зяться подменить девочку на мальчика или больного ребенка на здорового,
или темненького на светленького.
   - А что, бывает, - откликнулся Коротков. - Например, если у нее  при-
дурочный муж, который хочет непременно сына, а жена ему уже два раза до-
черей рожала, и он угрожает, что бросит ее, если не будет мальчика.  Та-
кие часто встречаются. Или наоборот, она рожает сыновей, а хочется  обя-
зательно девочку. У Параскевич  рождается  дочь,  и  они  ее  меняют  на
мальчика.
   - Или женщина рожает ребенка от смуглого  черноволосого  любовника  и
понимает, что мужа обмануть не удастся, потому что и она, и муж  средне-
русые или светловолосые. Если такая роженица очень дорожит своим мужем и
браком, она тоже может при определенных условиях пойти на подмену ребен-
ка, - подхватила Настя. - Все это, в принципе, возможно, потому что  Га-
лина Ивановна находилась под общим наркозом и не знала,  какого  ребенка
родила.
   - Но из всего этого неумолимо следует, что, вопервых, Виктор -  медик
и, во-вторых, он, скорее всего, соучастник, - сделал вывод Стасов.
   - Поясни, - потребовал Коротков.
   - А ты вспомни, зачем Настасья ездила к Пригарину и о чем его спраши-
вала. Речь шла о том, не могла ли имевшаяся у матери патология сказаться
на здоровье ребенка. Так? Ведь ни о чем другом Настя его не спрашивала.
   - Ну.
   - А Пригарин в разговоре с этим Виктором сказал: там записана  астма-
тическая компонента. Если речь идет просто о подмене ребенка,  то  зачем
им обсуждать состояние здоровья роженицы? Какая связь? И потом, Пригарин
в разговоре с собеседником употребляет медицинский термин и не дает  ни-
каких пояснений. Значит, разговаривает с коллегой, со специалистом.
   - Это понятно, - нетерпеливо кивнул Коротков. - Но почему  непременно
соучастник?
   - Влад прав, - медленно сказала Настя. - Я поймала наконец эту мысль.
   - Чего ты там поймала, Диана-охотница? - хмыкнул Виктор Алексеевич.
   - Они обсуждали здоровье Галины Ивановны, потому что никакой астмати-
ческой компоненты у нее не было и в помине. Они ее обманули, потому  что
им нужно было сделать ей кесарево сечение. Тогда это, точно, не была за-
мена мальчика на девочку или наоборот, потому что они  не  могли  знать,
кто у нее родится. Тогда, скорее всего, речь шла о внешних признаках или
о состоянии здоровья ребенка. Та, вторая роженица очень боялась,  что  у
нее родится ребеночек "не той масти", и заручилась хорошо оплаченной по-
мощью врачей. Врачи подобрали подходящую по внешним  признакам  мамочку,
может быть, даже они и отца видели, ведь женщины, особенно на  последних
сроках беременности, часто приходят в консультацию в  сопровождении  му-
жей. И они стали заранее готовить Параскевич к тому, что ей придется де-
лать кесарево. Между прочим, вполне возможно, что подмена и не понадоби-
лась, у подгулявшей мамочки мог родиться вполне подходящий  ребенок.  Но
отступать-то было уже некуда, Галина Ивановна донашивала ребенка, будучи
уверенной в том, что у нее сильно выраженная склонность к  астме  и  она
может задохнуться при самостоятельных родах. Точно такая же картина мог-
ла бы быть, если заинтересованная роженица боялась не разоблачения связи
с любовником, а рождения больного ребенка. Например, она знала о наличии
у себя или у отца ребенка каких-то заболеваний. Может  быть,  алкоголизм
или наркомания, или она во время беременности перенесла тяжелую  болезнь
и вынуждена была принимать опасные для плода лекарства, или еще  что-ни-
будь в этом же роде.
   - Все это замечательно, - констатировал Колобок - Гордеев,  -  но  не
продвигает нас ни на шаг в сторону раскрытия обстоятельств смерти Парас-
кевича. Даже если он не был родным сыном Галины Ивановны, с его  смертью
это никак не связано.
   - Как это не связано?! - возмутилась Настя. - А тезис о его  изощрен-
ном самоубийстве? Если была подмена, то у него может быть  какая  угодно
наследственность, давшая впоследствии патологию психики.
