собой, либо он никуда не поедет... Если  не  уда-
лось отговорить дочь от замужества с этим нищим  аспирантом  раньше,  то
почти наверняка удастся сейчас. Надо только по-умному подойти к  решению
вопроса.
   - Я думаю, тебе сейчас лучше пойти домой, - сказала Тамила, обращаясь
к Турбину. - Эля расстроена, дай ей успокоиться.
   - Мне кажется, я должен быть рядом с ней, - возразил Валерий,  но  не
очень уверенно. Он побаивался властной и жесткой Тамилы.
   - Я лучше знаю свою девочку. Когда она плачет, никто не  должен  быть
рядом, ей от этого только хуже. Иди, Валерий, иди, завтра увидитесь. Ут-
ро вечера мудренее. Иди.
   - Тамила Шалвовна, но кто-то же написал Эле это странное письмо.
   - Да с чего ты взял, что оно было адресовано Эле? Оно с таким же  ус-
пехом могло быть предназначено Иштвану или мне. Ты же понимаешь,  Иштван
занимается бизнесом, у него есть конкуренты и даже недоброжелатели, что-
бы не сказать - враги.
   Конверт не был подписан. Я больше чем уверена, что к Эле это не имеет
никакого отношения. Иди домой, Валерий, мы все устали, всем надо  отдох-
нуть.
   Она так явно выпроваживала жениха дочери, что Иштвану стало  неловко.
Турбин молча пошел к двери, но во взгляде, который он напоследок кинул в
сторону Тамилы, была такая неприкрытая  ненависть,  что  обоим  супругам
стало не по себе.
   Проводив гостя, они молча принялись убирать со стола оставшиеся  нет-
ронутыми блюда.
   - Ты действительно не знаешь, кто написал это письмо? - вдруг спросил
Иштван по-венгерски. Он не хотел, чтобы дочь случайно услышала их разго-
вор.
   - Конечно, Пишта, понятия не имею, - ответила Тамила,  тоже  переходя
на родной язык мужа.
   Однако ей не удалось скрыть от Иштвана торжествующую  удовлетворенную
улыбку.
   - Тебе не кажется все это странным? Письмо оказалось очень кстати, ты
не находишь?
   - Все к лучшему, Пишта, поверь мне. Все к лучшему. Мы увезем Элечку в
Калифорнию и там найдем ей прекрасного мужа. Она  способная  и  красивая
девочка, там она сможет сделать себе карьеру. Ну что  ей  этот  философ?
Что мы с него будем иметь? Да еще с престарелой больной матерью...
   - Тамила, ты жестока. Эля любит его.  Ты,  конечно,  во  всем  права,
но...
   - Ах, Пишта, оставь, ради Бога!
   Тамила поставила в мойку стопку грязных тарелок,  подошла  к  мужу  и
тесно прижалась к нему, обняв за шею.
   - Ну что эта дурочка может понимать в любви, а? Он - самец, высокока-
чественный самец, этого нельзя отрицать, но Эля этого не понимает. В ней
играет кровь, ей хочется лечь с ним в койку и не вставать по крайней ме-
ре месяц. А что потом, когда она накушается секса до  оскомины?  Сейчас,
когда им удается побыть в пустой квартире только один-два раза в неделю,
ей кажется, что слаще этого пирога ничего нет на свете. Но мы-то с тобой
знаем, что это не так. Правда, милый? Мы с тобой тоже через это  прошли.
Подумай о том, какие неприятности нас с тобой ждут, если мы не сможем  1
января запустить производство. Акции уже продаются, и если все лопнет...
   - Да, да, конечно, - согласился Бартош.  -  Мы  не  можем  рисковать,
слишком многое поставлено на карту. Но, Тамми, дорогая, меня что-то тре-
вожит.
   - Что же?
   - У меня неприятное чувство, что это письмо оказалось уж очень  кста-
ти. И несчастье, которое произошло в загсе, тоже.
   Тамила отстранилась и настороженно посмотрела на мужа.
   - Что ты хочешь этим сказать? Ты меня в чем-то подозреваешь? Ты дума-
ешь, это я написала письмо?
   - Тамми...
   - Негодяй! Да как у тебя язык повернулся! Ты еще  скажи,  что  это  я
застрелила эту несчастную девушку! Ты - чудовище, Иштван Бартош!
   Она замахнулась, чтобы влепить мужу пощечину, но тот ловко уклонился,
перехватил ее руку и умелым движением завернул ей за спину. Тамила  при-
кусила губу от боли, со злобой впившись глазами в серые  глаза  Иштвана,
но уже через несколько мгновений ее лицо смягчилось. Да,  Тамила  Бартош
была властной и жестокой дамой, но ее муж  был  по-настоящему  "крутым".
