И потом, положа руку на
сердце, признайся: неужели ты  так  сильно  нуждаешься  в  мамином  при-
сутствии? Прости, ребенок, я знаю тебя так давно, что имею право  коечто
сказать. Тебе не так уж и нужно, чтобы мама жила в Москве,  просто  тебя
задевает, что она готова жить вдали от тебя. А что касается нас с тобой,
то ты же не перестанешь приходить ко мне только потому, что я больше  не
являюсь мужем твоей матери, верно?
   - Конечно, папуля. Ты мне как родной отец. Я тебя очень, очень люблю,
- грустно сказала Настя.
   - И я люблю тебя, ребенок. А маму не осуждай. И меня, кстати, тоже.
   - Я знаю, - кивнула Настя. - Ты меня с ней познакомишь?
   - А надо? - засмеялся Леонид Петрович.
   - Интересно же!
   - Ладно, если интересно - познакомлю. Только дай слово, что не будешь
расстраиваться.
   Уснуть Насте удалось только ближе к утру. Она все пыталась  осмыслить
то, что услышала от своего начальника Гордеева. Милиция, купленная мафи-
ей, - не новость. Но до тех пор, пока это случалось с другими, в  другом
подразделении, в другом городе, это воспринималось как факт  объективной
реальности, с которым надо считаться и который следует принимать во вни-
мание при анализе информации и принятии решений. А когда  это  случается
рядом с тобой, в твоем отделе, с твоими друзьями, то из  служебно-анали-
тической проблема становится нравственно-психологической, не имеющей од-
нозначного решения. Как работать дальше? Как себя вести с коллегами? Ко-
го подозревать? Всех? И тех, кого недолюбливаешь, и тех, кому симпатизи-
руешь, и тех, к кому искренне привязана? И если заметишь что-то, вызыва-
ющее подозрение, в поведении когонибудь из сотрудников отдела, то что  с
этим делать? Бежать к Колобку доносить? Или таить в себе, внутренне заж-
мурившись и повторяя, что ничего такого не было? А может быть,  самоуст-
раниться, сказав себе, что предавать друзей нельзя,  даже  если  они  не
правы, и пусть с ними разбираются враги? Тогда кто же здесь  враг?  Инс-
пекция по личному составу? Или все-таки тот, кто оказывает услуги  прес-
тупникам вопреки интересам правосудия? Господи, как много вопросов! И ни
одного ответа...


   Глава вторая

   В кабинет к следователю городской прокуратуры Константину Михайловичу
Ольшанскому Настя попала впервые. Они знали друг друга давно, но  встре-
чались только на Петровке, где Ольшанский частенько бывал. Он был  умным
человеком и опытным следователем, грамотным, добросовестным,  мужествен-
ным, но Настя его почему-то недолюбливала. Она не  раз  пыталась  разоб-
раться в своем отношении к нему, но причин нелюбви к Ольшанскому  так  и
не поняла. Более того, она знала, что очень  многие  относились  к  нему
точно так же неприязненно, хотя открыто признавали его профессионализм и
высокую квалификацию.
   Внешне Константин Михайлович производил впечатление  недотепы-неудач-
ника: смущенный взгляд, мятый пиджак, на любом галстуке - непременно ка-
кое-то постороннее пятнышко непонятного происхождения, далеко не  всегда
вычищенные ботинки, очки в чудовищно  старомодной  оправе.  Кроме  того,
Ольшанский отличался весьма живой мимикой и тем, что совершенно не  сле-
дил за лицом, особенно когда занимался писаниной. Сторонний  наблюдатель
с трудом удерживался от смеха, видя эти невероятные гримасы и  высунутый
кончик языка. Вместе с тем следователь бывал резок и невежлив, хотя и не
часто, и, как ни странно, в основном с экспертами.  Он  был  помешан  на
криминалистике, читал всю новейшую литературу, вплоть до  диссертаций  и
материалов научно-практических конференций, и  во  время  осмотра  места
происшествия буквально стоял над душой у экспертов,  предъявляя  им  ка-
кие-то немыслимые требования и ставя перед ними самые неожиданные вопро-
сы.
   Кабинет Ольшанского был довольно точным отражением своего хозяина: на
полированной поверхности приставного стола - круги от горячих  стаканов,
рабочий стол захламлен донельзя, пластмассовый абажур  настольной  лампы
померк под вековым слоем пыли, из ярко-зеленого  превратившись  в  туск-
ло-серый. Короче, кабинет Насте не понравился.
