до глубокой ночи.
   - А пораньше в вашем расписании ничего нет?
   - Пораньше только завтра, но в очень ограниченное время, с девяти  до
десяти вечера.
   - Ладно, будем пробовать.
   Вадим Бойцов справился с заданием на удивление быстро. Впрочем, этому
было свое объяснение: собирать сведения в полном объеме пришлось  только
о майоре Короткове. Сведения же об Анастасии Каменской,  как  говорится,
сами приплыли в руки.
   - Она собирается замуж, - с тонкой  улыбкой  сообщил  он  своему  на-
чальнику Супруну. - И знаете, кто жених?
   - Кто же?
   - Профессор Чистяков из НИИ-34.
   - Да ну? - удивился Супрун. - Тот самый?
   - Именно. К нему давно присматривались, еще с тех пор, как он был по-
дающим надежды молодым аспирантом, тогда же и досье на него начали соби-
рать. Наша Каменская в этом досье фигурирует постоянно. Оказывается, они
знакомы с 1976 года. В школе вместе учились. По  оперативным  материалам
она все время проходит как его любовница.
   - Очень интересно, - задумчиво протянул Супрун. - И что же,  Чистяков
до этого ни разу не женился?
   - Нет, так и ходит в холостяках.
   - А Каменская? Тоже замужем не была?
   - Нет.
   - Надо же, столько лет вместе, а женятся только теперь.  Что  бы  это
значило, как ты думаешь? Зачем им вступать в брак, если столько лет  они
прекрасно жили без этого?
   - Трудно сказать, Игорь Константинович. Может, она беременна или  еще
что-нибудь.
   - Вот-вот, еще что-нибудь. Присмотрись-ка к ним  повнимательнее,  мо-
жет, в этом "что-нибудь" вся соль и есть. На этом мы ее и зацепим, чтобы
не путалась под ногами.
   Юрий Коротков рассеянно листал внушительных размеров план научно-исс-
ледовательской работы Института за 1994  год.  Разбираться  в  нем  было
трудно, потому что большинство терминов и формулировок были  Юре  совер-
шенно непонятны. В плане его интересовали только те темы,  в  разработке
которых участвовал покойный Григорий Войтович. Ради какой же из них  не-
известный благодетель дошел до прокурорского начальства, чтобы Войтовича
отпустили домой? Поняв, что это была за  разработка,  можно  было  попы-
таться найти и тех, кто в ней заинтересован, иными  словами,  тех  самых
анонимных ходатаев.
   Заведующий лабораторией Бороздин терпеливо ждал, когда настырный  сы-
щик удовлетворит свое научное любопытство.
   - Войтович в декабре работал по шести темам. Одна была  заказана  Ми-
нистерством сельского хозяйства, еще одна - Министерством  здравоохране-
ния, две - для Всероссийской телерадиокомпании, одна - для  Физико-энер-
гетического института. Шестая тема была поисковой, у нее не было  заказ-
чика.
   - А что значит "поисковая тема"? - заинтересовался Коротков.
   - Это значит, что ученому пришла в голову какая-то идея, которая  мо-
жет оказаться перспективной. А может и нет. Чтобы это понять, надо  пои-
зучать проблему, поставить ряд экспериментов. Короче, попробовать ее  на
вкус. Для этого в план включаются поисковые темы. Срок  для  них  обычно
устанавливается месяцев шесть, реже - девять. Потом составляется научный
отчет и выносится на заседание Ученого совета Института. После  обсужде-
ния принимается решение: тему закрыть  или,  наоборот,  рекомендовать  к
включению в план научно-исследовательской работы.
   - Получается, что никаких сверхсекретных разработок в декабре у  Вой-
товича не было?
   - Получается, что так, - подтвердил Бороздин.
   - Так кто же мог за него ходатайствовать?
   - Не представляю. Просто не представляю, - искренне ответил  заведую-
щий. - Для такого ходатайства не было ни малейших оснований,  за  это  я
могу поручиться. Знаете, Юрий Викторович, я вам очень  сочувствую.  Мало
того, что вы занимаетесь неблагодарной работой, восстанавливая материалы
сгоревшего дела, так вы еще вынуждены копаться в материи, которая от вас
весьма далека. Вы, наверное, умираете от скуки, читая наш план. Угадал?
   - Угадали, - улыбнулся Коротков. - И Анастасию,  как  назло,  у  меня
отобрали. Все-таки она хорошая помощница, исполнительная, толковая. Я бы
на нее половину работы сбросил. А так несу свой тяжкий крест один.
