ешь по моим правилам, а
не по тем, которые у вас на Петровке приняты. Усвоила?
   - Я все поняла, Константин Михайлович, - пробормотала Настя и  быстро
выскользнула из кабинета следователя. "Не зря я его не люблю, - зло  по-
думала она. - Вот как разошелся. Хам трамвайный!"
   Надо было позвонить Карташову и договориться о встрече. Настя спусти-
лась на второй этаж, где, как она знала, располагался кабинет ее сокурс-
ника, ныне старшего помощника прокурора. Она позвонит оттуда, на уличные
автоматы надежда слабая: они или не работают, или требуют  как  раз  тех
монет, которых у нее не окажется.
   Настя никогда не составляла мнения о людях с первого взгляда. Но  Бо-
рис Карташов понравился ей сразу.
   Когда он открыл ей дверь,  огромный,  почти  двухметрового  роста,  в
джинсах, байковой рубашке в сине-белую клетку и темно-сером  свитере  из
верблюжьей шерсти, Настя попыталась сдержать улыбку, но не справилась  с
собой и расхохоталась. Слезы текли из глаз, и, сотрясаясь  от  приступов
смеха, она успела подумать, что, слава Богу, не красила сегодня ресницы,
иначе все лицо было бы в потеках от туши.
   - Что с вами? - испуганно спросил хозяин. Но Настя лишь  махнула  ру-
кой. Расстегнув куртку, она протянула ее Карташову, и тут он  сам  начал
судорожно всхлипывать от смеха. Настя была одета в точно такие же  джин-
сы, в такую же сине-белую рубашку, а ее свитер из верблюжьей шерсти  был
чуть-чуть светлее, чем у Бориса.
   - Мы с вами как из одного инкубатора, - сказал Карташов, с трудом пе-
реводя дыхание. - Вот уж не думал, что одеваюсь, как работник уголовного
розыска. Проходите, пожалуйста.
   Оглядывая квартиру художника, Настя недоумевала, почему Гордеев  наз-
вал его "богемным". Ничего богемного в любовнике Вики Ереминой не было -
ни во внешности, ни в одежде. Короткие волосы, довольно густые, но с на-
чинающей появляться плешью на макушке, аккуратные усы, крупный, пожалуй,
несколько длинноватый нос, атлетическое сложение спортсмена. Ни малейшей
небрежности ни во внешнем облике, ни в  обстановке  квартиры.  Напротив,
комната была обставлена удобной и вполне традиционной мебелью. У окна  -
большой письменный стол, на котором Настя увидела  множество  эскизов  и
законченных рисунков.
   - Хотите кофе?
   - С удовольствием, - обрадовалась Настя, которая двух часов не  могла
прожить без чашки кофе.
   Они расположились на кухне, чистой и уютной, где господствовали беже-
вый и светло-коричневый цвета, и это тоже Насте понравилось. Она с удов-
летворением отметила, что кофе вкусный и крепкий, а хозяин управляется с
джезвой ловко и быстро и, несмотря  на  внушительную  фигуру,  двигается
грациозно и легко.
   - Расскажите мне о Вике, - попросила она.
   - Что именно? О том, как она заболела?
   - Нет, с самого начала. О том, почему она оказалась в детском доме.
   В детском доме трехлетняя Вика Еремина оказалась после того,  как  ее
мать отправили на принудительное лечение от алкоголизма. В  лечебно-тру-
довом профилактории Еремина-старшая и скончалась спустя несколько  меся-
цев, отравившись невесть откуда взявшимся денатуратом. Мать девочки  за-
мужем никогда не была, других родственников не обнаружилось, так что Ви-
ка осталась в доме ребенка, а потом и в детском доме насовсем.  Выросла,
окончила ПТУ, получила специальность "маляр-штукатур", начала  работать,
получила место в общежитии. В рабочее время трудилась, в нерабочее -  на
полную мощь пользовалась своей яркой, неординарной красотой. Так длилось
довольно долго, пока примерно два с половиной года назад она не прочла в
газете объявление о том, что какой-то фирме требуется девушка не  старше
23 лет для работы секретарем. Вика была достаточно цинична, чтобы  сооб-
разить, почему в таком объявлении указан возраст. Она  купила  несколько
рекламных газет, внимательно их прочитала и выбрала предложения, адресо-
ванные молодым привлекательным девушкам. Так она и оказалась сотрудником
фирмы.
   - Когда вы с ней познакомились?
