станешься сам по себе, а ребенок - сам
по себе! Он же не видит тебя, он даже не понимает, должен ли  брать  с  отца
пример, и если должен, то какой это пример. Как же  ты  не  понимаешь  таких
простых вещей?
   - Вероятно, я понимаю вещи более сложные, - усмехнулся отец. - И  давайте
не будем ссориться. У меня есть всего несколько часов в неделю для общения с
сыном, а вы крадете эти драгоценные часы и тратите их на пустые разговоры.
   - Воспитание мальчика - это не пустое, - упрямилась она. - Дай мне слово,
что ты сделаешь все возможное...
   - Я сделаю все возможное, чтобы доходчиво объяснить  сыну,  почему  я  не
могу жить с ним. Надеюсь, он отнесется к этим причинам с большим  уважением,
нежели вы.
   Я слушал, прильнув ухом к двери и замерев от страха. Впервые  в  жизни  я
присутствовал при разговоре, когда стороны не могут договориться и стараются
обидеть  друг  друга.  Конечно,  среди  мальчишек,  моих  ровесников,  ссоры
случались каждый день, и до драк  частенько  доходило,  но  здесь  все  было
подругому. Здесь были два человека, которых я любил и от которых зависел,  и
в их голосах звучала такая непримиримая злость, что у меня в глазах  темнело
и сердце колотилось где-то в горле. ТАКОЕ я слышал  в  первый  раз.  Мама  с
отцом так никогда не разговаривали.
   Но дело было не только в этом. Я впервые услышал что-то членораздельное о
работе отца. Мама никогда не рассказывала мне подробности, говорила  только,
что папа занимается важным и секретным делом, поэтому  он  так  мало  бывает
дома и сильно устает. Детским своим умишком я полагал, что  настоящая  жизнь
может быть только в Москве, в столице, в огромном прекрасном городе, а  все,
что находится за ее пределами, - это  одна  сплошная  провинция  или  вообще
деревня. По крайней мере именно так я видел мир из окна вагона,  когда  мама
возила меня летом на юг. Если отец работает за пределами Москвы, да еще  так
далеко, что приходится ездить на поезде, это означает,  что  работает  он  в
чистом поле, в деревне или в лесу. А сильно  устает,  потому  что  выполняет
тяжелую физическую работу (а отчего же еще можно уставать?), например,  роет
канавы или копает колодцы. В глубине души я этого  стеснялся  и  никогда  не
задавал маме вопросов об отце из страха, что она  подтвердит  мои  опасения.
Мне, в мою детскую глупую головенку, и прийти не могло, что он  работает  на
оборонку и вооружение. В одну секунду отец  вознесся  в  моих  в  глазах  на
недосягаемую  высоту.  Кавалер  ордена  Ленина!  Кавалер  ордена   Трудового
Красного Знамени! Лауреат Ленинской премии! И это - мой папа! Я так  горжусь
им! Я хочу быть похожим на него. Я должен стать достойным. Я его не подведу.
   Прошло два месяца, и как-то раз бабушка сказала, что завтра я не пойду  в
школу. Завтра состоится суд над убийцей моей мамы. Отец тоже приехал и еще в
прихожей стал высказывать неудовольствие бабушкиным намерением взять меня  с
собой.
   - Незачем ему это слышать. Это травмирует мальчика, - " басил он.
   Я выбежал, услышав папин голос, но бабушка не отослала  меня  в  комнату,
наоборот, поставила рядом с собой и положила руки мне на плечи.
   - В роду Данилевичей-Лисовских мужчины  всегда  умели  смотреть  прямо  в
глаза врагу и не прятаться от тяжелых переживаний, - жестко произнесла  она.
- И это умение прививалось им с самого детства. Иначе наш  мальчик  вырастет
слабым и трусливым.
   Отец устало пожал плечами и молча кивнул.
   - На вашу ответственность, - коротко бросил он.
   На следующий день мы отправились в суд. То, что я там  услышал,  потрясло
меня. Маму убил слесарь-сантехник, которого она вызвала из жэка, потому  что
засорился унитаз. Слесарь был, во-первых, умственно отсталым, а во-вторых  -
алкоголиком. Увидев приличную обстановку в  квартире  и  беспечно  брошенные
мамой на серванте золотые сережки с бриллиантами и такое же кольцо, он решил
убить хозяйку и забрать драгоценности, а заодно и в  шкафу  пошарить,  авось
деньги найдутся. Он ударил маму несколько раз  по  голове  чемто  тяжелым  и
вдруг, заметив, что она молодая  и  красивая,  решил  изнасиловать  ее.  При
мысли, что он прикасался к маме теми же руками, которыми копался в  унитазе,
меня вырвало прямо там, в зале  суда.  Под  грозным  взглядом  отца  бабушка
вывела меня в коридор и отвезла домой на такси.
