признано законным.
   - А ну как твои разрабатываемые ему не поверили бы, а? Вы же  на  что
рассчитывали? - спросил Гордеев и тут же сам себе ответил: - На то,  что
этот Андрей с трудной фамилией сможет перед ними  оправдаться,  они  ему
поверят и уйдут себе с миром, наговорив ему предварительно на  диктофоны
семь бочек арестантов. Так я понимаю?
   - Так, - осторожно откликнулся Селуянов.
   - А если бы нет? Если бы они его убивать кинулись? С чего  вы  взяли,
что он сможет быть настолько убедительным и они ему поверят?
   - Обижаете, Виктор Алексеевич, - тут же ответил Николай, - вся встре-
ча контролировалась с начала и до конца. У нас даже ключ был от квартиры
этого украинца, он сам нам его дал, чтобы мы могли в любую секунду  вор-
ваться.
   Гордеев еще какое-то время переводил подозрительный взгляд с Насти на
Селуянова и обратно, потом вздохнул.
   - Ну ладно, коль не врешь...
   - Виктор Алексеевич, ну когда я вам врала! - Настя попыталась сыграть
обиду, впрочем, безуспешно.
   - Откуда я знаю, - резонно возразил полковник. - Я тебя на вранье по-
ка не ловил, но это не означает, что ты меня ни разу не  обманывала.  Ты
же хитрющая, как я не знаю что. Особенно после того, как у Заточного по-
работала и набралась у него всяких штучек. Признавайтесь, кто про письмо
придумал?
   - Я, - откликнулась Настя. - А что, плохо придумано?
   - Рискованно. Где гарантии, что оно сработает?
   - Гарантии дают только шарлатаны, - встрял Селуянов, - а у Аськи  был
расчет Вы же сами нас учили, что плясать надо от человека  Мы  выяснили,
что Ермилов долго жил и учился на Украине и свободно владеет  украинским
языком. Он - следователь, и, значит, он в отличие  от  нас,  глупых  ма-
леньких оперов, умеет работать с документами, умеет их читать и анализи-
ровать, видеть между строчек. К тому же Ермилов, как мы выяснили, долгое
время специализировался на расследовании хозяйственных преступлений, а в
них, сами знаете, документы - основной элемент. То есть  мимо  признаков
украинского происхождения автора письма он бы никогда в жизни не прошел.
   - Ладно, это вы молодцы. Но все равно рисковали. А вдруг этот  украи-
нец не стал бы вам помогать, а, наоборот, заложил? Об этом вы не подума-
ли?
   Настя собралась было ответить, но Селуянов снова  кинулся  грудью  на
амбразуру:
   - Обижаете, гражданин начальник, мы сначала изучили  весь  контингент
сотрудников фирмы, особенно уволенных или чем-то обиженных, и  подыскали
такого человека, который нам подойдет... А потом уже придумывали, как  в
письме дать на него точную наводку,  чтобы  Ермилов  пришел  разбираться
именно к тому, на кого мы технику навесили. Вы не думайте, Виктор  Алек-
сеевич, мы все просчитали и с Гмырей согласовали.
   - Просчитали они... - куда-то в  пространство  проворчал  Гордеев.  -
Счетоводы. Арифмометры. Меня на вас нет.
   - Теперь уже есть, - почему-то обреченно констатировал Селуянвв.
   - Не дерзи, Коленька, старшим, - ласково сказал Колобок. - Я  тебе  в
отцы гожусь. Ладно, с этим все. Дальше что делать будете?
   - Дальше в понедельник Гмыря доложит руководству, и  материалы  будут
переданы в прокуратуру для дальнейшего расследования, - пояснила  Настя.
- А до понедельника пусть Ермилов погуляет и помучается вопросом, кто же
это ему письмецо написал. Переоридорога был жутко  убедителен,  они  его
даже бить не стали, поверили, что это не он  написал.  Ермилов  все-таки
очень опытный следователь, он сразу может отличить, врут ему или  правду
говорят, а Андрею даже притворяться не  пришлось,  он  же  действительно
этого письма не писал и никаких кассет у него нет.
   - Наружку задействовали?
   - За Ермиловым-то? Конечно. Правда, они нас уже клянут, мы их за  Ду-
даревым следить подряжали, не прошло и года - снова дергаем. У  них  там
свои сложности, сами знаете. Планы, графики, нагрузка и финансовые проб-
лемы. Все в одной кучке. Сегодня пятница заканчивается, впереди  суббота
и воскресенье, посмотрим, будет ли  Ермилов  в  эти  два  дня  чтонибудь
предпринимать, а в понедельник уже следователи подключатся.