Мягкость и интеллигентность полученного в семье западноевропейского вос-
питания служили лишь обманчивой оболочкой человека,  прошедшего  хорошую
школу российской приблатненной шпаны. В свое время именно это и подкупи-
ло Тамилу, которая совершенно потеряла голову от  сдержанного  рафиниро-
ванного красавца, который в постели вел себя грубо и разнузданно и расс-
казывал ей о своих чувствах и сексуальных  ощущениях  исключительно  при
помощи нецензурных русских слов, произносимых с очаровательным  мадьярс-
ким акцентом. И сейчас, стоя с заломленной назад рукой и глядя в  холод-
ные глаза Иштвана, она поняла, что муж не только подозревает  ее,  но  и
одобряет.
   Внезапно что-то мелькнуло в его глазах,  рука,  только  что  железной
хваткой сжимавшая ее кисть, мгновенно переместилась на ее бедро.  Иштван
резко притянул жену к себе, приблизил губы к ее уху и прошептал:
   - Обними меня. На нас смотрит Эля.
   Тамила обернулась. На пороге стояла дочь с опухшим от  слез  лицом  и
растерянными глазами.
   - Что у вас происходит? Ты так кричала, мама...
   - Я разговаривала по телефону с твоей бабушкой Юдит, - тут же нашлась
Тамила, сообразившая, что дочь слышала венгерскую речь и  все  равно  не
поняла ни слова. - Она звонила из Будапешта, было плохо слышно.  Бабушка
хотела тебя поздравить, пришлось ей объяснить, что твой  жених  попал  в
аварию и сломал ногу, так что свадьба откладывается.
   Слезы снова заструились по щекам девушки.  Она  резко  повернулась  и
убежала в свою комнату.


   Глава 4

   Вчерашняя ссора оставила саднящий след, и с утра в воскресенье  Настя
впервые почувствовала неприятный холодок, воцарившийся между ней и  Чис-
тяковым. Они ссорились редко, за все двадцать лет знакомства  не  больше
пяти раз, один из которых пришелся как раз на день свадьбы. Отличное на-
чало семейной жизни.
   Но как бы там ни было, к приходу Юры  Короткова  ситуацию  надо  было
сгладить любым способом. Настя выбрала самый простой путь.
   - Лешик, - сказала она, допивая вторую чашку утреннего кофе и закури-
вая третью сигарету. - Прости меня, пожалуйста. Я вчера вела себя непра-
вильно. Я была не права. Прощаешь?
   - Куда ж я денусь, - вздохнул Чистяков с видимым облегчением. Он, как
и Настя, не любил конфликтов, особенно на пустом месте. - Но ты все-таки
не забывай, пожалуйста: я все время помню, где ты работаешь, и все время
за тебя волнуюсь. Запомнишь?
   - Куда ж я денусь, - передразнила она мужа и скорчила  ему  гримаску.
Конфликт был исчерпан.
   Юра Коротков привез с собой толстый  конверт  с  фотографиями.  Антон
Шевцов действительно постарался: на  фотографиях  оказались  запечатлены
все до единого люди, находившиеся в тот момент в помещении загса.  Настя
разложила снимки на полу в комнате и взяла в руки составленный  Коротко-
вым список людей. Женихи и невесты казались все на одно лицо, и пришлось
потратить немало усилий, чтобы на обороте каждого снимка  указать  имена
тех, кто на нем изображен. Они провозились почти три часа, когда  оказа-
лось, что в списке ровно столько же имен, сколько людей на фотографиях.
   - Не сходится, - тревожно сказала Настя. - Имен должно быть  на  одно
больше.
   - Почему?
   - Фотограф. Его не может быть на снимках, а в списке он есть. Значит,
если в списке пятьдесят четыре фамилии, то на  фотографиях  должно  быть
пятьдесят три человека. А их тоже пятьдесят четыре.  Давай  искать,  кто
лишний.
   Они снова кропотливо перебрали все фотографии  и  нашли  ту,  которая
оказалась не подписана. На ней была изображена женщина лет пятидесяти  с
сухим изможденным лицом и странно-напряженными глазами. Настя была  уве-
рена, что не видела ее в загсе.
   - Кто это? - спросила она, протягивая снимок Короткову.
   - Впервые вижу, - ответил он, вглядываясь в лицо женщины. - Ее там не
было. Это точно.
