ло встал со стула и подошел к ней. Один из ящиков стола,
возле которого стояла Настя, был выдвинут, и Юра увидел толстую  тетрадь
в клеточку в дерматиновой коричневой обложке. В  мгновение  ока  Шалиско
оказался рядом.
   - Что вам нужно в моем столе? - сердито спросил он.
   - Это ваша тетрадь? - спросила Настя.
   - Нет. - Он растерянно замолк. - Впервые вижу. Откуда это?
   Настя, не вынимая тетрадь из ящика, ногтем поддела обложку и  подняла
ее. Страница была исписана крупным округлым почерком, сверху стояла дата
"17 ноября".
   - Почерк узнаете?
   - Это почерк Алины. Я ничего не понимаю... Я впервые это вижу!
   Настя резким движением задвинула ящик и с ужасом посмотрела на Корот-
кова. Вот влипли!  Идиоты!  Ведь  ехали  к  Шалиско,  подозревая  его  в
убийстве, и совсем забыли про эти проклятые дневники! Что же делать?  Ни
следователя, ни понятых. Потом Шалиско скажет, что дневник ему подброси-
ла сама Каменская, и будет прав. Тысячу раз прав! Ну надо  же  было  так
непрофессионально проколоться!
   - Вызывай следователя, Юра, - тихо сказала Настя. -  Будем  оформлять
выемку. А вас, - она повернулась к Шалиско, - я попрошу сесть и написать
подробно все, о чем вы только что нам рассказали. И  напишите  заодно  о
том, как была обнаружена эта тетрадь. Вы же сидели ко мне лицом, правда?
   - Да, я вас видел, - подтвердил Шалиско.
   - Вот и напишите обо всем, что видели.
   - Я не понял...
   - Ну, вы видели, например, что я достала эту тетрадь из своей сумки и
сунула в ваш стол?
   - Да ничего подобного. Вон ваша сумка, у двери стоит, что вы из  меня
идиота-то делаете! - возмутился Павел.
   - Вот и славно, - улыбнулась Настя. - Так и напишите. А кстати, вы не
знаете, случайно, как тетрадь к вам попала?
   - Я уже сказал, я впервые ее вижу.
   - И об этом напишите.
   Коротков отошел к телефону звонить Гмыре и грустно думал о  том,  что
сегодняшний день не задался не то что с самого утра,  а  просто-таки  со
вчерашнего вечера. Одно хорошо: Гмыря сам бывший опер,  волну  поднимать
не будет. Но если подозрения в адрес Шалиско подтвердятся, то адвокат им
за Аськину самодеятельность таких гвоздей в задницу навтыкает! О  Госпо-
ди, хоть бы обошлось.

   КАМЕНСКАЯ

   Вечером Настя, наспех поужинав, стала просматривать кассеты с фильма-
ми Смулова. По-видимому, Алина Вазнис хранила у себя все  работы  своего
возлюбленного, и это свидетельствовало о ее несомненном уважении его та-
ланта. Впрочем, фильмы, в которых Алина снималась  в  главных  ролях  до
встречи с Андреем Львовичем, тоже были в полном  составе.  Всего  кассет
было двенадцать: пять фильмов Смулова, в которых Алина еще не снималась,
четыре фильма-оперы, а также три детектива-триллера, которые Смулов  де-
лал уже вместе с Алиной.
   От прошедшего дня у Насти осталось ощущение горечи и собственной  ви-
ны. Ну как она не совладала с собой! Просто непростительно.  Гмыря,  ко-
нечно, ничего не сказал, сам, видно, бывал в таких передрягах, и не один
раз. Только головой укоризненно покачал. Тетрадь изъяли и отправили экс-
пертам, а самого Шалиско увезли на Петровку. Настя, конечно, тут же  по-
бежала к эксперту Олегу Зубову и, - покаянно бия себя в грудь,  во  всем
призналась.
   - Олежка, я так лопухнулась! Можешь втаптывать меня в грязь, но  сде-
лай побыстрее, а? Пока ребята трясут этого Шалиско. Если на тетради есть
его пальцы, то и слава Богу, пусть тогда его задерживают.  А  если  нет,
надо быстро думать, что это означает. Тогда, может быть, его под подпис-
ку Гмыря отпустит. Понимаешь, если окажется, что он эту тетрадь не  тро-
гал, нет оснований его в камеру запихивать.