   - Пятница заканчивается, - зачем-то повторил Колобок. - Уже  пятница.
Уже июнь кончается. Один летний месяц как корова языком слизала. Слушай-
те, дети мои, вы хоть успеваете замечать, как время летит? Оно летит са-
мо по себе, а мы за ним не поспеваем. Все время опаздываем...  Что-то  я
разбрюзжался. Это я с дороги такой злой, в поезде душно было  и  грязно,
ехал и думал, на ком бы злость сорвать. Специально поехал не домой, а на
работу, знал, что кто-нибудь наверняка провинился и под руку попадется.
   - Ну и как? - осторожно спросила  Настя.  -  Повезло?  Удалось  найти
жертву?
   - Мне не повезло. Зато вам, обормотам, повезло. Пришел я сюда, Корот-
кова вызвал, доклад его выслушал и вдруг понял, что вы все  уже  большие
мальчики и девочки. Растил я вас, растил - и вырастил. На  свою  голову.
Юрку до своего зама дорастил. Ты, Стасенька, уже подполковник.  Ты  хоть
понимаешь, что всего на одну звезду ниже меня стоишь?
   - Звезда - не показатель мастерства, - возразила Настя. - Мне до  вас
семь верст и все лесом. По сравнению с вами я еще дитя.
   - Да нет, деточка, ты уже давно не дитя. Вон какую красивую  комбина-
цию спроворила, и все сама. Я же знаю, тебе  ребята  только  сведения  в
клювике таскали, а все остальное ты сама выдумала, своей собственной го-
ловой. Знаешь, чем хороша твоя комбинация?
   - Гениальностью, - хихикнул Селуянов, который уже  понял,  что  гроза
прошла стороной и можно снова начинать привычно балагурить.
   - Простотой, - продолжал  Гордеев,  пропуская  реплику  Николая  мимо
ушей. - Простая комбинация - самая хорошая, но только настоящие  мастера
умеют строить и осуществлять простые комбинации. Так вот, посмотрел я на
вас и подумал: когда ж вы вырасти-то успели? Вроде все время детьми  бы-
ли, и вдруг вижу - взрослые вы совсем.
   - Так разве это плохо, Виктор Алексеевич? - спросила Настя. - Все де-
ти растут и взрослеют, это закон природы.
   - Это верно. Но у природы есть еще один непреложный закон: у взрослых
детей не бывает молодых родителей. Ладно, дети мои, пойду я домой, устал
с дороги.
   Гордеев встал и молча вышел из кабинета Настя  прислушивалась  к  его
шагам, удаляющимся по коридору в сторону лестницы, и почувствовала,  как
у нее защемило сердце
   - Коля, - сказала она дрогнувшим голосом, - он скоро уйдет.
   - Куда?
   - На пенсию.
   - Откуда знаешь?
   - Оттуда.
   Она показала рукой на то место на груди, где  под  ребрами  находится
сердце.

   * * *

   В субботу после обеда Михаил Ермилов сказал жене, что поедет в  оздо-
ровительный лагерь навестить сына и отвезти ему фруктов и воды.
   - Я тоже хотела бы поехать, - безнадежно сказала Ольга.
   Она уже не смела настаивать, она могла позволить  себе  только  робко
просить. И даже не просить, этого она тоже не смела" а лишь намекать  на
просьбу.
   - Я поеду один, - отрезал Михаил.
   - Но я бы хотела увидеть Валерку.
   - Можешь поехать в воскресенье на электричке.
   Ольга вздохнула.
   - Хорошо.
   У сына Ермилов пробыл до вечера, подождал  его  после  ужина,  и  они
вместе провели время до отбоя. В десять часов Михаил Михайлович уехал из
лагеря, но километра через три остановил машину  и  замер,  опершись  на
руль.
   Все наперекосяк. Все не получается. С самого  начала  не  заладилось.
Ведь бывает же такое. Как началось с того, что этот идиот-наркоман  рва-
нул машину не с Дударевым, а с его женой, так и пошло-поехало.  Исполни-
тель засветился перед случайным мальчишкой, который не только видел его,
но и разговаривал с ним. Это каким же надо быть  идиотом,  чтобы  специ-
ально привлекать к себе внимание, когда сидишь на месте  преступления  и
ждешь жертву! Совсем мозгов не иметь. Водички он попить, видите ли,  за-
хотел. Жажда его, козла, замучила. Пришлось искать мальчишку и принимать
меры, чтобы он исполнителя не опознал. Пришлось исполнителю дозу  подсу-
нуть с добавочкой, чтобы от него, козла  безмозглого,  тоже  избавиться.