   - Она была, - поправила его Настя, - но исчезла. Она была там  в  тот
момент, когда обнаружили труп, потому что Шевцов  начал  фотографировать
сразу же, как только поднялся крик и началась суматоха, и исчезла до то-
го, как перекрыли выходы. Надо немедленно установить, кто она такая. Бу-
дем показывать фотографию всем, кто был в загсе, может, она  приехала  с
кем-то из вступающих в брак. Или это сотрудница.
   - Нет, - покачал головой Коротков, - сотрудники все были на месте,  я
проверил. Скорее всего она была с кем-нибудь из молодоженов. Только  вот
почему она ушла?
   - Да мало ли! Вышла воздухом подышать, цветы купить, позвонить. Может
быть, ей нужно было что-то взять в машине. Вышла, а обратно войти уже не
смогла, входы перекрыли.
   - Но она же могла объяснить, ее пропустили бы.
   - Она могла испугаться. Или, например, она поссорилась  с  кем-то  из
тех, с кем приехала, и демонстративно ушла совсем. В любом случае,  Юра,
ее надо найти. Вдруг она что-то видела или слышала?
   - Найдем, куда денется. Давай еще Лешу спросим, может, он ее видел.
   Но Чистяков такой женщины не помнил.
   Начать решили с семей Бартош и Турбиных, ибо рассудили: выстрелить  в
загсе можно в любую девушку, а вот послать письмо перед  самой  свадьбой
можно далеко не каждой. Для этого нужно знать, что  она  выходит  завтра
замуж, и ее адрес. В своем окружении Настя не нашла никого, кто хотел бы
расстроить ее свадьбу. Значит, нужно поискать среди знакомых Элены  Бар-
тош и Валерия Турбина.
   Тамила Бартош встретила Короткова в  строгом  деловом  костюме,  всем
своим видом показывая, что вообще-то у нее масса дел и ей нужно уходить,
но уж ради такого случая она, так и быть, отложит свои заботы.
   - Я не думаю, что вам следует уделять этому  глупому  письму  столько
внимания, - высокомерно говорила она, неторопливо помешивая  ложечкой  в
чашке из дорогого фарфора, в которой дымился только что заваренный  анг-
лийский чай. - Я полагаю, что угроза была адресована скорее моему  мужу,
а не дочери.
   - Значит, вы уверены, что замужество Элены ни у кого  не  могло  выз-
вать... ну, скажем, отрицательных эмоций?
   - Да что вы! - рассмеялась Тамила. - Кого  может  интересовать  Элино
замужество?
   - А ревность? Может быть, ее кто-то ревновал?
   - Уверяю вас, с тех пор как Элечка познакомилась с Валерием, у нее не
было ни одного поклонника.
   - А до того?
   - До того были какие-то детские увлечения, последнее из которых  бла-
гополучно закончилось за несколько месяцев  до  знакомства  с  Турбиным.
Нет-нет, ни о какой ревности и речи идти не может.
   - Скажите, Тамила Шалвовна, почему свидетелем со стороны вашей дочери
должна была выступать ваша племянница?
   - А почему нет? Что в этом плохого?
   - Плохого ничего, но, знаете, это не совсем обычно. Как правило,  де-
вушки приглашают на эту роль свою ближайшую подругу. Не зря же существу-
ет такое понятие "подружка невесты". Разве у вашей дочери нет такой под-
руги?
   Что это? Короткову показалось или по лицу Тамилы действительно пробе-
жало мимолетное облачко?
   - Видите ли, все школьные подруги Элены теперь  живут  своей  жизнью,
учатся, работают, вышли замуж. Эля ни с кем из них не поддерживает отно-
шений. Скорее даже не она с ними, а они с ней. Сами  понимаете,  девочка
из обеспеченной семьи, ничем серьезным с виду не занята... Их это  разд-
ражает.
   - Так что же, у вашей дочери нет вообще ни одной подруги? Тамила Шал-
вовна, я не могу в это поверить.
   - Ну... - она замялась. - Если только Катя.
   - Какая Катя?
   - Голованова. Она живет в нашем доме, в другом подъезде. Элина однок-
лассница.
   - Они что, поссорились?
   - Нет, с чего вы взяли? Они не ссорились.
   - Так почему Элена не пригласила ее в загс на регистрацию?  По-моему,
это было бы вполне естественно.
   - Кажется, Эля мне говорила, что Катя в этот день занята. Не то зачет
какой-то должна сдавать, не то еще что-то...
   - Как ваша дочь отнеслась к полученному письму?
   - Ну как... - Тамила снова пожала плечами. - Удивилась.
   - И все? Только удивилась? Или испугалась?