   - Анастасия, ты углубляешься в дебри, - покачал головой полковник.  -
Вопрос о самоубийстве Параскевича при любых данных,  даже  самых  убеди-
тельных, может быть решен только предположительно, и я  хочу,  чтобы  вы
все это уяснили. Даже если окажется, что подмена была и  в  роду  у  его
настоящих родителей сплошь псих на психе, посмертная  судебно-психиатри-
ческая экспертиза не даст того ответа, который  может  быть,  с  уверен-
ностью положен в основу  постановления  о  прекращении  предварительного
следствия по делу о смерти от огнестрельного ранения. Поймите это,  дети
мои. Я ценю ваш пыл и энтузиазм, но не  надо  переоценивать  вес  такого
экспертного заключения. Все время помните о том, что вас  могут  обманы-
вать, что никакого самоубийства не было, а подлинный  убийца  глядит  на
вас из-за угла и мерзко хихикает. Давайте-ка еще раз прикинем, что у нас
с вами есть по этому делу.
   - Есть собственноручно написанное Людмилой Исиченко признание в  том,
что Параскевича застрелила она, - начала перечислять Настя.
   - Исиченко производила впечатление больного человека, и вопрос  о  ее
вменяемости пока открыт, - заметил Гордеев. - Цена этому признанию  пока
неизвестна. Не считается.
   - Есть заключение экспертов о том, что на одежде, указанной Исиченко,
имеются следы пороха, и
   - Годится. Загибаю один палец.
   - Есть показания Исиченко о том, где  лежал  пистолет,  и  заключение
экспертов о том, что в указанной  ею  коробке  действительно  находилось
оружие. И сама коробка найдена там, где указала Исиченко.
   - Два. Дальше.
   - Показания Исиченко о том, кого она видела, пока ждала  Параскевича,
совпадают с действительностью.
   - Принимаю, но условно. Ладно, три. Что еще?
   - Показания вдовы Параскевича о том, что у него были причины для глу-
бокой депрессии.
   - Пока нет заключения филологов, не считается.
   - Есть показания родственников Исиченко и самой Светланы  Параскевич,
яз которых следует, что Людмила была, что называется, зациклена на  Лео-
ниде и он пользовался огромным влиянием на нее. Ведь, она даже завещание
в его пользу составила. А сама формулировка завещания говорит о том, что
автором книг действительно является не Леонид, а Светлана.
   И либо Исиченко об этом знала, либо формулировку ей подсказал Леонид,
пользуясь своим неограниченным влиянием на нее и умея заставить  ее  де-
лать то, что он скажет, не задавая вопросов и не возражая. И есть  пока-
зания друзей Параскевича об их последней встрече, которая очень  напоми-
нала прощание.
   - Ну что ж, дети мои, улик много, но в основном -  косвенные.  Прямая
улика только одна - следы "пороха на одежде Исиченко.  Все  остальное  -
улики поведения и вопросы осведомленности. В массе своей они  производят
сильное впечатление, не спорю, но при более или менее придирчивом взгля-
де они давления не выдерживают.
   - Вы хотите сказать, что для следователя, который хочет закрыть  дело
об убийстве, этих улик более чем достаточно?
   - Ну да. А для того, кто в это не верит, явно недостаточно.  Ольшанс-
кий верит, как вы думаете?
   - Конечно, нет, - улыбнулась Настя. - Костя никогда никому не  верит,
хотя вслух не высказывается.
   - Материалы для экспертизы по Исиченко готовы?
   - Да, Ольшанский уже зарядил экспертов.
   - Значит, подождем, пока не будет результатов по  Параскевичу  и  его
жене. Анастасия, ты упрямая и непослушная девчонка и все равно  побежишь
искать правду о родителях Параскевича. Запретить тебе я не могу,  потому
что ты обязательно пойдешь к Ольшанскому и уговоришь его дать тебе такое
поручение, а поручение следователя для нас - закон, как бы я ни  упирал-
ся. Вы с Костей одного поля ягоды, вас уже не переделать. Сроку тебе  на
все про все - неделя, больше не дам, и так работы много, а делать  неко-
му. Коротков, не смотри на меня с немой благодарностью, ты  тут  ни  при
чем. Пусть наша Диана-охотница сама копается, эта работка  как  раз  для
нее, а ты на эту неделю с дела Параскевича  снимаешься.  Уяснил?  Сейчас
пойдут новогодние пьяные разборки, дел будет невпроворот.  Что-то  гость
наш молчит. Владислав Николаевич, что скажете?
   - Как всегда, глупость, - улыбнулся Стасов. - Я просто  подумал,  что
если подмена ребенка все-таки была, то это вполне  может  оказаться  той
тайной, угроза разоблачения которой является причиной убийства.