   Ольшанский встретил ее дружелюбно, но тут  же  спросил  про  Ларцева.
Владимир Ларцев вместе с Михаилом Доценко первые девять дней, с 3 по  11
ноября, выполняли поручения следователя по  делу  об  убийстве  Виктории
Ереминой, и Константин Михайлович ожидал увидеть кого-то из них. В отде-
ле Гордеева знали, что Ольшанский особенно ценил Ларцева и признавал  за
ним умение вести допросы, частенько поручал ему работу со свидетелями  и
обвиняемыми и всегда подчеркивал, что результаты такой работы  у  Володи
гораздо лучше, чем у него самого.
   - Ларцев пока занят, - уклончиво ответила Настя, - ему поручили  дру-
гое задание. По делу Ереминой буду работать я.
   Надо отдать следователю должное: если он и был разочарован,  то  виду
не показал. Достав из сейфа уголовное дело, он усадил Настю за  пристав-
ной стол.
   - Читай тихонечко. Я должен закончить обвинительное заключение. Через
сорок минут у меня очная ставка, так что придется тебя  выгнать.  Поста-
райся успеть.
   Документов в деле оказалось не так уж много. Заключение судебно-меди-
цинского эксперта: причина смерти  -  асфиксия,  наступившая  вследствие
удушения, скорее всего, полотенцем (частицы волокон ткани обнаружены  на
заостренных краях серьги в форме цветка с  пятью  лепестками).  На  теле
убитой обнаружены множественные кровоподтеки в области  спины  и  груди,
образовавшиеся от ударов толстой веревкой или ремнем. Время  образования
кровоподтеков - от двух суток (самые ранние) до двух часов (самые  позд-
ние) до наступления смерти.
   Протокол допроса начальника Ереминой, генерального  директора  фирмы,
гласил: Вика много пила, но на работу ходила исправно. Конечно, в  пове-
дении были странности, как у всякой пьющей женщины. Она могла, например,
уехать на два-три дня с малознакомым мужчиной. Но Еремина при  всем  при
том никогда не забывала отпроситься у начальника,  причем  не  стесняясь
заявляла в открытую, зачем ей нужны эти два-три дня. В  последнее  время
она сильно изменилась, стала замкнутой, непредсказуемой, часто  отвечала
невпопад, подолгу сидела, уставившись в одну точку, и порой даже не слы-
шала, как к ней обращаются. Создавалось впечатление,  что  она  серьезно
больна.
   Протокол допроса Бориса Карташова, любовника Ереминой:  я  совершенно
уверен, что Виктория была больна. Около месяца тому назад у  нее  появи-
лась навязчивая идея, что кто-то воздействует на нее по радио  и  крадет
ее сны. Я уговаривал ее проконсультироваться у психиатра, но она катего-
рически отказывалась. Тогда я сам обратился к знакомому врачу, и он  вы-
разил уверенность, что у Вики острый психоз и она нуждается в  немедлен-
ной госпитализации. Однако Вика меня не послушалась. Иногда она вела се-
бя крайне легкомысленно, заводила какие-то случайные знакомства и близко
сходилась с подозрительными типами, особенно в периоды  запоев.  Бывало,
что и пропадала на несколько дней с очередным  любовником.  Я  уехал  из
Москвы в командировку 18 октября, вернулся 26 октября, начал разыскивать
Викторию, опасаясь, что в болезненном состоянии она могла попасть в  бе-
ду. О том, что она собиралась куда-то уезжать, мне ничего  не  известно.
Никаких сообщений от нее я не получал.
   Протокол допроса Ольги Колобовой, подруги Ереминой: я знаю  Вику  всю
жизнь, мы вместе воспитывались в детдоме. Естественно, Бориса  Карташова
я тоже знаю. Примерно месяц назад Борис сказал мне, что Вика заболела, у
нее появилась навязчивая идея, что кто-то при помощи радио крадет у  нее
сны. Борис просил, чтобы я поговорила с  Викой,  убедила  ее  показаться
врачу. Вика категорически отказалась, сказала, что считает себя абсолют-
но здоровой. Когда я спросила ее, правда ли, что  она  говорила  Борису,
будто у нее крадут сны, она подтвердила, что это правда. Последний раз я
разговаривала с Викой вечером 22 октября, примерно в 23 часа, я  звонила
ей домой. Мы договорились встретиться в воскресенье. Больше я Еремину не
видела и не разговаривала с ней.
