о она частенько пользуется соседским телефоном.
   Настя быстро набрала номер Чернышева. Потом тупо взглянула на стояще-
го у плиты Лешу, который уже в четвертый раз задавал один и тот же  воп-
рос:
   - Принести тебе пятый том Джека Лондона?
   - А? Что?.. Нет, спасибо, не надо.
   - Тебе не интересно?
   - Мне страшно.
   - Почему?
   - Потому что речь идет наверняка о рассказе "Любимцы Мидаса".  И  это
означает, что каждый свидетель, с которым я буду иметь дело, должен  бу-
дет погибнуть.
   - Так уж и должен? - недоверчиво переспросил Леша, осторожно усажива-
ясь на кухонную табуретку и вынимая мельхиоровую ложечку из крепко  сжа-
тых Настиных пальцев.
   - Скоро узнаю.
   - А ты не ошибаешься? Может, в этом томе  есть  и  другие  подходящие
рассказы?
   Настя безнадежно покачала головой.
   - Нет, я хорошо помню. В детстве я этот том перечитывала раз  десять,
если не больше.
   - А вдруг речь идет о другом издании? И там в пятом томе вообще  сов-
сем другие произведения?
   - Лешенька, милый, не надо меня успокаивать. Речь идет именно об этом
издании, потому что именно это издание стоит у меня в книжном  шкафу  на
самом видном месте. И тот, кто открывал дверь в  мою  квартиру,  заходил
сюда и видел его. Вот позвонит Андрей, и узнаем, кто из нас прав.
   В ожидании звонка Чернышева они молча сидели на кухне.
   Леша раскладывал пасьянс, а Настя  методично  чистила  картошку.  Она
настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила, как до краев наполни-
ла очищенным картофелем огромную трехлитровую  кастрюлю.  Спохватившись,
она смущенно повернулась к Леше.
   - Посмотри, что я наделала. Куда ее теперь?
   - Варить, - хладнокровно ответствовал доктор  наук  Чистяков,  втайне
радуясь, что Настя хоть немного отвлеклась от мрачных мыслей.
   - Но мы столько не съедим...
   - А мы и не станем. Сегодня поужинаем, а  остальное  будем  понемногу
разжаривать потом, можно с яичницей, можно с тушенкой.
   - И правда, - Настя растерянно улыбнулась. - Я и не  сообразила.  Ни-
когда впрок не готовлю.
   - Да ты вообще никогда не готовишь, так что  не  оправдывайся.  Давай
маленькую кастрюльку.
   - Зачем?
   - Чтобы не ждать, пока весь этот котел сварится.  В  маленькой  каст-
рюльке сварим отдельно картошку себе на ужин, а остальное пусть стоит на
огне. Дошло?
   - Как просто... Что это со мной, Лешик? Как будто мозги совсем съеха-
ли в сторону. Самых простых вещей не могу сообразить.
   - Ты устала, Настюша.
   - Да, я устала. Ну что же он не звонит?
   - Позвонит, не дергайся.
   Когда Андрей перезвонил, она была почти на грани истерики.
   - Ну что? - с трудом переводя дыхание, спросила она.
   - Ничего. Восемь трупов, но все - не наши. Пять поджогов, но к нашему
делу отношения не имеют.
   - Андрюша, я очень напугана. Что мне делать? Есть идеи?
   - Пока нет, завтра будут. Заеду за тобой в восемь часов.
   - Хорошо.


   Глава одиннадцатая

   Константин Михайлович Ольшанский был слабым человеком. И он  об  этом
знал. Для многих людей молчание - не проблема, они могут быть чем-то не-
довольны, на кого-то обижаться, затаить зло, могут чего-то не понимать и
спокойно жить с этим месяцы и даже годы, не стараясь выяснить  отношения
и расставить точки над "I". Константин же Михайлович этого не  переносил
совершенно. Психологи сказали бы, что у него слабая устойчивость к конф-
ликтным ситуациям.
   Он уже давно заметил, что с Володей Ларцевым что-то  не  так.  Первое
время он гнал от себя неприятные мысли, оправдывая явные огрехи в работе
своего товарища недавно пережитой трагедией и искренне  надеясь  на  то,
что никто, кроме него самого, этих ошибок не замечает. Но после разгово-
ра с Каменской, когда она вслух и не стесняясь назвала вещи своими  име-
нами, Ольшанскому стало совсем скверно, хотя Анастасия и выразила  наме-
рение "спустить все на тормозах". Константин Михайлович был  ей  за  это
благодарен. Но молчать и делать вид, что ничего не происходит,  станови-
лось с каждым днем все труднее.
   Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стал звонок полковника
Гордеева, который попросил следователя не ходить к прокурору с  просьбой
о продлении сроков предварительного следствия, а вместо этого,  несмотря
на наличие перспективных версий и ясно  обозначившейся  фигуры  главного
подозреваемого, приостановить производство по делу об обнаружении  трупа
Виктории Ереминой. Ольшанский знал Гордеева много лет и понимал, что  за
просьбой Виктора Алексеевича стоят очень и  очень  серьезные  аргументы,
которые не следует обсуждать по телефону.  В  иной  ситуации  он,  может
быть, и потребовал бы объяснений и веских доводов... Но не теперь. Пото-
му что боялся, что разговор этот уйдет "вглубь" и  обязательно  коснется
первых дней работы по делу, иными словами - Володькиной халтуры. Нет,  к
этому Константин Михайлович морально готов не был: ведь для полковника и
его подчиненных не секрет их с Ларцевым дружба.  Значит,  придется  либо
делать вид, что ничего не заметил,  и  расписаться  в  своей  профессио-
нальной несостоятельности, либо как-то объяснять свою терпимость  к  не-
добросовестности майора Ларцева. Поэтому Ольшанский  только  вздохнул  и
сдержанно ответил Гордееву:
   - Поверю вам на слово, вы меня никогда  не  подводили.  Постановление
вынесу в первый же день после новогодних праздников, третьего января как
раз два месяца истекут. Устраивает?
   - Спасибо, Константин Михайлович, сделаю все, чтобы вас не подвести.
   Положив трубку, следователь с досадой бросил на стол  очки  и  закрыл
глаза ладонями. Интересно, поделилась ли Каменская своими наблюдениями с
начальством? Хорошо, если нет. А если да? Тогда Гордеев,  старый  хитрый
лис, объехал его, Ольшанского, как в народе  говорят,  на  кривой  козе.
Полковник понимает, что из-за Ларцева следователь вряд ли полезет на ро-
жон и рискнет задавать вопросы, и по делу Ереминой можно теперь  просить
все, что угодно, не боясь получить отказ. Что же все-таки  затеял  Коло-
бок? Не окажется ли, что, зная слабый характер следователя, он обратился
к нему с просьбой, не имеющей ничего  общего  с  интересами  правосудия?
Очень они были разные - полковник Гордеев  и  старший  советник  юстиции
Ольшанский. Гордеев твердо верил в профессионализм и честность  следова-
теля. Константин Михайлович, напротив, не верил  и  не  доверял  никому,
всегда помня о том, что даже самый порядочный человек и грамотный специ-
алист - это всетаки только человек, а не мыслящая машина,  неподвластная
эмоциям и болезням.
   Ольшанский, поколебавшись, снял телефонную трубку, разыскал Ларцева и
пригласил его с дочерью к себе домой, как он выразился, "на предновогод-
ние блины".
   "Господи, да он совсем седой стал с того времени, как умерла Наташа",
- думал Ольшанский, глядя на Володю Ларцева, весело болтавшего с Ниной и
дочками. Нина Ольшанская заботливо опекала Ларцева с тех пор, как он ов-
довел, старалась по возможности забирать Надюшку во время школьных кани-
кул, если уезжала куда-нибудь с девочками, регулярно приглашала на ужины
и воскресные обеды, помогала с дефицитными покупками. Порой она даже шу-
тила: "У меня теперь полтора мужа и три дочки".
   - Почему полтора, а не два? - спросил Константин Михайлович,  услышав
это впервые.
   - Ну, на полного мужа Володя не тянет: я о нем забочусь, а он обо мне
- нет, - шутливо ответила жена.
   Теперь, глядя на ничего не подозревающих жену и друга, он  мучительно
собирался с силами, чтобы произнести первую фразу, как только Нина  вый-
дет из кухни в комнату. Наконец она ушла к телефону, и Константин Михай-
лович, переведя дыхание, выдавил:
   - С тобой все в порядке, Ларцев?
   Один бог знает, как надеялся Ольшанский увидеть веселое недоумение на
лице друга, услышать его знакомый короткий смешок и шутливый  ответ.  Но
по тому, как мгновенно сузились и заледенели Володины  глаза,  он  сразу
понял, что его надеждам сбыться не суждено.
   - Почему такой вопрос. Костя? Со мной уже больше года не все в поряд-
ке, но для тебя это не новость.