   - Вот! - Гордеев поднял палец в назидательном жесте и вперился глаза-
ми в Настю. - Слушай, что опытный пенсионер говорит. Убить другого чело-
века гораздо легче, чем убить самого себя. Поэтому  в  версию  о  самоу-
бийстве надо верить только в самую последнюю очередь. В самую последнюю.
А уж когда речь идет о двух самоубийствах - тем  более.  И  поскольку  в
том, что Исиченко покончила с собой, у нас нет оснований сомневаться, то
будем сомневаться в самоубийстве писателя. Все, дети мои, обсуждение за-
кончено. Принимается новая рабочая версия  о  том,  что  Параскевич  был
все-таки убит в связи с опасностью разоблачения подмены  ребенка.  Между
прочим, раз уж нам предстоит в это вникать, надо посмотреть,  не  сделал
ли доктор Пригарин в свое время из этого регулярный источник обогащения.
Может, не зря он так усердно занимался чревосечением, а?  Даже  когда  в
отпуске был, и то приезжал, чтобы операцию сделать.  Владислав  Николае-
вич, мы на вашу помощь можем рассчитывать? Или у вас в этом деле интере-
са нет?
   - Интерес есть, - ответил Стасов.
   - И в чем он состоит? Или это секрет?
   - В любопытстве, Виктор Алексеевич,  в  обыкновенном  сыщицком  любо-
пытстве. Мне же интересно, чем дело кончится. И потом, я недавно работал
вместе с Настасьей и Юрой по убийству актрисы Вазнис, так что ваши ребя-
та мне вроде как не чужие. Грех не помочь, если есть возможность.
   - Значит, вы уверены, что с вашим делом о Досюкове все это  никак  не
связано?
   - Я не знаю, - признался Стасов. - Честное слово, не знаю.  Просто  я
очень не люблю совпадений, хотя в  данном  случае  это  может  оказаться
действительно чистым совпадением.
   - Ну, Бог в помощь, - махнул рукой Гордеев, давая понять,  что  можно
расходиться.
   Из кабинета Гордеева они отправились к Насте. В ее кабинете было  хо-
лодно и отчего-то сыро, и она сразу же  кинулась  включать  кипятильник,
чтобы сделать кофе.
   - Как ты собираешься Новый год встречать? - спросил ее Стасов,  осед-
лав стул возле окна и положив руки на горячую батарею.
   - Не знаю, - пожала она плечами. - Наверное, вдвоем с Лешкой.  Никуда
идти не хочется. Можно, конечно, к моим родителям поехать или  к  брату,
но, скорее всего, мы не соберемся. Мы какие-то другие стали,  не  такие,
какими наши родители были. Я же помню, когда я была маленькой, к нам до-
мой компании родительских друзей  приходили,  человек  по  пятнадцать  -
двадцать, елка обязательно была, стеклянный шар,  от  которого  по  всей
комнате разноцветные огоньки бегали. Они умели быть веселыми, песни  пе-
ли, танцевали. А наше поколение выросло скучным и некомпанейским.
   - Пожалуй, - согласился Стасов. - У моих родителей на Новый год  тоже
всегда много друзей собиралось. А я, теперь только и думаю о том, как бы
провести дома тихий вечер и поменьше общаться.
   - Один будешь в праздник?
   - Татьяна завтра утром приедет. Моя бывшая благоверная в  командиров-
ке, так что у меня Лиля живет. Хорошо бы она на Новый год у  меня  оста-
лась. Но боюсь, Маргарита примчится из своей заграницы.
   - Стало быть, на четыре выходных дня ты мне не помощник, -  удрученно
констатировала Настя, накладывая растворимый кофе в стаканы и бросая са-
хар. - Жаль, а я так рассчитывала на тебя.
   - Ну, извини, - развел руками Владислав. - Войди в положение, я  жену
два месяца не видел.
   - Ладно, молодожен, что с тебя взять. Бери  кофе,  только  осторожно,
стакан горячий.
   - Да ты не расстраивайся, - сказал Коротков, который с трудом удержи-
вался от смеха, глядя на ее огорченное лицо. - Если все  дело  в  старой
тайне, то за четыре дня она никуда не денется.
   - Тайна-то, может, и старая, - возразила Настя, - а любопытство у ме-
ня новое, молодое и полное сил, и оно меня сгрызет до костей за эти  че-
тыре дня. Ладно, сама попробую.
   Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Миша Доценко.