   Протокол допроса кандидата медицинских наук Масленникова,  врача-пси-
хиатра, у которого консультировался Карташов:  примерно  две-три  недели
назад, в середине октября, ко мне обратился  Борис  Карташов  по  поводу
своей знакомой, у которой появились навязчивые идеи. Описанные им  симп-
томы позволили мне сделать вывод, что молодая женщина находится на грани
серьезнейшего заболевания и нуждается в немедленной госпитализации.  Та-
кое состояние, как у  нее,  называется  синдромом  Кандинского-Клерамбо.
Больные в состоянии острого психоза бывают чрезвычайно опасны,  так  как
слышат "голоса", и эти "голоса" могут  приказать  им  сделать  все,  что
угодно, вплоть до убийства случайного  прохожего.  Точно  так  же  такие
больные легко могут стать жертвой преступления, так как не  в  состоянии
адекватно оценивать обстановку, особенно если в этот момент  "голос"  им
что-нибудь "посоветует". Я объяснил Карташову, что госпитализировать его
знакомую нельзя без ее согласия до тех пор, пока  нарушения  психики  не
приведут к явным нарушениям в поведении и она не попадет в милицию. Кар-
ташов сказал мне, что она категорически  отказывается  даже  от  простой
консультации у специалиста и считает себя полностью здоровой. К  сожале-
нию, в таких случаях сделать ничего нельзя, принудительная  госпитализа-
ция возможна только, как я уже говорил, если больной поведет  себя  так,
что попадет в поле зрения милиции.
   Еще несколько протоколов с показаниями сотрудников фирмы, где работа-
ла Еремина, а также знакомых погибшей и ее друга Карташова. Ничего ново-
го в этих протоколах Настя не увидела. На глаза ей попался листок с  пе-
речнем мест и адресов, где  Виктория  имела  обыкновение  напиваться.  К
листку подколото шесть справок о том, что в указанных местах в период  с
23 октября по 1 ноября никто Еремину не видел. Непроверенными оставались
еще два адреса.
   Настя закрыла уголовное дело и посмотрела на Ольшанского. Следователь
быстро печатал на машинке, повернувшись к Насте спиной и ссутулившись на
неудобном стуле.
   - Константин Михайлович! - позвала она.
   Он резко обернулся к ней, задев при этом локтем высокую стопку  бумаг
на рабочем столе. Документы разлетелись в разные стороны, некоторые упа-
ли на пол. Ольшанского это, однако, ничуть не обеспокоило.
   - Да? - спокойно отозвался он, словно ничего не случилось, снял  очки
и принялся ожесточенно тереть пальцами глаза.
   - У меня к вам три вопроса. Один - по делу и два - не по делу.
   - Начинай с тех, которые не по делу, - добродушно сказал следователь,
по-птичьи склонив голову набок и зажав пальцами переносицу. Как все  лю-
ди, страдающие сильной близорукостью, без очков он выглядел  растерянным
и беспомощным. Чтото неуловимо изменилось, и Настя вдруг поняла,  что  у
Ольшанского удивительно красивое лицо и огромные глаза с девически длин-
ными ресницами. Толстые стекла "близоруких" очков делали глаза маленьки-
ми, а чиненая-перечиненая оправа с  многочисленными  следами  склеивания
уродовала следователя до полной неузнаваемости.
   - Вам хватает вашей зарплаты?
   - Смотря для чего, - пожал плечами Ольшанский, - Для того,  чтобы  не
подохнуть под забором, - вполне, даже с избытком. А для того, чтобы  хо-
рошо себя чувствовать, - не хватает.
   - Что для вас означает "хорошо себя чувствовать"? - допытывалась Нас-
тя.
   - Для меня лично? А ты, оказывается,  нахалка,  Каменская!  Сейчас  я
начну тебе отвечать, а ты мне в душу полезешь. Мне придется рассказывать
о своих вкусах, пристрастиях, о хобби, о семейных проблемах  и  еще  Бог
знает о чем. С какой стати? Ты мне кто - сват, брат, лучший друг?  Давай
второй вопрос.
   Следователь откровенно хамил, но при этом  весело  улыбался,  сверкал
ослепительными ровными зубами, и было совершенно непонятно, сердится  он
или шутит.