   - Чего ты так трепыхаешься? - хмуро бормотал Зубов, обрабатывая днев-
ник. - Подумаешь, делов-то. Мало, что ли, народу  задерживают,  а  потом
выпускают? Дело житейское, как говорил Карлсон. Не ты первая, не ты пос-
ледняя. Посидит в камере пару дней, подумает о бренности земного сущест-
вования, это тоже полезно. Ты чего, Настасья? Прокурора, что ли,  забоя-
лась?
   - И его тоже, - призналась Настя. - Но больше, конечно,  Колобка  бо-
юсь. Перед ним стыдно.
   - О! Вот это правильно, - одобрительно  крякнул  эксперт.  -  Бояться
стыдно. Стыдиться - полезно. Очищает душу. Да не стой ты у меня над  ду-
шой, Каменская, иди к себе.
   - Ну да. Только я за порог - ты отвлекаться  начнешь,  знаю  я  тебя.
Олеженька, мне каждая минута дорога.
   - Не приставай. Сказал же, сделаю. Иди отсюда, не отсвечивай.
   Настя тогда ушла к себе, с тревогой прислушиваясь к шагам в  коридоре
и вздрагивая каждый раз, когда хлопала дверь соседней комнаты, где Гмыря
вместе с Коротковым выжимали показания из Павла Шалиско.  Наконец  около
семи вечера к ней зашел измученный Юра.
   - Все, - выдохнул он, усаживаясь на стул у окна и сжимая виски  ладо-
нями. - Выпустили под подписку. Нет там его пальцев.  Обложка  тщательно
протерта, а внутри на листках - только пальцы Вазнис. Черт знает что.
   - Но если обложка протерта, это не доказывает, что он не  брал  днев-
ник. Помоему, наоборот, - осторожно сказала Настя.
   - По-твоему, по-твоему, - передразнил Коротков. - А по-моему, если ты
крадешь дневник, то только потому, что там про тебя написано что-то  не-
лицеприятное. И чтобы об этом узнать, надо этот дневник  прочитать  хотя
бы раз. Если Шалиско его читал, должен был внутри оставить отпечатки.  А
их нет.
   - Ну да, - задумчиво подтвердила Настя. - А если он, даже  когда  чи-
тал, был предельно осторожен и старался не наследить, то и за дерматино-
вую обложку не стал бы хвататься голыми руками. Ладно, это все  домыслы.
Надо просто прочитать этот дневник, и все станет понятным. Где он, кста-
ти?
   - Гмыря с собой забрал. Сказал, на ночь почитает  вместо  сказок.  Но
знаешь, Аська, не похож этот Шалиско на убийцу. Зол, раздражен,  негоду-
ет, но не боится. Или он великий актер, или  он  искренне  считает,  что
произошло недоразумение.
   - Ну что ж, может быть, и актер, - вздохнула Настя. - И  даже,  может
быть, великий...
   И вот теперь, сидя дома и наблюдая за "экранной" Алиной Вазнис, Настя
все время возвращалась мыслями к ее дневнику и к Павлу Шалиско.
   На первой из выбранных для просмотра кассет оказался тот самый  прес-
ловутый "Трубадур". Настя хорошо помнила записи Алины о роли старой  цы-
ганки Азучены и с любопытством наблюдала за тем, как мысли Алины  вопло-
щались в сценическом образе. Да, Вазнис была настойчива, она ни на  йоту
не отступила от того, что написала в своем "сочинении"  Дегтярю.  Каждый
раз, когда старая цыганка вспоминала о том, как собиралась отомстить  за
казнь матери, на лице актрисы появлялось мечтательное выражение,  грани-
чащее со сладострастным. А когда Азучена рассказывала о  совершенной  ею
роковой ошибке, в глазах ее был не ужас и отчаяние, а откровенная злоба.
Настя пропускала сцены, в которых Алина не участвовала, поэтому с  "Тру-
бадуром" справилась довольно быстро.
   Следующим был фильм, который снимал Смулов. Это был крепко  сколочен-
ный детектив с элементами мистики, правда, мистика ближе к концу находи-
ла свое вполне земное объяснение. Фильм, на ее взгляд, был очень неплох,
и она даже удивилась, почему Смулов считал, что "выработался". Одна сце-
на привлекла ее внимание. "Ты меня любишь?" - спрашивает один из  героев
ленты у своей невесты, а та в ответ хохочет: "Ничего остроумнее  не  мог
спросить? Лучше бы денег дал, у меня пальто нет  на  зиму".  Настя  нес-
колько раз слушала магнитофонную запись беседы Короткова с Андреем Льво-
вичем и хорошо помнила, как он рассказывал о нечуткости и  эмоциональной
холодности Алины. Видно, та история так сильно  его  задела,  что  обида
выплеснулась в сценарий, и Смулов невольно, как говорят психологи, спро-
ецировался.