   - Юра, тебя к телефону.
   Коротков вышел, прихватив с собой стакан с горячим кофе.
   - А Слушай, что за странный малый? -  удивленно  повернулся  к  Насте
Стасов. - Юрку на "ты" называет, а к тебе на "вы" обращается, да и ты  к
нему тоже, я заметил. Вы что, в конфликте?
   - Да Бог с тобой, - расхохоталась Настя. - У нашего  Мишани  какое-то
преувеличенно трепетное отношение ко мне, уж не знаю почему. Он меня  не
только на "вы", а еще и по имени-отчеству называет. Который год бьюсь  -
ничего поделать не могу. Анастасия Павловна - и все тут, хоть умри. Поэ-
тому и мне приходится к нему на "вы" обращаться, а то  неудобно.  Ребята
над ним подшучивают из-за этого, а ему хоть бы что. Уперся - и ни в  ка-
кую.
   - Аристократ, - хмыкнул Стасов, отпивая кофе.  -  Неужели  такие  еще
сохранились?
   Настя курила, задумчиво глядя куда-то в потолок,  и  не  ответила  на
вопрос Стасова, который, впрочем, ответа и не  ждал,  ибо  вопрос  задал
чисто риторический.
   - Ну-ка возьми сигарету большим и указательным  пальцем,  -  внезапно
попросил он.
   Настя послушно выполнила просьбу и с недоумением глянула на него.
   - Взяла, и что теперь?
   - Ну и держи ее так.
   - Но мне неудобно. Я так не привыкла.
   - Ладно, извини, не обращай внимания. Отвезти тебя домой?
   - Если это не сложно...
   Она не успела договорить, потому что вернулся Коротков, и лицо у него
было озадаченное.
   - Саша Юлов звонил, - сообщил он, обращаясь  к  Насте,  -  по  поводу
убийства девочки. Помнишь, мы утром говорили, что надо бы еще раз  побе-
седовать с учителем.
   - Да-да, помню.
   - Так вот ведь какая незадача, Асенька. Саша только что был  у  этого
учителя. Там что-то странное. Сашка точно помнит, что два  месяца  назад
этот Турин подробно и охотно рассказывал о всех своих  учениках,  в  том
числе и о Тане, и о Гене Барчуке. А за эти  два  месяца  он,  во-первых,
чем-то заболел и уволился из школы, а во-вторых, не может  рассказать  о
ребятах ничего вразумительного. Мнется,  жмется...  Черт-те  что,  одним
словом. Не мог же он за два месяца все забыть.
   - А чем он заболел?
   - Сашка говорит, какое-то кожное заболевание. Турин побрит наголо,  и
вся голова в пятнах.
   - Это бывает, - усмехнулся Стасов. - Кожные  заболевания  на  нервной
почве. Особенно часто случается с теми, у кого совесть нечиста.
   - Что ты хочешь сказать? - насторожилась Настя.
   - Ничего конкретного, я ведь не знаю, что именно вы обсуждаете. Прос-
то говорю, что такое случается. Вы этого учителя ни в чем не подозревае-
те?
   - Теперь подозреваем, - очень серьезно ответил Коротков.
   С самого утра Наталья чувствовала себя  плохо.  Не  то  чтобы  у  нее
что-то болело, нет, но на душе было  так  тяжело,  как  никогда  раньше.
Ночью ей приснился Евгений, такой  одинокий  и  несчастный,  что  заныло
сердце. Ей снилось, что она увидела его во сне больным  и  страдающим  и
помчалась в колонию. Перед тем административным зданием, в  котором  она
недавно уже была, стояла толпа людей, и она сразу поняла,  что  с  Женей
что-то случилось. Тот начальник, с которым она  разговаривала,  стоял  в
самом центре толпы, одетый в костюм Деда Мороза, и раз - давал  подарки.
Наталья поняла, что это были подарки, которые осужденные передавали сво-
им родствен - никам на свободу. Люди брали пакеты и яркие коробки и рас-
ходились, и наконец она осталась одна.
   - А мне? - спросила она начальника. - Я Наталья Досюкова.  Разве  мне
нет подарка от мужа?
   Начальник ничего не ответил и начал снимать маскарадный  костюм.  На-
талья вдруг с ужасом увидела, что у него лицо Бориса Красавчикова.
   - Подождите, не уходите, - взмолилась она. - Вы мне не дали  подарка.
Я Досюкова...
   - Вам не полагается, - ответил начальник - Красавчиков.
   - Почему?
