты можешь их показать человеку, который пишет детективный роман  об
этом?
   Сергей нахмурился:
   - Но дело еще не закрыто, идет следствие. За разглашение тайны знаете
что со мной сделают? И потом, как человек может писать роман о  преступ-
лении, которое неизвестно еще будет ли раскрыто?
   - Ты не понял. Этот человек пишет не документальную повесть, а  худо-
жественную. Ваш пожар - это только толчок для творческой мысли. Там  все
выдумка от начала и до конца, реален только сам  факт  пожара  во  время
конкурса красоты. Все остальное - из головы.
   - Тогда зачем этому писателю мои материалы?
   Сережа оказался недоверчивым занудой, и это было хорошо. Пусть у него
нет полета фантазии, который необходим в сыщицком деле, но зато  его  на
кривой козе не объедешь.
   - Материалы нужны для того, чтобы  творческая  мысль  получила  новый
толчок. Серега, ну не упирайся, давай баш на баш: я же тебе помогаю,  ну
и ты помоги хорошему человеку. Я гарантирую тебе, что в заинтересованные
преступные руки материал не попадет, человек надежный.
   - Кто он?
   - Я же сказал - писатель.
   - Владислав Николаевич, я должен знать - кто он.
   - Ну хорошо. Это Татьяна Томилина.
   - Кто?!
   Я подумал, что мне сегодня все-таки повезло: если бы Лисицын  в  этот
момент держал чашку с горячим кофе в  руке,  ароматная  темно-коричневая
жидкость непременно оказалась бы на моих кремовых джинсах и  белоснежной
майке. Но к счастью, чашка спокойно стояла на  столе,  и  от  Сережиного
резкого движения всем корпусом выплеснувшийся кофе  дальше  блюдечка  не
убежал.
   - Чего ты так возбудился? Ты что, знаешь ее?
   - Конечно. Все женщины нашего города зачитываются ее  детективами.  И
моя мама, и сестра тоже. А вы с ней знакомы?
   - И ты, кстати, тоже. Это с ней ты вчера разговаривал возле  гостини-
цы.
   - Да вы что?!
   И я в который уже раз подумал о том, какой же он, в сущности, еще мо-
лоденький, этот опер Сережа Лисицын. Совсем ребенок. Только  дети  умеют
так искренне удивляться. Но больше всего меня поразило, что Лиля на про-
тяжении всего разговора сидела с каменным лицом, как будто не знала  ни-
какую Татьяну Томилину, не читала полчаса назад ее книгу  и  вообще  все
это ее не касается. Иногда моя девочка поражала меня своей  способностью
так глубоко уходить в какие-то малышовые мысли, что с виду казалась глу-
хонемой.
   Мы закончили завтракать и вышли на улицу, которая  уже  успела  стать
жаркой и душной. Сергей проводил нас до пляжа, где мы и расстались,  об-
менявшись взаимными обещаниями: он даст Татьяне посмотреть все материалы
по пожару, кроме тех, конечно, которые находятся у следователя, а  мы  с
Татьяной и Лилей придем к нему в гости, чтобы порадовать маму  и  сестру
личным знакомством со знаменитой (как оказалось, а я и не  предполагал!)
писательницей.


   Глава 4

   Рита появилась, как обычно, ближе к полудню. Сегодня  ей  снова  было
тридцать два; по-видимому, первый шок, вызванный  убийством  ее  подруги
Ольги, уже прошел, а смерть Люси Довжук как бы говорила: началась полоса
кошмаров, теперь так будет всегда, привыкайте, граждане. Во всяком  слу-
чае, судя по ее внешнему виду, Маргарита  воспринимала  ситуацию  именно
так. Она шла к нам через пляж, сверкая округлыми  коленками  в  разрезах
"лохмутиков", и вид у нее был не подавленный, как вчера, а вполне  дело-
вой.
   - Ты представляешь... - возбужденно начала она, выкладывая  из  сумки
абрикосы и виноград, но я предостерегающе тронул ее за локоть.
   - Лиля, ты не хочешь пойти в воду? - сказал я, полагая,  что  ребенку
совершенно ни к чему слушать страшные истории.
   - Нет, пап, я почитаю, - ответила она, не поднимая глаз от  раскрытой
книги. Но я готов был поклясться, что она будет не читать, а слушать на-
ши разговоры.
   - А что ты читаешь, доченька?
   Рита ни с того ни с сего решила поиграть в педагогику  и  поинтересо-
ваться, чем развлекает себя ее восьмилетняя дочь. Но при этих  словах  я
похолодел. Сейчас она увидит обложку детективного романа, и Лиля  непре-
менно скажет ей про тетю Таню, которая написала эту книгу, с которой  мы
живем в одном доме и с которой я вчера поздно вечером уходил  гулять.  И
вернулся весь в губной помаде. Совсем я утратил бдительность. Нужно  бы-
ло, как только Лиля заявила сво