Хорошо еще, что он наркотики брал всегда в одном и том же месте,  у  со-
седки своей, так что подсунули ему смертельную отраву без проблем.  Нар-
команы глупы и доверчивы, скажешь ему, что есть новая "мулька",  которую
если поверх героина положить, то кайф сильнее и дольше,  он  и  поверил.
Ему дали обычную дозу героина, а в придачу под видом "мульки" еще  трой-
ную дозу, он сначала из первого пакетика укололся, потом из второго, вот
и вся недолга. С выводом  из  игры  исполнителя,  пожалуй,  единственное
светлое пятно. Прошло без сучка без задоринки, никто не прицепится,  ни-
какая экспертиза не докажет, что беднягу обманули  и  он  не  знал,  что
именно вкалывает себе в вену.
   После того как идиот исполнитель ошибся и убил  вместо  Дударева  его
жену, пришлось срочно все перестраивать. Тут же нашлись улики и  сформи-
ровались подозрения в адрес мужа погибшей, в этом деле Михаил Михайлович
был большим мастером. Главное - чтобы как можно дольше не вскрылось, что
Дударев - любовник его жены. В первый же день, когда Дударева допрашива-
ли, Ермилов представился, он обязан был это сделать. Но сделать-то можно
по-разному, особенно если допрашиваемый в шоке и растерзанных  чувствах.
"Я следователь, буду вести следствие по делу об убийстве вашей жены, зо-
вут меня Михаилом Михайловичем..." Вот и все. Кто обратит внимание,  что
он фамилию не назвал? А уж когда после  многочасового  допроса  придется
протокол подписывать, так задержанный только ответы свои  будет  читать,
от них его судьба зависит, а в верхнюю часть первого листа, где  фамилия
следователя указана, он и не посмотрит никогда  Сто  раз  проверено.  На
этом фокусе можно было бы несколько дней ехать и успеть  так  все  офор-
мить, что Дудареву конец придет. Но тут Ольга выступила... Дурочка,  по-
рядочностью своей и сердобольностью все карты ему спутала. Пришлось  уже
через сутки дело передавать. Все наперекосяк, ничего толком не выходило.
   Храмов еще этот... Тоже сыскарь-одиночка Надо отдать ему должное, му-
жик он был неглупый, но много ума - это недостаток, который может стоить
жизни. Вот Храмов своей жизнью за свой острый ум и заплатил.
   Ермилов отчетливо вспомнил, как пришел к адвокату. Он сразу  же,  как
только Ольга сказала, что адвокат отказался от дела, почувствовал трево-
гу. И оказался прав. Бедняга адвокат так запаниковал, узнав, кто к  нему
пришел, что и двух мнений быть не могло. Он боялся Ермилова, потому  что
узнал, кто за ним стоит. Вернее, под ним, а это еще опаснее. Потому  что
когда стоят ЗА тобой, то еще вопрос, станут ли они за тебя  заступаться,
когда ты попадешь в беду А вот когда криминальные  структуры  стоят  ПОД
тобой, то можно не сомневаться: ты отдашь приказ - и они все сделают.
   Храмова пришлось убирать. На Варфоломеева надежды больше не было,  он
и заказ на Дударева запорол, и с мальчишкой-свидетелем лопухнулся, в жи-
вых оставил. Нет больше ему веры, а других, кому можно такое дело  пору-
чить, у Ермилова не было Так что с адвокатом пришлось заниматься самому.
   И с Дударевым не все вышло, как хотелось бы. Сначала все шло  гладко,
и Борька Гмыря этого вояку невзлюбил со страшной силой, даже невооружен-
ным глазом было видно. Гмыря тянул следствие в сторону обвинения Дударе-
ва, и это хоть как-то утешало Ермилова. Но потом произошла  накладка  со
старухой, которая должна была опознать Дударева. Что уж  там  случилось,
Ермилов так и не выяснил, потому что Борька Гмыря вдруг вообще  перестал
даже упоминать о ходе расследования. До этого момента с ним  хоть  парой
слов можно было обменяться, а потом он как воды в рот  набрал.  Но  факт
есть факт - опознание не сработало. На контору Варфоломеева вдруг  ни  с
того ни с сего управление по незаконному обороту наркотиков наехало. Мо-
жет, это из-за старухи? Все может быть.