   - Потому что вы приехали слишком поздно. Подарки выдают  только  тем,
кто приехал вовремя.
   - Но я же не знала, я вообще случайно приехала, мне никто не говорил,
что нужно приезжать за подарками!
   - Приезжать нужно не за подарками, а к мужу на  свидание,  -  сердито
ответил тот. - Кто приехал на свидание, тому и подарок.
   - Но мне еще рано на свидание, - залепетала Наталья. - Я же была сов-
сем недавно, разве вы меня не помните? У нас свидание только  через  три
месяца, я случайно приехала, просто так... Ну хотя бы скажите,  как  там
Женя.
   Вдруг лицо у начальника снова изменилось, теперь это был не Боря Кра-
савчиков, а Виктор Федорович.
   - Какой еще Женя? - недовольно спросил он.
   - Досюков, Евгений Досюков, статья сто третья, срок восемь лет.
   - Нет такого, - грубо ответил начальник.
   Он уже снял костюм Деда Мороза и теперь стоял перед ней в  пальто,  в
точно таком же пальто, какое было надето на Жене, когда его арестовали.
   "Он украл его пальто! - подумала Наталья. -  С  Женей  случилась  ка-
кая-то беда, и этот начальник украл его вещи".
   - Но как же нет! - закричала она. - Я же была здесь  месяц  назад,  у
нас было свидание! Три часа! Он был здесь! Где Женя? Куда вы  его  дели?
Его перевели в другую колонию?
   - Я же вам сказал, его здесь нет. И вообще,  Наталья  Михайловна,  вы
приехали слишком поздно. Я все знаю о вас, а вы пытались меня  обмануть.
И Евгений все знает. Поэтому он больше не хочет вас видеть.
   Тут она поняла, что это уже не Виктор Федорович, а правозащитник  По-
ташов. Ее захлестнул такой ужас, что она даже потеряла  способность  ды-
шать.
   - Николай Григорьевич, - закричала она шепотом, потому что воздух от-
казывался проходить сквозь голосовые связки, - миленький, раз вы  теперь
все знаете, спасите Женю. Я все сделаю, я во всем признаюсь, я  пойду  в
тюрьму, если надо, только верните мне его.
   - Поздно, Наталья Михайловна, - сказал Поташов  почему-то  грустно  и
устало. - Жени больше нет. Он умер от горя, когда узнал, что вы  надела-
ли.
   Она заплакала и проснулась. Лицо было мокрым от слез, сердце ныло под
давящей на него гнетущей тяжестью.
   Весь день она думала о Жене, о том, как он ждет от нее помощи,  наде-
ется на нее, верит в то, что она сумеет доказать его невиновность.  Гор-
дый, сильный, не падающий духом, властный. Что же она наделала!
   К вечеру отчаяние стало непереносимым, и она позвонила Виктору  Федо-
ровичу.
   - Что-нибудь случилось? Неприятности? - вежливо поинтересовался он.
   - Нет-нет, ничего не случилось. Но мне нужно с вами поговорить.
   - Ну, хорошо, - вздохнул тот. - Подъезжайте к тому же месту,  где  мы
встречались в прошлый раз. Помните?
   - Помню. Через пять минут выезжаю.
   - Не берите машину, - посоветовал он. - Сегодня очень плохая  дорога,
гололедица и видимость отвратительная.
   - Да, я поеду на метро.
   Наталья быстро оделась и почти бегом помчалась к метро. Она так  при-
выкла, что Виктор Федорович может решить любую  проблему!  Ей  казалось,
что вот сейчас она с ним поговорит и он поймет ее, поддержит и  одобрит,
подскажет, куда лучше пойти и к кому обратиться, чтобы как можно быстрее
Женя оказался на свободе. Она летела вниз по эскалатору, потому  что  он
двигался ужасающе медленно, а полторы минуты, которые ей пришлось  прос-
тоять на платформе в ожидании поезда, длились по  меньшей  мере  полтора
часа. Наконец она оказалась на безлюдной аллее и увидела впереди  знако-
мую фигуру Виктора Федоровича, неторопливо прогуливающегося взад и  впе-
ред.
   - Виктор Федорович, - начала она прерывающимся голосом, - я больше не
могу. Я не вынесу этого. Я не думала, что это так тяжело.
   - Тише, голубушка, тише, успокойтесь и давайтека все по порядку.  Что
случилось?
   - Ничего не случилось, на я поняла, что больше не могу так жить. Женя
там, за решеткой, а я здесь...
   - Но ведь это было ясно с самого нача