   Я заболел. Нет, с виду я оставался совершенно здоровым,  ходил  в  школу,
занимался музыкой и немецким, писал картины, участвовал в  соревнованиях  по
шахматам и по легкой атлетике. Я заболел непониманием и  тщетными  попытками
ответить на вопрос: почему? Почему мою маму, такую красивую, добрую,  умную,
самую лучшую маму на  свете  должен  был  убить  пьяный  полоумный  слесарь,
чинивший унитаз и копавшийся в дерьме? И не только убить, но и изнасиловать.
Как она могла это допустить? Почему она должна была лежать в луже  крови,  с
некрасиво вывернутыми  ногами,  с  изуродованной  головой  и  в  разорванной
одежде? Она жила так красиво, так легко и радостно,  почему  же  она  должна
была так страшно умереть? Если человек  живет  достойной  жизнью,  он  имеет
право на достойную смерть. Вот и бабушка все время  говорит,  что  моя  мама
была достойной всего нашего рода. Так почему же это случилось?
   Вот так и вышло, что с десяти лет меня по-настоящему интересовала  только
одна проблема - проблема смерти. Все остальное как  бы  прилагалось  к  ней,
крутилось  вокруг  этой  проблемы.  Но  это  не  означает,  что  я  не   жил
по-настоящему. О нет, я жил, и еще как жил!


   Глава 7
   ЗАРУБИН

   Оперативники  порой  работают  быстрее  экспертов.  Но   это   нормально.
Экспертов меньше, чем оперов,  и  на  экспертизу  всегда  огромная  очередь.
Уголовные дела об убийствах Надьки Танцорки и неизвестного  гражданина  были
объединены у следователя  Ольшанского,  под  началом  которого  должны  были
теперь работать как городские сыщики, так и областные. Константин Михайлович
Ольшанский послал запрос в информационный центр,  где  хранилась  дактокарта
Горшкова, а также в колонию, где сексуальный разбойник отбывал наказание,  с
просьбой выслать личное  дело  осужденного,  в  котором  наверняка  найдутся
"образцы свободного почерка", иначе говоря - документы, написанные Горшковым
собственноручно. В принципе можно  было  бы  даже  информационный  центр  не
запрашивать, потому что в личном деле дактокарта тоже имеется, но Ольшанский
решил продублировать в надежде на то,  что  (а  вдруг?!)  дактокарта  придет
раньше, чем личное дело, и можно будет хотя бы ее направить на экспертизу.
   А  недавно  освобожденный  из  мест  лишения  свободы  гражданин  Горшков
Александр Петрович все еще где-то гулял. При выходе из колонии он получил на
руки справку об  освобождении,  и  на  основании  этой  справки  должен  был
получить паспорт в том месте, где собирался в дальнейшем жить и работать. На
получение паспорта законом  отводится  десять  дней.  Но  кто  их  соблюдает
сегодня, законы-то? Это раньше, когда  существовала  статья  за  тунеядство,
человек должен был непременно устроиться на  работу,  тут  уж  без  паспорта
никак, иначе быстренько обратно в зону загремишь. А теперь и следователь,  и
оперативники понимали, что уважаемый  половой  психопат  Александр  Петрович
может позволить себе  роскошь  так  и  ходить  со  справкой  в  кармане,  не
обращаясь в милицию и не получая  паспорта,  поскольку  имеет  полное  право
нигде не работать. Неприятности в  виде  штрафа  грозят  ему  только  в  том
случае, если он ненароком угодит в проверку документов,  в  ходе  которой  и
выяснится, что он уже почти полгода живет без паспорта. Но,  во-первых,  эту
неприятность вполне можно пережить, а во-вторых, вероятность ее  не  так  уж
высока, если сильно не высовываться. Горшков, по-видимому,  не  высовывался,
поскольку за время,  минувшее  после  освобождения  из  колонии,  никуда  не
обращался за паспортом и ни разу не был оштрафован за отсутствие оного.
   В ожидании результатов  экспертизы  оперативники  занимались  прояснением
обстоятельств  убийства  неизвестного  человека  в  районе  трех   вокзалов.