   - Я не это имел в виду.
   - А что? Что ты имел в виду?
   - Ты стал хуже работать. Прости меня, Володька,  я  все  понимаю,  но
нельзя же так...
   - Как - так?
   Ольшанский за свою долгую следовательскую жизнь провел столько допро-
сов, что ему уже не нужно было продолжать разговор. И без того почти все
ясно. Ларцев  не  оправдывается,  не  пытается  объясниться,  он  задает
встречные вопросы, явно уклоняясь от ответа и стараясь понять, что имен-
но известно его другу Косте. Следователь горько вздохнул.  Значит,  дело
не в обычной халтуре, а в чем-то гораздо более серьезном. Видно,  Володю
крепко посадили "на крючок".
   - Послушай, если ты не хочешь ничего рассказывать - дело твое. Конеч-
но, мне обидно, когда ты что-то скрываешь, но...
   - Что - но? - холодно откликнулся Ларцев.
   - Ты вот-вот нарвешься на скандал.
   - Почему?
   - Потому что у твоего вранья длинные уши, которые торчат  из  каждого
написанного тобой протокола, из каждого документа. Ты что же, совсем ме-
ня не уважаешь, если думаешь, что я этого не замечу?
   - А ты, значит, заметил, - коротко усмехнулся Ларцев, потянувшись  за
сигаретой.
   - Представь себе, заметил. Хотя долгое время делал вид, что не  заме-
чаю. Но больше так продолжаться не может.
   - Почему? - осведомился Ларцев, доставая с полки пепельницу.
   "Черт возьми, - подумал Константин Михайлович, - не я его  спрашиваю,
а он меня. И он спокоен, как каменный монумент, а меня аж пот прошиб  от
волнения".
   - Потому что теперь это заметил не только я.
   - Кто еще?
   - Каменская. Она после тебя передопросила всех  свидетелей.  Тебе  об
этом известно? Ты потратил на это безобразие десять дней, а  она  -  еще
десять, переделывая за тобой твою же работу. И почти все - впустую,  по-
тому что через двадцать дней свидетельские показания уже не те,  что  по
горячим следам. Уж тебе ли этого не знать! Двадцать дней из шестидесяти,
отпущенных на предварительное следствие, ушли псу под хвост.  Ты  ничего
мне не скажешь по этому поводу?
   В кухне повисло молчание. Ольшанский стоял, отвернувшись  к  окну,  и
только слышал, как Володя резко выдыхал дым. Обернувшись,  он  изумленно
уставился на сияющего улыбкой Ларцева.
   - Тебе весело? - хмуро спросил Константин Михайлович.
   - Угу, - кивнул Володя. - Спасибо тебе, Костя. Спасибо,  что  сказал.
Жаль только, что не сразу. Чего ж ты тянул так долго?
   - С духом собирался. За что спасибо-то?
   - Когда-нибудь узнаешь. Нинуля! - закричал Ларцев. - Кончай висеть на
телефоне, давай выпьем за твоего мужа Костю. Хороший он мужик!
   "Хороший мужик" Костя испытывал одновременно разочарование и облегче-
ние. Конечно, хорошо, что Ларцев не обиделся, не стал отпираться,  огры-
заться, хамить (хотя Ольшанский знал, что в хамстве  ему  самому  равных
нет, поэтому нарушения конвенциальных норм общения были ему не страшны).
Но плохо то, что не сказав "нет", он не сказал ни "да", ни "может быть".
Он предпочел отшутиться и был при этом отнюдь  не  наигранно  весел.  Уж
что-что, а искусственную улыбку от искренней Ольшанский  отличить  умел.
Что же происходит с Володей Ларцевым?
   Надя Ларцева, одиннадцати лет от роду, была послушной и очень  самос-
тоятельной девочкой. Впервые она осталась "за хозяйку", когда мама  нес-
колько месяцев пролежала в больнице. Тогда восьмилетняя Надюша, до  того
ходившая, держась за мамину руку, впервые услышала отцовские заповеди  о
правилах личной безопасности. Теперь, когда мама умерла, девочка  быстро
привыкла оставаться дома одна и решать свои проблемы без посторонней по-
мощи. В глубине души она считала себя совсем взрослой и  ужасно  злилась
на отца, без конца повторявшего одно и то же про чужих дяденек  и  тете-
нек, с которыми не нужно разговаривать на улице и уж тем более нельзя ни
принимать от них подарки, ни уходить с ними, какие  бы  заманчивые  вещи
они ни предлагали. "Это же само собой разумеется,  -  возмущенно  думала
Надя каждый раз, слушая отца, - неужели он думает, что я дурочка?"