   Однако, когда Настя стала смотреть следующий фильм Смулова, она поня-
ла, что происходило. Фильм был очень похож на тот,  что  она  посмотрела
только что. Та же расстановка акцентов, те же персонажи - мрачный  непо-
нятый красавец, на которого сразу же падает подозрение и который в конце
оказывается жутко положительным, и веселый рубаха-парень,  которого  все
любят, который активно помогает следствию, а  в  результате  оказывается
убийцей. И снова  мотив  неразделенного  душевного  порыва:  "Скажи  мне
что-нибудь ласковое" - "Да иди ты... Вот разнылся, хлюпик". Настя помор-
щилась. Все понятно, Андрей Львович повторялся из фильма в фильм.
   В этот момент, когда она уже собиралась вынуть  кассету  и  поставить
следующую, с фильмом "Извечный страх", ей пришла  в  голову  неожиданная
мысль. Она перемотала пленку и снова включила воспроизведение, попав как
раз на титры. Фильм был сделан в 1990 году. Любопытно! В 1990 году  Сму-
лов еще не был знаком с Алиной Вазнис, и, следовательно, еще не было то-
го ранившего его разговора. А в обоих фильмах этот  мотив  звучит  очень
выразительно. Что это? Интуиция, подсказывающая  талантливому  человеку,
что если и найдется женщина, которая его полюбит, то  она  будет  именно
такой, не тонкой и не чуткой? Гениальное предвидение? Или...
   Или. Настя судорожно выхватила кассету из магнитофона  и  вставила  в
кассетоприемник следующую. Так и есть. Снова те же герои, и снова та  же
ситуация: "Ты по мне скучала?" - "Забот у меня больше нет, только по те-
бе скучать". И постоянное появление все новых и новых подозреваемых, не-
ожиданные повороты сюжета и такая же неожиданная развязка. Да,  все  это
уже было, все это переходило из фильма в фильм и вызывало нарекания кри-
тиков. Но это было не только в фильмах. Это было где-то еще. Но где?
   К двум часам ночи Настя отчетливо поняла, что все, что она только что
увидела в пяти фильмах Андрея Смулова, снятых  до  знакомства  с  Алиной
Вазнис, и еще в двух картинах, снятых уже с Алиной в главной роли, - так
вот, все это ей довелось пережить самой. Прямо сейчас, в течение четырех
последних дней. Все повторялось с точностью до деталей.
   Ни о каком гениальном предвидении не могло быть и речи. Вся  ситуация
с убийством Алины и расследованием была придумана и  срежиссирована  той
же рукой. Тем же мастером. Андреем Львовичем Смуловым.  Но  зачем?  Боже
мой, зачем?!
   Погубить актрису, когда до окончания  великолепного  фильма  осталось
всего несколько шагов? Фильма, который наверняка принесет новый  всплеск
славы и получит престижные премии. Погубить актрису, без которой никогда
уже не сможешь снять ничего настоящего? Поставить крест на себе как  ре-
жиссере? В голове не укладывается.
   Должна быть причина, очень и очень веская причина. И где эту  причину
искать, Настя Каменская даже и не догадывалась.

   АЛИНА ВАЗНИС ЗА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ДО СМЕРТИ

   Начало сентября на морском побережье было теплым и  солнечным,  начи-
нался "бархатный сезон". Работа над фильмом шла к концу, картина получа-
лась необыкновенно удачной, все говорили, она будет даже лучше, чем "Из-
вечный страх", и Алина каждый день выходила на съемочную площадку в при-
поднятом настроении, переполненная радостным желанием работать.
   В тот день снимали сцену на пляже, и площадку обступила плотная толпа
любопытствующих курортников. Андрей работал  быстро,  он  всегда  уделял
много внимания репетициям, чтобы обходиться минимальным количеством дуб-
лей. Первый дубль был отснят вполне прилично.
   - Десять минут - перерыв, и повторим, - весело сказал Смулов,  откры-
вая бутылку "Фанты" и наливая оранжевую пенящуюся жидкость в пластиковый
стаканчик.
   Алина подошла к нему, села на песок, блаженно вытянула ноги.
   - Ну как? Нормально получилось?
   - Отлично, ты умница. В самый острый момент сожми  руку  в  кулак,  я
скажу Жене, чтобы взял крупным планом, когда ты будешь разжимать руку, а
на ладони - следы от ногтей. Будет хорошо.
   - Ладно, сделаю.
   Через десять минут Алина снова встала в центр круга, эпизод  начался.