Керамическая рыбка  с  широко  раскрытым  ртом,  из  которого  торчат  ножки
пластмассовой куколки, недвусмысленно указывала на то, что спившаяся  бывшая
балерина Надежда Старостенко и странный гражданин в  приличной  одежде  и  с
деньгами на собственные похороны в кармане были лишены жизни одной рукой  и,
по всей вероятности, одним и  тем  же  оружием,  но  это  опять-таки  должна
подтвердить или опровергнуть экспертиза.
   Личность человека без документов была установлена  на  удивление  быстро.
Собственно, удивляться тут было особо нечему:  когда  рядом  с  вокзалами  -
крупнейшими в столице пристанищами бомжей - находишь труп человека с  явными
признаками нецивилизованной бездомной жизни, то много  ума  не  надо,  чтобы
предположить,  где  можно  навести  о  нем  справки.  Покойный,  как  вскоре
выяснилось, носил кличку Лишай, которая прилипла  к  нему  из-за  постоянных
кожных заболеваний, одолевающих его круглый год. Фамилии его никто не  знал,
имя же хоть и с немалым трудом, но вспомнили -  Геннадий.  Среди  вокзальных
бомжей он тусовался не так давно, всего месяца полтора-два, откуда прибыл  -
не спрашивали, не принято как-то, а он сам не рассказывал. В  день  убийства
его видели с утра и примерно часов до трех, куда делся потом - неизвестно.
   Улыбчивый и разговорчивый, Сергей  Зарубин  уговорил  своих  собеседников
показать место, где обычно спал Лишай, и его вещи. Впрочем, какие там  вещи?
Так,  жалкие  лохмотья,  утлый  скарб.  Никаких   документов   или   чего-то
существенного, что позволило  бы  узнать  о  неожиданном  повороте  в  жизни
бедняги Лишая, не обнаружилось. А поворот, несомненно, был, иначе  откуда  у
бездомного Геннадия появились приличная одежда и даже валюта на похороны?
   Если верить экспертам,  бедолага  Лишай  минут  за  тридцать-сорок  перед
смертью плотно поужинал. Вероятно,  напоследок...  Стало  быть,  прием  пищи
осуществлялся где-то неподалеку от  места  убийства.  Вооружившись  перечнем
обнаруженных в желудке убитого продуктов. Зарубин  начал  планомерный  обход
точек общепита, расположенных в районе трех вокзалов. В кафе, где они были с
Настей, Сергей заходить не стал: он хорошо помнил меню, никакой пиццы и блюд
из риса в нем не было. Пройдя от места  убийства  до  Казанского  вокзала  и
далее  по  Краснопрудной  улице  до  Русаковской  эстакады,  он  перешел  на
противоположную сторону и начал движение в обратном направлении, к вокзалам.
То, что он искал, оказалось рестораном быстрого обслуживания.  Сам  ресторан
представлял  собой  явление  весьма  негармоничное.  На  длинном   прилавке,
предназначенном для самообслуживания посетителей,  выставлены  разнообразные
красиво украшенные и аппетитно пахнущие блюда, но  условия,  в  которых  эту
роскошь   предлагалось   принять   внутрь,   больше    напоминали    дешевую
забегаловку-рюмочную  из  догорбачевских  времен.   Казалось   кощунственным
ставить тарелку с пиццей на липкий, пятнистый от грязи  стол,  и  совершенно
немыслимо представить себе, как можно наслаждаться изысканными  равиолями  с
лососевым  фаршем,  сидя  на  шатающемся  стульчике  с   крошечным   круглым
сиденьицем и неудобной алюминиевой спинкой.
   Однако главным достоинством ресторанчика было, несомненно,  меню,  потому
что именно в этом  меню,  на  уставленном  блюдами  прилавке  увидел  Сергей
Зарубин все то, что  было  перечислено  в  заключении  эксперта,  изучавшего
содержимое желудка покойного  бомжа  по  кличке  Лишай.  Пицца  представлена
множеством разновидностей, предположительные пельмени или  котлеты  в  тесте
оказались равиолями  двух  сортов.  Рис  служил  основой  для  восхитительно
пахнущего блюда под названием "ризотто". Помидоры  и  огурцы  наличествовали
здесь как в форме салата, так  и  в  первозданном  виде,  просто  нарезанные
дольками. Сошлось все до мельчайших деталей,  даже  время,  прошедшее  между
поглощением последней порции еды и  наступлением  смерти.  Покушать  плотно,
выкурить пару сигарет и дойти до троллейбусного парка, беседуя не спеша -  в
аккурат и выйдет так,  как  написано  в  акте  экспертизы.  Откуда  у  бомжа
внезапно появилось столько денег, чтобы одеться  во  все  новое,  сходить  в
парикмахерскую и плотно поужинать?  Дурацкий  вопрос,  усмехнулся  про  себя
Зарубин. Оттуда же, откуда и у Надьки Танцорки, от доброго  дяди.  Только  с
Танцоркой хотя бы понятно, за что: за  услугу,  за  плакатик  и  несчастного
придурка Ваню Жукова. А Лишаю за что отвалили? За какие  такие  услуги?  Или
просто за голубые глаза?