   - Вы недовольны, что вместо Ларцева по делу Ереминой буду работать я?
   Улыбка на лице Ольшанского стала еще шире, но ответил он не сразу.
   - Я люблю работать с Володей, он классный специалист, настоящий  мас-
тер. И вообще он мне глубоко симпатичен. Я всегда радуюсь и как следова-
тель, и как человек, когда мне доводится с ним общаться. Что же касается
тебя, Анастасия, то с тобой я никогда раньше не работал и почти тебя  не
знаю. Гордеев тебя очень хвалит, но для меня это - пустой звук. Я привык
сам составлять мнение о человеке. Ты удовлетворена моим ответом?
   - Честно говоря, нет. Но ведь другого ответа не будет?
   - Не будет.
   - Тогда третий вопрос: где тот бизнесмен, который отвозил Еремину до-
мой в пятницу, 22 октября, после банкета?
   - К сожалению, уехал домой, в Нидерланды. Но в квартире Ереминой его,
похоже, не было. Ты протокол осмотра квартиры прочла?
   - Не успела. Я читала только  свидетельские  показания.  А  протокола
допроса этого бизнесмена там нет. Его что, не допрашивали?
   - Нет. Он улетел до того, как обнаружили труп и возбудили дело. Одна-
ко когда Еремину начали разыскивать, он еще был в Москве, и  гендиректор
фирмы звонил ему и справлялся о девушке. Таким образом, о событиях вече-
ра 22 октября мы знаем только со слов начальника Ереминой.  Так  вот,  в
квартире отпечатков пальцев этого бизнесмена не обнаружено.
   - А как вы определили? С чем сравнивали? - удивилась Настя.
   - С  отпечатками  на  документах,  которые  подписывал  этот  богатый
джентльмен.
   - Документы представил все тот же гендиректор?
   - Совершенно точно.
   - Слабовато, - с сомнением произнесла Настя.
   - Слабовато, - с готовностью согласился Ольшанский. - Но, может быть,
тебя утешит то обстоятельство, что сей господин в 22.30 того  же  вечера
звонил из гостиницы "Балчуг" в Париж, о чем есть соответствующая  запись
у телефонисток. А Еремина, если ты помнишь, около одиннадцати вечера бы-
ла жива-здорова и беседовала по телефону с подругой. И вообще  маловеро-
ятно, чтобы этот голландец был причастен к убийству, потому что убили-то
ее никак не раньше 30 октября. Конечно, надо бы его допросить,  но  это,
как ты сама понимаешь, долгая песня - через МИД, посольство и так далее,
тем паче, что он вполне может куда-нибудь уехать из Нидерландов по своим
коммерческим делам. Не гоняться же за ним по всему миру.
   - Константин Михайлович, мне работать по вашим версиям или самой  ду-
мать?
   - А у меня пока всего две версии. Первая - убийство Ереминой  связано
с темными делами на фирме. Вторая - она действительно психически  больна
и стала жертвой какого-то подонка, случайно попавшегося ей на пути. Пер-
вую версию проверять пока не начали, по второй сделано достаточно много,
но, к сожалению, безрезультатно. Никаких следов передвижения погибшей за
те несколько дней, что прошли с момента ее исчезновения и до обнаружения
трупа, найти не удалось.
   - И в чем вы видите мою задачу? - спросила Каменская.
   - Я хочу, чтобы ты подумала, как еще можно поработать над второй вер-
сией. Я хочу, чтобы ты придумала, где и как  обнаружить  след  Ереминой,
если допустить, что она и в самом деле была в состоянии острого психоза.
Поговори со специалистами, посоветуйся с психиатрами, выясни, как  ведет
себя больной в таком состоянии, прикинь, куда и зачем девушка  могла  бы
отправиться.
   - А как же первая версия? Насчет махинаций на фирме? Не будем  прове-
рять?
   - Анастасия, ты меня умиляешь, ей-крест! - взмахнул  руками  Ольшанс-
кий. - Разве ты в состоянии одновременно делать и то, и другое? Я  хочу,
чтобы ты работала по версии, которая, исходя из материалов дела, кажется
мне более перспективной. Если ты можешь при этом работать еще  по  одной
версии, я буду только рад. Но, скажу тебе честно, я в это  не  больно-то
верю, пока ты одна. Гордеев собирается выделять людей на  это  дело  или
нет? Где это видано, чтобы по убийству работал один человек?!