По сценарию она должна была медленно обводить взглядом людей, составляв-
ших массовку. И вдруг она увидела ЕГО. Психа. Она  не  могла  ошибиться,
это было то же лицо с безобразным родимым пятном на щеке, те же страшные
глаза, те же тонкие мокрые губы. Но этого не могло быть! Не  могло!  Его
не было почти два года. Он умер.
   Алина на какое-то мгновение забыла, что идет съемка. Она  снова  была
во власти страха, который вернулся к ней спустя два года...
   - Гениально! - услышала она голос Андрея.
   И тут же к нему присоединились другие голоса.
   - Потрясающе!
   - С ума сойти!
   - Алина, ты - гений!
   Она с трудом стряхнула с себя оцепенение. Рано  она  радовалась,  бо-
лезнь, видно, зашла слишком далеко. Нельзя годами безнаказанно принимать
психотропные препараты. Ей казалось, что она выздоровела, а кошмар снова
вернулся к ней, на этот раз в виде галлюцинаций. Что  же  с  ней  будет?
Господи, что же будет теперь? Пожизненная  психушка?  Инвалидность?  Жа-
лость окружающих? Все ее поздравляют, думая, что она  гениально  сыграла
испуг, а что будет, когда все узнают, что  никакая  она  не  талантливая
актриса, а обыкновенная сумасшедшая, мучимая галлюцинациями,  охваченная
острым психозом?
   Она постаралась взять себя в руки и ничем не выдавать  своего  отчая-
ния. Больше всего ей хотелось, чтобы Андрей ничего не  заметил.  Он  так
долго возился с ней, избавляя ее от страха, столько сил и времени потра-
тил на нее, нельзя, чтобы он узнал, что все напрасно. Он этого не  пере-
живет. Такой удар для него!
   Алина смогла заставить себя "сохранять лицо", пока добиралась до гос-
тиницы вместе с Андреем и помощником режиссера Леной Альбиковой. Из пос-
ледних сил она держалась во время обеда, но потом сослалась на усталость
и заперлась у себя в номере. Она не могла плакать. Ее трясло, как в  ли-
хорадке,  руки  ходили  ходуном,  зубы  стучали.  Оставалось   последнее
средство - таблетки, которые она продолжала возить с собой. Не то  чтобы
она брала их намеренно, просто они лежали в ее дорожной  аптечке  еще  с
тех пор, когда она пила их регулярно. Лежали  вместе  с  аспирином,  ле-
карствами от головной боли, от простуды, перекисью водорода и пластырем.
   Она сунула под язык три таблетки феназепама, и через  двадцать  минут
ее стало "отпускать". Алина прилегла на кровать, укрылась двумя  одеяла-
ми, хотя на улице было двадцать пять градусов, и погулять со Смуловым по
набережной. Его не насторожило, что она была  молчаливой,  это  было  ее
обычное состояние. На следующий день с утра снова предстояла  съемка,  и
Андрей не стал оставаться у нее на ночь. Утром  она  опять  приняла  ле-
карство и вышла на площадку. Ей удалось отработать так, что никто ничего
не заметил, хотя один Бог знает, каких усилий ей это стоило. Хорошо, что
это был уже последний съемочный день. Они возвращались в Москву.
   В Москве она стала понемногу успокаиваться. Приступ больше не  повто-
рялся, галлюцинации не возвращались, и Алина почувствовала себя  уверен-
нее. А потом был рабочий просмотр отснятого материала. Запустили  пленку
с эпизодом на пляже, сначала первый дубль, потом второй. И во весь экран
снова возникло это жуткое лицо с родимым  пятном  и  страшными  глазами.
Алина стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Опять! Опять это случилось!
   Но она была слишком сильной и трезвомыслящей, чтобы сдаться без  боя.
Медленно оглядела зал. Да, в нем все так, как и должно быть,  все  сидят
на тех же местах, ни у кого не выросло по две головы или  по  пять  рук.
Значит, она не и пинал с кадр.
   Она решила проверить сама себя, она  никогда  не  была  паникершей  и
всегда билась до последнего. Она  попросила  механика  повторить  второй
дубль. Андрей  глянул  удивленно,  но  просьбу  поддержал.  К  нему,  по
счастью, присоединились и остальные сидящие в зале.
   - Конечно, давайте посмотрим еще раз! Это бесподобно! Этот кадр  вой-
дет в анналы мирового кинематографа!
   Снова засветился экран. На этот раз  Алина  старалась  контролировать
себя, не терять самообладания. И опять увидела Психа. Он лишь мелькнул в
череде лиц, мелькнул на короткое мгновение, но она его узнала безошибоч-
но. Она слишком хорошо знала это лицо, чтобы не узнать  его  даже  через
тысячу лет.