   - Вам помочь? -  обратилась  к  Зарубину  смешная  рыженькая  девчушка  в
красно-белой униформе, стоявшая по ту сторону прилавка. - Я смотрю, вы никак
выбрать не можете. Давайте, я вам расскажу, что из чего приготовлено.
   -  Давайте,  -  охотно  согласился  оперативник,   мысленно   подсчитывая
имеющуюся в карманах наличность, дабы не оплошать и не набрать еды на  сумму
большую, чем можно себе позволить.
   Рыженькая оказалась  разговорчивой,  и  втянуть  ее  в  беседу  труда  не
представляло. Лишая она, как выяснилось, помнила.  Было  это  в  ее  прошлую
смену,  и  девушке  (которую,  кстати,  звали  Ксюшей)  бросилось  в   глаза
несоответствие  между  приличным  видом  посетителя  и  чудовищными  руками,
которыми он брал еду  с  прилавка.  Руки  были  нечистыми,  неухоженными,  с
обгрызенными ногтями и со следами кожных заболеваний.
   - Меня чуть не стошнило, когда я его руки увидела,  -  призналась  Ксюша,
выразительно морща покрытый конопушками носик.  -  Знаете,  я  еще  подумала
тогда, что он вор.
   - Это отчего же? - полюбопытствовал Сергей. - На лбу написано?
   - Да ну вас, - хихикнула девушка. - Скажете  тоже.  Просто  если  человек
ходит с такими руками, то приличная одежка явно  не  с  его  плеча.  Значит,
ворованная. Я ж не первый день замужем, не слепая.
   - А спутник его как? Тоже на вора похож?
   - Спутник? - Ксюша приподняла  светло-рыжие  бровки,  отчего  ее  голубые
глаза стали совсем круглыми. - Он на раздаче один был.
   - Вы точно помните? - напряженно переспросил Сергей.
   - Совершенно точно. Но если у вас в милиции все такие тупые, как  вы,  то
объясняю на пальцах: когда  человек  с  такими  жуткими  руками  приходит  в
ресторан и набирает два подноса еды, у меня естественным  образом  возникает
вопрос, есть ли у него деньги и сможет ли он заплатить.  Поэтому  я  начинаю
смотреть, с кем он пришел. Если с ним рядом такое же немытое  чучело,  то  я
быстренько зову охрану на всякий случай. Мы тут все ученые по части тех, кто
готов схватить еду и смыться, не заплатив, -  три  вокзала  рядом  все-таки,
бомжей всяких куча, транзитников нищих и прочей шушеры, поэтому нас тут всех
инструктируют. Так вот, рядом с вашим дядькой никакого второго  немытого  не
было, он еду на двух подносах для одного себя брал.  И  тогда  я,  помнится,
подумала: как в него столько всего влезет? Теперь ясно?
   - Теперь ясно, - кивнул Зарубин, которого замечание  Ксюши  насчет  тупых
милиционеров немного задело. - И где он сидел?
   Девушка пожала плечами:
   - Не обратила внимания. Мне важно, чтобы клиент взял еду  и  поставил  на
поднос, а не в сумку сложил, и то, что на подносе, донес до кассы.  Все,  на
этом я наблюдение заканчиваю. Но, по-моему, он поднялся на второй этаж.
   - А на первом что, народу было битком?
   - Да нет, у нас всегда свободно. На втором этаже курить можно.
   - Это хорошо, - улыбнулся Зарубин. - Тогда я  тоже  поднимусь  туда.  Ну,
Ксюша, я не прощаюсь, вот покушаю и снова к вам подойду.
   - Подходите. А я думала, вы обиделись.
   - Я? - деланно изумился Сергей. - На что?
   - На тупых милиционеров. Разве не обиделись?
   - Обиделся.
   - И все равно еще подойдете?
   - Ксюша, дорогая, мои личные обиды - это мое личное дело. А подойду  я  к
вам по служебному делу. Разница понятна?