   Целыми днями предоставленная сама себе, Надя не очень-то старалась по
части школьных уроков, зато перечитала множество "взрослых" книжек, пре-
имущественно детективных, которые Ларцев в свое  время  пачками  покупал
для сидевшей дома больной жены. Из этих книжек она узнала, какие  непри-
ятности случаются с чрезмерно доверчивыми детьми, все время была  насто-
роже и без конца повторяла про себя правила, которым обучал ее отец:  не
входить в подъезд одной, обязательно дождаться кого-нибудь  из  соседей,
кого знаешь в лицо; не ходить близко к проезжей части; не ходить по пус-
тынным улицам; не отвечать на попытки заговорить; если что-то  случилось
на улице, например, пристал незнакомый человек, ни в коем случае не идти
домой, а зайти в ближайший к дому продуктовый магазин и ждать,  пока  не
встретишь кого-нибудь из соседей по дому, и уже вместе  с  ними  возвра-
щаться и так далее. Правил было много, и почти  все  они  казались  Наде
вполне разумными, по крайней мере, после папиных объяснений, кроме разве
что некоторых. Ну вот, например, она так и не поняла, почему нельзя при-
нимать подарки от чужих людей. Сколько ни  бился  Ларцев,  растолковывая
дочери, что, с одной стороны, приняв подарок, она будет чувствовать себя
обязанной и уже не сможет твердо ответить "нет", если сделавший  подарок
человек о чем-нибудь ее попросит, а с другой стороны, плохие люди  могут
что-нибудь засунуть в этот подарок, например, деньги или кольцо с  брил-
лиантом, и тогда у папы будут крупные неприятности, - все было впустую.
   - Не понимаю, - честно отвечала ему дочь. - Я буду делать, как ты ве-
лишь, но я этого не понимаю.
   Сегодня, накануне новогодних праздников, Надя возвращалась  домой  от
подружки-одноклассницы, с которой они вместе гуляли, сходили в  кино,  а
потом пили чай с вкуснейшими пирожками, испеченными  подружкиной  бабуш-
кой. В декабре смеркается рано, и когда девочка в начале  шестого  вышла
на улицу, было уже совсем темно. Возле дома, где жила ее  одноклассница,
стояла темно-зеленая машина. Собственно, в темноте не было видно, какого
она цвета, но Надо видела ее еще днем,  засветло,  когда  они  с  Риткой
возвращались из кинотеатра...
   Тогда машина припарковалась между кинотеатром и магазином "Обувь",  и
Надя обратила на нее внимание потому, что у заднего стекла  стояла  рос-
кошная огромная белокурая Барби, мечта всех ее знакомых девочек. Надя  и
Рита остановились. К дому Ларцевых нужно было идти прямо, а если зайти к
Ритке, то следовало повернуть направо.
   - Я, пожалуй, пойду домой, - нерешительно сказала Надя, зябко кутаясь
в фиолетовый пуховик и поправляя шарф. На самом деле ей не хотелось идти
в пустую квартиру, но она вежливо ждала, не пригласит ли  ее  подруга  в
гости.
   - Да брось ты, - беззаботно ответила Рита, высокая нескладная  девоч-
ка, не вылезавшая из "троек" и не признававшая слова "нужно". - Пошли ко
мне. Бабулька сегодня пироги затеяла. Пошли, пошли, хоть поешь  по-чело-
вечески.
   - Я папе обещала после кино сразу идти домой. Он будет  сердиться,  -
вяло сопротивлялась Надя самой себе. Вкусная, по-настоящему вкусная  до-
машняя еда была теперь в ее семье редкостью: отец готовить не умел, да и
она сама тоже. Вот когда мама была жива...  А  пироги  Риткиной  бабушки
славились на весь класс. Они были настоящими произведениями искусства.
   - Да брось ты! - повторила Рита свою любимую фразу. - Позвонишь ему и
скажешь, что ты у меня. Бабанька подтвердит, если нужно. Время-то -  три
часа всего. Ну, пойдем, пойдем, - и длинная не по  годам  Рита  покрови-
тельственно обняла подругу за плечи.