   - У вас отобрали помощницу? Почему?
   - Другим тоже помогать надо, лишние руки всем нужны.  Вы  не  обижай-
тесь, Павел Николаевич, но дело Войтовича у нас, наверное,  на  двадцать
пятом месте. Я понимаю, история трагическая, и речь идет о вашем  колле-
ге, которого вы знали много лет, но... В  Москве  ежедневно  совершается
десяток убийств, преступники находятся на свободе, и мы в первую очередь
занимаемся этими преступлениями. А Войтович ушел из  жизни  добровольно,
виновных нет, так что  восстановлением  документов  мы  занимаемся  пос-
тольку-поскольку, когда выпадает свободная минутка. Вы меня понимаете?
   - Да-да, конечно. Вынужден с вами согласиться, как это ни прискорбно.
У вас и без нашего Войтовича проблем хватает. Кстати, Юрий Викторович, я
все забываю вас спросить: зачем ваша помощница проверяла у нас в  Инсти-
туте условия хранения цианида? Разве это как-то связано с Войтовичем?
   - Никоим образом. Дело в том, что в Москве в минувшем году было  нес-
колько случаев умышленного отравления цианидом, и  Следственный  комитет
направил нам на Петровку разгромную справку о том, что кругом  бардак  и
не соблюдаются правила работы с ядовитыми и отравляющими веществами.  Ну
а как реагирует начальство на такие бумаги, сами можете догадаться.  Да-
вай теперь поголовно всех проверять, выявлять нарушения и сносить  голо-
вы. У нас ведь такая же бюрократия, как и всюду.
   Коротков посмотрел на часы.
   - Батюшки, уже рабочий день давно кончился, а я вас задерживаю. Изви-
ните, Павел Николаевич.
   - Ничего, ничего, - добродушно рассмеялся Бороздин. - Мне спешить не-
куда, у меня семеро по лавкам не плачут. Пойдемте, я провожу вас до лиф-
та, мне нужно еще в лабораторный корпус заглянуть.
   Расставшись с Коротковым, Павел Николаевич по стеклянной галерее про-
шел в лабораторный корпус. Длинные коридоры были ярко освещены, но выхо-
дящие в него двери были почти все закрыты и опечатаны. Бороздин  миновал
длинную доску объявлений, на которой  еженедельно  вывешивались  графики
работы лабораторий на разных установках, свернул за угол и толкнул неза-
пертую дверь. В большом помещении, уставленном разнообразным  оборудова-
нием, работал только один человек, Геннадий  Иванович  Лысаков.  Услышав
шаги, он повернул к Бороздину измученное лицо с воспаленными глазами.
   - Добрый вечер, Павел Николаевич.
   - Добрый, добрый. Вы чего тут засиделись? Вы посмотрите на себя: кра-
ше в гроб кладут. Прекращайте это безобразие и идите отдыхать.
   - Не могу. Нужно еще кое-что доделать. Посижу хотя бы часов до  девя-
ти, поработаю, - угрюмо ответил Лысаков.
   - Не валяйте дурака, Геннадий Иванович, - рассердился Бороздин. - Хо-
тите, я поговорю с вашим начальством, чтобы вас немного  разгрузили?  На
вас действительно страшно смотреть. Пойдемте, пойдемте, закрывайте  свою
лавочку, я вас на машине подброшу до дома. Собирайтесь.
   - Я правда не могу, Павел Николаевич. У меня кролики под  установкой,
мне еще... - он взглянул на большие электронные часы, - еще час  пятнад-
цать ждать, потом смотреть результат, дневник заполнять. Как минимум два
часа. Поезжайте, не ждите меня.
   - Ну, как хотите, - махнул рукой Бороздин. - Вы хоть на себя работае-
те или опять на чужого дядю?
   - На себя. Для диссертации.
   - Тогда ладно. Кроликов и мышек не обижайте, отраву  им  не  давайте.
Счастливо.
   - Кстати, об отраве, - оживился вдруг Лысаков. - Вы не знаете,  зачем
милиционеры проверяли цианид во всех лабораториях? Войтович же  повесил-
ся, а не отравился.