   - Ладно, извините, я не со зла. Просто мне здесь скучно до смерти, вот  я
и прикалываюсь ко всем.
   - Прямо-таки ко всем? - оживился оперативник. -  И  к  тому,  с  немытыми
руками?
   - И к нему тоже, - призналась она, слегка покраснев.
   - Что же вы ему сказали, интересно?
   - Ну, я что-то такое брякнула насчет того, куда в него  столько  лезет  и
что он лопнет, а у нас тут ниток нет нужного номера, зашивать нечем будет, и
с иголками проблема... В общем, что-то в этом роде.
   - Как он отреагировал?
   - Никак. Мне даже показалось, что он не понял, о чем речь. Голову поднял,
на меня смотрит и как будто не слышит.
   - Может, он был в трансе, обколотый? - предположил  Зарубин,  хотя  точно
знал, что никаких наркотиков Лишай не принимал, одним алкоголем пробавлялся.
   - Нет, что вы, обколотых я с десяти метров вижу,  они  другие  совсем.  А
этот, с руками который, он как  будто  о  чем-то  думал,  о  чем-то  важном,
серьезном, весь в себя ушел. Ой, ну что это вы стоите со мной! У вас же  все
остынет. Идите покушайте, потом поговорим.
   Сергей взял поднос, расплатился и поднялся на второй этаж, где, как  было
обещано, разрешалось курить. Да, народу  здесь  негусто,  за  те  пятнадцать
минут, которые он провел в  милой  беседе  с  любительницей  поприкалываться
Ксюшей, к раздаче не подошел ни  один  человек.  Кризис  17  августа  больно
ударил по карманам граждан и отвесил хороший пинок ценам,  которые,  получив
ускорение, помчались вперед и вверх, забывая оглядываться по сторонам.  Цены
в  ресторане  были  явно  не  для  небогатых  путешественников,  вынужденных
коротать на вокзалах время между поездами. А те, кому эти цены доступны,  ни
за что не пойдут сюда, потому что за те же деньги можно  посидеть  в  уютной
приличной обстановке, а не мучиться за липкими шатающимися  столиками,  сидя
на жестких неудобных стульчиках.
   Устроившись возле окна. Зарубин быстро  смел  с  пластмассовых  тарелочек
спагетти "Болоньезе" и салат под названием "Креветочный коктейль".  Готовили
здесь, надо заметить, отменно, и  это  несколько  примиряло  оперативника  с
убогостью обстановки. Значит, вот  здесь,  за  одним  из  этих  столиков,  и
осуществил бомж по кличке Лишай свою предсмертную трапезу. Конечно,  он  был
не один, его спутник тоже сидел здесь, только к  раздаче  вместе  с  будущей
жертвой не подходил. Осторожный, сволочь! Может быть,  он  поднялся  наверх,
дождался, пока придет Лишай со своей едой, потом  спустился  и  в  спокойном
одиночестве выбрал себе блюдо. Или попросил Лишая принести заодно еду и  для
него. Или просто ничего не ел, что вполне вероятно, учитывая ситуацию.  Этот
человек готовился к  убийству,  то  есть  должен  был  пребывать  в  нервном
напряжении. В таком состоянии обычно кусок в горло  не  лезет.  Но  если  он
все-таки ел вместе с Лишаем, то либо умысел на убийство возник  позже,  либо
он отъявленный мерзавец, которого  предстоящее  лишение  человека  жизни  не
заставляет даже вздрогнуть и не снижает здорового аппетита.
   Сергей выкурил сигарету, незаметно осматривая зал и  пытаясь  представить
себе, как совсем недавно здесь  сидели  два  человека  -  бездомный  больной
бедолага  и  его  неизвестный  благодетель.  Один  жадно  ел  и   о   чем-то
сосредоточенно думал, второй смотрел на него и готовился убить.  О  чем  так
углубленно размышлял Лишай? И почему его спутник  собрался  его  убить?  Эх,
знать бы...

   КАМЕНСКАЯ

   Ей нечасто приходилось бывать в больницах, но рано или  поздно  наступает
такой возраст, когда и ты сам, и твои близкие, и  просто  знакомые  начинают
попадать в это заведение все чаще и чаще. За тридцать  восемь  прожитых  лет
Настя лежала в больнице всего два раза, один раз с травмой спины,  в  другой
раз ее доставили на "Скорой" прямо  с  улицы,  где  ее  подстерег  очередной
сосудистый криз. И еще раз пять довелось навещать знакомых. Вот  и  весь  ее
"больничный" опыт.
   Сегодня она  приехала