   - Давно, когда она еще была маляром. В соседней квартире  делала  ре-
монт. Сначала заходила ко мне на чашку чаю, когда делала перерыв.  Потом
предложила приготовить мне обед, сказала, что хорошо готовит и ей ужасно
хочется приготовить обед для мужчины, а не для подруг по общежитию. Я не
сопротивлялся, Вика мне нравилась, она казалась очень славной  и  откры-
той. Ну и потом, красавица была редкостная.
   - Борис... - Настя помялась. - Вы не возражали против той работы, ко-
торую Вика выполняла на фирме?
   - Я не был в восторге, но не из ревности, а по соображениям чисто че-
ловеческим. Когда молодая женщина зарабатывает на жизнь проституцией  не
потому, что ей это безумно нравится, а потому, что она больше ничего  не
умеет, а денег хочет иметь много, - это печально во всех отношениях.  Но
высказываться вслух я не мог.
   - Почему же?
   - А что я мог предложить ей взамен? Фирма сразу же приобрела для  нее
квартиру, купила мебель. И платили ей столько, сколько я за год  зараба-
тываю. Пока она была маляром, я делал ей подарки, баловал ее. А  в  пос-
ледние два года все переменилось, теперь уже Вика  делала  мне  подарки.
Меня поначалу это очень смущало, потом я многое понял...
   - Что именно? - насторожилась Настя.
   - Детский дом. Вы постарайтесь вникнуть, представить себе, и вы  тоже
поймете. Все общее, все как у всех. В ее детстве не было многого из  то-
го, что есть у детей, растущих в семьях. И Вике все время  хотелось  как
бы компенсировать это, "добрать", что ли. Она совсем не дорожила памятью
о детском доме, отношения поддерживала только с Лелей Колобовой. Отноше-
ния с подругами по общежитию тоже порвала. Ей хотелось, чтобы у нее были
не общие, а свои, индивидуальные подруги, свой собственный круг  друзей,
которых она выбрала бы сама, а не таких, которых судьба случайно свела в
один класс, в одну группу или в одну комнату. Она хотела сама  выбирать,
что ей делать и с кем ей общаться. Конечно, этот выбор  оставлял  желать
много лучшего, но... Свою голову ведь не приставишь. Для нее важным было
только то, что она выбирает знакомых по своей воле и желанию, а то,  что
это порой бывали какие-то сомнительные личности, ее не волновало. То  же
самое с обедами и подарками: ей хотелось выбрать  себе  объект  и  забо-
титься о нем, ей хотелось иметь семью. Все это в полную силу  обрушилось
на меня, и со временем мне это стало даже нравиться.
   - Она хотела выйти за вас замуж?
   - Может быть. У нее хватало ума не говорить об  этом.  С  ее  образом
жизни разве могла она предложить себя в качестве жены?
   - А что, этот образ жизни непременно надо было сохранять?
   - Я ведь говорил, Вика хотела иметь очень много денег.
   Поймите, она не была жадной, совсем наоборот, она не копила деньги, а
тратила направо и налево. Безудержное стремление к достатку - тоже  ком-
пенсация нищего детдомовского детства.
   Так что ей приходилось выбирать, чего же ей хочется  больше  -  заму-
жества или денег.
   - А вы, Борис? Вы бы хотели жениться на ней?
   - Ну, я уже дважды был женат, плачу алименты на дочку. Конечно, я хо-
тел бы иметь нормальную семью, детей. Но не от Вики. Она  слишком  много
пила, чтобы родить здорового ребенка и быть хорошей женой и матерью.  Ей
нравилось поиграть в жену здесь, у меня, но - два, от силы три дня в не-
делю, на большее ее не хватало. Или проводила время с  очередным  клиен-
том, или со своими друзьями, или просто валялась на  диване  и  мечтала.
Еще кофе?
   Борис насыпал зерна в кофемолку и продолжил свой рассказ о безалабер-
ной и непутевой Вике Ереминой.
   Много лет, собственно, наверное, всю жизнь, сколько она себя помнила,
ей периодически снился страшный сон. Порой часто, порой  с  перерывом  в
несколько лет, но сон этот возвращался к Вике, заставляя ее  просыпаться
и дрожать от страха. Она видела окровавленную руку. Человек, которого во
сне не было видно, вытирает руку о белую оштукатуренную стену,  оставляя
на ней пять красных полос. Появляется другая рука, владельца которой то-
же не видно, и чем-то рисует поперек пяти полос скрипичный ключ.  Разда-
ется мерзкое хихиканье, постепенно перерастающее в отвратительный  злоб-
ный хохот, и под этот хохот Вика в ужасе просыпалась.