   - Оказывается, они проводят тотальную проверку на  всех  предприятиях
города. Мне этот оперативник с Петровки сам сегодня рассказывал,  что  в
Москве было подряд несколько убийств с помощью синильной кислоты, и  они
решили навести порядок в этом деле. Вы же знаете, как у нас все  делает-
ся: порядок наводим не тогда, когда еще можно  что-то  предотвратить,  а
тогда, когда уже все случилось и нужно кого-то наказывать. Ну, последний
раз спрашиваю: едете со мной?
   - Нет, Павел Николаевич, спасибо вам за приглашение,  но  я  останусь
поработать.
   - Как хотите. Вы один здесь или еще кто-нибудь полуночничает?
   - По-моему, Инна ваша еще работает. У нее тоже что-то срочное.
   - Да что у нее может быть срочного, смех один, -  откликнулся  Бороз-
дин, открывая дверь. - Старая дева, домой идти не хочет,  вот  и  сидит.
Пойду хоть ее выгоню, если вас не удалось.
   Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ведущий научный сотрудник
Геннадий Иванович Лысаков долго вслушивался в его удаляющиеся шаги,  по-
том перевел взгляд на руку с зажатым в ней фломастером. Рука дрожала так
сильно, что, казалось, он не сможет начертить прямую линию. Черт возьми,
неужели он и в самом деле так измучился, что находится на грани нервного
срыва?
   Настя устало брела от автобусной остановки к дому.  Было  уже  совсем
поздно, народу мало, и она, как обычно, чувствовала себя на темной улице
ужасно неуютно. Она никогда не была отважной и лихой,  а  темные  пустые
переулки наводили на нее страх, поэтому она  всегда  старалась  выбирать
места посветлее и поближе к оживленным магистралям, даже если это  удли-
няло путь.
   Свернув за угол, она медленно шла вдоль забора, огораживающего коопе-
ративную автомобильную стоянку. Место было глухое и  противное.  Однажды
она ради любопытства постучалась в будку к сторожу, спросила у него  ка-
кую-то ерунду, просто так, для поддержания разговора, и  поняла,  что  в
случае неприятностей надеяться на него не придется. Охраняли стоянку  по
очереди двое зловредных стариков, которые  предпочитали  пить,  спать  и
"запрещать, чего не положено", а на все остальное им было  глубоко  пле-
вать.
   Сердце заныло раньше, чем Настя успела осознать, что видит прямо  пе-
ред собой силуэты нескольких мужчин. "Ну вот, я так и  знала,  что  рано
или поздно это случится", - обреченно подумала она, покрепче  вцепившись
пальцами в ручку большой спортивной  сумки.  В  сумке  лежало  служебное
удостоверение и ключи от квартиры и от кабинета на Петровке. Денег в ко-
шельке было не много, и их было не жаль, потому что рядом с перспективой
утраты удостоверения и последующих за этим  неприятностей  меркли  любые
суммы.
   Она мгновенно прикинула, что, кроме сумки, брать у нее нечего.  Серег
и колец нет, куртка самая обыкновенная, так что если у этих мужиков есть
намерение ее ограбить, то сумку точно отберут. Мелькнула слабая надежда,
что, может быть, обойдется... Но по тому, как силуэты внезапно перегруп-
пировались и двинулись ей навстречу, она поняла, что не обойдется. Настя
не видела в темноте их лиц, но явственно почувствовала исходящую от  них
волну злобы и агрессии. "Черт с ней, с сумкой, не убили бы", - только  и
успела она подумать, зажмуриваясь от ужаса. Один из мужчин подошел  сов-
сем близко, она даже почувствовала на лице его дыхание, отдававшее запа-
хом клубничной жевательной резинки.
   И в этот момент где-то рядом грохнул выстрел.
   Спустя мгновение истошно заверещала автомобильная сигнализация.
   Обступившие Настю тени замерли. Больше всего ее поразило, что мужчины
не произнесли ни звука, не обменялись ни одним словом. В  следующую  се-
кунду они бросились врассыпную. Ей даже показалось на  миг,  что  ничего
этого не было, что ей все привиделось. Сигнализация продолжала прерывис-
то гудеть, потом перешла на мерзкое повизгивание. Настя огляделась и за-
метила, что по направлению к ней движется милицейская патрульная машина.
Машина шла на средней скорости, проехала мимо и скрылась  за  поворотом.
Наверное, направилась туда, где только что стреляли.