   - Да нет, я не заметила, чтобы она очень испугалась.
   - Где сейчас Элена?
   - Уехала с отцом за город. Ей нужно отвлечься, успокоиться.
   - Турбин поехал с ними?
   - Нет. Они уехали вдвоем.
   - Когда они вернутся? Мне нужно побеседовать с вашей дочерью.
   - К вечеру, наверное.
   Белое и черное, черное и белое...
   Весь мир состоит только из этих двух цветов. Они не дали мне встать в
ряды белых, они заставили меня унижаться и просить,  а  потом  отвергли,
выкинули грубо и безжалостно, сделав брезгливое лицо. Они  сказали,  что
среди белых могут быть только самые лучшие, самые достойные.  Самые  бе-
лые.
   А я?
   Разве мой цвет не самый белый? Разве было на мне хоть единое  пятныш-
ко? Почему они отвергли меня?
   Я знаю, почему.
   Потому что они только притворяются белыми. На самом деле души их чер-
ны, и руки их черны, и помыслы. На самом деле им не нужны белые, им нуж-
ны черные, которые умеют рядится в белые одежды. А я не умею.
   Зато теперь я умею другое. Теперь я умею соединять белое и черное во-
едино. Кто говорит, что от слияния белого и  черного  получается  серое?
Это неправда. Не серое объединяет их.
   Их объединяет красное. Цвет крови. Цвет смерти. Перед красным белые и
черные равны, ибо нет от него спасения. Красный цвет всех уравнивает.
   Алое на белом - убитые невесты.
   Потом будет алое на черном...
   Екатерина Голованова пришла из института только около восьми  вечера.
Коротков терпеливо поджидал ее на лавочке возле подъезда. Он уже побывал
у нее дома, разговаривал с матерью и даже видел фотографию, поэтому  уз-
нал безошибочно.
   - Здравствуйте, Катя, - сказал он, вставая и делая шаг ей навстречу.
   Девушка остановилась и с любопытством посмотрела на  него.  Она  была
ровесницей Элены, но выглядела старше, возможно, оттого, что  в  ней  не
было девичьей грации и легкости, зато были по меньшей мере восемь, а  то
и все десять лишних килограммов веса. А может быть, дело было в  слишком
грустных глазах и слишком серьезном взгляде.
   - Меня зовут Юрий Викторович, я из уголовного розыска, - представился
Коротков. - Я могу с вами поговорить?
   - А в чем дело? - испугалась девушка. - Что я сделала?
   - Ничего, - как можно приветливее улыбнулся он. - Я хочу поговорить о
вашей подруге Элене. Можно?
   - Господи, что с ней?
   - Да ничего с ней не случилось, не волнуйтесь. Давайте присядем.  Или
вы хотите пройтись?
   Катя задумалась, потом нерешительно переложила сумку в другую руку.
   - Я бы погуляла, но у меня книги... Сумка тяжелая.
   - Я понесу. Давайте.
   Коротков подхватил сумку и удивился ее тяжести. Конечно,  девушка  не
выглядела хрупкой и слабенькой, но вес сумки с книгами был все-таки  со-
лидным.
   - Как ваш субботний зачет? - поинтересовался он как бы между  прочим.
- Сдали?
   - Какой зачет? - удивилась Катя.
   - А разве вы не сдавали в субботу зачет?
   - Нет. С чего вы взяли? У нас по субботам вообще нет занятий.
   - Извините, значит, я что-то напутал. А где вы были в субботу?
   Возникшая пауза Короткову не понравилась. Катя молча шла рядом с ним,
поддевая носком туфельки пустую картонную упаковку из-под сока.
   - Я жду, - напомнил он. - Где вы были в субботу, Катя?
   - Дома. А что?
   - И чем вы занимались?
   - Послушайте, Юрий Викторович, вы сказали, что хотите  поговорить  со
мной об Эле. А вместо этого интересуетесь, что я делала в субботу  дома.
Какое отношение это имеет к Эле?
   - Самое прямое. Я хочу понять, почему вы не были на  ее  бракосочета-
нии. Поэтому я и спрашиваю, какие такие неотложные  дела  заставили  вас
остаться дома. Ведь Элена ваша близкая подруга. Она приглашала вас  пое-
хать в загс?
   Катя молча кивнула, упорно продолжая толкать  перед  собой  картонную
коробочку.
   - Почему же вы не поехали?
   - Не захотела.
   - Почему, Катя? Пожалуйста, не заставляйте меня  вытаскивать  из  вас
ответы клещами. Совершено преступление, я собираю необходимую для  раск-
рытия информацию, а вы ведете себя как ребенок. Нельзя же так. Вы взрос-
лый умный человек, вы можете мне помочь, так помогите же.