   В конце сентября Вика пришла к Карташову и прямо с порога заявила:
   - Кто-то подсмотрел мой сон и рассказывает об этом по радио.
   В первый момент Борис растерялся. "Приехали, - подумал он. -  Девочка
допилась". Что в подобных случаях делать, он не знал.  То  ли  объяснять
ей, что такого не может быть, что это - проявление болезненной  психики,
то ли поддакивать и соглашаться, делать вид, что  веришь.  Борис  выбрал
третий вариант, сочетающий, как ему казалось, лечебный момент и  внешнее
согласие. После того как навязчивая идея не покинула девушку и через не-
делю, он предложил:
   - Давай попробуем нарисовать твой сон. Если существует сила,  которая
крадет твои сны, то ее это должно испугать.
   Вика, вопреки опасениям, не отказывалась, и  Борис  сделал  несколько
эскизов, пока не получилось нечто очень близкое к тому, что ей  снилось.
Но это не помогло. Вика все больше погружалась в свою идею, но болезнен-
ное состояние отрицала и идти к  психиатру  категорически  отказывалась.
Тогда Карташов решил сам проконсультироваться у специалиста. Врач  приз-
нал, что внешние симптомы похожи на начало острого психического  заболе-
вания, что идея воздействия на человека по радио и проникновения в мысли
характерна для синдрома КандинскогоКлерамбо, но  с  уверенностью  ничего
утверждать нельзя. Заочно диагнозы не ставятся. Если девушка отказывает-
ся добровольно идти к врачу, то выход только один: он, врач, может прие-
хать к Карташову в гости под видом приятеля, когда там будет Вика, поси-
деть с ними пару  часов,  попить  чаю  и  своими  глазами  взглянуть  на
больную, на ее поведение. Они договорились, что как только Борис вернет-
ся из поездки, такой визит непременно  нужно  будет  организовать.  Вот,
собственно, и все. Вернувшись 27 октября из Орла, где Борис делал эскизы
для книги, выпускаемой местным издательством, он узнал, что Вика куда-то
пропала и уже третий день не появляется на работе.
   - Что было дальше, вы сами знаете. Я начал обивать пороги в  милиции,
принялся обзванивать Викиных приятелей. Все безрезультатно.
   - А вы пытались поговорить с другим врачом? Или удовлетворились  мне-
нием одного?
   - Да мне и одного-то было трудно найти. У меня знакомых  врачей  нет,
круг общения, знаете ли, не тот.
   - Где же вы этого психиатра нашли?
   - Через знакомого, и то случайно. Он как-то обмолвился,  что  у  него
много друзей в медицинском мире и, если у меня будут  проблемы  со  здо-
ровьем, он всегда рад помочь. Вот к нему я и обратился, а он  уже  вывел
меня на того врача.
   Настя услышала, как в комнате зазвонил телефон, но Борис остался  си-
деть, будто и не слышал.
   - Вы не подойдете к телефону? - спросила она удивленно.
   - У меня автосекретарь. Если нужно, я потом сам перезвоню.
   Когда Настя шла к Борису Карташову, ей хотелось проверить, не являет-
ся ли заболевание Ереминой выдумкой самого художника. Мировая  практика,
говорила она себе, знает такие случаи, когда человеку  ловко  внушается,
что у него нелады с психикой, чтобы использовать это в своих  интересах.
Врач Вику в глаза не видел, практически все, что мы знаем о болезни  де-
вушки, мы знаем со слов Карташова. А если он  лжет?  Правда,  существуют
показания Ольги Колобовой, подруги по детдому, о том, что она разговари-
вала с Викой об ее украденном сне, и та якобы не  выразила  удивления  и
ничего не отрицала. Но ведь и Колобова может лгать, сговорившись с Бори-
сом. Зачем? Ну, мало ли зачем. Они вместе решили избавиться  от  Вики  и
соорудили эту психиатрическую балладу. Мотив? Пока неясен, но ведь  вер-
сию еще не начали отрабатывать. Может, и есть такой мотив,  может  быть,
он даже лежит на поверхности, просто его никто не искал.