   А толку от всего этого? Он хотел убить Дударева, потому что Ольга его
любила. Дударев жив. И что дальше? Ермилов впервые задумался о том,  что
было бы, если бы все удалось и Дударев погиб. Что,  Ольга  перестала  бы
его любить? Нет. Она бы все время помнила о нем и горевала. Ольга  стала
бы лучше относиться к мужу? Тоже нет. Муж каким был - таким  и  остался.
Ольга больше никогда не изменяла бы ему? Не  факт.  Единожды  солгавший,
кто тебе поверит?
   Тогда зачем все это? Зачем он все это затеял?
   Михаил Ермилов, сидя в машине в половине одиннадцатого вечера в  суб-
боту, двадцатого июня, ни минуты не раскаивался в том, что сделал. Он не
раскаивался в смерти Елены Дударевой, "Кости Вяткина, адвоката  Храмова.
Он не раскаивался в том, что из-за него чуть не погиб  шестнадцатилетний
Денис Баженов. Ему не было жалко их. Ему было  жалко  себя.  Ревность  -
страшное чувство, и преодолевать его можно только собственными  усилиями
собственной души, а не при помощи манипуляций  другими  людьми.  Ермилов
этого так и не понял. Он знал и понимал одно: Ольга его обманула,  изме-
нила ему, и он должен был сделать все, чтобы это  прекратить.  Чтобы  не
было на свете никакого Дударева. Но Ольга чтобы осталась с ним, с  Ерми-
ловым. Это тогда, в самом начале он так думал. Потому и  затеял  все.  А
теперь, возвращаясь домой из, лагеря, где проводил каникулы его сын,  он
вдруг понял, что, даже если бы все получилось так, как он  задумал,  это
его не спасло бы. Он все равно сходит с ума от ревности и все  равно  не
верит жене. Все оказалось бессмысленным.
   Ермилов нехотя завел двигатель и поехал в Москву. В машине был конди-
ционер, потому ехал Михаил Михайлович с закрытыми окнами. Он не заметил,
как внезапно поднялся ветер, и спохватился только  тогда,  когда  увидел
прямо перед ветровым стеклом летящий ему навстречу рекламный  щит.  Нес-
колько секунд он раздумывал, не остановиться ли, чтобы переждать  грозу,
но решил продолжать движение, пока не начнется дождь. Может быть, он бу-
дет не сильным, не стеной, и вполне можно будет проехать. В любом случае
надо поторопиться, как знать, а вдруг он убежит от грозы и  успеет  доб-
раться до дома. Ермилов прибавил скорость, шоссе было пустым, и  он  ра-
зогнал машину до ста тридцати километров в час.
   Он даже не успел понять, что произошло, когда огромное  дерево  упало
на дорогу прямо перед передними колесами автомобиля. Ермилов врезался  в
ствол на полной скорости. Машина перевернулась несколько раз  и  загоре-
лась, но Михаил Михайлович не почувствовал ожогов.  Он  умер  мгновенно,
потому что рулевая Колонка пропорола ему грудную клетку.
   Прошло три дня. Москва приходила в себя после урагана, какого не пом-
нили даже старожилы. Кто-то  ликвидировал  последствия  разгула  стихии,
кто-то тащил на свалку то, что еще недавно было любимым автомобилем  или
гаражной коробкой, кто-то навещал раненых в  больницах,  кто-то  хоронил
близких. Сначала сообщалось, что во время  стихийного  бедствия  погибло
пять человек, потом сведения стали уточняться, и к концу расчистки горо-
да и области от завалов цифра стала существенно больше.
   О гибели мужа Ольга Ермилова узнала в воскресенье днем.  Сначала  она
не особенно волновалась, когда мужа в десять вечера еще  не  было  дома,
она понимала, что Михаил ее избегает и старается по  возможности  прийти
как можно позже. В одиннадцать вечера, когда налетел ураган,  Ольга  за-
беспокоилась. В три часа ночи, спустя примерно час после того, как  при-
рода успокоилась, мужа еще не было,  и  Ольга  решила,  что  в  связи  с
бедствием всех работников милиции вызвали на службу. В десять  утра  она
позвонила Михаилу на работу, но ей никто не ответил. И она вдруг  отчет-
ливо осознала, что его нет не только дома. Его нет вообще.
   А к пяти часам вечера ей сообщили.
   В среду к ней пришел Дударев. После проведенных в камере дней  выгля-
дел он неважно, похудел, осунулся, но глаза горели каким-то злым  огнем.
Он позвонил Ольге и спросил, где они могут встретиться.  Ольга  сказала,
что он может приехать к ней.
   - Меня выпустили, - заявил Георгий прямо с порога.