   Настя раздумывала, как бы ответить  следователю,  чтобы  не  подвести
своего начальника Колобка. Не говорить же Ольшанскому в самом деле,  что
у Гордеева появилась информация о нечестности кого-то из сыщиков, поэто-
му он не хочет поручать дело никому, кроме нее, Насти,  поскольку  здесь
могут быть замешаны интересы мафии. Но Константин Михайлович, к счастью,
не стал долго задерживаться на выяснении намерений начальника отдела  по
борьбе с тяжкими насильственными преступлениями. Он выразил свое негодо-
вание и счел вопрос исчерпанным. Тем более что наступило время, на кото-
рое у него была назначена очная ставка.
   Напряженно глядя под ноги, чтобы не провалиться в лужу по  щиколотку,
Настя Каменская медленно брела от автобусной остановки  к  своему  дому.
Она ужасно уставала в последние дни, ибо ей, привыкшей к кабинетному си-
дению, пришлось заниматься обычной работой сотрудника уголовного  розыс-
ка: ездить по всей Москве, разыскивая нужные адреса и нужных людей, раз-
говаривать с ними, и не просто разговаривать, а зачастую и  уговаривать,
не просто спрашивать, а упрашивать, чтобы ответили. Что  поделать,  мало
кому нравится беседовать с милицией.
   Результат же Настиных усилий был плачевным: Еремина как сквозь  землю
провалилась после 22 октября. Ее не видел никто из тех, с кем она  имела
обыкновение проводить время как в дружеской беседе, так  и  в  попойках.
Круг этих людей был не особенно велик, но, кроме такого постоянного "яд-
ра" давних знакомых, была и довольно обширная группа тех, кто участвовал
в алкогольных мероприятиях нерегулярно, от случая к случаю. Все они были
разысканы и опрошены, и все, как один, уверенно говорили, что  после  22
октября Вику Еремину они не видели и по телефону с ней не разговаривали.
Со многими из них общаться было весьма непросто: вместо того, чтобы рас-
сказывать о своей трагически погибшей знакомой, они  пытались  доказать,
что употребление спиртного - их личное дело и не  является  поводом  для
вмешательства милиции.
   Однако из всех этих бесед Настя вынесла важную информацию: чем пьянее
делалась Вика, тем сильнее становилась  у  нее  потребность  кому-нибудь
позвонить. Во время пьянок, длившихся иногда два-три дня, она чуть ли не
каждые два часа звонила Борису Карташову, чтобы заплетающимся языком со-
общить ему, что с ней все в порядке, что все мужики - дураки и сволочи и
не имеют права указывать ей, как жить и сколько и с кем пить. Помимо Бо-
риса, она звонила и своей подруге Леле, той самой, с которой вместе рос-
ла в детдоме. Более того, она ухитрялась даже несколько раз позвонить на
работу, чтобы заверить, что завтра она непременно появится. Поскольку  и
начальник Ереминой, и подруга Леля, и Борис Карташов уверяли, что в  пе-
риод безвестного отсутствия Вика им не звонила, можно было  сделать  вы-
вод, что, по крайней мере, в запое девушка в это время не  была.  С  из-
вестной оговоркой: если все трое говорят правду. Если же все они,  такие
разные, живущие в разных местах и имеющие мало общего, дружно лгут, зна-
чит, тому есть веская причина. И Настя пыталась понять, что же ей делать
в первую очередь: искать эту таинственную причину,  если  она,  конечно,
есть, или все-таки пытаться обнаружить следы Ереминой.
   Вместе с Настей по делу об убийстве работал Андрей  Чернышев  из  об-
ластного управления внутренних дел. Андрей был симпатичным малым, толко-
вым, расторопным, а главное - имел собственную  машину,  благодаря  чему
успевал сделать за день раза в три больше, чем сама Настя. Он обожал со-
бак, а со своей овчаркой носился не то что как с писаной торбой, а как с
ребенком-вундеркиндом, постоянно опасаясь, что  неправильное  питание  и
уход могут повлиять на ее умственные способности. Надо,  однако,  отдать
ему должное: овчарка со странной кличкой Кирилл была идеально  выдресси-
рована, беспрекословно выполняла все команды и понимала  своего  хозяина
не только с полуслова, а с полувзгляда и с полувздоха, чем Андрей ужасно
гордился. И Настя знала, что достоинства Кирилла вовсе не  пр