   - Вы, наверное, хотели сказать мне  комплимент,  -  криво  улыбнулась
она. - Но, знаете ли, иногда лучше быть маленькой дурочкой, чем взрослой
и умной.
   - Что значит "лучше"? Для чего лучше?
   - Выгоднее.
   - То есть?
   Катя снова умолкла. На этот раз пауза была еще  дольше.  Наконец  она
сказала:
   - В субботу я осталась дома, потому что  не  хотела  ехать  на  Элину
свадьбу. Этого достаточно?
   - Нет, Катя. Этого недостаточно. Я прошу вас объяснить, почему.
   - Потому что мне не нравится ее семья. Они очень высокомерные и само-
довольные. Я плохо себя чувствую в их обществе. Теперь достаточно?
   - Скажите, а жених Элены вам нравится?
   - Жених как жених, - она пожала плечами. - Почему он должен мне  нра-
виться? Пусть он Эльке нравится.
   - А в его обществе вы чувствуете себя хорошо, или он такой же, как ее
родители?
   - В его обществе я себя не чувствую. Никак.
   - Почему?
   - Потому что я не бываю в его обществе.
   - Вы что же, даже не знакомы с ним?
   - Почему, знакома.
   - Как вы считаете, что он за человек?
   Снова неопределенное пожимание плечами.
   - Почему вы меня об этом спрашиваете? Спросите у Эли, она  его  лучше
знает.
   - Спрошу, - пообещал Коротков. - Но я хотел бы услышать ваше мнение.
   - У меня нет мнения. Пожалуйста, Юрий Викторович, давайте будем гово-
рить об Эле, а не о ее женихе.
   - Вам неприятна эта тема?
   - Да нет, просто про Элю я знаю все, а про него ничего сказать не мо-
гу.
   - Катя, вы знаете, почему не состоялась свадьба?
   - Эля сказала, в загсе девушку какую-то убили...
   - А про письмо она вам рассказывала?
   - Рассказывала.
   - Как вам показалось, она была очень напугана этим письмом?
   - Очень.
   - У нее не возникло мысли отказаться от регистрации брака с  Турбиным
после этого письма?
   - Она же поехала в загс на следующий день...
   - Но то было на следующий день. А в пятницу,  сразу  после  получения
письма?
   - Не знаю. После получения письма в пятницу она мне не звонила. Я уз-
нала о нем только вчера, в воскресенье. Но думаю, что  ее  мамочка  вос-
пользовалась этим посланием и провела с  Элькой  воспитательную  работу.
Тамиле Шалвовне Турбин не нравится. Она, наверное, счастлива, что они не
поженились.
   - А что Тамила Шалвовна имеет против него?
   - Не знаю, это вы у нее спросите. Просто Элька всегда ужасно расстра-
ивалась из-за того, что мать ее не одобряет.
   - Расстраивалась, но замуж выйти все-таки решилась, - заметил  Корот-
ков.
   - Она сильно влюблена. Тут уж не до материнского благословения.
   - Катя, как вы думаете, кто мог написать Элене это письмо с угрозами?
- Не знаю.
   - И никаких предположений?
   - Ну... Сама Тамила могла, с нее станется.
   - Вот как? Это любопытно. Ваше предположение чисто  интуитивное,  или
оно основывается на каких-то фактах?
   - Нет у меня никаких фактов. Просто я знаю: Тамила по трупам  пойдет,
если ей надо.
   - А ей надо?
   - Не знаю. Может, она не хочет, чтобы Валера вошел в их семью.  Знае-
те, денежные мешки всегда берегут свой клан от посторонних, особенно  от
нищих посторонних. А Тамила и Иштван - снобы, каких свет не видел.
   Валера... Нищий... Любопытно. Особенно если речь идет о  человеке,  с
которым едва знакома. Что-то слишком часто она повторяет "не знаю", хотя
должна бы знать. Ведь она с семьей Бартош знакома  много  лет.  Странная
девушка эта Катя.
   Голос Антона Шевцова по телефону совсем  не  походил  на  голос  того
энергичного молодого человека, который так  напористо  уговаривал  Настю
сфотографироваться на крыльце загса. Он говорил еле слышно,  проглатывая
слова и делая между ними длинные паузы.
   - Да что с вами, Антон? - спросила Настя. - Вы больны?
   - Знаете, расклеился что-то... Сердце прихватило. У меня это бывает.
   - Ну надо же, - посочувствовала она, - в вашем-то