   - Я вижу, - тихо ответила Ольга, не глядя ему в лицо.
   - Ты что, не рада?
   - Я рада за тебя.
   - Меня совсем выпустили, ты что, не понимаешь?
   До этих ментов поганых дошло наконец, что я не виноват в смерти  Еле-
ны.
   - Я понимаю, Георгий. Тебя выпустили совсем.
   Дударев посмотрел на Ольгу более внимательно,  попытался  обнять,  но
она отстранилась.
   - Ты что, больше меня не любишь? - спросил он, сам не веря в то,  что
говорит.
   Она ждала этого вопроса, она давно его ждала и  знала,  что  отвечать
придется. Если она не хочет, чтобы все  началось  сначала,  ей  придется
собрать остатки мужества и ответить. Ответ был готов заранее, но в  этот
момент Ольга едва не дрогнула. Может, не надо? Она осталась одна,  Геор-
гий тоже один, и нет ничего плохого в том, что они  будут  вместе.  Ведь
были же те полгода, когда им было так хорошо вместе. Полгода,  когда  ей
казалось, что она счастлива. Так, может быть, это не ушло совсем?  Может
быть, все еще вернется? Ей так трудно будет одной... Нет,  нельзя.  Если
она хочет сохранить хоть каплю уважения к себе после всего, что натвори-
ла, надо ответить так, как решила.
   - Нет, не люблю, - сказала она, не слыша себя.
   На такой ответ Георгий явно не рассчитывал. На небритом  хмуром  лице
проступило недоверие, уж не ослышался ли.
   - Как это понимать? Вчера любила, а сегодня не любишь?
   - Да, сегодня уже не люблю.
   - Что, и встречаться со мной больше не будешь?
   - Не буду.
   Ну вот и все, слова произнесены. Хода назад нет,  теперь  уже  нельзя
сказать, что ты пошутила или неудачно выразилась и тебя неправильно  по-
няли. Все предельно ясно. Ольга почувствовала облегчение, насколько  во-
обще возможно такое чувство накануне похорон мужа.
   Дударев нервно заходил по комнате, засунув руки в карманы брюк.
   - Оля, что происходит? Я тебя чем-то обидел? Объяснись, будь любезна.
   - Я ничего не могу с этим поделать, Георгий, - ровным голосом ответи-
ла она. - Я больше не хочу быть с тобой. Не хочу.
   - Так, значит, - с угрозой произнес Георгий Николаевич. - Пока я  был
в порядке, ты меня любила, а стоило мне попасть в беду - так все,  пошел
вон со двора, нам замаранные не нужны, мы чистеньких любим. Так, что ли?
   Ольга помолчала, потом отошла от Дударева в противоположный угол ком-
наты и встала, прижавшись спиной к стене. Ей не нужно  было  сейчас  это
объяснение, но рано или поздно оно должно было состояться, так пусть  уж
лучше сейчас, не стоит откладывать.
   - Знаешь, я с самого начала не верила, что ты невиновен. Я была  уве-
рена, что это ты убил свою жену. Ты был в моих глазах замаран  -  дальше
некуда. Но я нашла тебе адвоката, я нашла деньги, чтобы ему заплатить, я
согласилась на то, чтобы у  моего  мужа  были  неприятности  по  службе,
только чтобы тебя вытащить. А знаешь, почему я тебе  не  верила?  Потому
что ты даже не нашел времени, чтобы просто поговорить со мной.  По-чело-
вечески поговорить, понимаешь?  Спокойно,  доверительно.  Объяснить  мне
все. Поклясться, что ты невиновен. А ты этого не сделал. Ты разговаривал
со мной сквозь зубы, ты отдавал мне приказания. Ты вел себя так, как ве-
дут себя действительно виновные, Пойми меня, Георгий,  я  не  обиделась,
дело не в этом.
   - А в чем же? - сухо спросил он.
   - В том, что ты не считал нужным вести себя подругому. Тебе было  все
равно, что я думаю и чувствую; Тебе вообще было на  меня  наплевать.  Ты
просто манипулировал мной, как вещью, как приборчиком, который может по-
мочь тебе доказать свою невиновность. Я не хочу, чтобы мной  манипулиро-
вали. Для тебя люди - грязь, они ничто, ты с ними не считаешься,  ты  их
просто используешь в своих целях. А я не хочу больше, чтобы ты меня  ис-
пользовал. Тебе понятно?
   Георгий рассмеялся. Он подошел к Ольге и крепко обнял  ее,  не  давая
вырваться.
   - Ну что ты, Оленька, - тихонько приговаривал он, целуя ее волосы,