   Вернувшись домой, Алина попыталась спокойно все  обдумать.  И  поздно
вечером позвонила Смулову.


   Глава 8
   СТАСОВ

   Он приехал к Каменской около восьми утра, Короткова еще не было. Нас-
тя открыла ему дверь в джинсах и тонком вспоминая, сколько ей  лет,  ка-
жется, хорошо за тридцать, ну да, конечно, раз она майор.
   - Что за пожар? - спросил он, снимая куртку.
   Настя позвонила ему в половине седьмого  утра,  и  голос  у  нее  был
странный. Она попросила Стасова приехать к ней как можно скорее, но  ни-
чего толком не объяснила. Сказала только, что Коротков тоже приедет.
   - Это не пожар, а скорее тихое  помешательство,  -  скупо  улыбнулась
она. - Я сейчас буду вам рассказывать кое-что, а ваша задача  -  разгро-
мить меня в пух и прах, наглядно объяснить мне, что я - дура и  выдумщи-
ца.
   - Интересное кино! - недовольно протянул Стасов. - У меня, между про-
чим, ребенок болеет, я хотел с утра в магазин сбегать, купить ей молока,
чтобы с медом пила, и вкусное что-нибудь, а ты меня выдернула из дома  -
и для чего? Для того, чтобы я слушал какие-то глупости и потом  объяснял
тебе, что это действительно глупости? Ну знаешь ли, Анастасия!
   Настя смутилась, глаза ее сердито сверкнули.
   Стасов почувствовал неловкость. Она права, она же не могла знать, что
у Лили ангина. Зачем же он сейчас ее упрекает? В конце концов, даже если
бы он купил это дурацкое молоко, Лиля все равно не стала  бы  его  пить,
она терпеть не может молочные продукты. Ей проще полоскать горло  ядови-
той смесью воды с йодом и солью, чем влить в себя хотя бы стакан  молока
или кефира.
   Он хотел как-то смягчить свою резкость и начал подыскивать  примиряю-
щие слова, но в это время пришел Коротков, и вопрос сгладился сам собой.
Юра явился веселый и полный сил, чмокнул Настю в щеку, скинул ботинки  и
сразу же прошлепал в одних носках на кухню. Было  видно,  что  он  бывал
здесь часто и хорошо изучил привычки хозяйки - по утрам пить много кофе,
непременно сидя на кухне.
   - Ну что, Настасья? Очередной бред  придумала?  -  спросил  Коротков,
доставая чашку и наливая себе чай. - Давай рассказывай, повесели  стари-
ка.
   Они уселись вокруг стола, заставленного чашками и тарелками, - Камен-
ская, ожидая гостей, сумела преодолеть свою легендарную лень и  пригото-
вила обильный завтрак. Коротков с одобрением оглядел аппетитные  гренки,
желто-красно-зеленую яичницу с помидорами и луком, большую миску с куку-
рузными хлопьями и высокую картонную упаковку с молоком.
   - О, вот это дело. Сразу видно, что ты вышла замуж и наконец  взялась
за ум, - поддел он.
   - Убью, - спокойно пообещала Настя. - Значит так,  я  буду  рассказы-
вать, а вы слушайте внимательно, только не кричите сразу, что я идиотка,
а ищите аргументы "против". Ладно? Я сама понимаю, что это полный  бред,
но пока я с ним не разделаюсь, я не смогу думать ни о чем другом.  Дого-
ворились?
   - Многообещающе, - хмыкнул Стасов. - Начинай уже, не томи душу-то.
   - Ладно, а вы ешьте. Вот скажите мне, что мы знаем об  Алине  Вазнис?
Что она была очень скрытной, и даже самый  близкий  ей  человек,  Андрей
Львович Смулов, признает, что за четыре года не  сумел  изучить  ее  как
следует, до конца понять ее характер, ее душу. Верно? Дальше. Мы  знаем,
что она поступила не очень красиво по отношению к Зое Семенцовой,  когда
предала огласке истинные причины, по которым  Смулов  собирался  снимать
Зою в какой-то второстепенной роли. При этом она, мягко говоря,  подста-
вила и самого Смулова. Люди, работающие  в  "Сириусе",  утверждают,  что
Андрей Львович был очень расстроен таким бестактным и жестоким поведени-
ем Алины. Что еще? Мы знаем, что она предпочитала действовать  исподтиш-
ка, не ответила сразу на оскорбление, нанесенное ей женой Мазуркевича, а
стала искать возможность связ