   Настя стояла как вкопанная. После пережитого страха ноги плохо слуша-
лись ее, судорожно вцепившаяся в сумку рука занемела, вдоль позвоночника
стекали капли пота. За спиной она услышала чьи-то шаги и  снова  сжалась
от испуга. Но прошедший мимо мужчина даже не повернул голову в ее сторо-
ну, просто прошел вперед. Она взяла себя в руки и пошла следом за ним. В
темноте она не смогла понять, стар он или молод, но если судить  по  по-
ходке и осанке, на него можно рассчитывать, если опять случится  что-ни-
будь непредвиденное.
   Придя домой, она почувствовала себя совсем разбитой. Вяло  поковыряла
ложкой в банке с консервированной кукурузой, съела  бутерброд  и  выпила
чашку кофе. Понемногу напряжение отступило, и она даже немного  взбодри-
лась, вспомнив, что, согласно военной статистике, снаряды дважды в  одно
и то же место не попадают. А если согласно небесной статистике ей сужде-
но было стать жертвой ограбления, то можно считать, что факт имел место,
и теперь она по крайней мере год-два может ходить  по  темным  переулкам
спокойно. Утешившись своими математическими выкладками, она постояла под
горячим душем и улеглась в постель.
   Вадим Бойцов прошел мимо Каменской, и ему понадобилось некоторое уси-
лие воли, чтобы не повернуть голову и не посмотреть ей в  лицо.  У  него
было отличное зрение, и слившихся с темнотой мужчин он увидел  издалека.
Опыт и чутье подсказали ему, что сейчас его подопечную будут убивать.  В
первое мгновение он успел подумать, что это, пожалуй,  лучший  выход  из
положения. Пусть с ней что-нибудь случится, и она на время (если не нав-
сегда) выйдет из игры и перестанет мешать разработчикам прибора. Но про-
фессионал тут же взял в нем верх. На соседней улице он видел милицейскую
машину, и если Каменская начнет кричать  или  воспользуется  милицейским
свистком, все может пройти не так гладко, как хотелось бы. А уж если за-
держат хотя бы одного из преступников, то до правды  докопаются  быстро.
Нападение нужно было предотвратить любой ценой. Вадим не  мог  не  приз-
нать, что оно было спланировано очень и  очень  удачно:  темно,  никаких
свидетелей, типичное убийство с целью ограбления. Даже жаль срывать  та-
кое мероприятие, но... Но нападающие наверняка не видели  эту  проклятую
милицейскую машину с включенным двигателем и тремя  патрульными.  А  она
приедет - глазом моргнуть не успеешь.
   Бойцов увидел совсем рядом две закрытые машины. В углу лобового стек-
ла у одной из них горел маленький красный огонек, означавший, что машина
поставлена на сигнализацию. Он выхватил газовый пистолет, пальнул в воз-
дух и тут же всем корпусом сильно ударил по капоту. Сигнализация зарабо-
тала, оглашая темные окрестности раздражающими прерывистыми звуками.
   Прием сработал. Нападающие словно растворились в  темноте,  и  Бойцов
перевел дух. Теперь нужно постараться разминуться с милицией.
   Ему очень хотелось подойти к Каменской и заговорить с ней. Интересно,
испугалась ли она? Есть ли у нее при себе оружие и собиралась ли она  им
воспользоваться? Поняла ли, что произошло? Если бы можно было сейчас по-
говорить с ней, многое прояснилось бы. Если бы можно было...
   Но было нельзя.
   На следующее утро Вадим Бойцов  доложил  о  происшествии  своему  на-
чальнику. Супрун выглядел очень довольным.
   - Отлично, - говорил он, сплетая и расплетая длинные  пальцы  крупных
холеных рук. - Значит, разработчик прибора уже сбегал к Мерханову и  на-
жаловался на нашу птичку. А Мерханов,  человек  горячий  и  решительный,
ждать, естественно, не хочет и собирается разобраться с ней кардинальным
образом. Вот и пусть себе разбирается. Твоя задача, Вадим, не допустить,
чтобы его люди сделали какую-нибудь глупость. Я ничего  не  имею  против
того, чтобы Каменскую убрали с глаз долой, но сделано  это  должно  быть
так, чтобы никто не сумел докопаться до подлинных причин. Ты меня понял?
Ты вчера поступил абсолютно правильно, так и действуй в дальнейшем. Ходи
за ней по пятам и следи, чтобы  покушение  было  идеально  подготовлено.
Осечек быть не должно, иначе мы никогда не получим  прибор.  Уберем  Ка-
менскую руками Мерханова, а сами мараться не станем. Согласен?
   Бойцов молча кивнул, глядя в лицо Супруну серыми  холодными  глазами.