   Чтобы проверить эту версию, нужно было попытаться обнаружить противо-
речия или хотя бы несостыковки в показаниях Карташова, Лели Колобовой  и
врача-психиатра Масленникова. Теперь добавился  еще  один  потенциальный
свидетель - знакомый Бориса, порекомендовавший ему врача. Должен же  был
Борис как-то объяснить ему, зачем нужен психиатр.
   Вместе с тем затеплилась надежда еще на одну версию.
   - Когда вы уезжали в Орел, вы подключали автосекретарь?
   - Обязательно. Я - художник на вольных хлебах,  заказчики  обращаются
непосредственно ко мне. Если я буду пропускать телефонные звонки, то мо-
гу потерять хорошие заказы.
   - Значит, вернувшись из поездки, вы прослушали все записи  за  десять
дней?
   - Да, разумеется.
   - И там не было никакого сообщения от Вики?
   - Нет. Я уверен, что, если бы она  собиралась  уезжать  надолго,  она
обязательно предупредила бы меня. Я ведь говорил вам, она очень дорожила
чувством, что о ней кто-то беспокоится, что хоть кому-то  небезразлично,
где она и что с ней. В ее детстве этого не было.
   - Что стало с той кассетой? Вы ее стерли?
   Настя была совершенно уверена, что услышит  утвердительный  ответ,  и
спрашивала только для проформы.
   - В ящике лежит. Я кассеты не стираю, мало ли что может потом  приго-
диться.
   - Например, что?
   - Ну, в прошлом году был случай: мне позвонили из какого-то заштатно-
го издательства, предложили оформить сборник анекдотов, оставили адрес и
телефон. Меня дома не было, когда они звонили.  Я  им  перезванивать  не
стал, иллюстрировать анекдоты - не мой профиль, к тому же в тот момент у
меня было несколько заказов, так что без работы я не сидел. А вскоре мой
приятель-карикатурист пожаловался на отсутствие денег, и я припомнил тот
звонок. Нашел запись на кассете, дал ему координаты издательства - и все
довольны.
   - Значит, кассета с записью звонков, поступивших за время вашего пре-
бывания в Орле, сохранилась?
   - Да.
   - Давайте послушаем, - предложила Настя.
   Лицо Карташова напряглось. Или ей показалось?
   - Вы мне не верите? Честное слово, там нет сообщения от Вики.  Я  вам
клянусь.
   - Прошу вас, - жестко сказала Настя.  Хозяин  мгновенно  перестал  ей
нравиться, и она приготовилась к атаке. - Давайте все-таки послушаем.
   Они вошли в комнату, и Борис сразу же достал из ящика стола  кассету.
Включив воспроизведение, он протянул Насте один из рисунков,  лежащих  в
папке на столе.
   - Вот, посмотрите. Это сон, который снился Вике.
   Настя разглядывала рисунок, одновременно прислушиваясь к голосам, до-
носящимся из магнитофона.
   "Борька, не забудь, что второго ноября у Лысакова  сорокалетие.  Если
ты его не поздравишь, он смертельно обидится..."
   "Борис Григорьевич, здравствуйте, это Князев. Свяжитесь со мной,  по-
жалуйста, когда вернетесь. Надо внести небольшие изменения в  эскиз  об-
ложки..."
   "Сукин ты сын, Карташов! Где коньяк, который ты мне проиграл?.."
   "Боря, не сердись. Я не права, признаю. Извини меня..."
   - Кто это? - быстро спросила Настя, нажимая кнопку "стоп".
   - Леля Колобова, - неохотно ответил Карташов.
   - Вы с ней поссорились?
   - Как вам сказать... Это старая история, иногда дающая рецидив. К Ви-
ке она отношения не имеет. Это связано с мужем Лели.
   - Мне нужно знать, - настойчиво сказала Настя.
   - Ну хорошо, - он вздохнул. - Когда Леля познакомилась со своим буду-
щим мужем, я сразу сказал ей, что он ни одной юбки  мимо  не  пропустит.
Когда после свадьбы Леля стала ловить его на изменах, она очень  страда-
ла. А я, как дурак, хотя и знаю, что нельзя вмешиваться в  чужую  жизнь,
все-таки лез к ней с советами бросить его. На мой взгляд, дрянной он му-
жичонка, и Лельку мне было жалко. Но она воспринимала  мои  слова  очень
болезненно, и выражалось это в том, что в ответ на предложение  оставить
мужа ей хотелось сказать мне что-нибудь  оскорбительное.  Например,  что
так рассуждать может только импотент или гомосексуалист, или что я прос-
то завидую тому, что у ее мужа есть жена и семья, или еще что-нибудь та-
кое же глупое. Все такие разговоры у нас кончались ссорами, потом мы ми-
рились, конечно.