   Девочки свернули за угол, и в этот момент Надя  краем  глаза  увидела
белокурую Барби. Машина медленно проехала мимо них, тоже свернув  напра-
во, и остановилась, не доезжая перекрестка, за которым сначала стоял пя-
тиэтажный дом, а следом за ним - шестнадцатиэтажный, в  котором  и  жила
Рита. У Нади на мгновение сжалось сердце от недоброго предчувствия, но в
конце концов она же не одна, она с подружкой, и идет к ней в гости,  где
их ждет бабушка. А когда она, Надя, соберется домой, машина уже уедет. В
этом девочка была почему-то совершенно уверена...
   Однако машина не уехала. В салоне горел свет,  и  вызывающе  нарядная
кукла Барби в ярко-алом вечернем платье с блестками была  хорошо  видна.
Надя испугалась, но тут же постаралась взять себя в  руки.  С  чего  она
взяла, что машина ждет именно ее? Ну стоит себе - и пусть стоит.
   Девочка решительно двинулась  к  перекрестку  и  дальше,  к  магазину
"Обувь". Свернув у магазина направо, в направлении своего дома, она нем-
ного успокоилась. Здесь было светлее, горели  фонари,  ходили  люди.  Но
вскоре она увидела, как та машина проехала мимо нее и,  мигнув  красными
огнями, остановилась неподалеку от ее подъезда.  Надю  охватила  паника.
Она замедлила шаг и стала вспоминать, что нужно делать в таких  случаях.
Ну конечно, нужно искать человека с собакой. Папа объяснял ей, что чело-
век, гуляющий с собакой, скорее всего живет где-то  неподалеку,  значит,
маловероятно, что он заодно с тем, кто ее напугает. Люди,  пристающие  к
маленьким девочкам, обычно стараются делать это подальше от того  места,
где живут сами. Лучше всего, если найти гуляющую с  собакой  женщину.  А
еще лучше, чтобы собака была большая.
   Надя огляделась по сторонам. Кругом - только дома, никаких сквериков,
где можно встретить "собачников". Но она знала, что возле дома найдет их
наверняка. Их там всегда много, потому что рядом -  большой  озелененный
двор. Плохо только, что придется пройти мимо той машины. Но может  быть,
ей повезет, и она встретит кого-нибудь подходящего еще до того, как  по-
равняется с машиной.
   Да, ей повезло. Не доходя метров пятнадцати до  машины,  она  увидела
симпатичную женщину в джинсах, куртке и спортивной шапочке,  а  рядом  с
ней на поводке - огромного, устрашающего вида добермана. Надя набрала  в
легкие побольше воздуха и произнесла заранее заготовленную фразу:
   - Извините, пожалуйста, вы не могли бы проводить меня до подъезда?  Я
живу вот в этом доме, но я боюсь заходить в  подъезд  одна,  там  темно,
свет не горит, а мальчишки хулиганят и всех пугают.
   Почему-то она не решилась сказать женщине про зеленую машину  с  кук-
лой, побоявшись выглядеть смешной. Темный подъезд  -  другое  дело,  это
просто и всем понятно. А вот машина... Может, все это пустые страхи?
   - Конечно, малышка, пойдем, мы тебя проводим.  Правда?  -  обратилась
женщина к доберману.
   Надю слегка покоробило обращение "малышка", но  все  равно  она  была
ужасно благодарна незнакомой женщине за отзывчивость. Проходя мимо маши-
ны, она сделала усилие, чтобы не взглянуть еще раз на куклу, - в  салоне
опять горел свет. Барби была так хороша, что даже взрослая женщина обра-
тила на нее внимание.
   - Смотри, какая красавица! - восхищенно воскликнула она, замедляя шаг
возле машины.
   Но Надя, опустив голову и отведя в сторону глаза, быстро прошла  впе-
ред.
   Они шли медленно, потому что пес все время останавливался,  обнюхивая
все попадавшиеся на пути деревья и кусты, а также стены здания.  Наконец
они подошли к подъезду. Женщина вошла первой и,  придерживая  дверь  для
Нади, укоризненно сказала:
   - Зачем же ты меня обманула? У вас светло, свет горит,  все  лампочки
на месте. Тебе не стыдно?
   Надя мучительно подыскивала оправдание и уже открыла было рот,  чтобы
пролепетать что-нибудь насчет того, что, мол, целый месяц свет не горел,
наверное, только сегодня его включили... За  ее  спиной  мягко  стукнула
дверь. Она хотела обернуться, чтобы посмотреть, кто вошел в дом, но  по-
чему-то у нее ничего не получилось. Ноги стали ватными, а в  глазах  по-
темнело.
   Арсен был доволен. Парнишка неплохо поработал, не зря его учили и на-
таскивали с младых ногтей, не зря вкладывали в него