Лицо его по обыкновению ничего не выражало, и Супрун не понял, поддержи-
вает ли подчиненный его план. Но это не особенно беспокоило Игоря  Конс-
тантиновича. Он знал, что Вадим никогда не самовольничает и не  нарушает
указаний начальства. Он человек исключительно дисциплинированный. А  что
он при этом думает, никого не волнует. Да и что он может  думать  такого
особенного?
   - Кстати, дружок, ты сделал то, о чем я тебя просил? Разобрался,  по-
чему Каменская и Чистяков решили пожениться?
   - Пока нет, Игорь Константинович. Я думаю, что на этот  вопрос  может
ответить только сама Каменская. По всем нашим данным, она особа скрытная
и ни с кем не делится, тем более такой... интимной информацией.
   - Ну так познакомься с ней и выясни. Что ты как маленький, ей-богу! -
внезапно разозлился Супрун. -  Неужели  тебе  нужно  подсказывать  такие
простые вещи?
   - Мне бы не хотелось с ней знакомиться. Это помешает мне  следить  за
ней, ведь она будет знать меня в лицо.
   Лицо Супруна окаменело. Что он себе позволяет, этот пацан? Он что же,
полагает, что Супрун сам этого не сообразил? Ничтожество.
   - Ты - старший группы. Это я тебе напоминаю, если ты забыл. И когда я
говорю тебе "сделай", это не означает, что ты должен кидаться  выполнять
все сам. Поручи кому-нибудь. Ты отвечаешь за исполнение, за конечный ре-
зультат. А уж как ты будешь исполнять мои задания, это твое личное дело.
И если ты этого не понимаешь, то, выходит, рано я тебя двинул на повыше-
ние, руководитель из тебя никакой.
   Бойцов молчал, не отводя прямого взгляда от глаз начальника. От этого
взгляда Супруну стало не по себе. Да, он, безусловно, доверял Вадиму. Он
ценил его профессионализм. Он верил в его  чисто  человеческую  порядоч-
ность. Но он никогда не мог его понять.


   Глава десятая

   Как почти у каждого человека, у Вадима Бойцова был свой скелет в шка-
фу. Но в отличие от большинства людей его скелет постоянно  напоминал  о
себе, и более того, стремился выпасть из шкафа в самое неподходящее вре-
мя, выставив на всеобщее обозрение тщательно скрываемый  секрет.  Секрет
этот состоял в том, что Бойцов боялся женщин. Боялся до внутренней  дро-
жи, до с трудом сдерживаемой истерики. И добоялся в результате до  того,
что врачи называют психогенной импотенцией. Самое странное заключалось в
том, что Вадим был абсолютно здоров физически и чрезвычайно вынослив как
сексуальный партнер.
   Женщины с самого детства были для него окутаны завесой тайны, и  при-
поднять эту завесу нельзя было даже и мечтать. Его мать была театральным
критиком, и это почему-то наложило сильный отпечаток на весь уклад жизни
их семьи. Вадик был начисто лишен всех тех мелочей, из которых для  него
складывалось понятие "дом" и "семья". Мама ходила в театр каждый  вечер,
поэтому спать его укладывал отец, и вечерняя сказка, и вечерний  поцелуй
тоже были отцовскими. Мама приходила далеко за полночь, а по утрам спала
до десяти-одиннадцати часов, поэтому будил его утром и кормил  завтраком
тоже отец, он же первое время провожал мальчугана до школы.
   Зато когда Вадик возвращался после уроков, мама обычно  бывала  дома.
Но это вовсе не означало, что она, как тысячи  других  матерей,  имеющих
детей-школьников, кидалась к сыну с вопросами об успехах  и  отметках  и
кормила его обедом. Вовсе нет. Она сидела на кухне и что-то быстро печа-
тала на машинке, не выпуская изо рта сигарету, а вернувшегося  из  школы
сына рассматривала как досадную помеху своему творческому процессу. Ей и
в голову не приходило прекратить работу, чтобы освободить стол на  кухне
и покормить ребенка. Нет,  зачем  же?  Мальчик  вырос  вполне  самостоя-
тельным, он может тихонько, не мешая матери, разогреть обед и унести еду
в свою комнату, потом вернуться, ступая на цыпочках, сполоснуть  тарелку
под краном и поставить ее на место.
   Отметки сына ее тоже не интересовали. Какая разница, что стоит у него
в дневнике? Лишь бы был з