   - И что же она вам сказала в последний раз? За что просила прощения?
   - Она сказала, что ее муж хоть и бабник, но старается по  возможности
скрыть это от нее, и это гораздо приличнее, чем поведение Вики,  которая
открыто шляется напропалую и не считает нужным этого стесняться.
   - И это она о близкой подруге так сказала? - изумилась Настя.
   Карташов пожал плечами.
   - Женщины... - неопределенно ответил он. - Кто их  разберет?  Давайте
слушать дальше.
   "Борис, это я, Олег. Мы с ребятами планируем на Новый год ехать в Во-
роново. Если хочешь присоединиться, дай знать до  десятого  ноября,  там
места нужно заказывать заранее..."
   "Борька, я оставил у тебя в квартире спичечный  коробок,  на  котором
записан очень нужный телефон. Если найдешь, не выбрасывай..."
   "Боря, я очень по тебе скучаю. Целую тебя, милый..."
   - А это кто? - Настя остановила пленку.
   - Знакомая. - Карташов вызывающе посмотрел на нее, ожидая  дальнейших
вопросов и заранее готовясь ощетиниться.
   - Но это точно не Вика?
   - Это не Вика. Если вы мне не верите, я поставлю вам другие  кассеты,
где есть ее голос.
   - Я вам верю, - неискренне сказала Настя, запуская кассету дальше.
   Звонки от заказчиков, от приятелей, от родителей Бориса, от женщин...
И вдруг наступила пауза.
   - Что это? - Настя резко выключила магнитофон, из которого стали  до-
носиться приветственные слова следующего абонента.
   - Не знаю, - растерянно ответил Карташов. - Я и внимания не  обратил,
когда слушал. Знаете, как это бывает - включаешь запись,  а  сам  в  это
время сумку с вещами разбираешь или ужин готовишь... Внимание то и  дело
переключается с того, что слышишь, на то, что делаешь.
   - Кто звонил перед тем, как пошла пауза?
   От напряжения у Насти начали дрожать руки. Она поняла, что нашла  ка-
кую-то ниточку.
   - Солодовников, мой однокурсник.
   - А следующий после паузы?
   Борис включил запись и прослушал речь звонившего до конца.
   - Это Татьяна, моя двоюродная сестра.
   - Позвоните им и спросите, когда, в какой день и, желательно, час они
звонили вам. Нужно сделать это немедленно.
   Художник покорно подсел к телефону, а Настя снова принялась разгляды-
вать рисунок, на котором был запечатлен украденный сон Вики Ереминой.
   - Все очень неточно, - обратился к ней Борис. - Прошло около  месяца,
люди стали забывать детали. Солодовников говорит, что  звонил  где-то  в
конце недели, 21 или 22 октября, но точно помнит, что не  позже,  потому
что в пятницу вечером, 22 октября, он уехал в Петербург. Собственно,  он
и звонил мне в связи с этой поездкой, хотел узнать телефон нашего общего
знакомого-питерца. А сестра звонила после того, как увидела по телевизо-
ру мою первую жену: у нее брали интервью на улице как у случайной прохо-
жей. Она вообще не помнит, в какой день это было, но говорит, что  кину-
лась звонить сразу после передачи, хотела мне сообщить, что Катя снова в
Москве.
   - А для вас так важно знать, что ваша первая жена снова в Москве?
   - Видите ли, у Екатерины  сложный  характер.  Она  женщина  пустая  и
вздорная, считает меня виновником всех ее бед,  не  может  простить  мне
развода и очень любит устраивать всякие мелкие пакости. В  прошлый  раз,
например, она не пожалела времени, сутки просидела  на  лестнице  этажом
выше моей квартиры, выслеживая, когда от меня выйдет какая-нибудь женщи-
на, а когда дождалась наконец, то подошла и столько гадостей ей  нагово-
рила про меня, что оставалось только диву даваться.
   - Та женщина, с которой говорила ваша жена... Это была Вика?
   - Нет, - быстро ответил Карташов. Пожалуй, слишком  быстро,  отметила
про себя Настя.
   - А кто?
   - Это была не Вика, - раздельно произнес Борис, глядя ей прямо в гла-
за. - А кто конкретно - вас не должно касаться.
   - Ваша сестра пом